Повороты судьбы

Олег привык, что его жизнь полна неожиданностей. Настолько привык, что даже уже особо не удивляется, если что-то идет не так. Все странное и неожиданное уже стало нормальным, что не может не беспокоить… Но надо ли было что-то менять. Олег не планировал. В общем, Волков не очень удивился, но сильно напрягся, когда в коридоре больницы, куда пришел на очередной осмотр, увидел до боли знакомую фигуру из далекого прошлого. По удивленно округленным глазам, в которых постепенно загоралось узнавание с огромным шоком. — Олег?.. — удивленно пролепетала женщина, заправляя тронутые сединой каштановые волосы, делая несколько шагов на встречу. — Олег Волков? Не может быть… — Здравствуйте, Анна Юрьевна, — слабо улыбается омега, узнавая одну из воспитательниц их детского дома. Ему бы сделать вид, что это не он, что вообще не тот человек, но отчего-то обманывать эту женщину, которая покрывала их с Сережей не раз и всегда с вниманием относилась к сиротам в детдоме, было совестно. Да и честно — Олег скучал по ней. В последний раз виделся перед миссией в Сирии, после которой уже отправился за Сережей и все закрутилось. — Быть не может… — дрожащими губами улыбнулась Анна Юрьевна, смаргивая подступившие слезы. — Я думала, что вы… — Ну, желательно, чтобы так и оставалось, — вставил Олег, не стремясь запугать добрую женщину. Та понятливо закивала, прижимая руки к груди. Волков понимал ее жест и сам решил его исправить — подошел и робко обнял ее, за что получил такие же неуверенные объятья в ответ. — Я так переживала за вас с Сережей, — прошептала она в крепкое плечо. — Когда все началось… я поверить не могла и до сих пор… Олег не стал ее переубеждать и в чем-то уверять. — О, Сережа, он же… — не уверенно произнесла Анна Юрьевна, отпуская Волкова, тревожно заглядывая в его лицо. — Он жив, — успокоил ее Олег, чуть сжав хрупкое плечо, на котором она вывозила ненужных остальным детей. — Не скажу, что в полном порядке, но все же. Говорить, что теперь Разумовские у него теперь в двойном экземпляре, он не стал. Он это сам себе объяснить не мог, а другим было невозможно совершенно. — Вы все еще общаетесь? — спросила встревоженно воспитатель. — Разумеется, — пожал плечами Олег, уже не скрывая улыбки. Анна Юрьевна нахмурилась непонимающе, скользя взглядом по лицу бывшего воспитанника, пытаясь осознать причину такой реакции. За ее спиной хлопнула дверь кабинета, и как будто из-за этого ее глаза озарились пониманием. Взгляд скользнул ниже, медленно стекая в область живота. — Олеж, — с нескрываемой нежностью улыбаясь, протянула Анна Юрьевна. — Ты в положении? — Да, — кивнул Олег, слегка погладив живот. — Уже второй, к слову. — Надо же! — воскликнула воспитатель, прикрыв ладонями улыбку. — От Сережи? — От него, родного, — подтвердил омега, решая не уточнять, что второй ребенок не совсем от того Сережи, что она знала. Но все равно же от альфы-Разумовского. — Первому скоро годик. — Мальчик? — спросила Анна Юрьевна. — Да, Антон, — ответил Олег, тая от мыслей о своем сыночке. — Сейчас с отцом остался. А Серому, ну… не стоит сильно светиться. — Да, прости, наверно, мне не стоило тебя окликать, — испуганно воскликнула женщина, взволнованно озираясь по сторонам, сжимаясь. Но люди в очереди не особо обращали внимание на них, волнуясь перед посещением необходимых специалистов или обсуждая прием. — Не переживайте, не думаю, что в этом месте нужно так уж переживать о сохранении тайны моей личности, — положил руку на чужое плечо Олег, отвлекая бывшую воспитательницу. — При враче не стоит называть меня, а так не думаю, что из-за этого возникнут проблемы. — Понятно, — выдохнула она, снова стараясь выглядеть добродушной, но на лице все равно осталась маска тяжелой тоски. На самом деле Олег был удивлен столь добродушным приемом. В конце концов они с Серым успели засветиться в России и немного в мире, как опаснейшие террористы, безжалостные к мирным жителям, врагам и друг к другу. — Почему вы не испугались? — озвучил свое волнение Олег, чуть хмурясь. — Про нас знают не очень радушные вещи. И большая часть из них правда. Почему вы так радушны и милы со мной? Глаза учительницы заполнились странной гаммой эмоций. Такая очень часто появляется у людей, очень много познавших и слишком уставших от этого знания — мудрость, понимание, утомленность и бесконечная любовь. — Я знаю, что вы творили… ужасные вещи, — судорожно вздохнув, тихо произнесла Анна Юрьевна. — Вещи, которые даже трудно осознать. Но и пережили вы не меньшее