Сердце Дракона

Магия Лунного света.

Сияние фантомных драгоценных камней россыпью ложится по очертанию лунной тропы. Бриллианты, рожденные под светом Ночной Госпожи, украшают водную гладь, завлекая собой в бескрайнюю глубину Великого тёмного Океана. Блестящая холодная вода нежно касается босых ног, на летучее мгновение покрывая стопы драгоценным переливом, и снова пеной разливается прочь. Чимин осторожно ступает шаг за шагом в манящую неизвестность. Впервые за этот мучительный год он чувствуется себя спокойно и умиротворенно. Его больше не съедают ежедневные ведения о роковой «Лунной Жатве», которая перевернула его «взгляд» на мир, буквально открыв ему глаза на окружающую его реальность. Той волшебной ночью всё случилось слишком неожиданно, так что Чимин не успел испугаться происходящего или отреагировать хотя бы как-то. Всё, что он мог, — смотреть, смотреть и еще раз смотреть, приоткрыв свои безмолвные губы в немом восклицании и благоговении. Его прозрачные глаза еще никогда не были распахнуты так широко, еще никогда они не были столько жадными до прелестей жизни. Еще никогда они не заливались озерами боли утраты, как в ту роковую ночь «Лунной Жатвы». Идя по лунной тропе, по держащей всё его маленькое тело морской воде, Чимин слышит лишь внутренний зов к Божеству с горящими темными обсидианами напротив. Стук собственного сердца, словно музыкальное сопровождение его невесомых шагов. Он слышит бархатный голос прошлого, которого никогда не было. Тот самый нежный баритон, по которому он тосковал всю жизнь, ощущая тяжесть на сердце от разлуки и одиночества. Всю жизнь он скучал по тому, кого никогда не знал, но в коем отчаянно нуждался, кого ждал все свои восемнадцать лет или столетий… Чимин останавливается, оборачиваясь назад, но там вновь некогда привычная, но теперь болезненно пугающая кромешная темнота. Вокруг больше нет звездного неба, благосклонной Луны и шумного Океана. Словно из-под толщи воды, он различает чьей-то надрывный отчаянный плач, он слышит голос его заботливой мамы, но её образа нигде нет, как и никогда не было. Она зовёт его, всё тише и тише, потом вновь умолкает, и Чимин оказывается в холодной черноте один, снова абсолютно один. Чимин просыпается от «вечного» сна, что терзает его воображение на протяжении года, с тех самых пор. Он на ощупь притягивает к себе подушку, которая снова мокрая от пролитых во сне слез. Щек снова касается нежная теплая рука матери, вытирая мокрые следы и, как бы давая понять, что она рядом. Она снова не спала всю ночь, оберегая своего мальчика от кошмаров, но стоило ей прикрыть глаза на мгновение, как это снова случилось, её малыш снова страдал и плакал. Чимин первым тянется за оживляющими и боле-исцеляющими объятиями, снова находя в них защиту и понимание. Он снова чувствует запах выпечки и дешевого порошка, ему нравится, так пахнет его дом. Всё хорошо, он снова дома, он снова слеп, как новорожденный котёнок. Всё снова возвращается в свою колею, но как прежде больше не становится. Чимин был рожден слепым, поэтому никогда не впадал в пучину отчаяния из-за того, что не мог видеть красок жизни, ведь в конце концов, он мог слышать, чувствовать и смаковать ее вкус. Кладя руку на сердце, его не мучала темная реальность, — он был счастлив. Никогда не видел глади океана, поэтому и не скучал по его устрашающему штормовому величию, — он был счастлив. Никогда не видел зелёных трав, деревьев, цветущих растений, поэтому не нуждался в их свежести, — он был счастлив. Не различал ни солнечного света дня, ни лунного сияния ночи, не видел звездного неба, не видел лунной тропы, не видел Дракона, — он был счастлив. Он. Был. Счастлив. Но теперь, после того, как он смог впервые увидеть собственными глазами, парящее в ночном звёздном небе могущественное крылатое Божество; после того, как его мерцающему взгляду показался серебрёный Дракон с блестящими, переливающимися чешуйками, могучими сильными крыльями, громом рассекающими небо на электрически заряженные трещины в виде молний, со сверкающими чёрными обсидианами; он почувствовал слёзы утраты чего-то поистине прекрасного. Единственное явление, которое удалось узреть впечатлительному мальчику за все 17 лет незрячей жизни — магический ритуальный танец Лунного Дракона в ночь долгожданной Жатвы. С тех голодных времен прошел целый год, но Чимин всё еще не смог оправиться от пережитых потрясений, словно он был рождён, чтобы увидеть волшебный драконий призыв, и теперь может=должен умереть со спокойной душой. Тогда почему его мучают эти сны сожаления о потере, про которую он даже не подозревал доселе.

