Осколки историй

      Лагерь перевоспитания Вэнь Чао не очень-то и нравился. Но проследить надо было. В том числе, чтобы и не происходило всяческой непотребной хрени.       А хрень происходила.       Вэнь Чао сначала и не заметил толком — ну, сонливость напала. Да, посредине дня. Бывает. Ладно, зевать не очень прилично было.       А потом окружающие заклинатели начали падать, где стояли. Все. Даже Чжулю.       То, что дело полная хрень, он понял, когда никого не смог добудиться. Даже пинки по ребрам не помогли.       Все было тихо. Ну, как… слишком тихо. Словно все живое мертво. Вэнь Чао отчетливо чуял — не мертво пока. Спит. Спит под самую сладкую, самую нежную и полную любви песню.       По спине продрал лютый мороз.       Вэнь Чао, ну, был не совсем заклинателем. То есть, заклинателем тоже был, но не обычным. Это все папа виноват, честно!       Поэтому он их и чуял. Даже знал, что чуял. Дэа-А-Тха. Так отец и его… родичи называли этот народ. Это их вторжение. Это они поют.       Чао знал, что будет дальше. Он уже такое видел однажды. Вспоминать не хотелось. Ни горы обезображенных трупов с блаженными лицами, ни искаженное пространство, ни тягучую чужую логику, столь же извращенную, как и весь этот народ.       Проблема в том, что тут не должно было быть Дэа. Серьезно, Вэнь Чао не в том мире живет. Слишком далеко.       Но они были. И Вэнь Чао слишком хорошо знал, что один он не справится. А значит оставался один вариант.       «Папа!!!»       Увы, но канал связи молчал. Чао зашипел сквозь зубы. Нет, отец увидит, но… тут же счет на секунды сейчас пойдет! Чао со злости пнул со всей дури одного раздражающего юньмэнского мальчишку под ребра. Как он это не любил! А придется! Гуй их что, кроме этого, удержит.       Вообще, байки о родстве с огнем Вэней — байки. Может, что умел основатель ордена, может, находились когда умельцы… А потом в семье Владыки родился папа. Который немножко, ну… человеком не был. Изначально. И вообще. Вот папа мог. И пламенем, и кровью, и чем только не. А от папы уже родились они с братом. Как у папы у них не получалось — но вот парочка талантов нашлась.       Пламя было одним из них, и, видят небожители, Вэнь Чао ненавидел использовать его вот так. Проклятье, и почему из всех особенностей вида папы им передалась именно эта? До совершеннолетия можно потеряться в своей силе, если ее будет слишком много. А Вэнь Чао до совершеннолетия было неприлично долго!       Под ногой что-то завозилось — Вэнь Чао уже не обратил внимания. В груди рождалось теплое, как солнцем пригрели. А в ушах стоял нежный напев. Такой, что тянуло прекратить эту бессмысленную возню. Зачем, если мы уже здесь? Зачем, если тебя так любят, глупыш? Зачем, если все будет хорошо?       «Потому что я — Вэнь Чао!», — злобно ответил он зовущему голосу — и швырнул комок пламени, что развернулся тонким-тонким щитом. Здесь и не здесь, ведь защита нужна не от материальных тварей и не физического пространства, а границы мира.       Потому что я — Вэнь Чао, — упрямо повторил он, чувствуя, как приятно теплая сила бежит по меридианам, — потому что не так давно назад одному очень могущественному существу захотелось сыграть — и в ордене Вэнь родился Вэнь Жохань. Отец. Вот только отца зовут Саа`Рис, а еще его вид называют мертвыми кукловодами. Или иногда кровавыми. Порой даже — Королями Инферно, хотя папа всегда на это смеется. Потому что любой, кто умрет от его рук, станет его марионеткой, его верным воином — пока папа их не отпустит.       Вэнь Чао, например, так не может и не сможет никогда.       