Из соседней частоты

А через две недели у Ниврама появился питомец. Он назвал его BλRS-1K, в честь древнейших традиций. По вечерам осторожно подкрадывался к коту и гладил узловатыми карбоновыми пальцами. — Ух ты мой ласковый, мой славненький… Молодому коту новый хозяин тоже понравился. Серый пушистый BλRS-1K урчал, как электромотор, иногда горбил спину и тёрся о колесо старого робота боком. — Только вот с молочком будет забота… Ну, ничего, ничего, управимся. Верно, BλRS-1кушка? — беспокоился Ниврам. Оксана его успокоила: — Мы будем приносить. Мы теперь тут часто будем появляться, Зайцев с Шуриком съездили к отцу он дал добро на сооружение тут транслятора. — Зачем он, тут-то?! — всерьёз испугался Ниврам. — Мои расчёты говорят, что Зайцев может построить совсем маленький передатчик в старом убежище под развалюхой. Главное траекторию полёта частиц просчитать и пускай летят. — А транслятор, да прямо тут… Его ж засекут! В миг прилетят да и разгонят тут всё. А меня на переработку получается? — Не переживай. Никому тут ни ты, ни эти постройки, ни передатчики не интересны. Регуляторы следят только за переговорными частотами, да и покрытием мировой сети. А тут… как отдали всё на послевоенный заповедник… так и будет оно стоять пока не сгниёт. — Сергей только рукой махнул и щёлкнул зубами ядрышко фундука. — А Элис и Сла-ви надо доставить точно на место открытия пробоя в сопредельный мир. И не так чтобы пучок света восемь лет летел, а по принципу «Сверхсветового коммуникатора» Херберта. Сразу будем менять их фотоны тут и доставлять в нужную точку. Квантовым перебросом. — Ежели какая от меня помощь необходима, то я поспособствую, у меня мощности ещё какие-никакие есть. — Оптволокно нужно. Да я уже с отцом договорился. Вряд ли что-то из нужного сейчас есть на свалке.

***

Вплотную занялись сборкой и привозом всякой техники, когда Шурик уехал вместе с Алисой и Славей в воздушный круиз. Астронавтки радовались путешествию как дети. Но всё же при прощании было в их глазах какое-то беспокойство. Все ребята с ними пообнимались, наговорили кучу советов и наставлений. Славя улыбалась, смущалась и кивала. Потом пассажиров заторопила громкая связь: «Лайнер «Атет» отправляется. Пассажиры и персонал, пройдите на палубу!». И укатили странницы в дальние края. А вся компания поехала обратно в лагерь готовить стартовую площадку. Прежде всего Зайцев с Ниврамом обошли пустырь со всех сторон. Ниврам закопал почти три десятка излучателей ультразвукового кода смертельной опасности и сигналы границы для регуляторов. Чтобы люди не смогли подойти, и всё происходящее не видели посторонние. Затем недалеко от каменного крыльца уложили большущий персональный пульт с кучей проводов, потому что Ниврам категорически запретил пользоваться на его территории антеннами. Зайцев, скрепя сердце, всё это сносил. Но тянуть связь сверху в подвал заставил Ниврама. Робот даже обрадовался исполнению своих алгоритмов по самосохранению. Конечно, пультовой было недостаточно. Хотя только она потребляла половину мощностей электричества. Увеличивать потребление, тоже было нельзя, заметят. — Ещё нужен хотя бы элементарный ускоритель частиц. Аппаратуру свозили на пустырь мелкими партиями. Зайцев выпросил у отца домашний грузовичок на котором ему и прилетели части от ускорителя. Сопровождалось это всё такими разговорами: — Хорошо, что он такой… Портативный. В древние времена такие несколько тонн весили и занимали целые здания. — Эх молодёжь… Я ещё помню компьютеры размером с книгу или даже с чемодан! — Да, я знаю. У нас такой в ретроуголке стоит. С Ниврамом Зайцев проводили электричество целых полмесяца. Стены шахты стали похожи на самый настоящий коридор бункера. Почти как под космодромом. Увлёкшись важной работой, Машу вспоминал Зайцев лишь временами. К радости сестры. Но всё-таки вспоминал. Порой перелистывая фотографии на «Сверчке» уходил в лагерь и ждал её около театрального клуба. Так ни разу и не решившись заговорить.