Лунная Жатва.

Белокурый мужчина худощавого телосложения одетый в платье цвета океана, украшенное яркими лоскутами, рассекает лунным клинком плотный предночной воздух. Веки плотно сжаты, так как его единственно зрячий глаз более не обладает способностью узреть противника, он становятся по-настоящему бесполезными. Всё его бледное лицо с огромным уродливым шрамом поперек правого глаза сосредоточено на ком-то поистине непобедимом. Шустрые ноги почти не касаются земли, перескакивая с камня на камень, ловкими движениями боевого танца Шаман самозабвенно борется с невидимым обычному зрителю противником, с хранителем Лунного Божества. Колокольчики, трещетки-обереги, ракушки, поясом висящие на его тонкой талии, сопровождают таинственный ритуал «Призвания» звучным пугающим аккомпанементом. На глазах у всего приокеанического поселения их бесстрашный предводитель Шаман Мин погружается в пространство между мыслью и материей, преданно сражаясь, дабы показать всю искренность и обреченность его намерений, да бы выразить отчаяние, граничащее с безнадегой. Бой идет ни на жизнь, а на смерть, иного пути попасть на аудиенцию к Лунному Дракону просто напросто нет. Изголодавшиеся люди сидят на коленях с опущенными головами, крестом прижимая измученные безрезультатным трудом сбора урожая руки к груди. С ноющими от сожаления сердцами они окружили Шамана, вставив перед собой обнаженные клинки, тем самым, создавая живую ограду вымышленной арены. Каждого из присутствующих одолевает страх потери, чувство вины и главенствующего последние три года голода. Доселе никто из океанцев не решался на подобную просьбу к своему Повелителю, но их земли одолела засуха, рождающая собой голод и смерть. Люди старались справляться своими силами, боясь тревожить высших божественных созданий: ограничивали себя, рассчитывая, что их жалостливые покровители помилуют и подарят долгожданный прилив с покрывающим сухую землю живительным дождем. Но время шло, а ситуация становилась только хуже. Сам Шаман догадывался, чем мог быть вызван гнев Океана и Луны, да только, по его мнению, он давно отплатил личной жертвой за содеянное в далеком прошлом «преступление». Но пути Богов неисповедимы, их замысел откроется лишь тогда, когда им самим будет угодно. Богам всё равно на желания людей, на их помыслы и надежды, глупо было ждать от них пощады или снисхождения. Мин осознал жестокость и хладнокровие покровителей по отношению к «своим детям» слишком рано. В одну безлунную ночь Океан без каких либо предупреждений «выбрал» тогда еще двадцатилетнего улыбчивого юношу Шаманом, наградив некогда красивое лицо морским всевидящим камнем и болезненным шрамом поверх него; одарил его трагически неизбежной судьбой вечного одиночества и отшельничества. В ту самую ночь Океан забрал у несчастного молодого мужчины всё. Следующим утром стало известно, что старый правитель Шаман Джин почил их мир. И Юнги незамедлительно приступил к своим обязательствам пред поселением. Он служит людям и богам уже семнадцать лет, каждый день из которых был пропитан безнадежным смирением и сожалением. И вот снова, он должен свершить то, что будет терзать совесть оставшиеся дни его безрадостного бытия. Мин заносит свой острый сияющий клинок над волшебным хранителем и выпускает из того последний дух очередной невинной жертвы в бессмысленных божественных «голодных играх». Серце Шамана не заполняется радостью победы, как и не покрывается пеленой облегчения. Юнги не был готов умереть, но убивать никого не хотел. Наконец, склонившись над растворяющейся в ночи тенью, он снова ловит себя на внутренней неприязни к своему существу: отголоски прошлого подкидывают горестную мысль, что Мин никогда не желал судьбы верховного ведуна, но разве Боги нуждаются в разрешении, конечно же, нет. Шаман удрученно стирает тыльной стороной ладони пот со лба, боевой раскрас плывет, и от его «красоты» не