Рядом кто-то прочувствованно ругался и копошился. Вэнь Чао бы пожалел, что мальчишку пнул, но сейчас отвлекаться было нельзя.       У папы были дети. То есть, не совсем дети, как они, и Чао давно запутался, кто у папы правильный деть, потому что они с Сюем вроде как не считаются, хотя папа их сам делал, только в личине. Папа в ответ, на вопрос кто же правильный, только хохотал и говорил, что всех любит. Но у папы были дети и такие, как он. Чао их даже знал. Правда, Саа`Рэя он звал вообще дядей, а не старшим братом — так уж сложилось. А Хии, Хии`Саа он звал только по имени. Они примерно совпадали в возрасте, хотя Хии был на пару тысячелетий его старше.       «Зачем же ты упрямишься, малыш?»       Они с Сюем родились ужасно тяжело, на самом деле. И людьми не были тоже.       — .ао? Вэнь Чао? Да хоть ты, придурок, ответь!       Ладони начало припекать. Чао держал их, словно упершись в стенку. Впрочем, так все и было. Он держал щит.       А на самом деле Вэнь Чао вовсе не был ни бездарным, ни высокомерной дрянью. Это просто маска, личина. И порой еще — весело. Дядя Рэй учил.       У него это выходило лучше, чем старания наставников Ордена по воспитанию из Вэнь Чао достойного молодого господина.       А Хии учил его стрелять из пистолета и выживать в зомбиапокаллипсисе.       Вот после пистолетов и снайперской винтовки лук был отдельным издевательством. Но что поделать, если у их мира был не тот уровень развития, чтоб тащить сюда техногенные игрушки. Даже если они нравятся больше этих бесполезных луков.       После зомбоапокаллипсиса ночные охоты абсолютно не вызывали у Вэнь Чао энтузиазма.       «Глупыш…»       А еще Хии абсолютно испортил его вкус в музыке. От тяжелого рока у наставника Вэнь Хунлина случилось бы искажение ци такой силы, что всего мастерства целителей Ордена не хватило бы поправить.       Вэнь Чао нравилось. Любимую коллекцию он собирал по пяти десяткам миров и абсолютно не собирался останавливаться.       Вот только тут даже электричества не было, чтобы зарядить любимый плеер. А у Чао было абсолютно хреново с артефакторикой, чтобы перевести игрушку на магический привод. Родственники не помогали — решай, мол, задачку сам.       Папа продвигать план электрофикации Поднебесной отказался наотрез. Смеялся, предлагал устроить переворот, стать Владыкой и самому заниматься этим новаторством. Папа был, конечно, хорошим, но иногда таким… папой!       Собственно, львиная доза засранства Вэнь Чао объяснялась вечно разряженным плеером и отсутствием любимой музыки. Да и странно смотрелись бы тут наушники, даже беспроводные «капельки».       «Зачем ты упрямишься, малыш? Все же будет хорошо. Ты можешь забыть об этих проблемах. Забыть… забыть…»       Вэнь Чао упрямо стискивает зубы — по мередианам горячо, руки в огне и дышать тяжело.       А еще он абсолютно не любил вот эти тяжелые пафосные одежды. Он понимает, что стиль и честь ордена…       Но лучше б непременно черные и в облипочку джинсы, бесстыдно распущенные волосы и пара серег в ухе. Абсолютно неприличный вид в среде тех, кто о местных приличиях и не ведал. И хорошо, что не ведал. Да даже полная броня лучше, чем одежки второго наследника Вэнь. Одежки и всеобщее типа уважение.       Чао слишком хорошо умел читать истинное отношение окружающих, спасибо дяде Рэю.       «Ну зачем ты так, ребенок? Тебе же будет хорошо. Нам будет…»       — Вэнь Чао? Да ответь ты, придурок Вэньский! Какого гуя тут вообще твориться?       По подбородку течет влажное, и клановые одежды вымокли, кажется, насквозь.       