Интерлюдия

      Чимин и не подумал бы никогда, что одноместный узкий диван смог бы заменить его одноместную, но достаточно широкую, мягкую кровать. Да не просто заменить, а стать фактически фаворитом, ведь просыпаться одному в холодной постели, мягко говоря, очень уступает тому, что он видит перед собой сейчас — божественное лицо Юнги, своего, охуеть — не встать, парня, который сосредоточенно спал и крепко обнимал его за талию даже во сне, хотя это Мин лежал на самом краю дивана, так что упасть Чимин ну просто физически не смог бы. И всё же, блондину кажется, что такие сильные объятия вызваны не страхом его падения, а чем-то иным. Чем-то таким, что заставляет буквально трепетать сердце Пака раз за разом, снова и снова, когда он думает об этом. Блондин проснулся относительно рано, сначала очень удивившись тому, что он находился в чужой комнате, а потом, резко опустив голову вниз, увидел его. Юнги, умиротворённо дышащего и крепко обнимающего его за талию, совсем похожего на маленького ребёнка, и Пак, смотря на него в тот момент, никогда бы не подумал о том, что чёрный юмор будет главенствовать во всех шутках этого миленького котёнка, частенько переплетаясь с нецензурной лексикой. Чимин и не заметил того, что обжигающие солнечные лучи потихоньку начинали пробиваться сквозь плотную тёмную ткань штор, слегка запылённых и замызганных, но бессомненно добавляющих какую-то особую изюминку в мрачную атмосферу комнаты рэпера. Настольные часы показывали семь тридцать утра, немного ослепляя своим зелёным ядовитым цветом чувствительные ото сна глаза Чимина, который так и лежал, не двигаясь и глядя на самую красивую вещь в мире, иногда тихонько вдыхая и выдыхая аромат брюнета, чувствуя на языке вяжущее и приятное ощущение, так напоминающее запах и послевкусие любимой мелиссы.  — Эй, вы там живы? — послышался громкий и слегка хриплый крик Сокджина, который остервенело стучал костяшками пальцев по двери, желая или разбудить всех, кто находился на втором этаже их общежити, или снести к хуям эту старую задрипанную дверь своими огромными ручищами, — Чимин, он тебя не убил? Как всегда в своём репертуаре, хён такой… Такой хён.  — Нет, хён, всё отлично, — достаточно громко сказал блондин, смотря на кукольное лицо Юнги, который и глазом не повёл на такие тщетные попытки его разбудить, — Даже слишком, — добавил Чимин шёпотом, надеясь на то, что его никто не услышит, но, Сокджин не был бы Сокджином, если бы душевно не загоготал и пару раз не хлопнул в ладоши, очевидно услышав последнюю фразу своего донсэна.  — Ла-а-адно, спускайтесь вниз, завтрак готов, Намджун всё же починил чёртову ножку, опять скотчем заклеил, придурок, — пробубнил Ким с громкими выдохамм и, кажется, пнул ногой дверь, слишком оглушительно промямлив: «мастерица хренова» после этого неоднозначного действия, ведь, как показалось Чимину, в голосе хёна была слышна толика нежности, — Юнги ещё спит, как я понимаю, да? — выдохнул Сокджин, пока Пак глупо пялился на дверь, представляя то, как старший складывает руки на широкой груди и нахмуренно качает головой. Как мамочка, ей-Богу.  — Ага, спит, — механически повторил Чимин, переводя нечитаемый взгляд на изящные, увитые пурпурными венами, кисти брюнета, слишком аккуратно сжимающие его тело. Кажись, у меня фетиш на его руки, хотя, хах, на что я надеялся? С такими-то пальцами, Боже мой, интересно, Юнги слишком удивится, если я возьму их в рот? Так. Стоп. Не-не-не. Да-да-да.  — Что ж… Буди его, ведь, как оказывается, только ты способен выйти из этой ситуации живым, — рассмеялся Сокджин, пару раз хлопнув в ладоши, — Я пошёл, спускайтесь, мы уже приступаем к завтраку, — буквально пропел старший, разворачиваясь и отдаляясь от двери, громко ширкая ногами по замызганному линолеуму их старого, но очень любимого общежития. Вчера Юнги и Чимин допоздна пролежали рядом, просто смотря друг на друга и глупенько посмеиваясь. Казалось бы, Юнги и смех — вещи несовместимые, но кто бы мог подумать о том, что Паку настолько понравится десневая улыбка и подрагивающие плечи своего хёна во время смеха, что он будет готов встать перед ним на колени и хорошенько отсосать? Вот и он этого не знал… До вчерашнего вечера. Чимин ещё пять минут пролежал безмолвно, прожигая взглядом тело и лицо Юнги, который уткнулся носом ему в шею, тяжело дыша и не придавая особого значения грубоватой ткани шарфика, ворсинки которого слегка утыкаются и щекочут кожу брюнета, потому что даже во сне он время от времени отодвигает лицо, хмуря лоб и не открывая глаза, а затем, как ни в чём не бывало, прикладывается опять к шее блондина, жадно вдыхая аромат лаванды, которым теперь пахнет и этот злосчастный кусок ткани, а ещё и сам Юнги, и Чимину это, чёрт возьми, нравится до безумия. Пак действительно не знал, сколько минут прошло с того момента, когда Сокджин ушёл, но знал одно: никто и ничто не сможет оторвать его от любования Юнги. Его Юнги. Господи, Его Юнги. Когда они впервые столкнулись в узком коридоре главного здания, где находился сам Бан Шихёк, который только что принял решение присоединить некого Пак Чимина к группе из шести человек, тогда, именно тогда — Чимин увидел его: худого на вид, одетого во всё чёрное и матерящегося так, словно он с самого детства учил не алфавит, а матную брань, — Мин Юнги, подающего большие надежды в мире рэпа и продюсерства. Человека, который сидел на полу от столкновения с ещё зелёным Чимином и потирал свою задницу, крича при этом на неловкого мальчишку, также сидевшего на полу и ничего не понимающего, ведь: «Ты кто, блять, такой? Какого хуя? Если ты слепой, то носи, блять, ебучие очки, раз глазомер не работает, кусок сранного дерьма!». Чимин тогда сильно удивился. Удивился не от того, что незнакомый парень его буквально обматерил и на хуй послал, после этого чуть не ударив ногой, когда поднимался и входил в кабинет Шихёка, нет, Пак удивился тому, что ему, блять, до дрожи в коленках понравился хрипловатый и слегка шепелявый тембр этого грубияна. А тогда, когда Чимин узнал о том, что этот злобный гном будет в одной группе с ним, то не был подавлен или расстроен, наоборот, Пак был настолько воодушевлён, что даже написал собственную песню, которую хотел показать Юнги-хёну, но так и не показал, потому что то, что Мин продемонстрировал на общем собрании — так выбило желание попробовать переплюнуть этот шедевр, что Чимин забил на это идею сразу же, как только услышал первые звуки клавиш фортепиано из песни его