осталось и следа. Для Мина это знак, болезненный выдох слетает с его губ, он как никто другой знает, что в смерти нет ничего прекрасного, как бы ее не романтизировали. Хрустальная богиня Луна всплывает на иссиня черном небосводе, очаровывая своим плавным и грациозным появлением безмерно влюбленного в нее Океан. Тени ночи сияют всё ярче и над миром нависает гулом кричащая тишина, которая через мгновение разрывается пронизывающей каждый нерв, холодящей кровь песнью Дракона. Тихий ужас, родившийся в обще сформированной единой кровавой глотке склонившихся, застывает на пол пути в материальный мир. Каждый ощутил приближение неминуемого, но они не могут идти на попятную. Лунный Дракон — их последняя надежда. Вдалеке слышится гром рассекающих воздух крыльев, песнь звучит всё ярче, насыщеннее. Неизвестность порождает всеобщий страх, но люди безмолвно оставаться на своих обрядовых местах. Шаман возносит на вытянутых руках пропитанный нечестью меч ввысь, а сам склоняется пред Божеством в глубоком низком поклоне. Несмотря на всё происходящее, Мин не боится, он просто ждёт. Такое случается с людьми, когда им нечего терять, когда им больше не ради кого жить. Спасибо Богам, что научили его жить без всего этого.

Легенда о Луне, Солнце и Океане.

Мама часто рассказывала маленькому Чимину различные сказания и легенды каждый раз, когда укладывала мальчика в постель. Она забиралась к нему под одеяло и тихо нашептывала истории до тех пор, пока королевство снов не поглощало любознательного сынишку. Несмотря на отсутствие зрения малыш рос открытым и достаточно шумным: он всегда порывисто и несдержанно смеялся, сгибаясь в три погибели; любил громко петь, когда готовил что-то перекусить для себя и своей матушки, когда собирал для нее же цветы в саду, когда пытался утащить ее в нелепый парный танец; звонкий мальчишеский голос заполнял собой всё пространство, где бы не находился прозорливый мальчишка. Может, своим обилием, он бессознательно боролся со страхом быть потерянным, не услышанным и не увиденным. В конце концов, чтобы он не делал он оставался беззащитным в своей слепоте, поэтому давал понять своему самому близкому человеку, где он находится, и что он делает. В возрасте десяти лет Чимин всё чаще стал просить рассказывать про их божественных покровителей. Неприкрытый, слегка даже наивный интерес к истории любви Луны, Солнца и Океана забавлял и одновременно радовал матушку. — Ты почистил зубы, дорогой? — стараясь, как можно бережнее подоткнуть одеяло, шутливо серьезным тоном спрашивает мама. — Да, разумеется, руки и ноги помыл, уши почистил, волосы расчесал, — важничает собственной самостоятельностью гордый собой малыш. — А носки,. — Да, мам, вот же они, — из-под мягкого кокона молниеносно вылетает маленькая пятка, спрятанная в шерстяной носочек. Нога чуть было не ударяет материнское лицо, но женщина ловко перехватывает ногу, будто натренированный боец. — Что ж, сегодня был длинный день, нам пора спать, чтобы завтра… — А как же сказка? — снова несдержанно прерывает маму возмущенный ребенок. Перед тем, как уйти чистить зубы, они с мамой договорились, что сегодня она останется и расскажет любимую легенду. В наивной головке мелькает мысль, что мама скорее всего просто забыла про свое обещание. Она всегда держала слово и никогда не обманывала, значит, просто забыла. — Про Богиню Луну, Бога Солнца и… — И воинственный Океан! Да, да, да, пожалуйста! — Мальчик чуть ли в ладоши не хлопает от предвкушения. — Ох, хорошо, Мини, только ты должен дать мне слово, что не будешь прерывать меня, иначе я уйду спать к себе в комнату. Договорились? — в ответ на это мальчик порывисто прикрывает рот совей крошечной даже для своих лет ладошкой, а потом начинает быстро постукивать ею по пухлым губам, тем самым давая немоё обещание. Материнское сердце мгновенно тонет в любви к своему прекрасному ребенку. Абсолютно