Нити судьбы

Когда по телевизору показывали разоблачительные репортажи о детских домах, ставшими филиалом ада на земле для воспитанников, Поэт лишь пожимал плечами. В его детском доме воспитатели никого не били, девочки не оказывали услуги интимного характера богатым педофилам, а мальчишки не торговали наркотой. Но конфликты были, от них никуда не деться. Женя дрался с другими мальчишками и даже с девочками. Жизнь заставила учиться давать сдачи. Иногда он отвечал обидчикам довольно тонкими психологическими манипуляциями, а иногда приходилось бить кулаком в лицо. Его поражало, с какой злостью дернутся девочки, как они пытались выцарапать ему глаза и таскали за волосы. У ненависти нет пола, в этом он довольно быстро убедился. С ровесниками было просто. Другое дело ребята постарше. Они развлекались по-другому, просто младшие об этом не рассказывали воспитателям. Мишка Колосов никогда не бил, не обзывал, просто зажимал Онегина в углу и нагло лез в трусы, тискал и терся, тяжело дыша на ухо. Поэт терпел и никому об этом не рассказывал даже спустя годы. Возможно, это как-то повлияло на то, что, став постарше, он избегал физической стороны отношений. Именно это он и начал говорить, пока они прогуливались с Кризалисом ночью по городу. Сашка слушал спокойно, только иногда задавал вопросы, чтобы что-то для себя прояснить. - Почему ты никому не рассказывал? - спросил он, явно ошарашенный таким ходом разговора. - Считал, что все нормально? - Нет, не в этом дело. Кому я расскажу? Воспитатели мне не поверили бы, для них я всегда считался фантазером - ведь я читал столько книг, я был, к тому же, неудобным ребенком. Мишка этим прекрасно пользовался, называл меня своей девочкой и принцессой, - пожал плечами Поэт. Удивительно, что эти воспоминания на него не давили. - И ты молчал все это время? - Я... Когда я попал в больницу, я попробовал поговорить об этом с доктором Рубинштейном, вернее, он довольно умело выудил из меня эти самые воспоминания, которые, как мне казалось, я похоронил в прошлом. Кризалис кивнул, он помнил методы доктора. Помогли ли они или нет, но душу его знатно помотали тогда. - А потом я встретил Колосова, когда учился в институте. Все по классике - темная ночь, пустынный закоулок, я, идущий из библиотеки, где задержался допоздна и гопник, который пытается отжать у меня последние сто рублей. - Наверное, это была офигительная встреча. - Да. Мне кажется, я его убил, - сказал Женя, посильнее сжав его руку. Саша вытаращился на него так, словно у Онегина выросла вторая голова. - Повтори, - хрипло попросил он. - У меня был с собой нож. У него тоже. Ты думаешь, я бы так просто стоял и дал бы себя ограбить? Меня прижали к стенке, он узнал меня. Снова назвал принцессой и сказал, что отпустит, если отсосу. А я с собой "бабочку" таскал, район был небезопасный. Я не помню, куда ударил, все как в тумане. Он не ожидал, потому мне удалось сбежать. Так что, возможно, ты спишь с убийцей. Кризалис молчал. Поэту именно это и не нравилось в откровениях - никогда не предугадаешь чужую реакцию. Сашке противно? Он разорвет их отношения? Посчитает, что он опасен? - Ты и это Рубинштейну рассказал? - Нет. - Ты уверен, что его убил или просто ударил куда-то ножом? Ты же ничего не видел толком, если был в панике. Теперь настала очередь Жени таращиться в недоумении. - Тебя не привлекли, он, возможно, жив, и никогда с тобой не свяжется, - сказал Кризалис, крепче сжимая его вечно мерзнущие пальцы. - Все хорошо, Жень. Какое-то время они шли в молчании, и Онегину казалось, что из его глаз текут невидимые слезы. Кризалис принял решение делать ремонт и Поэт не мог не помочь ему, хотя не был уверен, что принесет пользу. Впрочем, Сашка решил большую часть взять на себя, Жене досталась уборка, помощь в перетаскивании мебели и прочие мелочи. Бережет он его, как иначе? Кризалис понимал, что слухи о ремонте рано или поздно дойдут до мамы, и она примчится, чтобы понять, что он там учудил. Странно, но мама появилась только тогда, когда они уже отделали маленькую комнату. - Саша! - мама стояла на пороге, неприязненно разглядывая заляпанные краской старые треники и футболку. Кризалис мысленно закатил глаза - не в смокинге же ему делать ремонт. - Да, мам? - Я слышала, что ты затеял ремонт. Решила узнать, как тут у тебя дела. - Дела у меня отлично, потому что бабушкина квартира нуждается в ремонте. Мама ничего не сказала, но жадно разглядывала нагромождение вещей из маленькой комнаты. Старые бело-розовые обои в цветочек в маленькой комнате Кризалис сменил на нежно-мятные, сам выбирал. Долго представлял на их фоне Онегина, полуобнаженного, конечно. Взял, как только картинка в голове сложилась в идеальное полотно. Поэт потом хвалил его за выбор, говоря, что этот цвет не будет раздражать, когда в комнату будет светить солнце, о подоплеке такого выбора (что его оттрахают у стенки) даже не догадался. - Ремонт это хорошо, - сказала мама.