Лучики

— Вот увидишь, братик, скоро я стану даже сильнее тебя! Мудзан-сама говорит, что я особенная. — Даа… Даа… — безразлично мычит Гютаро, засматриваясь на развевающийся пояс сестры. Даки все еще сама невинность — все еще не понимает, что для Мудзана-сама она не более, чем красивая игрушка. Но Гютаро не спешит развеивать ее грезы. Даки счастлива, прислуживая Мудзану-сама, а значит, счастлив и он, Гютаро. Чего еще он смеет желать в его незадавшейся вечной жизни? — Если я и дальше буду таскаться за тобой, может, убьешь еще пару десятков столпов. Мудзан-сама это оценит, да-а. Даки только фыркает. Она и без Гютаро завоюет место подле Мудзана-сама, без его помощи. Она ведь тоже сильная. И уж точно особенней Гютаро — его-то Мудзан-сама никогда не выделял, она знает. Гютаро смотрит на сестру, скалится в пустоту. Даки часто не сидится на месте. Да и Господин подкидывает им задания с завидной регулярностью, будто проверяя их на демоническую профпригодность. Обычно, натыкаясь на очередной мелкий отряд юнцов-охотников, Гютаро не спешит выходить из тела сестры, с необъяснимым удовольствием и гордостью наблюдая, как его сестренка в одиночку расправляется с жалкими людишками, а затем пожирает одного за другим. Впрочем, она никогда не забывает и о нем, о своем любимом братце — всегда делится с ним еще не остывшей полудобитой едой. Даки нравится ловить на себе удовлетворенный взгляд брата. Даки нравится перспектива провести так всю вечность: выслуживаясь перед любимым Господином и развлекаясь на охоте с любимым братом. Рай, рай на земле. А Даки там главный ангел — пусть и с оторванными при жизни крыльями. С обращением Даки обретает не только новую жизнь — новую веру. Для Гютаро же ничего особо не меняется. У него нет никакой веры — ничего нет. У него есть только Даки.

***

— Гютаро, Даки-чан, я так скучал, вы совсем обо мне забываете! — Простите, Доума-доно, — Даки кланяется, тут же виновато поднимая глаза на свое второе после Мудзана-сама божество — Вторую Высшую луну — Доуму. Она вздрагивает, стоит демону коснуться ее белых волос. Глаза Даки полны любви и нежности, стоит ей отыскать в бездонных радужных глазах свое отражение. — Мы с братиком выполняли задания Мудзана-сама… И я уже убила второго столпа, знаете! Даже почти без помощи братика!.. Доума расплывается в довольной улыбке — все-таки он не ошибся, взяв когда-то под свое крыло этих несчастных, но таких способных детишек. Даки уж точно стоила того — как можно было обречь такую милую малышку на верную смерть?! Доума-доно не такой жесткосердный, нет. — Я и не сомневался в тебе, Даки-чан. Гютаро, а у тебя как дела? Гютаро говорит что-то скомканое нечленораздельное, а сам наблюдает, как Даки едва не млеет под теплым взглядом Доумы. — Ох, дети мои, как же вам повезло, что я ваш покровитель и наставник! Со мной вы быстро доберетесь до таких высот!.. Скоро мы станем одной большой семьей, будем вместе ходить на семейные советы Высших лун, я познакомлю вас со своими друзьями! Думаю, вы с ними точно поладите, главное брать пример с меня. Доума облизывается, прикрывая глаза. Вспоминает, как на прошлой «семейной» встрече Аказа пару раз раскрошил ему череп, а Гекко вручил очередной прелестный убогий горшок. Его детишки точно не заскучают, если и у них появятся такие друзья — Доума уверен. Доума отрывается от своих сладких мыслей-мечтаний только когда раздается стук. Оборачивается в сторону двери. Гютаро и Даки следуют его примеру. В комнату входит невысокая худощавая молодая девушка в черном простеньком кимоно. Кланяется. — Доума-сама, к вам пришли последователи. Мне сказать, что вы примете их позже? — Нет-нет, что ты, Чизуру-чан! Мы не можем оставить без внимания своих верных почитателей. Я выйду к ним. Ты же сможешь пока занять моих детей? Помни, они очень дороги мне. Чизуру лишь покорно коротко кивает, а сама переводит взгляд на двух демонов. Даки фыркает в плохо скрываемом неудовольствии — она рвалась к Доуме-доно, чтобы провести время