непонятное и никак необъяснимое чувство — материнская любовь. Женское сердце просто любит свое чадо, своё чудо. Ни за что, просто так. С Чимином не было просто: он часто был послушным и милым, но часто не значит всегда, бывали дни капризов. Мини баловался, бегал по лестницам, падал, а после плакал. Он отказывался есть безвкусную кашу, опрокидывал тарелку, требуя на завтрак леденцы и печенье. Он случайно или нарочно ломал чужие игрушки, запихивал песок в обувь, приносил найденных на пляже крабиков прямо в мамину постель. Но это всё еще был её любимый ребенок, её Мини. Малыш, который скребся под дверью в комнату матери после того, как в очередной раз нашкодил в общем дворе, играя с другими детьми. Который приносит неровно нарванные цвет, потому что слышал от друга, «все красивые женщины должны получать цветы». Он никогда не видел материнского лица, но уверен на все сто процентов, что его мама самая красивая на свете. Её сынишка всегда забирает ящик с продуктами после всеобщего распределения на площади, чтобы донести до дома, потому что «красивые женщины не должны таскать тяжести, мама». В такие дни они добирались очень долго, но ее защитник не позволял маме себе помочь. Однажды мама сказала, что данное слово нужно держать, с тех пор, Чимин жил этим кредо. Мама сказала, что когда он обманывает, то причиняет ей боль, с тех пор, как бы ребенку не было стыдно за проступок, он никогда не врал. Он рос обычным живим мальчишкой с любознательной головкой и любящем сердцем. — С незапамятных времён каждый день на рассвете в небо восходит благосклонное огненное Солнце. Оно дарит людям свое тепло и свет, но в тайне от земных детей ежедневно сгорает от одиночества и безответной любви к прекрасной Богине Луне. Давным-давно, еще до рождения драконов, небосвод освещали сразу два великих Божества: Луна и Солнце. Она отливала серебром и задумчивой тоской, он же пылал яростным огнем и жизнью. Красноволосый Бог величал собой успех справедливой войны, вожди и войны черпали силу от его света, молились на него, слагали про него легенды, песни. Сине-белая красавица всегда смотрела вниз с долей грусти, надежд и тайных мечтаний. Люди искусства в ответ любовались ей с таинственным восхищением, ведь Лунная красота вдохновляла их на создание чего-то поистине прекрасного. Она зарождала в сердцах людей любовь, благословляла бракосочетания. Люди верили, что Богиня Луна всходит на небо, чтобы осветить возлюбленным путь, соединить разделенные половинки одной души. Трагедия их любви заключалась в том, что Солнце горело слишком ярко, поэтому ни люди, ни даже сама Луна не могли взглянуть на него. Шло время, сердце Бога Солнца мучилось в неведении, ведь красавица Луна всегда была отвернута спиной от него, что причиняло тому сильную боль. Каждый комплимент, каждая серенада всегда сопровождались девичьим смущенным смехом. Терпение влюбленного Бога трещало по швам, и вот однажды, решив, что Луна высмеивает его чувства, Он прогнал Её с небосвода. Он кричал о холодности и равнодушии Богини, обвинил её во внутренней пустоте, а после и вовсе заверил, что больше не любит ее, что теперь его сердце очаровано плодотворной Землей. Остыв за ночь, Солнце понял, что погорячился, но прекрасной Богини больше не было. День за днем он искал её по небу, совершая долгий путь с Востока на Запад, тысячелетиями он звал ее, сожалея о горячности своего характера по сей день. Луна же с тех пор живет во тьме. — Женщина проверяет, уснуло ли ее личное солнышко, но натыкается на закусанные опухшие губки и сияющие в глазках слезки. — Ну что ты, малыш, не плачь. — Мальчик мелко машет головой, стараясь сбить наваждение, но растроганное историей сердечко выпускает эмоции наружу. — Лучше помоги мне, я совсем не помню, что же случилось с нашей прекрасной Луной. — Я помню, мама, Лу-луна, она-она, — мальчик смаргивал слезы, но ком в горле мешал сделать полноценный