Чао честно старается себя не забыть. Вот ведь… твари, гуль озерный их поимей в бездонном омуте, все поют, все манят, тихий шепот отдается ледяными касаниями по телу. Вэнь Чао в ответ вспоминает семью. Жизнь. У него есть за что держаться. Пока есть.       — Вэнь Чао? Да, гуль вас полюби, заткнитесь уже, учителя Ланя на вас нет!       Воспоминания стираются, тают, как мороженное под солнцем. Плохо. Чао словно зарывается ногами в землю — по позвоночнику приятная щекотка — вот он тут, здесь, сейчас стоит — и будет стоять, он упрямый. От всего родного засранства будет. И выкусите все.       Он чует солнце. Огромный огненный шар на небе, за небом, дальше. Ядро вспыхивает в такт, и солнце кажется огромным, раскаленным и не тем ласковым солнышком, что светило тут еще недавно.       Он и сам такой. Сила медленно текла — злая, раскаленная. Снизу тоже горячо. Огонь подземный и огонь небесный… А он — посередине.       «Зачем ты так, малыш?» — ласково проходится по спине чужой голос.       «Потому что я… Вэнь… Чао», — с трудом выдыхает он упрямое. Он тут засранец и бунтующий подросток, нечего с ним сю-сю-сю! Вэнь Чжулю на них нет, чтоб ядро им уничтожил, да через нижний дянтань!       Но песнь лишь становится настойчивее.       А у Вэнь Чао остается все меньше себя. Текут два потока огня — снизу вверх и сверху вниз, отделяется поток в руки… Солнце — оно ведь всем светит, сияет вспышками порой. Солнцу все равно. Раскаленной магме там, под ногами, все равно тоже. А пожар, особенно лесной, так и вовсе безжалостен.       Чао почти растворяется. Сам становится и вспышкой на солнце, и текущими потоками лавы, и огнем, что пожирает лес. Почти. А потом в кипящее пламя проникают нити ледяной силы.       Папа?       Нет, понимает Чао позже. Мир моргает, а сам он, кажется, свалился — угол зрения другой, но он теперь хоть вообще видит. Не папа.       Дядя Рэй!       — Все хорошо, ребенок, — говорит тот, внимательно смотря на него алыми глазами, — ты справился.       И больше не отвлекается. Вместо огненного щита встал алый, кровавый.       Вэнь Чао почти успокоился. Саа`Рэй — это очень серьезно. Хотя бы потому что он уже взрослый. Он не потеряется, дойдя до точки невозврата. Вокруг дяди Рэя — хранители, те, кто станет генералами его армии, направят силу, придадут ей форму.       Впрочем, Саа`Рэй не нападает.       Чао колотит. Холодно так, без огня-то. И руки спалил хорошо, до корок ожогов. Но это-то не страшно, он восстанавливается куда лучше заклинателей, а уж ожоги-то вообще без проблем. Только холодно. До гуя холодно.       — Ну теперь-то ты мне все объяснишь! — торжествующе нависает над ним юньмэнский мальчишка.       А потом ойкает и падает. Потому что Вэнь Чао дергает его на себя. От такого холода чужое тепло — верное средство, и раз уж папы для обнимашек сейчас у него нет, сгодится и Вэй Усянь.       — Вот, так и сидите, — одобряет Йар`Саари, один из хранителей дяди, мимоходом отвлекаясь от щита.       Они творят что-то явно сильнее и сложнее поделки Вэнь Чао, которую он и держал-то на голом упрямстве.       — Какого гуя тут творится?! — возмущенно-заговорщицким шепотом вопрошает мальчишка.       — Полная хрень, — убежденно отвечает Чао. Не врет.       Тихий смешок.       — А-Ри уже знает, не дергайся.       Вот про «не дергайся», дядя зря сказал. У него, конечно, есть право звать папу по-всякому, но вот так, сокращая и используя местное уменьшительно-ласкательное! Да это!       — О. Уже ожил.       Небожители, ну почему у него дядя порой такой… папа! Вылитый!       — Я старался, ребенок, — замечает Саа`Рис, возникая словно из тени у края полянки.       — Папа!       — Ик, — замечает Вэй Усянь, которого даже появление неизвестной опасной нечисти не смогло заткнуть, — это папа?       