с ним, а не с какой-то жалкой девицей-прислужницей! Но Даки быстро подавляет раздражение, ловя на себе пронзительный взгляд искрящихся демонических глаз. Доума смотрит на нее с прищуром, будто оценивает. — Даки-чан, если хочешь, можешь пойти со мной. У меня много последователей, нам нужно одарить вниманием каждого. Ты же поможешь мне? Вместе мы быстро управимся. Даки не нужно спрашивать дважды. Она в мгновение ока оказывается у дверей с живой преданностью всматриваясь в глаза своего демона-спасителя. Доума-доно прекрасен, Даки и ради него готова работать, все чаще нарываться на столпов — лишь бы ее отметили, похвалили, приласкали одним взглядом. Как только дверь с громким звоном захлопывается за двумя демонами, Чизуру едва заметно вздрагивает и проходит дальше в центр комнаты. Лишь мельком поглядывает на оставшегося стоять на месте Гютаро. Гютаро хмыкает, лениво прикладывая руку к острому подбородку. Странная девка, таких он еще не видел. В ее больших синих глазах он не ловит ничего, кроме пустого заразительного безразличия. Так на него еще ни один человек не смотрел. Гютаро еще раз проходится липким взглядом по хрупкой фигуре девушки — она самая обычная; ни демон, ни охотник. При этом Гютаро совсем не чувствует ее страха — мерзкого и одновременно приятного запаха, который обычно исходит от человечины. Девушке будто все равно. И даже уродливое обличие Гютаро ее нисколько не впечатляет. Девушка подходит ближе. Поднимает голову — всматривается прямо в демонические глаза. Гютаро невольно ухмыляется — она просто знает, что он ее не тронет. Она зверушка Доумы-доно. Видимо, поэтому ведет себя смело. Он смотрит ответно в синие глаза и видит в этой странной девчонке что-то неправильное. Гютаро нравится странное щекочущее чувство, вспыхивающее в теле. Неожиданно для него девушка достает из-за пояса кунай. Проводит лезвием по ладони, все так же не сводя взгляда с демона. Гютаро обнажает клыки в недоумении и невольно облизывается — запах крови невероятно одурманивающий, он следит за движениями девушки едва ли не завороженно. — Не хотите моей крови? Вы такой еще не пробовали. Взгляд Чизуру все такой же безумно пустой. Нутро Гютаро подозрительно немеет — девушка подносит к нему свою окровавленную руку. Гютаро не сдерживается — слизывает все до последней капли. Чизуру слегка морщится, чувствуя, как демон задевает зубами рану. Гютаро не понимает, что с ним происходит, но оторваться от бледной девичьей руки не может. Но Чизуру не особо-то и сопротивляется. Только когда рана перестает кровоточить, Гютаро отстраняется, в недоумении посматривая на белое безжизненное лицо. Эта девушка удивляет его все сильнее. Но теперь он хотя бы понимает, почему Доума-доно держит ее при себе. Такую вкусную кровь он еще никогда не пробовал. И вряд ли еще когда-нибудь попробует. — Вам нравится, — Чизуру не спрашивает — утверждает. Проходится другой рукой почти нежно, осторожно по его уродливой коже лица. Гютаро, осоловелый и опьяненный, замирает, растворяясь в чужих касаниях. Эта девчонка действует на него как магнит, ее кровь — как целительный яд. Только сейчас он замечает на ее руках свеже завязанные бинты. Видимо, Доума-доно часто позволяет себе трапезничать за ее счет. Гютаро это нисколько не удивляет. — Странная ты, — на выдохе кидает он, когда Чизуру наконец отрывается от его лица. Она ничего не отвечает. Будто соглашается. Будто слышала уже это не раз. — Что ты вообще здесь делаешь? — Гютаро никогда не был болтливым. Но сейчас его язык развязывается сам по себе. К тому же, ему и правда интересно: где Доума-доно откопал это странное и вкусное существо. — Доума-сама спас меня. Гютаро хмыкает — почти понимающе. Синие глаза смотрят будто сквозь него. Будто Чизуру разговаривает не с ним, а с демоном в своей голове. — А от чего спас? — От людей, — ровным тоном отвечает Чизуру. — От демонов. Гютаро невольно кривится от последней фразы. Не понимает. Девчонка не просто странная — сложная. Гютаро это напрягает. И