///мальчик с гитарой///

      — Ты уверен, что за нами никто на этот раз не смотрит? — Усмехается Чуя, подходя ближе к Дазаю. Прямо под их окнами плещется синее море, в воздухе пахнет знойным летом, но дома прохладно. Наконец-то Накахара может назвать хоть какое-то место своим настоящим домом.       — Не волнуйся, сладкий, я проверил весь дом на наличие каких-либо камер, все окна закрыты... Нас никто не потревожит, хорошо? — Чужие руки проходятся по плечам, осторожно стягивая халат с худых плеч. Чуя встаёт на носочки и в ответ тонкими пальцами стягивает с чужого лица очки в красивой квадратной оправе.       — Меня охуеть как возбуждает твой вид в этих очках, ты знал об этом? — Юноша осторожно кладёт их на полированную поверхность стола, собственноручно перекладывая чужие руки на свои бёдра. — Тебе лучше постараться сегодня, у нас есть буквально несколько часов до того момента, как фанаты поймут, где мы.       — Несколько часов… Значит, это сутки? Искренне надеюсь, что да, потому что мне даже этих чёртовых суток достаточно не будет, чтобы насладиться тобой, — пальцы сжимают бледные бёдра, пока халат с тихим шелестом падает на холодный паркет загородного особняка. Сицилия была выбором Дазая. Он всегда питал слабость к этому теплу, а Накахара всегда считал своей слабостью Осаму. В воспоминаниях до сих пор всплывали многие моменты их совместной жизни.       — Попробуй. Завтра в одиннадцать эфир, а в воскресенье вечером нам нужно быть в Йокогаме, ты же помнишь? У Ацуши с Рюноске помолвка, нам нельзя это пропускать, — Чуя слабо улыбается, обхватывая руками чужую шею. Её уже не первый день украшали многочисленные засосы, но разве же это кого-то волновало? Нет, напротив.       — Мы никак-никак не можем пропустить? Ты же знаешь, я не люблю все эти мероприятия... — Шепчет он, игриво покусывая мочку уха, опаляя горячим дыханием чужую щёку. Накахаре, если честно, всё ещё жарко, он только что вышел из ванной, а, ощущая чужие пальцы, сжимающиеся прямо на бёдрах, почувствовать себя лучше попросту не получается.       — Да, но почему-то на нашей с тобой помолвке, ты весь так и лучился счастьем, не понимаю, отчего?       Им по двадцать семь лет. За спиной несколько лет в университете, множество съёмок, долгие ссоры и скандалы, но сейчас, находясь в этом самом доме, в объятиях друг у друга, ни один из них не жалеет ни об одном принятом решении. Сейчас они смело могут признаться друг другу, что чувствуют себя намного счастливее, находясь рядом. Пережить столько шума вокруг себя далеко не каждый сможет, а они вот смогли. И остались вместе. Не смотря ни на что.       В Йокогаме прямо сейчас в колыбели лежит годовалый ребёнок. На следующей неделе начинаются съёмки нового фильма. И, угадайте, кто играет главную роль? Чуя был правда рад, заключая очередной контракт. Осаму говорил тогда, что посидит с ребёнком. Правда, этим уже не первый день занимается Коё, но иметь хорошую крёстную всегда было важно. Накахара плавным движением заправляет прядь по-прежнему рыжих, только ставших намного длиннее, волос за ухо, мягко проводя по собственным губам самыми кончиками пальцев, как бы дразнясь. Они уже очень давно не могли выбраться куда-нибудь, чтобы только наедине. Они не подростки, у них нет такой свободы, какая была в семнадцать, у них нет той вседозволенности, которая преследовала их до девятнадцати, теперь — у них есть только ответственность. Ну и они есть друг у друга, конечно. Это именно то, что отнять у них не получится ни у кого.       — Если ты будешь медлить ещё хотя бы несколько минут, я куплю себе билеты на самолёт и улечу первым же рейсом. Ты же знаешь, насколько сильно я не люблю оставлять Юко одну на столь долгое время, — капризно улыбнулся парень, опираясь руками на стол и специально прогибая спину, как бы выгибая грудь навстречу Осаму.       — Да-а? — Дазай наклоняется вперёд, нежно прижимаясь своими губами к чужим в лёгком, почти мгновенном поцелуе, но Чуя до сих пор ловит себя на том, что чувствует бабочек у себя в животе. — Да у тебя духу не хватит.       — Конечно не хватит, — легко соглашается Накахара, зарываясь пальцами в чужие кудри. — Но вот сбежать от тебя на другой конец Сицилии я могу. На пару часиков. Может и больше. Посмотрим по поведению.       — Да ладно тебе, — юноша прерывается, запечатлев на бледной шее осторожный поцелуй. — У меня есть небольшое предложение... Помнишь, ты говорил, что нам нужно привыкать к множеству вопросов, потому что Юко скоро начнёт говорить?       — Мне кажется, ты выбрал немного неподходящий момент для рассуждений о нашей дочери, — фыркает Чуя, расслабляясь под прикосновениями горячих губ к не менее разгорячённой коже. Что ж, сколько бы лет не прошло, а прелюдии у них всё такие же нежные и чувственные. Накахара отдаст всё, что только у него есть, лишь бы весь тот отрезок времени, которым его ещё остался, был таким же нежным и сопровождался бесконечным вниманием со стороны теперь уже мужа. Юноша кинул незаметный взгляд на золотое обручальное кольцо на безымянном пальце и довольно прикрыл глаза. Металл приятно холодил кожу, согревая сердце и душу одним своим присутствием.       — Постой. Ты не дал мне договорить, — губы растягиваются в загадочной полуулыбке. — Просто, я подумал...       — Я сомневаюсь, что ты умеешь, — саркастично замечает Чуя, перебирая пальцами мягкие кудри. Невольно вспоминает, как не имел возможности даже просто прикоснуться к ним, и где-то внутри возникает мерзкое чувство привязанности к этому недоразумению. По-прежнему картавому, кстати. Только с годами как-то забываешь об этом, привыкая к чужому голосу       — Не сомневайся, — чужие пальцы немного подрагивают, и Накахара не без удовольствия понимает, что сегодня его ждёт что-то интересное. У них с Дазаем не было такого, чтобы секс надоедал. Возможно, потому что времени на него было не так уж и много, а может и потому, что как только они оставались наедине, скучно не было никогда, Осаму всегда умудрялся придумывать что-то новенькое и за все те годы, что они встречаются (ну, и за то время, что они женаты, разумеется, тоже), запас идей почему-то всё никак не иссякает. И Чуя часто думает об этом. Интересно, это у его мужа такое воображение хорошее, или он просто смотрит порно, пока Накахары рядом нет? Хотя ладно, второй вариант отпадает, они уже очень давно не расставались, чтобы прямо надолго. А если и расставались, то всегда существовала такая штука, как секстинг или секс по телефону... Так что провести хоть немного времени без Чуи у Осаму не получалось. И не получится. Пусть даже не надеется.       — Так вот. Если нам нужно подготовиться к множеству вопросов, то почему нам не нужно подготавливаться к тому, что она обязательно захочет играть с нами в такие игры, как прятки или салочки, там... — Дазай пожимает плечами, ластясь головой к чужой руке, подставляясь под приятные поглаживания по собственным кудрям.       — Что ты, чёрт возьми, имеешь в виду? Хочешь, чтобы мы вот прям так в прятки поиграли? Кажется, детства у тебя и правда не было, раз просишь о таком, когда я стою здесь, прямо перед тобой. Между прочим, без одежды, — Накахара кивает на халат, лежащий у его ног, и недовольно приподнимает бровь, склоняя голову к плечу.       — Ага, я предлагаю нам поиграть в прятки, — Осаму подмигивает, улыбаясь так широко, что Чуе сразу становится страшно. Да, он определённо придумал что-то новенькое. — В темноте. Но... с небольшой поправочкой, назовём это так. Помнишь, я задержался после того жуткого шоу, где-то месяца три назад? Я кое-куда сходил и кое-что купил.       — Только не говори мне, что... — Накахара, кажется, начинает догадываться, что Дазай придумал. Не то, чтобы он был особо против. Нет, наоборот, ему нравились любые эксперименты, он считал это хорошей идеей. Разнообразие — это ведь всегда хорошо, верно? Но с Осаму этого разнообразия иногда становилось слишком много. — Дазай, нет. Я не буду сидеть в темноте без одежды и с анальной пробкой в жопе. Нет.       —...Ну пожалуйста? — Разочарованный в жизни взгляд, и Чуя согласится на всё. Осаму уже прекрасно это выучил. — К тому же, это будет весело. У нас огромный особняк, много тёмных мест, где можно было бы спрятаться, да и вибрацию я не буду делать особенно большой... Я же не прошу тебя надеть женское бельё!       Накахара смотрит осуждающе, вспоминая одну из их годовщин. Не то, чтобы ему не нравились идеи Дазая, даже наоборот, наверное... Но Юко растёт. И если она правда захочет играть со своим отцом в прятки, Чуя ни за что не сможет объяснить ей, почему его так трясёт от этой игры, да и почему все щёки мгновенно так краснеют рассказать будет проблемно. Накахара прекрасно знает, что ему понравится это игра, сколь странной она не будет. С Осаму всё ощущается просто охуенно.       — Ну ладно, да, было разочек, но Чуя! Тебе же нравится подобное! — Он кладёт свои руки на талию, нежно проводя по чужой спине, вызывая множество мурашек. Дазай прекрасно знает, куда нужно надавить, чтобы его муж сдался и согласился на любые игры с собственным телом. Это не так уж и сложно, на самом-то деле.       — Мгх, ладно! Но если мне не понравится, — юноша делает угрожающую паузу. По сути, он и сам не знает, что будет, если ему не понравится, но окончание фразы находит его само. — Будешь всю следующую неделю сидеть с Юко.       — Как будто бы я против, — Осаму усмехается, легко надавливая на чужую грудь и заставляя лечь спиной на стол полностью. Все бумаги, да и вообще любые предметы, которые нормальные люди обычно вообще-то держат на виду, давным-давно были запрятаны в ящики, как раз для подобных ситуаций. Дазай рукой скидывает собственные очки в один из них и торопливо закрывает его.       Накахара облокачивается на полированную поверхность, в очередной раз оглядывая комнату. Приятный полумрак окутывает всё вокруг. С семнадцати лет Чуя привык к тому, что нужно быть начеку всегда. Одно лишнее движение, фото или видео, и вся твоя карьера скатывается вниз. Даже простое интервью или неаккуратно брошенная фраза в социальной сети — за каждое действие нужно платить.       Но, находясь рядом с Осаму, чувствуется безопасность. Дазай защитит от назойливых папарацци, он всегда будет рядом. По крайней мере, Чуя не хочет думать о том, что это всё не навсегда. А Осаму помогает. Сухими поцелуями спускается по шее ниже и ниже, обводит языком кадык, переходит на ключицы и оставляет над правой засос. Накахара недовольно выдыхает — скрывать его будет нелегко, гримёры опять будут беситься из-за этого. Они вообще часто злились из-за Дазая. От Осаму ведь всегда появлялись какие-то следы — то укусы, то засосы. Не то, чтобы съёмочная команда была против их отношений — если бы и была, уже слишком поздно что-то менять, об этом говорят кольца, украшающие их пальцы, — нет, но вот съёмкам это частенько мешало. И если актёры тихо посмеивались, пока Накахара краснел под пристальными взглядами визажистов, последние, в свою очередь, громко ругались.       — Ты не назвал своё сегодняшнее условие, — напоминает Осаму. Каждый раз, когда дело доходило до секса, Чуя, отдавая мужу роль доминирующую, всегда выставлял какое-то своё желание напоказ, никогда не отдавая власть в чужие руки полностью.       — Хочу немного поуправлять тобой в конце, — бездумно ляпает Накахара, обвивая шею Дазая одной рукой, и зарываясь другой в волосы.       — Поуправлять в том смысле, о котором я думаю? — Получив слабый кивок, Осаму снова осторожно целует чужую ключицу, другой рукой осторожно ведя от талии вниз, проводя по V-линии вниз. Обводит пальцами бёдра, раздвигая всё такие же худые, но сильные ноги в стороны и вжимая Чуя в деревянную поверхность стола. Накахаре не нравится грубость, но ему нравится Дазай, поэтому от любых его действий по телу разливается приятное тепло. Хотя нет, возможно, какая-то грубость ему и нравится — и нет, Чуя думает так не потому, что каждый раз чувствует возбуждение, когда Осаму вжимает его в любую поверхность так агрессивно, сразу показывая, кто тут главный, кто сегодня будет сверху.       