- Саша, скажи, а что за юноша к тебе приходит? Высокий такой. Ну ебаный в рот... Началось... Кризалис был беспроблемным соседом. Пьяных дебошей не устраивал, источником тараканьего разгула не являлся, компаний сомнительных не водил и перфоратором в семь утра в воскресенье не работал. Помогал спустить коляску до первого этажа одинокой мамочке, донести продукты до последнего, если сломан лифт, старой соседке. Все знали, что Саша Лавровский хороший мальчик. Но он знал, что среди соседок у матери есть шпионки. Низко... - Приходит, да. Это Женя, - сказал он, как ни в чем не бывало. - Женя? Я не помню у тебя друзей с таким именем. - Ты просто ничего не знаешь о моих нынешних друзьях, мам. И в этот момент дверь в маленькую комнату открылась. Поэт все это время был там. Все это время мыл полы, отправил Кризалиса открывать дверь, он, мол, и сам отлично справится. Вид Жени, конечно, впечатлял. На нем были шмотки Сашки, просто потому, что у Онегина не было вещей, которых не жалко. Старые спортивные штаны, которые пришлось невесть каким образом подвязывать, чтобы не сползли с его худых бедер и некогда белая футболка, с которой улыбалась какая-то полуобнаженная девица в стиле Вальехо. Футболка на нем болталась, как плащ на швабре, и то и дело сползала с ключиц (Кризалис хоть и ниже его ростом, но намного шире в плечах). Если приглядеться, то можно разглядеть выцветающие пятна засосов. Саша невольно усмехнулся, увидев выражение лица Поэта. Он знал, что Женька терпеть не может его семью, и зеленые глаза сейчас очень красноречиво это подтверждали. - Добрый день. - Добрый... А вы... - Евгений Онегин. Сашин... друг... - Онегин расплылся в хищной улыбке. Мама кивнула и как-то сразу потеряла интерес. Поэт прошел мимо нее в туалет с полным ведром грязной воды и, демонстративно игнорируя ее, начал разговор с Кризалисом: - Полы я помыл, сейчас все высохнет, и можем стелить палас. Ты его забрал из чистки? - Да. - Саша, я пойду. У меня дела еще... - Хорошо, мам. Стоило ей уйти, как из туалета выглянул Поэт. - Что ей было нужно? - Узнала про ремонт. И про тебя. Пришла вынюхивать, - хмыкнул Саша. - Она знает о нас? - Женя прошел на кухню и выкинул в мусорное ведро старые резиновые перчатки. - Не совсем. Отец спрашивал, есть ли у меня кто и я сказал, что у меня есть Женя. - И они посчитали, что Женя это девушка. Странно, что твоя мать не провела параллель между мной и твоей... Женей. Не поняла, что это не трепетная дева? - Ты очень даже трепетный. - Саш! - Не поняла, да, - Кризалис увернулся от брызг, когда Онегин махнул в его сторону вымытыми руками. - Ты скажешь им? - Поэт немного подрагивал в ожидании ответа. - Скажу, почему нет? Просто не сейчас. - Она тебя знать не захочет. - Возможно. Пошли палас стелить. - Я ненавижу его семью! - Это я знаю. Что дальше? В "Райдо" было шумно. Сначала Поэт переживал, что на них будут пялиться из-за Огонька, но большинство перестало таращиться уже через минуту. Женя сам пригласил его сюда, чтобы поговорить. Ему хотелось высказаться и услышать чужое мнение. - Я хочу, чтобы он с ними порвал, - сказал Онегин, отхлебнув крепкого черного чаю с шиповником и медом. - Разве это проблема? Там и так не слишком теплые семейные отношения, - пожал плечами Леша. - Они к нему лезут. Делают больно. - Примени свое умение. Ты же можешь немного больше, чем другие. - Могу. Но он станет задавать вопросы. - Уверен? Если он знает, что ты умеешь, то не станет задавать вопросы. - Он не знает, - немного помолчав, ответил Поэт. Огонек недобро усмехнулся. - Ты скрываешь это? Почему? - спросил он, не сводя с Жени тяжелого взгляда волчьих глаз. - А если он подумает, что я воспользовался своими возможностями и приручил его? - Это не так? - Нет. - Значит, все в порядке и тебе нечего бояться. Онегину хочется кричать. По сути, Леша прав. Но ему страшно. А если Кризалис не поймет и отвернется? "Я приму тебя любым", - всегда говорит его раненый лев и ему нельзя не верить. Он его любит. "И я его люблю", - Поэт вертит в руках чашку. - Я... поговорю с ним. Когда буду готов. Огонек смотрит на него, но ничего не говорит. В зале шумно, но Женя, чтобы рассеять гнетущую тишину между ними, заводит разговор на совершенно другую тему. Огонек втягивается в игру, ему любопытно, что произойдет дальше между этими двумя.