Это пройдёт

Зима потихоньку вступала в свои права. На улице в свете луны мягко падали хлопья снега. Глэм проснулся, услышав тихие шаги. Он всегда спал чутко, но теперь посторонние звуки редко его пугали. Еле разлепив глаза, он взглянул на часы. Семь утра. — Прости-прости-прости, — виновато протараторил Чес, — я старался не шуметь. Спи дальше. — Ты куда собрался в такую рань? — сипло спросил Глэм. Язык заплетался. — В консерваторию! — Ого! В первый раз за две недели. — Да, да, не бубни. Всё равно там скукота полнейшая. Я уже всё знаю, что мы начали проходить. Думал приду в консерваторию, будет веселуха, а тут… — в голосе послышалось разочарование, — И ребята все какие-то зануды. — Прям как я? — улыбнулся Глэм. Сон окончательно отпустил, и Глэм сидел на кровати, щурясь в темноте. Как Чес тут что-то видит? — Как Себастьян, — поправил Чес. — Кстати, ты ещё не собираешься сходить к директору поговорить? — Пока не знаю. Глэм больше не возвращался в консерваторию после ухода из дома. Его хватились, но так и не смогли выйти на контакт: отец посылал их куда подальше, отрицая, что вообще как-то связан с Глэмом, а где был сам Глэм, никто не знал. Чес тоже решил сохранить это пока в тайне — зачем им проблемы? Главной загвоздкой было то, что Глэм поступал со скрипкой. Он не мог просто так среди учебного года поменять группу, тем более с краденной электрогитарой. Был вариант подождать до следующего учебного года и идти поступать уже с гитарой, и очень желательно другой. — Чем больше тебя слушаю, тем меньше желание перепоступать, — продолжил Глэм, — с учётом того, что у меня превосходные знания в области музыки, для меня это будет просто тратой времени. — Была бы бумажка зато, — хмыкнул Чес, — сам знаешь, куда с ней можно сходить. — Для игры в группе мне не нужны «бумажки». — Ага. Чес закинул за спину чехол с гитарой. — Пойду я, — он прищурился на часы, — нифига, сегодня даже не опоздаю. Ничего, пусть порадуются пришествию. Соскучились, наверное. — Они, наверное, вообще в шоке с того, что два лучших ученика не ходят, — Глэм улыбнулся, — всё-таки хорошо, что ты тогда занял первое место. Для тебя это было важнее. — Брось, выкрутился бы как-нибудь, — смутился Чес. Они ни разу не обсуждали этот момент, но, несмотря на слова Глэма, Чес знал — для него второе место было ударом.

***

Глэм посвятил день занятиям музыкой. Хотелось поскорее вернуться в нормальный ритм. Параллельно он анализировал свои навыки и знания, раздумывая, стоит ли тратить несколько лет своей жизни на получение диплома. Чес вернулся после обеда. — Ну как? — спросил Глэм. — Да как обычно, — ответил Чес, — нудятина. Но! У меня есть для тебя новости. — Хорошая и плохая? — Нет, одна, то ли хорошая, то ли плохая. Видел сеструху твою. Глэм выжидающе уставился на друга. — Вы с ней жесть как похожи, если бы в первый день вас рядом не увидел, сегодня бы подумал, что ты сменил образ и решил перепоступить. — Ну не тяни! Глэм, кажется, пытался скрыть, что его хоть как-то волновали эти новости, но нетерпение выдавало его с головой. — Короче, она подошла такая вся на понтах, когда рядом никого не было, и говорит, — Чес продолжил писклявым голосом, — «скажи Себастьяну, что он должен встретиться с отцом. И пусть учтёт: если не придёт, будет отбросом без документов». Глэм невольно улыбнулся — очень уж похоже Чес изобразил манеру Лидии — но тут же осознал смысл сказанного, и лицо приняло озабоченное выражение. — Когда? — коротко спросил он. — Такое дело, — Чес старательно отводил взгляд, — я забыл. — Как так? — Ну вот так. Память у меня короткая. Мой косяк, так что если что, ещё раз схожу в консерваторию. — Ради меня? Как благородно, — с сарказмом ответил Глэм. Чес промолчал. Глэм опустил взгляд в пол и задумчиво прикусив нижнюю губу. Идти не хотелось — но разве был выбор? До сих пор ему как-то удавалось жить без паспорта и полного набора документов. Организаторы обычно либо не интересовались, либо докапывались, вскоре оставляя ребят в покое, пересчитывая полученные «в благодарность» деньги. Однако долго так продолжаться не могло: рано или поздно пришлось бы столкнуться с проблемами и оказаться в ещё худшей ситуации: самому искать встречи с отцом. — Хорошо, — заявил он, — я встречусь с ним. — А мне нафига эта информация? Буду графским послом? — А как я ещё свяжусь с Лидией? — И то верно, — Чес тяжело вздохнул, — когда надо узнать? — Чем скорее, тем лучше. Хотя бы до послезавтра. — Глэ-э-эм, за что ты так со мной? Второй день подряд — я так даже в школу не ходил. Если я умру от скуки — виноват ты. — Чес, человек не может умереть от скуки. — Значит я буду первым, кто сможет.