хёна. Да, Чимин буквально потёк от этой песни. Желание написать собственную — испарилось, однако другое желание — появилось. Желание отсосать, вот что появилось. Кожа под пальцами чувствовалась так правильно, так нормально и совсем не странно; чувствовалась так, будто Чимин был рождён для того, чтобы лежать рядом с Юнги и гладить миниатюрными ладошками те открытые участки кожи, до которых он только мог дотянуться. Весь Мин Юнги, — изящные кисти рук с вьющимися змеями фиолетовыми венами, слегка шершавые подушечки пальцев от долгой практики за фортепиано, редкие бледные волоски на гладкой поверхности кожи, соблазнительная спокойно бьющаяся венка на точёной шее, чуть приоткрытые алые губы с маленькими рубцами на нижней части от частых прикусываний, аккуратный нос кнопкой с маленькой коричневой родинкой практически посередине, вытянутые угольные полоски ресниц с длинными густымм волосками, чёрные нахмуренные брови с заострёнными вниз уголками, шелковистые вороньи пряди слегка запутавшихся ото сна волос, — это совершенство. Чёртово совершенство для Пак Чимина, который учащённо дышал и старался не разбудить Юнги своими долгими поглаживаниями, пытаясь как можно аккуратнее отодвинуть свою шею от лица брюнета, чтобы иметь хороший обзор и не иметь близорукости.  — Я до сих пор не могу поверить, — прошептал Чимин, касаясь нежной кожи щеки Юнги, чуть дольше положенного удерживая большой палец на второй родинке около носа рэпера, который всё ещё умиротворённо дышал и не подавал признаки пробуждения, — Ты — реальный, и ты — мой парень, — выдохнул Чимин, оставляя руку на длинной шее, аккуратно поглаживая гладкую, чуть бледную, кожу.  — Чимин-а, если ты не прекратишь, то, обещаю, мы не выйдем из этой комнаты, — сонно пробурчал Мин, сильнее сжимая рукой тонкую талию Чимина и придвигая того ещё ближе к себе, вновь вдыхая так сильно полюбившийся запах лаванды.  — Ч-чего? — испуганно пискнул Пак, прекращая поглаживать шею брюнета, внутренне содрогаясь от чувства стыда и напряжённо поглядывая на кончик фирменной ухмылки Юнги, который умиротворённо выдохнул и оставил на чуть загорелой шее невесомый, но достаточно ощутимый, мимолётный поцелуй. Чимин быстро вдохнул почему-то горячий и тяжёлый, по собственным ощущениям, воздух, физически ощутимо выпячивая глаза и привторяясь божественной каменной статуей, ведь после обжигающих губ Юнги на его шее, блондин не мог думать ни о чём, потому что место поцелуя горело так, словно в том месте медленно сгорала живая плоть, проходясь короткими электрическими зарядами по шесть Вольт переменного тока по всему телу — от макушки головы до кончиков пальцев ног, превращая Чимина в одного из персонажей вселенной Марвел, псевдоним которого Электро.  — Ничего, Чимин-и, я тоже до сих пор не могу поверить в то, что ты, наконец-то, стал моим парнем, — шутливо прошептал Юнги, открывая глаза и немного отклоняя голову назад, встречаясь взглядами с каменным изваянием в виде напуганного Пака, который, кажется, перестал моргать ещё минуту назад, — Что? Я что-то не так сказал? — хмыкнул старший, гаденько хихикая и накрывая своей ладонью гладкую кожу на щеке Чимина, — Выдыхай, малыш, — пропел Юнги хриплым ото сна голосом, улыбаясь той самой десневой улыбкой, от чего у парня, лежащего напротив, глаза из орбит выпали и по линолеуму покатились, попутно забирая с собой кислород вокруг злоебучего дивана, потому что с каждой секундой блондин задыхался ещё больше. Бля, он всё слышал, что ли? Бля-я-я, его ухмылка… Блять, его улыбка. Ну, всё, пока, прощай, не забывай. Прости, забудь и отпусти.  — Эй, прекрати думать, тебе это, очевидно, на пользу не идёт, — хохотнул Мин грудным тембром, смотря на красного Чимина и всё больше удивляясь от того, что Пак, как оказывается, не просто милый, а премилый, такой, которого хочется зацеловывать до смерти и обнимать до хруста костей, — Надо вставать, а то заебут, — выдохнул Юнги, проходясь длинными пальцами по талии Пака и аккуратно царапая тонкую ткань футболки так, чтобы блондин почувствовал короткие остренькие коготки брюнета своей кожей под ненужной вещицей.  — Юнги-я, — нечаянно всхлипнул Чимин, затем громко охая, закрывая ладошками рот и смотря куда угодно, но не на вытянувшееся лицо брюнета, потому что от этого всхлипа, кажись, начал вставать. У Юнги. На Чимина.  — Всё…нормально, просто… Блять, — нарочито громко выдохнул старший, убирая руки с талии младшего и пытаясь как можно быстрее и аккуратней сесть на краешек дивана, чтобы не свалиться с него на хуй, потому что полувставшее «нечто» сильно мешало передвигаться, а также и то, что диван по размерам — неровня полноценной кровати. Только не говорите, что у него появилась «проблемка», если так, то я готов прямо сейчас взять её в свои руки, так сказать.  — Надо сходить умыться, а потом спускаться к этим идиотам, — откашлялся Мин, беря под контроль своё разыгравшееся возбуждение, сидя на самом краю чёрного дивана и разминая свои плечи руками, ведь, блять, извините, Юнги, конечно, не настолько любит спортзал, но он стал шире, не как Джин или Чонгук, а где-то рядом с ними, однако Мин сто процентов шире миниатюрного Чимина, лежащего сейчас позади и смотрящего на крепкую спину своего хёна. Пак заворожённо смотрел на осторожные движения длинных пальцев по широким плечам брюнета, который наклонял шею в разные стороны, шипя при этом что-то вроде: «Чёрт» или «Бля-я-я». Выступающие венки на бледной коже Чимину очень сильно хотелось укусить, чтобы дать понять всем, что, простите, но этот мужчина занят. Но вместо этого, он всё никак не мог понять того, как, блять, они поместились на этом узеньком диване вдвоём? Или диван не тот, за кого себя выдаёт, или это блондин настолько маленький, что особо много места и не занимает. Чимин, на самом деле, ответ знал, просто не хотел принимать то, что он действительно мелкий пиздюк, даже Чонгук, его донсэн, выше него и шире раз в сто, а он как… Как ебучий кузнечик. Чёрт.  — Земля, нахуй, вызывает Чимина, алло! — обеспокоенно шептал Юнги, поворачиваясь вполоборота и маша двумя руками перед озадаченным лицом Чимина, — Ты со мной, барашкин домик? — напряжённо хихикнул старший, смотря нак блондина, который сначала неуверенно кивнул головой, а потом раз пять нерешительно моргнул, — Надо с этим что-то делать, — хмыкнул Мин, сидя на диване и потягиваясь как старый кот, который спит весь день и всю ночь, просыпаясь только из-за голода и нужды, хотя, честно говоря, так оно и было на самом деле.

