Самозванцы

Пламя свечи было неподвижно, подобно стражнику, что вёл ночной дозор на одной из башен крепости. Тьму тревожил её непоколебимый слабый свет, но в своём неведении она все же позволяла разглядеть два тела, что сплелись друг с другом в страстном танце, животное желание которого росло с каждым мгновением. Мелкие капли, подобные жемчугу, украшали поверхность столь юного тела, в то время как аналогичные капли на другом — представляли подобие весьма несвежего масла. Из сладких уст, сравнимых со спелой вишней, вырывался сладострастный стон, в то время как из других — исходил лишь непонятный набор звуков, напоминающий не то карканье вороны, не то последние вздохи умирающего. И будь он один в комнате, в последнем утверждении не было бы даже сомнения. И безобразная плоть одного проникала в сказочный сад иной поистине цветущей плоти. Квадратные руки с весьма внушительными пальцами скользили по телу, безобразно сжимая манящие груди. Подобно уже почти спелым плодам они тянулись вверх к солнцу, к святыне, пока эти грешные пальцы норовился осквернить их. Юное цветущее тело при каждом проникновении послушно выгибалось, при этом напоминая молоденький стебель растения, которое лишь только пробилось сквозь землю и пытается укорениться в земле. Наконец грешник застыл и лицо его обрело ясную гримасу внеземного, запрещённого наслаждения. Ещё мгновение и он перевернулся на спину, устало откинув руку вдоль широкой кровати. Заплывший взгляд его пал на маленькую скульптуру женщины с ребёнком. Он долго задумчиво смотрел на неё, пока наконец не залился громозвонким хохотом. Отчего и пал на него колючий взгляд карих глаз. — Что же тебя так рассмешило? — теперь взор её украсила взятая из ниоткуда нежность. Ловкие ножки её опустились на каменный пол, а нос вдруг поморщился. За последние несколько лет она привыкла находиться в помещениях гораздо более пышных и броских, в которых, по крайней мере, пахло цветами, а не ядреной смесью из дешевой выпивки и весьма несвежей еды. — Как много потеряла она, оставшись навсегда девой, — смех, что был и без того громким, стал поистине оглушающим. На прежде ясном лице молодой особы появилась ухмылка, вызванная не то глупостью собеседника, не то его бесцеремонностью. Она надела льняную сорочку и едва успела затянуть на ней шнур, как квадратная рука подобралась к ткани и оголила лишь на мгновение успевшее спрятаться плечико. — Арлетта, — промурлыкал мужчина и примкнул своими толстыми губами к беленькой шейке, — твой отец… Эти два слова тут же отразились на прежде расслабленном теле девушки: оно заметно напряглось и выпрямилось, как струна лютни. — Он уже говорил с тобой насчёт Парижа? — произнёс он, продолжая по-прежнему бесцеремонно оголять девушку. — Что же ему следовало мне уже сказать? — тонкая рука игриво и в то же время напористо откинула мужчину обратно на подушки, — Или, может, уже должно было быть сказано? — с истинно кошачьей улыбкой на лице она оседлала мужчину, но так и не позволила ему снять с себя этот жалкий кусок ткани. — Значит, мне достанется эта честь сообщить тебе о столь великой вести, — напористые пальцы поглаживали мягкие девичьи бёдра, — Настало время вступить в большую игру. Он замолчал и направил испытывающий серый взгляд на едва спрятанные груди. — Дегэйр, — нежно пролепетала девица и, как только мужчина расслабился, дразня проскользнула бёдрами вверх, — Не томи. — То скажет лишь твой отец, — за словами последовал аккуратный выдох. Создалось ощущение, что его испустивший, боялся самого себя. — И толку от тебя, — с юного лица в мгновение спала игривая ухмылка, а те самые мягкие бёдра ловко спустили свою обладательницу с мужчины, — Ты лучше ответь на другой вопрос, — наконец в голосе ее появилось раздражение, — С каких пор мы встречаемся тайно? — взгляд её упал на своё отражение в треснувшем зеркале, — ещё и в таком месте, — в очередной раз её нос поморщился. Хотела бы она знать, кто был для неё в тот момент более отвратителен — мужчина, продолжавший покоиться в кровати, комната или же собственное отражение. — Моя жена… — хотел было начать мужчина. — Твоя жена, — перебила его Арлетта, попутно скинув зеркало с комода, — плевать я хотела на твою жену, — она хотела продолжить речь, но, осмыслив ситуацию, охладила свой пыл, — Мне надо поговорить с отцом. — Разве есть то, что может сказать он, но не могу рассказать я? — мужчина вновь оказался подле девушки, — Тебя втянули в слишком серьезную игру, выхода из которой нет. И знаешь, что самое интересное? — руки его попытались задрать подол её сорочки, которую она едва успела затянуть, — Ты теперь одна из главных пешек. — Что ты имеешь ввиду? — девушка повернулась к мужчине уже вновь с игривой маской на лице. — Клод Фролло, — мужчина выдержанно посмотрел на девушку, наблюдая за её реакцией. — Паук? — тонкие чёрные брови удивленно приподнялись, а глаза сузились в недоверчивом прищуре. Она сделала несколько шагов назад и, ловко запрыгнув на комод, притянула к себе того, с кем привыкла делить ложе. — Паук, — еле слышно подтвердил он, — Он ищет нового писца, — толстые пальцы изучающе бродили по бёдрам юной девы, — Вернее, будет искать. Не составит проблемы устранить того, кто занимает должность сейчас. И вот затем нам нужно будет подослать кого-то, — ладони его плавно поднимались всё выше и выше. — Кого же? Женщину? — она впервые за долгое время искренне рассмеялась, но уже спустя мгновение смех прекратился, оттого что пальцы его слишком напористо сжали нежную кожу. — Женщину, — словно оскорблённый повторил он. — Продолжай, — попросила она от досады. Её разум все ещё отрицал сам факт того, что собственный отец отправит её к Фролло — сатане их великой шахматной игры. — Под видом мужчины, конечно, — наконец, пальцы его расслабились, — Мы уже пустили должный слух по Парижу. Осталось только ждать. — Ты говоришь загадками, — взяв его ладони в свои, она приподняла их ещё выше по бёдрам. — Судья уже много лет ищет философский камень и изучает кометы. Арлетта задумалась, какой из двух вариантов казался ей более смешным и безумным. Ещё более несуразным услышанную ей фразу делал сам факт того, что все это связано с именем парижского судьи. — Уже много лет в Париже живут слухи, гласящие, что у Фламеля был родственник. Он был совсем ребёнком, когда его отправили в монастырь, — он томно прижался к девичьей груди, — Слава об юном философском уме живет уже годы, к тому же он успел послужить при инквизиторе. В очередной раз Арлетта засмеялась. — Ты даже представить не можешь, до какой степени может быть убедительна даже самая наглая ложь, — глупость девушки вызвала на его пухлых губах улыбку, — когда уже теряется всякая надежда найти то, что ищешь уже целую вечность. — Как нищий хватается за кусок хлеба, так и судья — за надежду? —Девичья ладонь грубо приподняла его голову. Она придвинулась к его губам и испытывающе заглянула в серые глаза, — Знаешь в чём разница? — юное лицо вновь украсила наглая ухмылка, — у нищего хлеб хотя бы настоящий.