Дазай целует сухо, с той самой нежностью, которая присуща уже взрослым людям, не бездумным подросткам, у которых в мыслях ничего нет, кроме бесконечно бушующих гормонов. Осаму каждый раз разглядывает тело своего мужа, как ёбаное произведение искусства. Произведение искусства — потому что ничего прекраснее он в своей жизни ещё не видел (хотя, прямо сейчас где-то в Йокогаме лежит Юко. И она тоже прекрасна). Ёбаное — потому что это правда. Хотя, больше тут подойдёт выебанное до полуобморока. Будет.       Пальцы раздвигают чужие ягодицы, поледеневшими подушечками дотрагиваясь до уже разгорячённого тела. Чуя шумно вдыхает и резко выдыхает. Он был в душе полтора часа, прекрасно зная, что за это ему может влететь. Но не то, чтобы он был категорически против этого. Накахара осторожно задерживает чужую руку, впиваясь в тонкое запястье немного сильнее, чем стоит. Остаётся красная, яркая полоска, но это вряд ли будет волновать их всю последующую ночь.       — Можешь начинать сразу, я растянут, — беззастенчиво ухмыляется Чуя в ответ на вопрошающий взгляд мужа. — Начинай сразу, или внизу окажешься ты.       Осаму растягивает губы в той самой улыбке, означающей, что Накахаре сегодня ночью точно не поздоровится. После подобных ухмылок обычно шло нечто, вроде "Ты не кончишь, пока я не разрешу тебе этого сделать". Опять же, не то, чтобы Чуя очень против. Из последнего ящика стола Дазая достаёт уже наполовину использованную бутыль со смазкой. Презервативы пока что не особенно нужны, они планируют ещё долго развлекаться до того, как Осаму по-настоящему начнёт втрахивать своего мужа в постель.       Накахара отвлекается, но тут же жалеет об этом, ощущая, как чужие тонкие сухие губы обхватывают головку его члена. На секунду Дазай отстраняется, облизываясь, и языком проводит по всей длине, пока Чуе приходится откинуть голову немного назад, крепко закусить губу и схватить Осаму за волосы, — скорее просто по привычке, чем по реальной надобности, — чтобы удержаться на месте. Юноша пытается поднять его выше, чтобы не тратить много времени на ненужные прелюдии. Дазай не поддаётся, поднимая хитрый взгляд из-под чёрных ресниц на Чую. В тишине, прерываемой лишь судорожным дыханием Накахары, и скольжением чужого языка по быстро твердеещему члену, раздаётся щелчок открывающейся смазки.       — Осаму, что бы ты ни хотел сейчас сделать, я... — Юноша не успевает закончить, как чувствует, как тонкие пальцы легко проталкиваются внутрь, размеренно растягивая его. Осаму прокручивает запястье, только лишь двумя пальцами разрабатывая парня. Чуя не успевает привыкнуть, как ощущает третий, тот проникает без особенного сопротивления, и Накахара наконец тихо стонет, толкаясь в чужой горячий рот сильнее, сжимая руку в каштановых кудрях.       Чужие пальцы трахают медленно и как бы скучающе. Дазай отсасывает также — без особенного фанатизма, неторопливо насаживается на горячий член, немного закатывая глаза, но Чуе хватает и этого. Пальцев оказывается до нудящего жара внизу живота мало, язык, медленно отводящий головку по круг, и также спокойно спускающийся вниз, ласкает мошонку, влажные от слюны и смазки губы проходятся по внутренней стороне бедра. Осаму всё ещё растягивает мужа, но без энтузиазма, какой бывает обычно. Подушечки пальцев нежно отлаживают стеночки, в какой-то момент находя идеальный угол. Тело Накахары было изучено Дазаем настолько хорошо, что ему не нужно было даже думать о том, как правильно согнуть пальцы — он знал это и так. Явно издевательские попытки найти простату были не более, чем простой игрой и провокацией.       — Я сейчас кончу, если мы не начнём, — тихо предупреждает Чуя, насаживаясь ниже и закатывая глаза. На кровати было бы удобное, но полированная поверхность стола всё ещё приятно холодит кожу, заставляя мурашки пробегаться по всему телу.       — Я как бы не планировал, чтобы ты кончил за эту ночь только один раз, поэтому… — Юноша резко берёт чужой член в рот полностью, активно двигая головой вверх-вниз и продолжая в такт собственным движениям размеренно трахать Чую пальцами. Когда Накахара чувствует, что ещё совсем немного, и он, сука, кончит, Осаму резко отстраняется. Он вытаскивает пальцы, звонко шлёпая мужа по ягодице и подмигивает. — Я помогу тебе с этим. Но не сейчас.       — Какой же ты… Козёл, — Чуя дрожит от желания схватить чёртового Дазая Осаму за эти его мягкие вечно приятно пахнущие кудри и насадить на себя, заставить отсосать до конца, а потом связать руки и медленно трахать уже себя чужим членом, наслаждаясь беспомощным желанием Дазая схватить его за бёдра и насадить пониже.       — Да-да, я знаю, — он хитро ухмыляется, доставая из ящика небольшую вибропробку с кольцом. — Кстати, что насчёт саундинга?       — Посмотрим по твоему поведению, — немного недовольно мурлычет Чуя, оборачиваясь к Дазаю спиной и выгибая спину. Он провоцирует, виляя бёдрами, и прекрасно это знает. Но не на того напал. Осаму обильно поливает игрушку смазкой, легко вводя в податливое тело. — Какие правила?       Накахара немного жмурится, привыкая к ощущениям и разворачиваясь к мужу лицом. Дазай нежно оглаживает его щёку и целует в губы. Не со страстью, не пошло, как это часто бывает, но нежно, осторожно. В поцелуи Осаму обычно вкладывал всю свою душу, всё, что чувствовал — он старался передать это не пустыми словами, не дорогущими подарками (хотя это тоже), но жестами, редкими, но всегда внезапными объятиями, нежностью.       — Всё, как в обычных прятках с несколькими поправками, — Дазай отстраняется, обхватывая Чую за талию и покрывая невесомыми поцелуями шею. — Во-первых, темнота. Я отключу электричество, никакого света, никаких фонариков или вроде того. Мы с тобой оба прекрасно знаем этот дом, поэтому проблем возникнуть не должно. Телефоны оставим в комнате, чтобы точно без жульничества. И...       Осаму выдерживает интригующую паузу, пока Накахара заинтересованно вглядывается в его глаза. Карамельные, сейчас такие тёплые, как будто бы они всегда такими должны быть. Невероятно. Чуя прижимается ближе, укладывая подбородок на чужое плечо и прикрывает глаза. Возбуждение никуда не девается, но кольцо на члене не даёт кончить. Юноша потирается головкой об оголённый живот Дазая, в очередной раз подмечая то, насколько нечестным было отсутствие одежды на нём самом. На Осаму расстёгнутый ещё пару часов назад объёмный вязаный кардиган и удобные домашние брюки. Чудовищно много по сравнению с Чуей.       — М? — Тихо торопит мужа Накахара переплетая пальцы с чужой рукой, всё ещё прижимающей его к себе за талию.       — Чтобы мне было проще найти тебя, у меня есть это, — Дазай заводит руку за спину и вытаскивает из кармана небольшой, кажущийся совсем миниатюрным в темноте комнаты, чёрный пульт. Осаму нажимает на какую-то кнопку, и Чуя резко хватается за чужие плечи, ногтями впиваясь в кожу сквозь ткань и тяжело дыша.       — Что за... — Накахара тихо выдыхает. Щёки, кажется, стали свекольными, а то и ещё краснее. Температура скакнула вверх.       — Заметь, это только первый режим, — юноша садистски ухмыляется, оглаживая чужую спину и осторожно проходясь кончиками пальцев по горящей щеке, заглядывая в голубые глаза. — Посмотрим, сколько времени ты сможешь прятаться? Ах, и да, точно, дотрагиваться до себя тоже нельзя. Двигать её аналогично. Ты сам знаешь, что будет в случае пренебрежения правилами. А, и я выебу тебя прямо там, где найду, если ты не против, конечно.       Осаму пальцами оглаживает налившуюся головку по кругу, несильно нажимает на уретру, проводит по всей длине, продолжая издевательски улыбаться и другой рукой увеличивать вибрацию. Чуя держится обеими руками за стол, тяжело дыша и тихо постанывая, прикрыв глаза. Пробка давит на простату именно там, где нужно. Накахара откидывает голову назад и особенно громко стонет, чувствуя, что не может пошевелиться.       — Всё понятно? — Усмехается, явно издеваясь. Вибрация спадает на нет, и Чуя облегчённо вздыхает, опуская голову. Колени немного дрожат. — Посмотрим, сколько ты продержишься, прежде чем начнёшь умолять трахнуть себя, как последнюю суку, вбивая в этот самый стол, за который ты держишься, как за спасательный круг. Даю тебе фору в пять минут, чтобы спрятаться. Когда они пройдут, я вырублю свет, и ты поймёшь, что игра началась. Вперёд.       Чуя нехотя отпускает стол, напоследок легонько чмокает Осаму в уголок губ и слабо улыбается, прикрывая за собой дверь в комнату. Нужно придумать план. Юноша неловко переминается с ноги на ногу. Непривычно ходить, когда прямо на простату давит вибропробка, колени подкашиваются, а в голове сплошная каша. Нужно где-то спрятаться. Где? Хуй знает. Залезть в первый попавшийся шкаф? Можно, конечно, но, чёрт возьми, в подобном случае, Дазай найдёт его слишком быстро. Нет. Нужен вариант получше.       Первым делом Накахара прикидывает, куда нужно пойти, чтобы отключить свет. Идёт в противоположную комнату. Пока что, свет в коридоре есть, и он успокаивает. Это значит, что Осаму ещё не вышел из их общей спальни. Это значит, что время, хоть его и критически немного, но оно ещё есть. Дом не особенно большой, но сейчас кажется маленьким. Очень маленьким. Как будто зал, где он оказался сейчас, и комнату, откуда вышел, соединял один лишь коридор, длинной в два метра. Запоздало Чуя думает о том, что надо было сразу идти на первый этаж. Поздно. Свет выключается.       Ночи на Сицилии в это время года никогда не были по-настоящему холодными, но сквозняк пробивал насквозь. Накахара вообще не знал, куда здесь можно спрятаться, куда можно убежать. Он оказался в гостиной, с большим балконом. Сейчас шторы задёрнуты, лунный свет в комнату практически не проникает, только слабый ветер колышет тюлевые занавеси. Прятаться за них — идея тупиковая. Прямо посреди комнаты стоит стол, и Чуя внезапно думает о том, что идея спрятаться под ним не такая уж и глупая. Скатерть здесь огромная, она свисает до пола, закрывая всё пространство под собой. У Накахары много времени на подумать нет, он уже слышит шаги где-то совсем рядом. Быстро юркает вниз, прямо под ткань и закрывает глаза, считая до пяти.       Проходит минута. Кажется, что целых двадцать, но это всего лишь наваждение. Вокруг ни единого шороха, но юноша не хочет обманывать себя и вылезать. Дополнительную проблему создаёт вибратор, пока что не работающий, но ярко ощущающийся прямо там, прямо внутри, назойливо давящий на простату. Где-то совсем рядом слышится щелчок, и Накахаре едва удаётся подавить громкий полустон-полувздох. Вибрация минимальная, но даже этого хватает, чтобы Чуя откинул голову назад и сжал пальцы на руках сильнее прежнего. Опять звук совсем рядом. Кто-то ухмыляется. Шаги. Юноша старается не дышать, не издавать ни единого лишнего звука, который может хоть каким-то образом выдать его местоположение. Но шаги удаляются. Осаму наверняка что-то задумал, но времени думать об этом, конечно, совсем нет.       Чуя тихо-тихо выползает из гостиной, прислушиваясь к неторопливым шуршащим уже на первом этаже шагам. По сути, Дазай не должен возвращаться туда, откуда игра началась. По крайней мере, Накахара так думает, приоткрывая закрытую дверь в их спальню и выдыхая чуть громче, чем нужно — вибрация усилилась. Сейчас нужно просто тихо спрятаться, отсидеться там, в каком-нибудь тёмном шкафу…       Если так подумать, что с ним случится в случае того, что Дазай его найдёт? Ничего. Осаму всего лишь властно подставит его перед собой на колени, заставит отсосать, будет держать за волосы, попутно увеличивая мощность вибратора, а потом станет размеренно втрахивать в кровать, шептать развратные слова прямо на ухо, не обращая внимания на громкие мольбы и стоны. От подобных мыслей Чуя затыкает себе рот, чтобы не застонать громче. Ему не хочется прятаться. Шаги раздаются совсем близко с комнатой, но быстро отдаляются.       