в то же время подкупает. В последнее время ему было все-таки скучно. А эта девчонка будит в нем хоть какой-то интерес. — Вы хотите знать обо мне больше, — глубокие синие глаза пронзают Гютаро насквозь. В голову невольно забивается нелепая мысль, что кровь и глаза — единственное живое, что есть в этой девушке. Чизуру между тем садится на пол, скрещивая руки на груди. Черные пряди волос опускаются ей на лицо. Она готова начать рассказ — завлечь дорогого гостя, пока не вернется Доума-сама. — Раньше я жила с людьми, которых называла родителями. Жила в небольшой деревне. С детства я часто ранилась и болела. Мне нельзя было играть с такими же как я — с детьми. Мне говорили, что для меня это было опасно — меня могли толкнуть, я могла удариться и умереть — моя кровь не любила меня. Она часто пыталась вытечь из моего тела. Мне говорили, у меня было слабое здоровье. Люди, которых я называла родителями, боялись за меня и поэтому держали меня дома. А человек, которого я называла старшим братом, должен был присматривать за мной. И он присматривал. Но не всегда присматривал. Человек, которого я называла старшим братом, должен был стать охотником, он часто уходил тренироваться, оставляя меня одну. Пока его не было, я сбегала в лес — гулять. На нашу деревню часто нападали демоны, я слышала, что никто не понимал, почему. У нас всегда пропадало много людей. Поэтому человек, которого я называла старшим братом, стал тренироваться все больше. Однажды домой пришло много людей — вся деревня. Они что-то кричали людям, которых я называла родителями, и показывали на меня. Человек, которого я называла старшим братом, тоже кричал. Но он кричал уже на меня. Они считали, что это из-за меня в деревню приходили демоны. Из-за моей крови. Они ненавидели мою кровь. Они хотели отдать им меня. Это предложил человек, которого я называла старшим братом. Люди, которых я называла родителями, согласились на это. В тот же вечер они отвели меня в лес — туда, где я часто гуляла, и привязали там. Оставили. Больше я ничего не помню. Не могу вспомнить. Я помню только, что Доума-сама спас меня. Доуме-сама нравится моя кровь. Вам она тоже нравится. Поэтому я останусь здесь до конца своих дней. — Ясно, мд-а-а. Не повезло тебе. Или им, да-а? Ломаная странная манера речи путает Гютаро, но суть он все равно очень даже улавливает. Чизуру нравится ему все больше. Он в очередной раз проходится по ней кривым взглядом и окончательно признает: она вся неправильная, вся поломанная. Прекрасная. Чизуру стягивает с запястьев бинты и перетягивает свою пораненную ладонь. Больше они с Гютаро не говорят — дожидаются возвращения Даки и Доумы-сама. А Чизуру и так развлекла его уже как могла. Теперь Гютаро сидел в гробовой тишине — на полу в той же позе со скрещенными руками, что и Чизуру. Гютаро много чего нужно было переварить. Гютаро и Даки в этот раз задерживаются у Доумы дольше обычного. Даки не перестает ластиться и греться в лучах всепоглощающей любви Доумы-сама. Если бы она не была демоном, она бы точно стала одной из его главных и верных последовательниц. Гютаро же блуждает по поместью Доумы непривычно задумчивый. Ищет ту поломанную девчонку, которая в один момент покинула главные покои и больше не попадалась на глаза. Гютаро хочет еще раз посмотреть на нее, хочет еще раз послушать. Он уверен: есть что-то еще, чем она может с ним поделиться. Гютаро находит Чизуру ночью сидящей в саду. Опускается рядом на землю, наблюдая за тем, как она безразлично перебирает собранные цветы. Гютаро морщится — он никогда не любил эти растения с приторным запахом. Чизуру, будто замечая раздражение Гютаро, тут же небрежно отбрасывает в сторону букет, который она явно старательно собирала. Гютаро совсем этому не удивляется. Он устал удивляться. — Я потом соберу еще, — пустым тоном объясняет она, не поворачивая головы в сторону Гютаро. — Когда вы поговорите со мной и уйдете. Гютаро только кивает. Ему теперь кажется, что ему совсем не нужно озвучивать