и не менее ужасное. И как бы нам ни хотелось чуда, но все плохое отражается на нас, оно не исчезает бесследно. Я не обвиняю вас. И, возможно… Я слишком хорошо помню вас детьми, что до сих пор вижу вас обормотами, таскающими для бесприютных собак еду из столовой. Олег лишь мог головой покачать. Да, его давно никто не называл обормотом, и тем более никто — и он сам — уже не видел в нем ребенка. Ребенок умер на первой же миссии, окончательно превратившись в воспоминание глупых беспочвенных надежд. — Хоть кто-то нас такими помнит, — вздохнул с тоской Олег. — Больше у нас никого не осталось с такими воспоминаниями. Они распрощались слишком сумбурно — Олега в конце коридора уже вызывал врач на осмотр. Но мысли не давали покоя — что не очень свойственно для Волкова. Возможно, гормоны шалят, хотя доктор сказал, что все более чем в порядке. От этой встречи веяло какой-то радостной грустью и неминуемым унынием. Дома он, едва скинув одежду, повалился на диван, тупо пялясь в потолок. В меланхоличном состоянии его застал Сережа. Он не стал что-то спрашивать и уточнять — пока. Подсел рядом, едва поглаживая по животу и груди, стараясь расслабить напряженного омегу, который с каждым легким прикосновением постепенно растекался на мягкой обивке. Сережа ждал. Ждал, пока волчьи тяжкие думы закончат носиться в его голове и обретут форму. Олег всегда так — вначале сам все промыслит, а затем решит, что стоит говорить, а что пройдет, не задержавшись. Сережа бы все выслушал, как и Олег его, но упрямый Волков не любит грузить своими проблемами и переживаниями лишний раз, и беременность только немного развязала ему язык, правда и умалчиваемых вещей стало больше. Тяжелый хриплый вздох. Сережа замер, понимая, что Олег созрел. — Я сегодня Анну Юрьевну встретил, — признался омега, взглянув настороженно на Серого. Но тот удивленно поднял брови, не проявляя признаков недовольства. — Надо же, как тесен мир, — улыбнулся Разумовский, продолжая наглаживать Олега. — Как она? — Неплохо, все также видит все лучшее даже в самых ужасных людях, — снова тяжело вздохнул Волков, слегка склонив голову на бок. Сережа тут же положил руку на его лицо, пальцами аккуратно очерчивая его черты. Усталые, печальные, тоскливые. — Знаешь, я давно не видел в реакции людей на меня настороженности, а если говорить про знакомых из прошлой жизни… Знаешь, у меня после Венеции из прошлой жизни осталось человека два-три и то наемников или координаторов, — произнес тихо Олег, едва заметно ластясь под теплую руку. — А про детство вообще молчу. Из него — только ты. Он замолчал, глядя куда-то перед собой в пространство. Сережа понимал его. Действительно у большинства есть семья, друзья детства, друзья-одноклассники или однокурсники, с которыми протягивается нить связи на продолжительное время. Они обрубили все — по вине Разумовского, он признает этот факт с болезненным уколом, стараясь, чтобы боль вины не проходила. Они связались узлами друг с другом, оставляя за спиной уродливые обрезки нитей. Сережа склонился над Олегом, целуя переносицу. — Знаешь, мы так с детства — всегда вдвоем, — тихо произнес альфа. — И мне кажется правильным, что в новой жизни у нас все меняется. На то она и новая — не хорошо, когда остается что-то старое. Даже мы с тобой — новые. — Но все осталось, — обреченно вздохнул Олег, слабо улыбаясь. — И наш детдом, и твой вуз, моя армия. Наши преступления, наши взлеты и падения. — Все осталось, Олеж, но не такое яркое. И мы смотрим на это иначе, — ответил Сережа, переплетя пальцы с омегой. — Как минимум мы станем дважды отцами. — Мне не нравится это «минимум», — усмехнулся Олег, покачав головой. — Я не молод и не совсем здоров, мне бы со второй справиться. — Что-то не так? — нахмурился Сережа, сильнее сжав чужую руку. — Есть небольшие сложности, но в пределах моего физического состояния, — ответил Олег. — Меня больше беспокоит вопрос — будут ли у ребенка крылья. — Узи не показывает дополнительные отростки? — хихикнул Разумовский. — Пока нет, но кто знает, — рассмеялся Олег, расслабляясь. — А где наша Птичка к слову? — Птичка ждет, пока вы проработаете свои травмы, — рыкнул Птица из комнаты. — Закончили, я могу уже к своей омеге прийти? — К нашей, — поправил автоматически Сережа. — Проверю пока Антонио, он спать должен. Через секунду место занял Птица, расцеловывая живот Олега, потираясь об него щеками. Он был вообще без связей и прошлого. И не смотрел за спину, жил днем. Вероятно, они все так живут. Может, оно и правильно?