***

На следующий день Чес опять встал рано и отправился в консерваторию, на этот раз по стандарту опаздывая минут на пятнадцать. Глэм тоже проснулся в одно время с ним, и до самого ухода засыпал советами, как лучше вести себя с Лидией и что спрашивать. — Глэм, — не выдержал Чес, — чего ты так паришься? Ко мне уже никаких ожиданий нет, я и так по её мнению на самом дне. Какая разница, как я буду разговаривать? Всё что надо, узнаю, я даже блокнот взял. Чес загадочным образом достал из кармана нечто формата А5. Знатно потрёпанная вещь слабо напоминала блокнот, но, судя по всему, писать в неё всё ещё было возможно. — Хорошо. Спасибо. — Ага, гудбай, — Чес скрылся за дверью. Глэм глубоко вдохнул и шумно выдохнул. Уровень беспокойства зашкаливал. Он уже практически дал согласие на встречу, но до сих пор даже представить не мог, чего от неё ожидать. Было бы проще, если бы отец просто передал ему документы через Лидию, отправил по почте, оставил около мусорки — неважно, лишь бы не встречаться лично. Только этот кошмар начал забываться, как старые раны снова напоминали о себе. Они не то что бы начинали болеть — они просто не проходили. Глэм глушил эту боль, пытался игнорировать, обманывая всех, включая себя. И хотя ему это неплохо удавалось, шрамы под бинтами гноились и не заживали, спрятанные, но не излеченные. Сейчас он вновь расчесывал их в кровь. Убежать от прошлого не получилось. Осознание больно ударило по чувствам: как бы далеко ни уехал Глэм, пока отец жив, живы и Себастьян, и детские воспоминания, и от этого никуда не деться. Значит, нужно учиться мириться с ними, насколько это вообще возможно. Зная отца, он скорее всего назначит встречу на неделю вперёд, чтобы уложиться в графики и не менять планы ради какого-то Глэма. Теперь для отца он значил ещё меньше, хотя в этом было больше плюсов, чем минусов. Может, его наконец оставят в покое? Глэм не находил себе места. Ходил кругами по комнате, безуспешно пытался записать на бумаге свою будущую речь, даже поглядывал на спрятанный у Чеса коньяк — и всё никак не мог успокоиться. В итоге он просто стал проговаривать вслух, как мог пройти диалог, перебирал все возможные варианты. Наверное, он посвятил этому занятию слишком уж много времени. — О-о, всё, друг, — послышался голос Чеса, — пора в дурку. Или ты у меня что-то интересное нашёл? Я вроде хорошо спрятал? — Я тебя не заметил. Коньяк на месте, я не трогал. — Да я не про… Кхе, не суть. Чего сам с собой тут болтаешь? Меня бы подождал, вдвоём разговаривать веселее. — Чес, что она сказала? — Глэм умоляюще взглянул на друга. — В эту субботу в 10. Её фиг выловишь, эту Мидию твою, вечно делает вид, что… В эту субботу! А сегодня какой день? Глэм взглянул на календарь. Пятница. Сердце пропустило удар. — Чес, Че-ес, — перебил он, — точно в эту субботу? — Что? А, да. Зуб даю. — Да я вижу. Чёрт, что мне делать? Это же завтра. Глэм тяжело осел на кровать и сцепил руки за головой. — Хочешь, я с тобой схожу? В качестве моральной поддержки. Глэм взглянул на него, как на дурачка. — Понял, тупая идея. А что, думаешь, он захочет поболтать? — Ещё как. Представляю, сколько всего он мне хочет высказать. — Ты ему тоже выскажи. Чего терять-то. — Чес, — с нажимом произнес Глэм, — я не в том положении, чтобы выставлять претензии. Во-первых, формально по всем документам они всё ещё мои родители, и могут в любой момент обратиться в полицию и вернуть домой. Давно бы это сделали, если бы гордость отца позволяла. Во-вторых, ты не представляешь, какой он имеет вес в обществе. При желании прикроет и нашу группу, и любой клуб, где мы выступаем, и вообще… в общем, не стоит с ним связываться. — Чувак, он твой батя, ты уже с ним связан. — Сейчас, если я не буду сильно отсвечивать, он просто будет игнорировать моё существование. Это гораздо выгоднее, чем вступать в открытый конфликт. — Тебе лучше знать. Чес не был согласен с Глэмом. Он просто не мог понять, что того останавливало от простого человеческого обмена любезностями с человеком, который испортил ему жизнь. Его родителем-то можно было с натяжкой назвать. Хоть Глэм и глядел неодобрительно на мать Чеса, но она была совершенно другой. Она любила Чеса… По крайней мере, он заставлял себя в это верить. Отец Глэма же был чистым злом — ничего, кроме денег и шрамов Глэм от него не получил. Так в чём проблема? Послать его на все четыре стороны и дело с концом. Что он сделает, не будет же отслеживать их по всей стране и делать гадости? Хотя, кто его знает. Чесу было ужасно обидно за Глэма. Хотелось набить рожу его мудаку-отцу, разнести к чертям особняк, но Чес понимал, что Глэму ничто из этого не принесло бы покоя. Оставалось лишь наблюдать и подстраховывать. Хотя Глэм и не хотел этого, Чес решил: одного его он не пустит. И самому Глэму не обязательно об этом знать.