свои вопросы: она знает их все наперед. Будто знает его самого уже не одну сотню лет. — Ты очень похожа на Доуму-доно, знаешь, да-а? Чизуру резко поднимает голову — лунный отблеск тонет в синих глазах. Впервые в них просыпается и застывает что-то наподобие вопроса. Гютаро спешит зацепиться за эту ниточку — глупую попытку распутать этот колючий клубок. — У меня не получается вас понять. Вы странный, Гютаро-сан. Она действительно его не понимает. Доума-сама совсем не такой, как она. Доума-сама спаситель, ее личный ангел. Доуму-сама все любили; ее — ненавидели. Доума-сама подарил ей новую жизнь; она — может подарить ему только свою кровь и свою смерть. Доума-сама — всесильный демон; она — болезный слабый человек. Доума-сама излучает тысячи эмоций; она — не чувствует ничего. Она не понимает, почему, но знает, что по-другому быть и не должно. Единственное, что ей не безразлично — наблюдать приемы Доумы-сама. Наблюдать, как странные люди, которых когда-то действительно можно было назвать людьми, добровольно лезли-растворялись в плоти Доумы-сама, с благоговейным трепетом давали вспарывать себе животы. Чизуру всего лишь на секунду вспоминает, что она слишком часто наблюдает за такими кровавыми зрелищами. Вспоминает, что Доуме-сама очень нравится, когда она смотрит на него в моменты его трапезы. Вспоминает, что в такие моменты Доума-сама очень любит закусить ее кровью, иногда не зная меры. Чизуру не замечает, как всего на секунду прикрывает глаза — на губах проскальзывает слабая улыбка. Чизуру и без Гютаро понимает, что она странная. Странно особенная. Для людей Доума-сама палач; для нее — спаситель. Когда-то люди, которых она называла родными и близкими, хотели скормить ее демону, наблюдая за этим; сейчас она сама наблюдает за тем, как люди, которых она и не знает, как называть, сами скармливают себя демону. Чизуру, наверное, это должно нравиться. Нравиться быть странно особенной. Она снова переводит взгляд на Гютаро. Крепко убеждается: он сможет ее когда-нибудь понять. Он ведь и правда тоже странный. Уж если она на кого и похожа, то на него — любителя всего поломанного и неправильного. В груди Гютаро между тем давится грязная смешинка. Что она сейчас сказала? Он странный? Он странный, да. Потому что он приходит к больному мешку с кровью, которым брезгует его любимая сестра, и хочет послушать еще странных рассказов о прошлом. Будто ему это важно; будто ему действительно больше нечем себя занять. — Ты больная. На голову. Люблю таких, да-а. Тебе повезло, что Доума-доно тебя спас. Хотя это неправильно. — Что неправильно? — в синих глазах нет ни интереса, ни любопытства — ничего. Но Гютаро видит: она ждет ответа. — У тебя был неправильный старший брат, да-а. Чизуру качает головой, не замечая, как губы снова искажает короткая улыбка. На этот раз жуткая. — У меня и не было брата. У меня был человек, которого я называла братом. Вы — брат, Гютаро-сан. Гютаро задумывается. В чем-то она права. Нельзя называть братом человека, который отказался от тебя, предал тебя, забыл тебя. Гютаро наконец начинает понимать все, что говорит Чизуру. Он принимает все, что она говорит. — Вы хотите еще моей крови. Простите, Гютаро-сан, я не могу вам ее дать. Завтра у Доумы-сама большая служба — моя кровь нужна будет там. А вы еще вернетесь сюда. Гютаро нравится привычка Чизуру не спрашивать, а только что-то утверждать. К тому же то, что он еще обязательно сюда вернется, действительно всего лишь вопрос времени. Они оба в этом более чем уверены. Чизуру смотрит на Гютаро. На ее лице не проскальзывает ни единой эмоции. Гютаро уже второй раз за сутки приходит к осознанию, что она — первый человек, кроме сестры, кто не смотрел на него с неприязнью и отторжением. Чизуру первая, кому плевать, как он выглядит и что он такое. Чизуру и правда больная на голову, раз продолжает сидеть рядом с ним не шелохнувшись и периодически всматриваться в его жуткое лицо. Но Гютаро не хочет врать себе: ему нравятся ее жуткие взгляды.