Накахара устраивается на кровати с бутыльком смазки. Тихий щелчок громче биения сердца, а раньше казалось, что громче него ничего быть не может. Прозрачная вязкая жидкостей стекает по пальцам, размазывается по ладони, и Чуя накрывает свой член рукой, закатывая глаза. Дазай накажет его, это очевидно, но желание наконец доставить себе удовольствие больше. Громкие шаги. Рядом. Вибрация уже на максимальном уровне, Накахара даже не скрывает собственного местоположения, громко постанывая, приподнимаясь над матрасом и снова опускаясь на него, стараясь протолкнуть пробку глубже. Дверь едва слышно скрипит. В темноте мелькают карие глаза. Холодные, как лёд.       — Нашёл, — насмешливо говорит парень, склоняя голову на плечо. Чуя не в состоянии ответить, он просто смотрит на мужа невидящим взглядом, он вообще мало что может сейчас видеть. Всё как будто бы расплывается перед глазами. Кольцо, обхватывающее член у основания, не даёт кончить, пробка стимулирует простату, давит-давит-давит. — Помнишь, я обещал оттрахать тебя, как последнюю шлюху, когда найду?       — Так сделай это наконец, — шёпотом просит Накахара, сжимая пальцы на собственном члене. Дазай, замечая это, хмурится, но ничего не говорит.       Чую рывком стягивают с кровати, бледные колени вмиг краснеют, удар о пол несильный, но и не слабый. Осаму на это плевать, он поднимает чужую голову за подбородок, заставляя посмотреть себе в глаза, и молча кивает вниз, на явно выделяющийся под домашними штанами бугорок. Накахара понимает без слов, подрагивающими пальцами стягивая одежду с нижним бельём. Дазай самостоятельно стягивает с себя кардиган и кидает куда-то на паркет к остальной одежде. Её наличие (то есть, конечно, отсутствие) сейчас никакой роли не играет.       Чуя широким движением языка проходится от лобка к головке, отлаживая её по кругу, не разрывая зрительного контакта. Вибратор перестаёт действовать, и Накахара чувствует себя немного увереннее, посасывая чужой член, заводя его себе за щёку и с пошлым звуком отстраняясь. По-блядски облизывает губы, снова берёт в рот, двигает головой медленно, но насаживается глубоко. Чуя как никто другой умеет делать минет, лучше него никто не сможет — Дазай в этом уверен. Он случайно задевает пульт, включается максимальный уровень, но Накахара останавливается только на пару секунд, тихо постанывая, отчего по всей длине идёт вибрация. Осаму запрокидывает голову назад.       — Ты такая шлюха, Чуя, — тихо комментирует он, запуская руку в рыжие кудри, сжимая её в них сильнее. — Ни одна девушка, отсасывавшая мне, никогда не делала этого с таким фанатизмом, как это делаешь ты. А знаешь, что я сделаю после того, как ты мне отсосёшь? Я поставлю тебя раком прямо на этой кровати. Сначала буду целовать твою спину, о, ты даже представить не можешь, как мне нравятся эти твои веснушки. А потом буду ебать. Пока коленочки в стороны не начнут разъезжаться. Я достану стержень и вставлю его в твой член, тебе же нравится подобное, я прав? Я буду трахать тебя, пока искры из глаз не полетят. А если что-то не понравится, заткну рот первой попавшейся тряпкой, и продолжу трахать. Ты этого заслужил, тебе не кажется?       Чуя отстраняется. По его щекам текут слёзы, вызванные рефлексом, и он молча смотрит прямо в чужие глаза. Легко поднимается с колен, немного покачиваясь, падает на чужие колени и целует. Целует до одури опьянённо, с языком. Переплетает руки, переплетает души и сердца. Не отпускает до того момент, как Осаму не отталкивает его сам. Осторожно. Каким бы грубым Дазай не хотел показаться, он не мог обращаться с мужем, как с вещью, даже в постели. Тот всегда был для него чем-то святым, невероятным.       — Свяжи мне руки, — Накахара наклоняется к чужому уху, игриво покусывая мочку и вздрагивая от вибрации внутри. Секунда, и пробка пропадает вовсе, Дазай вынимает её вместе с кольцом. Пустота внутри непривычна. И это так странно. Чуя сам покорно перебирается на кровать, вставая на колени и заводя руки за спину.       — С удовольствием, детка, — горячо шепчет Осаму, осторожно связывая чужие кисти и нежно надавливая на спину, вынуждая выгнуться и уткнуться щекой в покрывало. В прикроватной тумбочке в небольшом чехольчике лежат игрушки. Дазай достаёт один из стержней и щедро поливает его смазкой, вынуждая Чую подняться, и вставляет в чужой член. Игрушка проскальзывает в уретру легко, без всяких сложностей, Накахара стонет, падая обратно.       Осаму наклоняется вниз, игриво покусывает чужую ягодицу, тут же зализывая место укуса. Пальцами раздвигает Чую, губами обхватывая дырку и посасывая её. Язык скользит внутрь легко, не встречая никакого сопротивления. Стеночки податливые и мягкие, растраханные вибратором. Дазай с удовольствием вслушивается в стоны, не спеша отстраниться. Он прокручивает язык внутри, вытаскивает и снова вставляет, буквально вылизывает Чую изнутри и не только. На заднице расцветают цветастые засосы-укусы, но кого это нахуй волнует?       Член входит ещё легче, чем язык. Не жалея смазки, Осаму водит рукой по чужому стволу, пока Накахара изнывает на подушках. Ему тупо слишком охуенно. Член Дазая пиздец какой большой, по крайней мере, Чуе так всегда казалось, поэтому он идеально давит на простату. С другой стороны на простату давит стержень, который Осаму то и дело то вытаскивает, то вставляет обратно. Накахара хочет закричать, что это слишком для него — чувствовать, как Дазай быстро вбивается в него, одной рукой поддерживая Чую за бёдра, потому что колени и правда быстро начали разъезжаться, а другой вытаскивая и снова загоняя игрушку в член Накахары.       — Мргх, Осаму..! — Чуя хочет что-то сказать, но его голос в очередной раз срывается на стон. Осаму замедляет движения, позволяя Накахаре высказать просьбу. — Дай мне… Порулить.       — Оу. Твоё желание — закон.       Дазай переворачивается на спину, укладывая свои руки на чужих бёдрах и позволяя Чуе усесться на него сверху. Накахара осторожно приподнимается, медленно насаживаясь на член ниже. Руки немного затекли, но это того определенно стоит. Чуя опускается медленно, иногда тихо шипит и останавливается, но продолжает. Ему по кайфу подобное. Ладно, может быть, грубость всё же немного, но нравилась парню. Самую капельку. Ни в коем случае не больше позволенного, только лишь что-то подобное, и только если с Дазаем.       — Можешь вытащить его из меня? Я больше не могу, — наконец начинает умолять он, закатывая глаза и насаживаясь до конца. Осаму и сам сейчас ничего не соображает, но какая-то часть мозга все же понимает, что именно муж имеет в виду. Игрушка летит на другую часть кровати, куда-то в ноги. Дазай довольно резкими движениями проводит пальцами по чужому члену. — О боже, да…       Накахара сжимается просто охуеть как сильно, и Осаму тоже кончает. Впереди ещё целая ночь. Чуя падает, не в силах больше удерживать горизонтального положения. Он тяжело дышит, но это не особенно-то и важно сейчас. Осаму заботливо развязывает чужие кисти, нежно целует каждую.       — Извини, не переборщил? — Он целует, куда только может достать, в шею, в щёку, в уголок губ, в лоб, в ключицы.       — Что ж, у нас есть ещё целая ночь, чтобы ты доказал мне, что можешь быть не только нежным, но и таким же властным. Мне зашло, — нагло ухмыляется юноша в ответ.

***

      — Пап, давай поиграем, — Юко накидывается на Чую с объятиями прямо в прихожей, пока тот даже не успел снять верхнюю одежду. Накахара поднимает дочку и крутит вокруг себя.       — Конечно, давай! Во что сыграем? — Он осторожно ставит девочку на пол и снимает ботинки.       — Хочу в прятки! — Юко серьёзно смотрит на отца своими яркими голубыми глазами. — И чтобы в полной темноте!       Только что вышедший из кухни Осаму нагло ухмыляется мужу, подмигивая и легко чмокая в самый уголок губ.       — Я тоже хочу сыграть. Возьмёте к себе в игру?       — Только если поедем на Сицилию, — Чуя улыбается и кивает. Да, он тоже ничего не забыл.