Повороты судьбы

Была четкая уверенность, что все будет иначе, но реальность удивила своей необычностью. А собственно, когда у них было иначе? Антон — Антонио, Волче! — в детстве казался комочком спокойствия и благоразумия, смотрящий своими синими глазами на мир с глубокой мудростью. Но время шло, и в пятнадцать в нем как будто включился Разумовский своего школьно-университетского периода жизни. Он упрямый, горделивый, с огромным чувством справедливости и жаждой доказать свою правоту! Споры и дискуссии устраивались регулярно дома и в школе, этот революционер умудрился поднять бунт в классе против несправедливого учителя — его, кстати, к сожалению Олега, поддержали и Разумовские. Никакого Волчьего благоразумия и его спокойствия. Оно пестрило в младшем сыне. От Марка — Марко, Волче!!! — как еще одного представителя рыжего в семье ожидали такое же безумие, как и от других ярких, но… Но Марк с унылым флегматизмом наблюдал за вечными спорами альф-отцов со старшим братом, старался разруливать по-тихому скандалы Антона в школе и старался делать все, чтобы родители об этом не узнали. Олег всегда узнавал. Оба брата не понимали, как он это делал, но папа всегда все знал. И всегда как-то по-особенному демонстрировал это знание — ему не надо было напрямую об этом говорить, но братья понимали — они попали. Опять. Наказывал Олег немного, даже не особо отчитывал — детям хватало тяжелого взгляда и отчужденно-холодного отношения, от которого хотелось выть и лезть на стены. Единственный омега в семье был центром их маленькой вселенной, а потому игнорирование и отчуждение от него было невыносимым для детей. Даже суток порою не выдерживали и шли ластиться котятами, вымаливая прощение, чтобы папа снова с ними говорил, снова ненавязчиво окружал заботой. Сережа и Птица сразу понимали, что что-то случилось, но только подкалывали либо совсем не лезли. Их Олег привлекал за большие косяки, и тогда наказание было более суровым — злить альф никогда нельзя было, уничтожали они без жалости, как физически, так и морально, и второе было намного страшнее. Да, дети боялись отцов, а точнее их гнева. К счастью, этого было достичь сложно, но пару раз они косячили и настолько серьезно. Но чаще их — а точнее Антона — ругань была больше просто эмоциональной, чем полной злобы. Семья же, в конце концов. — Они опять спорят об искусстве? — спокойно интересуется Марк, проходя к папе в кухню, минуя гостиную, в которой звучали три громогласных ора. — Когда я уходил, то они рассуждали о важности перехода на альтернативные виды топлива, — ответил Олег, приобнимая тихонько ластящегося под руку сыночка. — Но я перестал вслушиваться. — Понятно, — протянул тихо подросток, почесывая оголенное футболкой плечо, на котором красовалась татуировка ворона. Еще свежая, меньше недели пленку сняли, заживала пока. Олег открыл один из ящиков и достал заживляющую мазь, молча протягивая сыну. Марк кивнул, легонько коснувшись папиного плеча пальцами, не отвлекая его от готовки. Маленькие аккуратные жесты, но этого было достаточно, поскольку было искреннее и тепло. — Нет, вы не можете мне на полном серьезе заливать, что Осирис имеет более высокое значение, чем Анубис! — прозвучал крик Антона. — Да что за глупый ребенок! Ты серьезно не читал тот сборник, что мы давали?! — ругался Сережа, не менее громко — Да мне стукнет сорок, когда я закончу! — Упрямое создание! Вот волчье дитя! — вторил им Птица. Марк утянул из-под руки папы кусок морковки и уныло его принялся грызть, медитативно созерцая то, как он готовит ужин — будет точно вкусно, как и всегда, но ожидание смерти подобно. В зале что-то с грохотом падает, и сразу наступает идеальная тишина. А потом тройное единодушное: — Блять. — Они опять, — вздыхает Марк, шурша в сторону кладовки, доставая несколько веников, мусорные пакеты и совки. — Они опять, — также вздохнул Олег. — Передашь им? — Конечно, — усмехается Марк. — Я сегодня один с десертом? — Можешь поиздеваться над братом, но отцов не огорчай этим фактом, — отвечает ему, посмеиваясь, омега. Сын уходит, а через некоторое время из комнаты слышится печальный отчаянный стон. — Ну, пап! — кричит, чуть ли не всхлипывая, Антон, а на фоне слышится два недовольных ворчания. Марк возвращается с неприкрыто довольной физиономией. Характеры пусть и разные, но любовь к мелким пакостям и страсти к превосходству одинаковые. Все равно ж Разумовские — порода такая.