Чао его в чем-то понимает. Саа`Рис в истинном облике сильно отличается от заклинателя.       Что белоснежной кожей, что тем, что волосы стекают нитями тьмы, а вместо одежды — сила, обернувшаяся шлейфом наподобие юбки — темная, с кровавыми отблесками. Из всей одежды — она, да серебряные украшения, впрочем, это не совсем серебро, и у папы их много — и Корона мертвых, и серьга в ухе, и ожерелье, и вездесущая его подвеска, а еще колечки на рогах и браслеты. Когти — лютые мертвецы рыдают в кустах от зависти хором. А еще крылья. И ноги, но ноги не видно, только по следам и различишь — и нехарактерную для человека стопу, и когти.       Дядя рядом с папой смотрелся подростком рядом с главою Ордена. Но дядя сам недавно только Корону получил, куда ему?       — Папа, — блаженно улыбаясь, подтверждает Вэнь Чао.       А значит, все будет хорошо.       — Ага. А с каких пор у вас нечисть в главах ходит? — совсем заговощицким шепотом спрашивает Вэй Усянь. «И не надо ли вас спасать?» — читается в его глазах.       — Он не нечисть, — огрызается Вэнь Чао, — он папа. Сам ты нечисть!       — Ага-ага. И темная энергия мне мерещится.       — А давай тебя убьем, а? — предлагает Чао, впрочем, не разжимая объятий, — будешь хороший, послушный. Пап?       — Помилуй, ребенок, — легко отрывается Саа`Рис. Щит делают без его вмешательства, он только смотрит — такой себе экзамен. — Его ж шиложопость за километр видно. Зачем мне такая марионетка? Случайно разнесет мир по камушку — а потом «ой, я случайно»?       Чао прыскает. Представляется как-то слишком легко.       — А они… — начинает раздражающий юньменский мальчишка.       — Мертвые марионетки, да.       — Это же темный путь! — в голосе слышится все отчаянье напрочь задолбанного ученика Лань Цижэня.       — Нет, это свойство расы. Впрочем, по местным меркам, да, темный путь.       — А так можно? Они же, ну…       — Наше войско, — соглашается Саа`Рис. Чао даже не сразу понимает, что его марионетки оттаскивают их спящих красавиц куда-то. Или это дядины?       Он утомленно проводит рукой по лицу. Г-гуй, у него все лицо в кровище, вот угораздило-то…       — Так, дети, а ну-ка встали и брысь. Не до вас сейчас будет.       Глаза у папы хищно мерцнули алым.       Вторжения на свою территорию он не прощал.       Вэнь Чао позволил себя поднять, и даже смог перебирать ногами. Вэй Усянь опять попытался что-то болтать, вроде, кто там был тот хмырь, который всех на две головы выше, и зачем ему такие странные доспехи — вот и чего его заинтересовал инопланетный убийца, а не крылатый Йар`Саари? Впрочем, крылатых тут перебор был. Вэнь Чао мрачно посмотрел на свои крылья, что от недостатка энергии проявились, но воплотиться не смогли, так и остались призрачными, словно из огоньков сотканные и просвечивающие. Как пламя на ярком солнце. Посмотрел и упрямо в них завернулся. Раз уж Вэй Усянь у папы «деть», то убивать наглеца уже не планируют.       Боги и небожители, он хочет в загул. По самому техногенному и не волшебному миру из всех существующих. В самый обычный бар. Чтобы музыка такая, что у всех наставников Ордена случится массовое искажение, чтобы джинсы в облипочку, которые довели бы этих наставников до простецкого инфаркта…       И коктейль какой-нибудь. Не сильно алкогольный, но химозный насквозь, чтобы был в бокале красивыми яркими слоями, разновкусовой и с трубочкой.       И чтобы из всех опасностей — только одна неприятная личность, что запала на его слишком симпатичную задницу.       И, видят боги и небожители, он устроит себе такой загул. Даже если ему пристроят в няньки Вэй Усяня!