***

Юнги думал, что Чимин странный. Действительно странный. Страннее Тэхёна, который сам по себе такой припизднутый, но даже Чимин с ним сравниться иногда не мог, вот так вот залипая на большое количество времени и не обращая абсолютно никакого внимания на происходящее вокруг. Находясь в таком состоянии, Пак в самом деле смог бы не заметить мчащийся на него камаз. Мина это пугало. Пугало настолько сильно, насколько не пугали нечаянно несохранившиеся наработки его новых песен. Хоть брюнет и не показывал особого вида заинтересованности в делах Чимина, но старший всегда обращал внимание на такие, казалось бы, «мелочи» для других, которые замечал только один Тэхён, однако Ким не придавал этому большого значения, а вот Юнги придавал. Придавал так, что иногда мог «нечаянно» задеть Чимина локтем, когда тот погружался в свои мысли посреди улицы, чтобы тот возмутился и вышел из своего мира фантазий. Юнги мог просто окрикнуть Чимина, назвать его щеглом или пиздюком, чтобы вызвать хоть какую-то реакцию и отвлечь от загонов. Юнги мог каждый раз не правильно делать движения в одной из связок хореографии, чтобы только Чимин помогал ему и не был наедине со своими мыслями. Юнги мог грубо указывать на ошибки Чимину в его партии, чтобы тот усердно старался и сосредотачивал своё внимание на песне, а не на своих бездарных попытках расставить всё по полочкам в своей дурной головушке. Юнги мог это сделать. Юнги делал это каждый раз. Каждый чёртов раз, когда Чимин позволял себе такую слабость, хоть и предоставлял достаточно специфичную помощь, но Мин поистине хотел поддержать своего непутёвого донсэна, просто по-другому он не умел. Даже после тех слов Пака, Юнги всегда хотел быть тенью блондина, чтобы быть где-то позади, подставляя спину при ударе и руку при падении. Однако, тень может слегка тускнеть и расплываться в свете луны, так и Юнги не мог на постоянной основе следить за состоянием своего Чимина, позволяя тому иногда быть наедине с собой, оставляя младшего в одиночестве в том самом злоебучем парке, в который он уходил каждый грёбаный раз, когда хотел поплакать. Ох, поверьте, Юнги знает. Он замечает. Юнги не любил гулять. Это занимает слишком много времени и затрачивает слишком много сил. По крайней мере, Мин думал именно так, поэтому он не выходил из общежития без предлога срочной необходимости или надобности. День, который теперь празднуется и именуется как «День, когда на свет вышел сам Мин Юнги», был действительно самым жарким из всех тех, какие только повидал Ким Намджун, который разъезжал на своём стареньком велосипеде каждый чёртов раз, когда палящее солнце находилось на самом своём пике посередине бескрайнего голубого неба. Словом, Ким Намджун — любитель бессмысленных прогулок и высоких температур. В тот самый знаменательный день Юнги вышел из общежития, потому что находиться в кирпичном здании, где нет ни кондиционера, ни даже вентилятора, крайне затруднительно для такого человека, который любит прохладную температуру. Мин действительно пытался не обращать внимания на жгучие приливы палящей до костей жары, пока ворочался как оголтелый на своём кожаном ебаном диване, на котором, кажется, остались кусочки его плавленой кожи, и всё никак не мог успокоиться, продолжая искать удобное положение, чтобы не соприкасаться с поверхностью горячей мебели. Пытался даже дышать через раз, чтобы ненароком не вдохнуть обжигающий лёгкие горячий воздух. К слову, все остальные мемберы находились в общежитии, кроме, конечно же, Чимина, который по своему обыкновению пошёл тренироваться, а точнее — бегать. В том самом парке. Юнги правда не понимал, как, блять, в такую погоду можно тренироваться? Да ещё и бегать? Но Чимин раз за разом рушил все его стереотипы и стандарты, что несомненно ставило Мина в такие тупики, из которых действительно не было ни одного выхода и ни одной щёлочки, через которую можно было бы пробраться. Брюнет решил узнать, что же такого Пак нашёл в том парке. Почему он выбрал именно его из всех тех многочисленных парков, что были в городе? Плюсом к этому был ветер. Лёгкий ветерок, который гулял по улицам города, иногда прерывая атаки палящих солнечных лучей. Это лучше, чем пытаться не сгореть заживо прямо в своей комнате, где даже чёрные массивные шторы не помогают, а делают только хуже. Юнги так впрямь считал, поэтому соскрёб себя с пропитанного собственным потом места и пошёл на первый этаж, где находились все остальные.  — Смотрите, кто соизволил к нам спуститься! Это же сам Мин Юнги, собственной персоной. Что вас к нам привело, о, Величайший? — послышался басистый голос Намджуна, который лежал на полу перед телевизором и смотрел в экран своего телефона, явно читая что-то про экологию и глобальное потепление. Его белая футболка кое-где была мокрой от пота, а зеленоватые короткие шорты не прикрывали абсолютно. Абсолютно. Юнги на это внутренне съёжился и попытался не навернуться с ебаной лестницы, что у него с трудом, но получилось. Рядом с ним на диване сидел Сокджин. Просто Сокджин, который держал в руках большую банку мятного мороженого и попутно смотрел какую-то сопливую дораму про любовь, иногда тихонько матерясь себе под нос. Казалось, что Джину было наплевать на сорокаградусую жару, хотя, честно говоря, так оно и было на самом деле. Он единственный, кто терпел высокие температуры, даже в сауну ходил как-то раз в такую погоду. И Юнги, по правде говоря, очень сильно завидовал такому огнестойкому, чёрт возьми, во всех смыслах этого слова, характеру, потому что Мин уже похудел на хуеву тучу килограмм, пока спускался по небольшой лестнице, ведущей на первый этаж, серьёзно.  — Тц, захлопнись, — гаркнул Юнги, закатывая глаза и быстрым шагом спускаясь с немного витиеватой лестницы, пытаясь не разложиться прямо на этих задрипанных временем ступеньках, потому что даже банально передвигаться — было девятым кругом ада. Брюнет взаправду подумывал спуститься в самый низ ада и искупаться в ледяном озере вместе с Люцифером, поговорить с ним о погоде наверху, Мин голову на отсечение даёт, что падший ангел сразу перестал бы думать о возвращении на Землю, когда Юнги рассказал бы ему про то, что здесь, блять, творится.  — Йоу, старик вышел из своей обители, приём, гном вышел из своей норы, — громко хохотнул Хосок, лежащий рядом со вздрогнувшим от резкого звука Намджуном, который тихонько прошептал что-то вроде: «Ебать, нахуй, блять» после этого, и просто закатил глаза в своей особенно странной манере, возвращаясь к чтению своей нудной никому не нужной статьи, ему только очков не хватает, чёртов ботан. Чон держал в руке небольшой чёрный блокнотик, а в другой такого же цвета ручку, явно записывая идеи для новых треков. Юнги мгновенно остановился, прямо на последней ступени, когда осознал, что это был за блокнот. Его подарил Хосоку сам Мин на день рождения. От этого осознания на душе стало чуть теплее, ведь Юнги не думал, когда покупал самую первую попавшуюся на глаза записную книжку, вспоминая о празднике своего лучшего друга в последнюю очередь, и понятное дело, потому что в тот день брюнет так замудохался, что даже собственную дату рождения и не вспомнил бы, — Ну, чё завис-то? От жары кукушка полетела? — хихикнул Хосок, беспрестанно щёлкая своей ебаной ручкой, что раздражало больше, чем эта невыносимая блядская жара.  — Господи, просто пошёл ты на хуй, — выдохнул Юнги, всё же спускаясь с проклятой лестницы окончательно, проходя через гостиную и пытаясь специально не наступить на человека, лежащего посередине комнаты прямо за диваном, который раскинул свои конечности так, словно в этом общежитии живёт лишь эта большая ебанутая морская звезда.  — Айщ, за что ты так с Господом? — шикнуло тело на полу, которое все почему-то называли Тэхён. Ким был одет в одни лишь странные цветастые шорты и больше ни во что. Юнги постарался сдержать зарождающийся рвотный позыв и аккуратно пройти через своего донсэна, чтобы не растоптать его к хуям собачьим. К слову говоря, эти шорты, которые сейчас были на Тэхёне, на самом деле принадлежали Чимину, и Мин Юнги не был бы Мин Юнги, если бы не поставил галочку в голове о том, что на его Чимине эти шорты смотрятся куда лучше.  — Я тебе сейчас глаза на задницу натяну, а там и узнаешь, сопляк, — выкрикнул Юнги, всё же добираясь до входной двери и надевая свои старые, но горячо любимые, кроссовки, попутно слыша звонокое «хи-хи» от младшего Кима за своей спиной. Балбес.  — Доброе утро! Юнги-хён, ты куда? — промямлил Чонгук с набитым ртом, сидящий за барной стойкой лицом ко входной двери и держа в руках свой телефон, на котором была включена какая-то онлайн-игрушка, судя по классической для такого фоновой музыке. Гук завтракал печеньем с молоком, до чего изумительный ребёнок. Юнги так действительно считает. Знал бы ты, Юнги, знал бы.  — Доброе, Чонгук-а, я ненадолго, прогуляюсь и вернусь, — ответил Мин, накидывая поверх чёрной футболки такую же чёрную лёгкую ветровку, потому что, извините, жара жарой, а заболеть можно в мгновение ока. Не дай Бог поясницу ещё продует. Брюнету проблемы такие не нужны. Юнги заметил резко изменившееся лицо Тэхёна на полу и робко поднял бровь, давая понять, что он нихуя не понимает. Мол, а что? Что ты глазёнки так свои на меня вылупил?  — Что за несправедливость? Почему ты с ним нормально общаешься? — серьёзно спросил Ким, перекатываясь на живот и укоризненно смотря на окаменевшего Мина, который стоял в оцепенении ещё минуту, сложив руки на груди, пока Сокджин незаметно убавил звук на телевизоре, Хосок оторвался от писанины в своём блокноте, Намджун отклеился от дисплея телефона, а Чонгук тихонько подавился кусочком печенья, мол, а что? Я-то тут, блять, причём?  — Потому что он со мной нормально общается, — хмыкнул старший, пожимая плечами и вскидывая брови вверх, мол, всоси, мол, проиграл.  — Чимин с тобой тоже нормально общается, — отчеканил Тэхён, заставляя Чонгука подавиться печеньем сильнее, Хосока громко охнуть, Намджуна отрешённо покачать головой, а Сокджина вскрикнуть и выключить телевизор окончательно. Юнги на это внутренне прорычал и постарался досчитать до десяти, чтобы успокоиться. Гробовая тишина, слышали о таком? Это то же самое, что происходит сейчас, в этот самый момент. Атмосфера накалялась. Воздух был пропитан душным ощущением волнения и лёгкого страха, знаете, когда спирает дыхание и лёгкие покрываются тонкой оболочкой животного беспокойства, когда вас кто-то неожиданно пугает или вы находитесь в состоянии нестояния. Становилось жарко. Казалось бы, куда ещё? Оказывается, можно, да так, что язык у всех присутствующих постепенно начал иссыхать, а в горле появляться нервный ком, который не позволяет смачивать глотку слюной. От этого становилось плохо, хуже, чем от ебучей жары. Юнги так и стоял неподвижно, изображая, очевидно, какое-то каменное изваяние, и дышал через раз, сдерживая себя от глупых и необдуманных фраз. Все остальные, кажется, тоже играли в игру «Море волнуется раз», потому что Чонгук сидел с открытым ртом и стаканом молока в руках, который находился, между прочим, в воздухе; Намджун держал телефон прямо перед своим лицом, но экран уже как минуты две погас, так что Ким видел лишь своё нахмуренное лицо в чёрном отражении дисплея; Сокджин застыл с поднесённой ко рту ложкой в руках, с которой маленькими зелёными капельками скатывалось тающее мороженое; Хосок лежал с этим самым блокнотом и ручкой, не предпринимая абсолютно никаких действий, чтобы закончить то, что он начал писать; Тэхён же спокойненько покоился на полу, упирая кулаки в подбородок и гаденько поглядывая на пышущего от ярости Юнги.  — Он — совсем другая история. Покедова, — сдержанно пробубнил Юнги после пятиминутного перерыва, разворачиваясь и открывая дверь со скоростью света, а затем с такой же скоростью и силой захлопывая её, чуть не срывая старую задрипанную дверь с петель. Сразу же в комнате послышалось пять выдохов облегчения.  — Тэхён, какого хуя? — серьёзно проговорил Сокджин, отсорожно кладя баночку мороженого на маленький столик, находящийся около дивана, а затем повернулся спиной к выключенному телевизору, залезая на мебель и становясь на колени, прямо на серые замызганные подушки, чуть свисая со спинки дивана, чтобы посмотреть в глаза этому больному ублюдку. Тэхён не видел, но знал, что Намджун-хён и Хосок-хён поддакивающе покачали головами в унисон, — Ты же знаешь, что тема «Чимин-Юнги» для нас всех — табу? Знаешь, да? Так вот, какого хуя, Тэхён? Ким надолго завис в таком положении, пока шатен пытался сдержать вырывающийся наружу шквал разнообразных эмоций.  — Хён, это перебор, даже я в такое не лезу, — неуверенно промямлил Чонгук, нервно заламывая пальцы на руках, до этого осторожно поставив стакан молока на барную стойку, и исподлобья глядя на закатившего глаза Тэхёна, который встал на ноги и интенсивно вздохнул.  — Это вас надо спросить, какого же хуя происходит, потому что ни один из вас не пытается разобраться в грёбаной ситуации. Почти целый год прошёл, а они как кошка с собакой. Вы не хотите, чтобы они помирились? Видимо, так и есть, а если оно так и есть, то не надо приёбываться ко мне, потому что я уже не знаю, что сделать для того, чтобы Чимин-и почувствовал себя счастливым, — выкрикнул Тэхён, не замечая редких слёз на своих красных щеках, и рывком сорвался в сторону лестницы, ведущей на второй этаж.  — Малой-то прав, — хмыкнул Хосок после неожиданной капитуляции Кима, устраиваясь поудобнее на полу и продолжая писать что-то в своём блокноте, не замечая немого вопроса и вскинутых вверх бровей Сокджина, — Я предлагаю подождать ещё немного, если ничего не изменится, то надо будет вмешиваться. Все согласно выдохнули и покачали головами, потому что другого варианта на тот момент ни у кого не было. На улице.  — Пиздец, блять, и кто мне это говорит? Сам Ким, ёбаный, Тэхён, который слышал все те слова, что сказал ему наш любимый Пак Чимин, блять, да что же за хуйня такая?! — сетовал Юнги, тяжело шагая по извилистой тропинке в небольшом лесу, который находился неподалёку от их общежития. Эта дорога не самая короткая, зато по ней обычно никто и не ходит, кроме разъярённого брюнета, который сейчас материл всех и вся на чём свет стоит. Юнги, конечно, тупой, но не глупый, поэтому прекрасно понимает, что он не должен так обращаться с мемберами, ведь они ни в чём не виноваты, это Чимин виноват, не они. Мин каждый раз буквально умирал изнутри, когда говорил плохие вещи или подкалывал ребят просто потому, что рядом был Чимин. Просто он боялся узнать истину, если вдруг окажется, что на самом деле Пак тогда говорил кристальную правду, ведь Юнги посвятил этому целую, мать его, жизнь. Мин и сам не заметил, когда он успел подойти к злосчастному парку. А заметил только тогда, когда вступил в собачье дерьмо, владелец которого явно сейчас балуется со своим бестолковым хозяином на какой-нибудь тривиальной зелёной лужайке.  — Ёб вашу мать, что за день, блять, а это ещё одно подтверждение, чтобы не выходить из дома никогда, сука, — прорычал Юнги, обтирая белую подошву кроссовка об насыщенную своим цветом траву, попутно держась рукой за массивный ствол дерева, чтобы окончательно не ёбнуться в ещё одну кучу дерьма, спасибо, не надо. Пока брюнет стоял около того ебучего дерева, Чимин, подбегающий к своей «любимой» лавочке как раз вовремя, даже и не заметил матерящегося на всю округу Мина, которой время от времени колотил несчастную кору дерева своими кулаками, не обращая абсолютно никакого внимания на пробирающую до костей жару, потому что, извините, Мин и так уже был на пределе с этим блондинистым дебилом, невыносимой температурой и дерьмом на своём кроссовке.  — И зачем я только пришёл в этот ебучий парк, оно мне надо было, что ли? — шипел Юнги, прислоняя мокрый от пота лоб к прохладному стволу несчастного дерева, затем умиротворённо выдыхая и поворачиваясь к нему спиной, попутно медленно съезжая по нему вниз, прямо на сухую траву, которая кололась так, словно во всех травинках находились маленькие осиные гнёзда. Брюнет с громким вздохом поднял голову и посмотрел вперёд, замирая на большое количество времени, потому что прямо перед ним, всего лишь в нескольких метрах, на лавочке сидел Чимин. Его белая футболка была мокрой от пота и кое-где испачкана в чём-то, скорее всего, в обычной пыли. Крепкая грудь тяжело вздымалась, а тонкая ткань обтягивала рельефные мышцы рук и живота, позволяя увидеть то, что блондин находился в невъебически прекрасной форме. Большие губы были чуть приоткрыты, такие же алые и сочные, как и его залитые румянцем щёки. Изящные, но достаточно сильные, руки сжимали лёгкую ткань чёрных шорт, от чего костяшки пальцев покрылись мягким оттенком багрового цвета. Чимин смотрел наверх, открывая вид на длинную элегантную шею и небольшой, но прекрасно видимый, кадык, который брюнету хотелось то ли укусить, то ли поставить засос, а может быть и слизать капельку пота, стекающую с подбородка на шею, после устремляющуюся прямо на воротник уже сероватой футболки, что делало блондина ещё сексуальнее, чем он есть на самом деле.  — Эх, ну почему ты такой дебилоид? Почему ты так сказал о моей музыке? — прошептал Юнги, глядя на восьмое чудо света прямо перед собой и думая о том, что не стоило приходить в этот ебучий парк, потому что неоднозначные чувства к своему донсэну никуда не делись, а сделались только больше и ярче, и от этого становилось жарко. Ещё жарче. Чимин тем временем опустил голову вниз, беря в свои миниатюрные ручки подол своей футболки, начиная теребить чуть грязноватую ткань, да так, что с неё слетали мелкие частицы пыли, фантасмагорично растворяясь в лучах палящего не на шутку солнца. Вдруг Пак начал несмело дрожать всем телом, еле слышимо шмыгая аккуратным носом и иногда поглядывая по сторонам, видимо, чтобы никто не увидел его микроистерики, но Юнги-то видел, причём очень отчётливо, и слышал, слышал этот невнятный скулёж, которым Чимин предавался прямо сейчас.  — Чёрт, и почему он такой тупой идиот? А? Почему я плачу из-за него, хотя он того не стоит? — бубнил блондин, вытирая побрякивающим многочисленными браслетами запястьем солёные капельки слёз, делая свои щёки ещё румянее, — За что он так со мной? Почему я один у него в чёрном списке? — достаточно громко прошипел Чимин, остервенело выдыхая и закрывая окольцованными пальцами своё заплаканное лицо.  — Чё за… Юнги, честно говоря, ожидал чего угодно: обычного сидения на лавочке, размышлений о жизни вслух, простых красноречивых взглядов и т.д. Но Мин вообще не ожидал, что Чимин действительно попадётся в его поле зрения, а тут, вот те здрасьте, Чимин, собственной персоной, да ещё и ревущий. Кто мог предвидеть такой поворот событий? Юнги рассчитывал на это, но никак не мог предположить, что это произойдёт в ближайшем будущем. Прямо, блять, сейчас.  — Юнги-хё-ё-ён, ты такой придурок, — практически выкрикнул Чимин, плавно перенося пальцы с лица на шею и медленно поднимая голову вверх, — Ну и хуй с ним, — хмыкнул младший, последний раз шмыгая носом, а затем поправил волосы пятернёй и, как ни в чём не бывало, встал с лавочки, отходя от неё пешком, позже срываясь на бег, пока Мин сидел и не втыкал абсолютно, видя перед собой лишь удаляющийся силуэт своего донсэна.  — В каком, блять, это смысле? Хуй со мной? Пиздюк наглый, — чисто автоматически прошептал Юнги, всё же не отводя взгляд от той стороны, в которую побежал блондинистый дебил, — Приплыли, нахуй, — прошипел Мин, прислоняя свою многострадальческую голову к стволу несчастного дерева и размышляя о том, почему, несмотря на оскорбления в свой адрес, брюнету хотелось очень сильно обнять Чимина, чтобы он больше никогда не плакал. «Или это у меня мозги превратились в желе от этой ебучей жары, или я всё же простил его?» — проговаривал рэпер у себя в голове раз за разом, не обращая абсолютно никакого внимания на мельтешащих вокруг собак и невозможного громкого лая. Чонгук бы обрадовался, а вот Юнги достаточно всех пяти щенков, не беря в расчёт Намджуна, он-то адекватный. Мин действительно так думает, хотя и не всегда.  — Нет, нет, нет и ещё раз нет. Прекращай думать о нём, Мин Юнги, — рыкнул брюнет сам на себя, попутно слишком резко вставая с колючей травы, чуть ли не падая от такой дезориентации в пространстве, — Твою ж… Ай, лучше бы упал, насовсем, — обессиленно выдохнул Мин, направляясь в сторону той несчастной одинокой тропинки, ведущей в общежитие, пристально поглядывая на сухую землю, чтобы ещё раз не вступить в какое-то дерьмо. Почему-то единственное, что хотелось брюнету прямо сейчас — это Чимин. Просто Пак Чимин. Найти его, остановить от бесконечной спешки куда-то, и просто обнять, не замечая мокрой ткани и сильно вздымающейся груди под пальцами рук. Вдохнуть обжигающий лёгкие горячий воздух вместе с манящим своим спокойствием запахом лаванды. Прошептать прямо в ухо слова извинения, чуть касаясь нежной мочки губами, слегка подразнивая кожу горячими потоками воздуха. А затем сказать прямо в пухлые губы, что был полным идиотом, а затем…  — Да что за хуйня такая?! — прорычал брюнет, уже начиная рисовать все эти желанные картинки у себя в голове, — Надо бы держаться подальше от него. Или его от себя. Чёрт, когда-нибудь у меня точно пробьёт корму, настежь, окончательно, и бесповоротно, — шептал Мин, всё дальше углубляясь в лес и не замечая блондинистую макушку, которая чуть выглядывала из-за того несчастного дерева, где сидел рэпер. Тогда-то Юнги и узнал, что Чимин бегает в тот парк не просто потренироваться, а чисто по-человечески попиздострадать. В целом, Мин его прекрасно понимает, только вот одного никак не вразумит: почему блондин не может элементарно извиниться? Что, блять, в этом такого сложного? Те слова, которые были услышаны Юнги, разбили его окончательно, и он долго потом склеивал себя по кусочкам заново.

***

Чимин громко выдохнул и попытался сесть на свою многострадальческую задницу, но из-за того, что он не знал, куда деть свои руки, блондин просто перекинул ногу через туловище охуевшего Юнги и положил её на его бедро, попутно всё же садясь на свою, к слову говоря, ещё побаливающую пятую точку, обнимая руками Мина за талию и пришвартовываясь к нему сзади.  — Чимин? Ты чего? — откашлялся брюнет, интуитивно кладя свои руки поверх рук блондина, который к тому времени уткнулся носом в шею Мина.  — Хи-хи, а что? Тут слишком мало места, я не смог нормально сесть, — рассмеялся Пак, никогда не принимая на свой счёт слова по поводу того, что он имеет чертовски охуительную растяжку. Шпагат? Пожалуйста. Поперечный шпагат? Да на здоровье. Сальто в воздухе? С удовольствием. Ходьба в воздухе? Как два пальца обоссать. Однако Чимин никогда особо-то и не хвастался тем, что умеет. А умеет он много чего. Дохуя чего, если коротко. И если быть предельно честными, то Пак в некоторой степени принижает свои достоинства и закрывает глаза на свои умения, которых у большинства людей нет. Блондин всегда слишком строго к себе относился. Изнурял свой организм жёсткими диетами и тяжёлыми тренировками. Не знал, что такое отдых или перерыв. Юнги, если честно, вообще не понимал его. Как можно до изнеможения тренироваться в студии, когда на улице уже темень ебаная? Как можно ничего не есть, чтобы похудеть? Вообще ничего не есть, в целом? Мин не понимал, а понимать он этого не хочет. Пак старался стать «идеальным», но «идеальным» для кого? Для арми? Для себя? Хуй его знает, но Юнги больше никогда не позволит Чимину так себя изводить. Брюнет не просто будет каждый раз напоминать ему о том, что он охуительный, а ещё и будет бить за то, что он заставляет буквально умирать рэпера от волнения и беспокойства. Легонько, конечно же, никто никого убивать не собирается, хотя Мину иногда и очень хочется. Как сейчас, например…  — Я такой мелкий, — еле слышно прошептал Чимин, опять показывая свою идеальную растяжку и перекидывая ногу через голову всё ещё охуевающего брюнета обратно, уже садясь ровно, рядом с Юнги, громко выдыхая и показательно кладя руки на своё лицо.  — Ты серьёзно?.. Юнги замер на большое количество времени, просто рассматривая грустное лицо блондина перед собой, пытаясь понять, не шутит ли он, а затем брюнет громко охнул и вскинул брови вверх, понимая, что Чимин действительно не шутит, и что, скорее всего, у него есть какая-то психологическая травма, связанная с этим, ведь Мин-то видел. Видел то, как нерешительно Пак стоял у стены, пока его рост замерял Тэхён, интереса ради, но блондин тогда, почему-то, когда Ким озвучил окончательные цифры, просто взял и убежал из гостиной с громкими воплями о том, что ему срочно нужно на пробежку. Все тогда не придали абсолютно никакого значения такой спешке, а Тэхён и вовсе после побега друга сказал, что ожидал гораздо меньших результатов, в прямом и переносном значении этих слов, однако Юнги, одиноко сидевший за барной стойкой и потягивающий дорогущий виски, купленный тогда на последние деньги, даже будучи в не очень трезвом состоянии, заметил то, как блестели глаза Чимина, когда он буквально сбегал из общежития, и это открытие повергло Мина в шок, потому что у него и у Пака практически одинаковые параметры, но, почему-то, брюнета вообще не ебёт его рост, ну вот абсолютно, а у Чимина, как оказывается, есть пунктик по поводу этого. Юнги тогда показательно измерил свой рост, после прихода Чимина, который выглядел гораздо лучше, потому что проплакал весь тот час, что был на «пробежке», и при всех мемберах громко озвучил свои результаты, смотря замершему Паку прямо в глаза и спокойно резюмируя: «Хм, неплохо, действительно неплохо, мой рост такой же, как и у тебя, Чимин, думаю, что он на должном уровне», а затем просто ушёл, передавая сантиметр в руки ошарашенного блондина, который настолько охуел, что даже забыл снять кроссовки, так и стоя в уличной обуви посередине комнаты, за что потом Сокджин дал ему неслабый подзатыльник, после того, как отошёл вместе со всеми от шока, потому что Юнги тогда первый раз обратился к Чимину по имени, да и вообще, обратил на него, какое-никакое, но внимание.  — Ты серьёзно. О, Господи, ты серьёзно. Разве я не сказал, что твой рост на должном уровне тогда? — остервенело шептал Юнги, интенсивно размахивая руками вдоль тела, что делало его похожим на нахохлившегося воробушка, пока Чимин туго соображал, пытаясь понять, тогда — это когда? Тогда? Когда тогда? Это… О.БОЖЕ.МОЙ. Он тогда назвал меня по имени, так вот почему он… ТВОЮ МАТЬ, КАК ЭТО МИЛО!  — Да я тогда хотел тебя об стенку ударить, чтобы ты понял, что твой рост нормальный, ты слышишь меня? Нормальный, Чимин, а потом ты пришёл с твоей этой пробежки, на который ты постоянно плачешь и размышляешь о смысле своей жизни, думаешь, что я не знаю? А хуй там плавал, знаю, много чего знаю, — продолжал гневно шептать Мин, уже в вертикальном положении, уперев руки в бока и испепеляя взглядом затихшего Пака. Блять. Так значит он…он всё знает. Вот дерьмо, видимо, я больше не пойду в тот парк. Стоп, а с какого хуя он знает, когда никто не знает? А я думал, что мне показалось. Значит это он был там? В самый жаркий день в году. Хм, и нахуя?  — И ты мне сейчас говоришь, что ты мелкий, на меня посмотри, блять, мы одинаковые, слышишь меня, нет? Одинаковые, Чимин, и в этом нет ничего плохого, зато я могу просто взять и поцеловать тебя, не наклоняясь и не вставая на носочки, — с рычанием добавил Юнги, складывая руки на груди и наклоняясь к застывшему блондину, который просто сидел на этом злоебучем диване, сложив руки на своих трясущихся коленках и не понимая, собственно, какого хуя происходит, но ему явно не нравится то, что на него так наседают, хочется просто взять и спрятаться. Ну, чеВо?.. Чего он кричит-то? Блин, так некомфортно на самом деле, не хочу, чтобы он кричал, никогда, пожалуйста, перестань.  — Ты сам вдолбил в свою прекрасную головку, что ты мелкий, и поэтому у тебя башню срывает каждый раз, когда ты вспоминаешь об этом, ты не думал, что ты сам несёшь ответственность за свои ценности, которые считаешь правильными? Например то, что твой рост, блять, не нормальный, а? Когда он является даже выше среднего, слышишь? Чим… Ты? Ты что, плачешь? Чимин сидел и не втыкал абсолютно, всё пытаясь скрыть непрошенные слёзы от своего парня, зарываясь носом в тот самый священный шарф, который он, по приказу Юнги, так и не снял, пробыв в нём весь вчерашний вечер и всю ночь, вспоминая то, как купил вещицу на старом рынке, потому что она была весьма привлекательна, как сказал Тэхён, когда заметил горящие глаза своего друга, и тогда, после пятиминутного разглядывания этого проклятого шарфа Чимином, посоветовал ему дрощащим голосом: «Купи ты уже эту удавку, а то я замёрзну нахуй, блять, кто вообще придумал эту ебучую моду», ведь шатен больше предпочитал красоту и тренды, чем здоровье и мозги, надев обычное коричневое пальто в начале зимнего сезона. Блондин тогда даже не стал торговаться с продавцом, быстренько покупая шарф и уверенными шагами топая в сторону автобусной остановки под матерные реплики Кима, который бежал быстрее скорости света, подгоняя Чимина бранными словами. Но окрики Юнги вывели Чимина из приятного, но не для Тэхёна, воспоминания, в которые Пак входил каждый раз, когда ему было не очень комфортно, ведь блондин действительно не выносит того, когда на него кричат, это слишком давит. Очень сильно давит. Давит настолько, что приходится уходить в свой внутренний мир, где хорошо, уютно и спокойно.  — С Рождеством! — выкрикнул Чимин, секундой назад получая неслабый подзатыльник от напуганного до смерти Юнги, потому что Пак не откликался на его слова добрых две минуты, а это, мягко говоря, выбивает воздух из лёгких так, как будто ты застрял на самой высокой точке американских горок перед неожиданным и резким скатыванием вагончика в самое пекло под оглушающие крики любителей экстрима, чёрт бы их побрал.  — Чимин?! С каким, нахуй, Рождеством? — ошарашенно пролепетал Юнги, стоящий на коленях перед Чимином, который окончательно потерялся в этом мире.  — Ну, э… Христовым? — неуверенно ответил Чимин, расплываясь в глупой улыбке и не обращая внимания на жгучие волны гнева, идущие от Юнги, которые делали помещение похожим на адскую комнату пыток, откуда выход был только один — смерть. В данном случае, смерть от губ и рук Мина, тут уж хуй кто скажет что-то против, тем более Чимин.  — Детка, тебе пиздец. В следующую секунду Чимин почувствовал на своей талии оковы из рук Юнги, который сжал его тело так сильно, что оно, вроде бы, перестало функционировать, потому что дышать с каждой секундой становилось всё сложнее.  — Юнги-и-и, — испуганно прошептал блондин, пытаясь выпутаться из сильных рук брюнета, но был остановлен ими же, когда Мин принял решение прижать запястья младшего к спинке своего дивана, попутно залезая на бёдра Чимина и откидывая его корпус назад так, чтобы голова оказалась ровно перед его пылающими глазами, нависая сверху и придвигаясь ещё ближе, Юнги с большим обожанием смотрел на пухлые губы Пака, который дышал так, словно ему чертовски мало. Мало кислорода. Мало губ брюнета. Мало его рук. Мало самого Юнги. И это инфернально верно, — Так и будешь смотреть на меня? Или уже что-то сделаешь? Юнги на это лишь безумно оскалился, а потом медленно придвинулся к губам Чимина, выдыхая в них горячий воздух, на что Пак буквально застонал во весь голос под хриплый смех Мина.  — Ты не мелкий, усёк? Никогда больше не думай так о себе. Понял меня? — прошептал Юнги, чуть касаясь нежной кожи губ Чимина своими, как бы дразня и распаляя младшего ещё больше.  — Ну, типа…

