Повороты судьбы

Олег чувствовал себя крайне неловко. А главное — смущенно. Он привык, что его облепили, как пиявки со всех сторон его рыжие бесы, но теперь поведение одного конкретного очень настораживало. Хотя бояться чего-то после того, как тебя этот человек пристрелил, было немного глупо и странно. Но и Волков не ощущал себя слишком умным и тем более нормальным, ведь своего мучителя он тоже принял. А теперь тот вел себя еще страннее. Как было у Кэрролла — все чудесатее и чудесатее. Птица распушился. В прямом смысле слова распушился. Оперения и у него было больше, и от него валилось больше перьев. Кресло, в котором любил проводить время беременный омега, теперь было почти полностью покрыто черным, и в постели тоже находились перья, неприятно искалывая. Олег и Сережа порывались убрать их, но Птица на них ястребом кричал, не давая убирать, а потому приходилось терпеть. Нет, Волков попытался прибраться, но после этого Разумовский был крайне обижен, и прямо на его глазах стал вырывать перья из крыльев и забрасывать снова. После такого акта мазохизма Сережа и Олег сдались. Потом он стал тащить одеяла. Откуда Птица их взял, зачем тащил, оставалось большим вопросом, но альфа периодически исчезал из поля зрения, а потом притаскивал новый тюк покрывал, заваливая комнаты, кроме кухни и серверной — ни Волков, ни Разумовский не давали хозяйничать в своих святая святых. Сережа не волновался за состояние своего бывшего альтер-эго: это ж Птица, что с него взять. А Олег волновался, странно настораживаясь от задумчивого альфы, который располагал вещи в спальне в хаотичном порядке, хотя вид был крайне одухотворенный. — Ты что творишь? — сипло спросил омега, мрачно глядя на бардак в комнате: сваленные подушки, развешанные и раскиданные одеяла, разбросанные перья, уложенные вещи Сережи, Птицы и Олега аккуратными стопочками перемешанные стояли по периметру всего помещения. — Я творю для тебя, — пробурчал крайне обиженно Птица, взмахивая крыльями. — Ценил бы мои старания. Олег лишь представил, как ему уже с достаточно ощутимым животом придется все это разгребать, потому что Сережа явно этим заниматься не будет. — И не вздумай ничего убирать, — рыкнул Разумовский, опасно сверкнув желтыми глазищами. — Нельзя! — Ты же сам сказал, что это для меня, — ответил флегматично омега, наблюдая как на люстре покачивается шарф. — Для тебя, но не значит, что тебе можно что-то портить, — угрожающе произнес Птица, вплотную к Олегу, хватая цепкими пальцами его за подбородок. — Принимай с благодарностью. Он прикусил нос Волкова, а затем отпустил, отворачиваясь от омеги, задумчиво оглядывая творение рук своих. Олег пугался этого творения, а еще больше боялся за его состояние. На кухне он стал прятать ножи. — Сереж, ты к нему вроде ближе, скажи, с ним все нормально? — спросил настороженно Олег, заходя в серверную к Разумовскому. Тот оторвал взгляд от монитора, переводя его рассеянно на омегу, сразу озаряясь слабой улыбкой. Он протянул руки, молча требуя, чтобы Волков подошел к нему в объятья. Как ему можно было отказать? Олег подошел к скрючившемуся в кресле альфе, который мгновенно обхватил поясницу лапами, касаясь губами живота, затем прижался к нему щекой. — Ты вообще о чем, Олеж? — спросил разомлевший Сережа, чуть ли не котом урча, потираясь щекой о объемный животик. — О твоей кукушечке, которая теперь с нами живет, — хмыкнул Олег, укладывая руки на рыжую шевелюру. — Он себя странно ведет. Даже страннее, чем обычно. — Милый, он ведет себя нормально, — хихикнул альфа, поднимая глаза. — Ну нормально для себя, разумеется. — Сладкий, — передразнил Сережу Олег, поглаживая за ушами. — Можешь мне по-человечески объяснить, что творит твой малахольный. — Ну, во-первых, наш, — поправил Разумовский, поглаживая крепкую поясницу. — А во-вторых, он хоть и был мной, но чуть более животный, чем я… Проще говоря, наша Птичка строит гнезда. Олег попытался вложить в своей взгляд и в свое выражение лица, как можно больше скепсиса и недоверия. Наверно, у него не очень хорошо получилось, потому что Сережа еще сильнее рассмеялся, не отползая ни на миллиметр от омеги, продолжая его мягкого обнимать. — Ты мне не веришь, — утвердительно произнес Сережа. — Но Птица свободен от предрассудков и более инстинктивен. К тому же он все-таки ворон, поэтому у него проявляются птичьи