***

Скоро, привыкли собираться на пустыре каждый день и порой засиживались до вечера. Уходили на затерянную среди деревьев поляну, там, соблюдая древние традиции, разжигали костерок из сухого бурьяна и щепок – этого топлива тут хватало. Пекли самовыращенную роботом картошку. Которую больше всех хвалила Оксанка: — Эх… Такая в магазине как новенький лайтфон стоит… А мы её? Едим… — А кому ты её продашь? Без разрешения. — Да-а-а… Вот и я о том же… Ниврам присаживался вместе с ребятами. Точнее, не присаживался, колесо-то не складывалось, а укладывался на бок, подперев кулаком голову и начинал излучать успокаивающий код. Пушистый малыш BλRS-1K устраивался у колеса и уютно урчал, когда Ниврам гладил его длинным щупом. Иногда Ниврам рассказывал истории из прошлого, из быта домовых. Из тех времён, когда всё было не так: про довоенное и военное время, когда жизнь была неспокойнее, а люди добрее, и никто: — …слыхом не слыхивал и не думал про всякую там экологию, когда от дыма и гари роботы дохли, а не то что вы, непрочные люди и детишки. …Раньше-то вашего народу было в сто раз больше, не в пример нынешним временам. И у каждого был свой домашний робот. Ну дак, значит, соберёмся у зарядной станции по утру, и тут кто-нибудь и говорит: «А что, братцы и сестрицы, не устроить ли нам праздник, заезд на скутерах, да со зрителями?!» Ну и почему не поиграть? …Молодые тогда все были, заводные… Историю о том, как роботы устраивали самые настоящие спортивные соревнования между собой на потеху людям, первый раз выслушали с большим интересом. Второй раз – тоже ничего… Но Ниврам забывался и начинал рассказывать снова. Особенно после того, как заправлялся принесённым Зайцевым спиртом и веселел. — Слышали, Ниврам, ты уже про это рассказывал. Сыграй лучше или спой. Ниврам не обижался. Брал очень старую, ещё довоенную гитару, клал её на колесо, ударял по струнам. Играл Ниврам совсем неплохо для домового. — Вообще-то у нас в алгоритмах больше пианино и всякие клавишные. Но мой профиль на гитаре очень даже чувствительно исполняет разные мелодии. Это в меня один из хозяев заложил… Помер он уже давно, превратился в номер на погостной стене, а я как перебираю образы хозяев, так он всегда первый… И Ниврам пускал со струн сложный цыганский перебор. А потом начинал петь. Любил он старые романсы. Говорил назидательно: — Классика… Всякие там роки-буги-вуги пройдут и сгинут, а это останется навсегда. Потому как берёт за самые чувствительные органы восприятия… С Ниврамом не спорили. Из вежливости. Впрочем, романсы и правда были неплохие. Особенно Оксанке нравились, да и Зайцев притихал. Ниврам пел надтреснутым голоском, в котором слышалось шипение, как на древней граммофонной пластинке. Но в этом была даже своя прелесть. Будто и правда в траве завели старинный граммофон с жестяным узорчатым рупором… Оксанка придвинулась к брату. — Песенки его вроде бы весёлые, но все какие-то я не знаю даже. — Безысходные? — Ага… — Так раньше модно было. — А ещё от Шурика никаких вестей. И в сети он не был. Как ему там с со Сла-ви? Сергей усмехнулся: — Уже забыли друзей с улицы Вечных Разведчиков… — Типун тебе на язык! — Уже вскочил. А знаешь. Это ведь не главное. — Из этой-то поездки они, конечно, вернутся. Но ведь потом – улетят насовсем… Эх ты, батюшка-космос, зачем ты такой большой? А у костра. Пощёлкивал огонь, мурлыкал BλRS-1K, тихонько дышали рядом деревья. Уютно пахло тёплой травой и совсем не пахло городом. И супер-кулексы, испуганные огромным числом отпугивателей, близко не подлетали. Возникали на фоне закатного неба, но к костру не совались. И не было никого посторонних и любопытных. Только появлялся однажды летучий регулятор. Сфотографировал Зайцевых и металлическим голосом прозвенел: — До шестнадцати лет, после двадцати трёх часов находиться на улице без взрослых не положено… Вся компания притихла. И только Сергей незаметно достал универсальную отмычку и направил в сторону летуна…. — Не надо. — Ниврам поднял руку-манипулятор. — Это из списанных. Летает тут со свалки и обратно. На переработку его нельзя, у него в прошивке привязка пропала. — А нам утилизация не положена! Костёрчик погасите поаккуратнее, и чтобы домой до двадцати трёх… — раздался издалека тот же металлический звон. — Как он пробрался-то? Неужели на милицию «стенка» не действует? Ниврам покряхтел: — Кажется, что на неё никакие ухищрения не действуют. Это я ещё до войны в заметках отмечал…