вдох. — Богиня еще долго скиталась во тьме, всю ночь напролет она проливала слезы разбитого женского сердца. Луна плакала так много, и так долго, что однажды обнаружила под собой огромный Океан из болезненных слез любви. — Ага, она наплакала очень много соленой, как слезы воды, — договаривает за маму мальчик. — Верно, в ту ночь Луна проронила слезы в последний раз. Она дала себе обещание больше никогда не влюбляться. — Родная рука уложила головку себе на грудь и начала мягко гладить по впечатлительной головке. — Мам, я тоже так хочу, — сияющие глаза закрываются, погружаясь в нежные мечты о большой любви. — Хочу, чтобы однажды в моей жизни появился человек, который будет бороться за меня, как наш необъятный бесстрашный Океан сражается за сердце холодной богини Луны. Мне кажется, что он поступает правильно, устраивая эти разрушающие деревню штормовые волны. Я никогда не злюсь на него за это, ведь он просто стремиться в небо, чтобы, наконец, коснуться своей возлюбленной. Чтобы достучаться до ее сердца и исцелить его. Он поступает храбро, ты согласна, мама? — Да, малыш, я тоже никогда не злюсь на Океан. Я тоже верю, что однажды Луна подарит ему покой. — Мам, мне жаль Бога Солнца, но он виноват перед своей любовью. Он не имел права требовать чего-то взамен, это же он решил влюбиться. Тем более, это было глупо и неправильно, они слишком разные для того, чтобы быть вместе. — Ты прав, он поступил жестоко. Но знаешь, порой, наше сердце само выбирает кого любить, а кого нет. Есть и еще кое-что, — женщина приподнимает голову сына за подборок и заглядывает в удивленные любопытные глаза, — «любовь» не может быть правильной или неправильной. Она просто есть: счастливая или несчастная, мимолетная или вечная, взаимная и безответная, почти всегда глупая, как ты выразился, но никогда не неправильная. Постарайся не повторить ошибок Солнца и не причинить своей любви страданий из-за собственной боли и сомнений.

Танец Дракона.

Все старшие мужчины и женщины ушли в священные леса высоко в горах, оставив своих несовершеннолетних детей на волю судьбы, под защитой Океана. Приокеаническое поселение вот уже несколько десятков поколений живет под покровительством великих Божеств: Луны и Океана. Огибающая со всех сторон острова бушующая вода, служит щитом от вторжения нежеланных гостей. Океан дарует им жизнь, процветание, но самым необычным явлением служит, — избрание Шамана, наделенного силой «связи» с природой. Океан стирает для него грани прошлого настоящего и будущего, позволяет увидеть суть бытия. Луна же дополняет и уравновешивает Океан. Она награждает рожденных детей способностями, определяет их профессии и судьбы. Сводит людей и разводит, порой даже играя с их сердцами себе на потеху, а в конце долго пути дарует им смерть. Чимин давно не ребенок, он прекрасно понимает насколько опасна «Лунная Жатва». Что, если Дракон разозлиться тому, как беспардонно простые смертные побеспокоили его ради своей выгоды. Или, если он сочтет просьбу смехотворной для его величия, поэтому просто откажется помогать. Что, если он решит убить Шамана или всех присутствующих на ритуальном «празднике». Или, если их мудрый Шаман Мин просто не сможет победить хранителя между мирами, тем самым оставив поселение без надежды и без правителя. Все эти «если» ведут к смерти, но больше всего Чимина беспокоит жизнь одной единственной женщины, которая, находясь на вершине «Воющей Горы», подвергает себя огромной опасности. Из вороха съедающих тревого мыслей его вырывает неожиданный громкий гром. Ноги сами несут его в неизвестном для глаз направлении: он пообещал матери сидеть в своей комнате и не высовываться, но как только он услышал звук отъезжающей повозки, то выбежал на открытую террасу. Теперь же, после рокового громыхания, он и вовсе оказался в глубине их небольшого сада с высаженными хаотичным рисунком деревьями Дикой