повадки, в той или иной степени. — А чего его припекло тогда гнездо сооружать? — спросил недоуменно Олег, искренне не понимая. Сережа на это лишь ласково погладил его по животу, мурча что-то про глупого папу. — Гормоны тебе головушку отбили, дорогой, — проворковал Разумовский, ехидно глядя в лицо омеги. — Птица готовится к рождению ребенка по-своему. — Не рановато ли? — вздохнул устало Волков. — Мне еще не один месяц ходить. — Кому дано понять птичий разум? — философски заметил Сережа, пожимая плечами. — У нас с ним был один разум на двоих, и то я не всегда его понимал. Могу лишь сказать, что его… чудачество сейчас это проявление заботы к своему беременному партнеру и будущему потомству. — Мне не нравится слово потомство в контексте нашего ребенка, — поморщился омега, отталкивая от себя голову Сережи, чтобы положить обиженно руки на живот. Разумовский только растянул весело губы, целуя сцепленные пальцы. — Скажи спасибо, что я отучил Птицу называть его детенышем, — заметил альфа, откинувшись на спинку кресла. — А то он порывался, но потом ты порвал бы его крылья. — Да, — согласился, задумчиво хмыкнув, Олег, а затем тяжело вздохнул. — Но поговори, пожалуйста, с Птицей. Я не могу жить в том бардаке, что он устроил. Мне даже на кровати не развернуться! — Я знаю, я с вами двумя сплю, — закатил глаза Сережа, поворачиваясь обратно к мониторам. — Но его не переубедить. Можно только разозлить, а мы проходили это, это плохо для тебя кончилось. — Не будет же он стрелять в омегу с его потомством, — нехотя произнес Волков, понимая, что он ничего не добился этим разговором и собрался уйти. — В таком контексте надо использовать слово «самка», — ехидно крикнул вдогонку Сережа, мерзко хихикая от собственной шутки. Олег жалел немного, что любит его и не может долбануть чем-то тяжелым. Его и так положение беременного обременяло слабостью и недееспособностью, а теперь его еще и самкой стали называть… Олег ушел релаксироваться на кухню, что-что, а готовка всегда была лучшим способом успокоить нервы и привести мысли в норму. Ладно, еще были стрельба и драки, но сейчас это было физически невозможно. Ему своего сумбура в голове хватало, а сейчас еще и Птица окончательно сошел с ума, делая из их квартиры гнездовой дворец. Но с другой стороны… Птица заботился. Это было очень странно, потому что Птица, если и заботился, то только о Сереже, а теперь и ему — главному разлучнику Сережи с его чертовым эго — представилась возможность ощутить заботу этого гениального и сильного альфы. Олег должен ощущать благодарность и благоговение перед этим фактом, ведь это действительно нечто. Но после трех часов готовки, когда он уставший вернулся в комнату, Олег потерял всю благодарность, глядя на то, что снова учудил их бешенный. — Что это? — судорожно вздохнул Волков, останавливаясь на пороге и мысленно считая до десяти, чтобы не сорваться. — Это — блестяшки, — радостно воскликнул Птица, обвешанный кольцами, золотыми цепочками и браслетами. А больше, чем на нем побрякушек, было развешано по всей комнате. — Ты не ворон, — мрачно вздохнул Олег. — Ты — сорока. Зачем? — Надо! — зло и дерзко рыкнул Птица, складывая руки на груди. — Все ради дет… нашего потомка! — Ты хотел сказать «детеныш», — раздраженно засопел омега. — О, значит, ты согласен, что это наш детеныш, — восторженно произнес Разумовский, практически подлетая к Олегу, наклоняясь, чтобы чмокнуть, как недавно Сережа, животик. — А теперь не мешай мне устраивать детенышу дом. Птица повесил быстро на шею омеге какую-то побрякушку, быстро чмокнув в нос, а затем возвращаясь к раскладыванию вещей. Олег вздохнул, признавая поражение, но затем его осенило. — А где ты взял столько украшений? — подозрительно произнес Волков, глядя на трепещущие крылья Птицы. — Дурное дело не хитрое, — отмахнулся Разумовский, увлеченно что-то запихивая под подушку Олега. В голове омеги снова щелкнули шестеренки. — Серый! — рявкнул Олег, чтобы его в серверной было слышно, а Птица вздрогнул от громкого голоса. — Пернатый ювелирку грабанул. Наступила тишина, а через минуту раздался ответный крик. — Я удалю его с камер, развлекайтесь! — прокричал в ответ Сережа. — За что мне это? — чуть не плача, воззвал к небесам Олег, запрокидывая голову. Птица прильнул к нему, ласково поглаживая живот и целуя в шейку. У каждого свое понятие прекрасного.