***

Разумеется, вся эта компания занималась не только транслятором и сидением у костра. Расписание в тематическом лагере всё же было. Жили-то все по «реконструкции», занимались историей, коллективным трудом, спортом и общественной деятельностью. Общественная деятельность в основном представляла собой уход за инфраструктурой по заметкам летунов-регуляторов. Отец привёз Зайцевым самокаты на магнитной подушке. Хоть и в самом лагере магнитные дорожки не укладывали, в дань тематике, но вокруг их было полно. А в лесах оставались ещё довоенные, уже давно засыпанные землёй и поросшие травой. Искали эти дорожки наугад. А проще говоря летали на самокатах по лесу. Где он падал, там и ставили отметку, что дорожка заканчивается или поворачивает. Правда не все ребята соглашались быть в таком «Поиске». Зайцева скептически отговаривалась: — Вы, пожалуйста, не подумайте, что я боюсь. Просто я чувствую себя недостаточно подготовленной к переломам рук и ног. Такое объяснение, впрочем, принимали с пониманием. А потом наступило полнолуние. И появилась ещё одна игра. Ночная. «Душезамирательная», как сказала Оксанка. — А что, если папины самокаты немного перепрошить?.. — Защиту от подъёма снять? — Да! Чтобы как взрослые летали! — Запросто! На складе Оксанка нашла несколько баллонов яркой серебряной краски. — Светится в темноте! И начались ночные приключения. Кто-то отпрашивался у старост: «Я пойду ночевать у Зайцев, мы там ужастики с «присутствием» смотрим». Кто-то просто удирал из домиков через окно, хорошо, что лучевых периметров в лагере не было. И скорей на пустырь, к Нивраму. Здесь была взлётная площадка. Становились в очередь на покрашенные люминесцентной краской самокаты. Выжимали запуск, хватались за руль, ставили ноги как на древних скейтах. Появлялось в груди волшебное замирание. От руля пахло кислым залапанным металлом. Самокат почти что сам собой поворачивался несколько раз вокруг оси и… взлетал в небо. При этом сильно остывал, и холодил ноги даже сквозь подошву. Теперь — взгляд на луну, на розовый шар над «Зарёй» в светло-лиловом небе июньской ночи. Над магнитной дорожкой перепрошитые самокаты легко взлетали на два-три десятка метров. Но сперва лениво разгонялись, начинали скользить над землёй, шурша дном по верхушкам сорняков. На такой высоте трудно было управлять. Страшно. Самокат порой не слушался, кренился, ехал боком… Ещё больше пугая. Но это казалось таким пустяком, по сравнению с захватывающим полётом над лесом, рекой и спящим лагерем. Разумеется, лагерь спал не весь и опять пошли слухи об НЛО, о пришельцах, но подобными явлениями сейчас никого не удивить. — Эх, плохо только, что Элис и Сла-ви с нами нет… — жалел Зайцев. — И что ты им покажешь? Летающий самокат?! Не поймут. Они между мирами летают. — Одно дело – в нечувствительной межпространственной пустоте, а другое – вот так, под розовой луной, среди сумерек… Кончились полёты неожиданно. Нахальный и склонный к приключениям Вышенков примчался к воротам лагеря и хотел было в них же влететь. А магнитного покрытия дороги в тематическом лагере не было. Юрка отделался сломанной рукой. Зайцевы – конфискованными самокатами. Отец Зайцевых – штрафом и записью в наблюдательный лист регуляторов. До «зелёной педагогики», как любили говорить в «Заре», в тот раз, правда, дело не дошло, но технику вывезли. Впрочем, полнолуние всё равно уже кончалось… Из всей компании только Зайцев остался равнодушным к утрате самокатов и горю Юрки, которого выдворили из лагеря до следующего сезона. Две случайные встречи с Машей и вид полной луны вызвали у него новые приливы любовной тоски. Ночью он сумрачно и бессонно сидел на крыше кружков самодельщиков и смотрел на раздутое розовое светило. А днём всё у него валилось из рук. Отцу звонить по поводу сборки транслятора-ускорителя он боялся. Вообще-то транслятор уже действовал, Зайцев уже отправил с него несколько элементарных частиц. Но запуск работал лишь тогда, когда направлен был в космос широким конусом. Когда же задавались какие-то координаты, всё, как говорят «ложилось». В довершении всего, установка стала поедать невероятные количества энергии, за что близнецы были выгнаны с пустыря Ниврамом, который боялся за своё инкогнито. Народ роптал. — Нужна ещё сотня всяких. доработок и уточнений… Ниврам сильно снизил энергоёмкость аппарата, но у нас уже не осталось никаких материалов. А делать из пустоты мы ещё не научились. — жаловался Сергей. — А папе звонить ты боишься? Может быть я?.. Зайцев сделал вид, что ничего не слышал: — А в продаже это стоит бешеных денег! А где их взять?! — Если даже все скинемся, половины не наберём. — Может, взять у Шурика, когда приедет? — После рейса он будет, наверно, без денег… Но не бывает так, чтобы никакого выхода! — Я найду. — вдруг пообещал Зайцев и сдвинул брови. — Как?! — Не скажу. Это я один… — Но мы же обещали друг другу, что все всегда будем делать вместе! — Тебя нельзя подвергать напрасному риску. — Зайцев замолчал, как человек, решивший в одиночку обезвредить мину. А на следующий день встречали Шурика с инопланетянками. Все путешественники живы-здоровы, Сла-ви только улыбалась как-то стеснительно. — Принимайте! Даже никто не заскучал! — прокричал радостный Шурик. На несколько секунд все примолкли, а потом наперебой заговорили опять: как хорошо, что прилетели и как всем тоже было скучно. И тут как на зло раздались позади всегда недобрые шуршания винтов регуляторов. А потом стандартный металлический голос прозвенел: — Александр Тимофеев! Мы вынуждены задержать вас на территории аэропорта для выяснения ряда обстоятельств.