Вишни. Юноша беспомощна вертит головой в надежде, что его бесполезные доселе глаза чудесным образом прозреют, и он сможет удостовериться в том, что на горе всё спокойно. А звуки приближения могущественного крылатого божественного создания — лишь игра воображения. Пусть, лучше они умрут от неожиданно заставшей их поселение засухи, но позже, чем сейчас от лавы разъяренного Лунного Дракона. Внутреннее чутье подсказывает Чимину, что призвав долгожданный дождь Дракон взамен потребует неподъемную плату. Чимин чувствует конец, причем очень скорый и трагичный. Еще в далеком детстве мама рассказывала ему, что за всё в жизни нужно платить, потому что всё в жизни обладает своей ценностью. Что же касается магии, которую охраняет волшебный Лунный Дракон — хранитель этого острова, то и плата за неё соответствующая. Мама всё время повторяла: «Дракон не плохой и не хороший, он не может помогать людям бескорыстно, так как тогда магия просто потеряет свою силу, таков Закон Бытия. Всё это служит для поддержания необходимого баланса: так же, как жизнь всегда заканчивается смертью, нравится нам это или нет, таков Закон Бытия». — Пожалуйста, Великий Лунный Дракон, — Чимин падает на колени среди своей кромешной тьмы, прижимая собранные в молитвенный кулачок руки, — будьте благосклонны к нашим молитвам этой ночью. Но если вдруг, Вам покажется наша просьба не стоящей Вашего внимания, то простите нас за беспокойство и отпустите с миром доживать свой век. Ему никогда не было так страшно, как в это мгновение. Он вырос, но ни на мгновение переставал верить в легенды и сказания их народа. Лунный Дракон всё это время оберегал остров от смертельных болезней, разрушающих войн, внутренних мятежей. Он был ласков с жителями окруженной Океаном земли. Поэтому Чимин с упоением, стоя на коленях молится о снисхождении. В конце концов, Божество прилетело в их подлунный мир, значит Дракон слышит их молитвы, значит он не оставит своих подчиненных в беде, по крайней мере Чимин надеется на это. В какой-то миг вокруг поднимается сильный ветер, что своей мощью сталкивает волны между собой, нагнетая обстановку. Чимин запрокидывает голову в небо и замирает, теряясь в чарующем моменте моменте: среди ярко сияющих звезд над ним парит огромный летучий сине-белый Дракон. Вместо чешуи змеиное тело покрыто сверкающими камнями, отражающими собой лунный свет. Величественно раскрытые крылья сгущают тучи, волнуют океан. Чимин наконец-то ощущается запах свежести, а еще через какие-то прерывистые секунды с неба начинает лить благоговейный долгожданный дождь. Юноша никак не реагирует на намокающую с каждой минутой всё больше одежду. Он насильно заставляет себя не моргать, ведь боится упустить хотя бы мгновение своего мимолетного исцеления. Перед глазами происходит невозможной красоты событие — Танец Дракона. Плавные покачивания сменяются поворотами вихря, божественное создание ныряет сквозь тучи, бьет по ним своим юрким сильным хвостом, сталкивая между собой, рождая тем самым новые дождевые порывы. Чимин ловит себя на мысли, что семнадцатилетняя слепота стоила того, чтобы увидеть это историческое воплощение магии и величия. С пухлых губ срывается беззвучное надломленное «спасибо», настолько тихое и разрушенное, что даже Чимин не слышал себя за громкими ударами капель дождя. Но чуткий слух Дракона уловил эту благодарственную мелодию отчетливо и ясно. Хватает секунды, чтобы его черные всевидящие очи мгновенно нашли источник столь искренней благодарности. Божество моментально срывается с места «творения» и с невероятной скоростью летит в сторону деревни, прямиком в засохший вишневый сад, где так покорно сидит его милый мальчик с лунными глазами, переливающими всеми цветами мира. Два обсидиана прожигают мальчишку насквозь леденящим кровь огнем, и даже тогда Чимин не смеет отвести взгляд от устрашающей надвигающейся фигуры Лунного Божества. — Нашёл.