***

— Ты какой-то странный, братик, — Даки щурится, явно хочет сказать что-то еще, но замолкает. Гютаро в последнее время и правда стал каким-то странным. Раньше она его постоянно уговаривала, напрашивалась в гости к Доуме-доно. Теперь же Гютаро сам постоянно ей напоминает, что им пора бы навестить своего спасителя-покровителя. Даки, конечно, радуется этому, конечно, она не против. И все же она не понимает братика. Чувствует, что в нем что-то изменилось. Но Даки быстро забывает о своих вопросах и волнениях, как только вновь перед ними отворяются двери в самое настоящее святилище. Доума-доно всегда рад их видеть. Всегда пытается задушить своей заботой и вниманием, будто видит он их впервые за последнюю сотню лет. Гютаро всегда напрягало это все. Гютаро это было неинтересно. Потому что он знал: на любовь Доумы-доно могла вестись только такая как Даки — глупая наивная сестренка. Даже после обращения она не изменилась. Гютаро тоже. Гютаро даже со временем не проникается сестринским вдохновенным восхищением к Доуме-доно. Он приходит не к нему. Он приходит к той самой странной девчонке, которую обычно находит или в саду, или дремлющей у себя в покоях. Чизуру нередко делится с ним своей кровью — привязывает к себе с каждым разом все сильнее. С каждым разом не перестает замечать: ей совершенно все равно на то, что ее пользуют как мешок с кровью. Словно в этом смысл всей ее жизни. Словно ей это даже нравится. Если бы она понимала, что значит «нравится». — Мне нравится, что вы приходите сюда с сестрой, — неожиданно в один из визитов Гютаро признается Чизуру, обрывая лепестки цветов в саду. Гютаро только хмыкает, до конца не понимая, что это вообще значит. Она же больная на голову, ей же не может что-то нравиться или не нравиться — это он уже понял давно. Она — блеклая копия Доумы-сама, девочка без чувств и эмоций. Поломанное уродливое существо, которому не место ни в мире демонов, ни в мире людей. Гютаро бы посочувствовал ей, если бы умел. Вместо этого он просто садится рядом и снова убивает с ней часы в тишине напролет. Ждет, когда она еще что-нибудь выкинет, как-нибудь удивит. Гютаро присматривает за ней. Он, в отличие от человека, которого она когда-то называла братом, не самый паршивый брат. — Мне тоже нравится приходить сюда с сестрой, — все, что он находит нужным из себя выдавить. Чизуру на это только странно подергивает плечами. — Вам нравится приходить ко мне. Гютаро и не собирается с этим спорить. Просто продолжительно смотрит в пронзительные синие глаза. Пусть у этой девчонки нет чувств и эмоций, она далеко не тупая — синие глаза считывают безошибочно даже эмоции демонов. Понимают все без слов. Гютаро нравится. Нравится, что его понимает это бледнолицее хрупкое и преданное всеми существо. Гютаро нравится перспектива, что для нее он может стать новым близким. Его общество ведь ей приятней даже общества Доумы-доно — пусть она и не может этого объяснить и почувствовать. Зато Гютаро знает. Гютаро, как и Даки, тоже нужна какая-то вера. Вера в кого-то, вера во что-то. Гютаро знает, что эта поломанная неправильная девчонка сможет подарить ему что-то такое — в обмен на его братский присмотр, в котором она нуждается. В обмен Чизуру отдаст ему больше, чем свою кровь. Свои первые эмоции, чувства. Когда-нибудь. Гютаро уже загорается этой веселенькой верой.