***

Юнги никогда так сильно никого не хотел, даже смотря порнушку, которая, к слову, многих выводила из себя своими голливудскими сюжетами так, что все начинающие актёры на этом фоне казались бы гораздо талантливее в роли, например, разносчика пиццы или банального сантехника, но никто не жаловался, вот и Мин никогда ничего плохого про порно бы не сказал, потому что нет ничего лучше, чем прийти в свою комнату после тяжёлого рабочего дня, вставить наушники в разъём своего ноутбука, найти загруженный видос в папке с названием «По совету Ким Намджуна», придвинуть к себе салфетки и хорошенько подрочить, выбивая из себя всю усталость и грязь от повторяющихся вновь и вновь однообразных будней. Но в один прекрасный день, после того, что Мин увидел в танцевальной студии, он кардинально изменил мнение о своём возбуждении, потому что действительно никогда бы не подумал, что может завестись от Пак, мать его, Чимина, который остался в студии допоздна, раз за разом повторяя одну и ту же связку, где задействованы бёдра и торс танцора. Слава всем Богам, что остальные мемберы уже находились в общежитии, оставляя Мина и Пака вдвоём, потому что Сокджину надо было готовить ужин, Намджуну сходить за продуктами, Хосоку выспаться (ведь работать на износ, показывая всем одни и те же движения, а в особенности — косячному лидеру, ленивому куску дерьма Мину и мамочке Джин-и, — было слишком утомительным занятием даже для такого позитивного и неугомонного человека, как Чон Хосок), Чонгуку нужно было опробовать новый очешуенный шутер, как он сам тогда высказался, выскакивая из студии самым первым, а Тэхён…просто Тэхён, он с Юнги-хёном вообще оставаться наедине не любил, так как боялся его больше Хосок-хёна, находящегося в гневе. Чимин практически не смотрел на своего хёна, вновь и вновь оттачивая движения посредством зеркала, размещённого на всю стену студии, пока нагнетающие минорные лады резонировали с помещением, делая его похожим на акустическую комнату, где не было места разговорам и посторонним звукам — только нотам. Запястья рук плавно двигались, рассекая воздух, а прогиб в спине часто образовывал полукруг, ведь Чимин был достаточно хорош в растяжке. Действительно хорош. Хорош предельно. Нижняя часть тела не жила своей жизнью, а соединялась с верхней, ведя гибкую линию от груди до самых бёдер, когда блондин проводил руками вниз, начиная с большой грудной мышцы, заканчивая на прямых мышцах бедра, делая волнообразное движение всем телом, пока сам танцор сидел в деми-плие. «Чертовски безупречен», — подумал Юнги, сидящий в самом углу студии, спокойно попивая воду из бутылки, и, к слову, она была последней, а это означало лишь то, что Чимину не достанется, хотя он потел уж точно больше, чем Мин, находящийся в трансе, потому что выражение лица, которое брюнет видел в зеркале, блять, вызывало чуть ли не какое-то внутреннее благоговение, даже апофеоз, ведь такой Чимин — Бог, которого Юнги видел только во время танцев. Он даже подумывал стать верующим, просто потому, что Пак Чимин — целая религия. Религия для одного Юнги.  — Как бы не встал, — прошептал брюнет, следя за нахмуренными бровями, сосредоточенными глазами и, чёрт возьми, блядскими приоткрытыми губами младшего, смотря на лицо Чимина через зеркало, — Мать твою, я так попал… Мин очень сильно пожалел, что остался тогда в той студии вместе с Чимином, чтобы прогнать ещё раз кое-какую партию, которая у него не получалась, потому что дальше случилось то, что навсегда изменило жизнь Мин Юнги:  — Хэй, — хрипло пробормотал Чимин, учащённо дыша и держа в руках пульт от большой колонки, находящейся в противоположном от Юнги углу, попутно делая звук следующей композиции чуть тише, чтобы замешкавшийся брюнет услышал реплику блондина, — Юнги-хён?..  — Пак Чимин? — неуверенно кивнул Мин, откладывая полупустую бутылку воды в сторону и выжидающе глядя прямо в глаза нахмуренного Чимина. В зале стало слишком холодно и слишком тихо, никто из присутствующих теперь не замечал какой-то тихой попсовой песни, звучащей из колонки, и чуть запотевшего зеркала, от которого так и веяло жаром.  — М-м-м, да, я — Пак, грёбаный, Чимин, мы уже это выяснили, — шептал блондин, медленно, но уверенно подходя к застывшему Юнги, потому что такое поведение Чимина действительно пугало брюнета. Слишком самоуверен, слишком отчаян, слишком опасен, — Мин Юнги, я хотел помочь тебе с твоей же частью, в которой у тебя проблемы, но, очевидно, ты этого не хочешь, — прошипел Пак, присаживаясь на корточки перед окаменевшим Мином, — и я не намерен быть хорошим человеком для такого куска дерьма, как ты, просто потому что…потому что, иди ты на хуй, короче, — тыкая пальцем в интенсивно вздымающуюся грудь Юнги, прорычал Чимин, на последней реплике показывая фак прямо в лицо брюнета. Юнги всё никак не мог понять, что же ему сделать дальше? Послать на хуй в ответ или отъебенить этого человека так сильно, чтобы он не встал с больничной койки? А Чимин просто сидел на корточках и спокойно смотрел на сильную грудь своего хёна, понимая, что ему пришёл окончательный, бесповоротный пиздец! Но Мин удивился не меньше Чимина, когда понял, что молниеносно взял ту самую бутылку и вылил всю оставшуюся жидкость на голову блондина, шепча одними губами: «Тебе стоит охладиться», и, чёрт, лучше бы он этого не делал, потому что в следующую секунду Пак уселся к нему на колени и с силой приложил спиной к стене позади, хватая за грудки.  — Всё сказал?! — выкрикнул мокрый Чимин, потряхивая Юнги с такой силой, что он пару раз ударился затылком о холодную стенку, шипя от боли, — Ты меня так заебал, блять, почему ты так относишься ко мне, а? Что я тебе сделал? — чуть менее эмоционально проговорил Пак, переставая трясти ошарашенного Мина, опуская голову вниз и пытаясь понять собственные чувства, пока редкие капельки воды медленно мочили светлые синие джинсы брюнета.  — Я… Чимин, послушай, я не… Не монстр, не злодей, блять, просто извини, я не смогу дать сейчас нужные для тебя ответы, пойми, что… Юнги не смог выдержать такое разбитое состояние своего донсэна, пытаясь выпутаться из ситуации как можно мягче, начиная оправдываться, но был остановлен объятиями блондина, который уткнулся носом ему в шею и тяжело дышал, окольцовывая своими руками плечи Мина.  — Ты назвал меня по имени и извинился, этого достаточно, не продолжай, а просто найди нужные для меня ответы, ладно? — отчаянно прошептал Чимин в самое ухо застывшего брюнета, крепче стискивая его плечи.  — Ладно, — выдохнул Юнги, интуитивно кладя свои руки на талию Пака и аккуратно сжимая её в своих сильных руках, и, Господи, она так хорошо чувствовалась в его больших ладонях, — Ладно, — глупо повторил Мин, вдыхая очень приятный аромат, когда прошёлся носом по шее Чимина, а потом сделал то, в чём бы не признался даже себе — опустил руки ниже, сжимая в руках упругую задницу своего донсэна, на что в ответ получил отрывистый негромкий стон и сильный прогиб в пояснице.  — Юн-нги-хё-ён? — громко пропищал Чимин, отлипая от шеи своего хёна и ошарашенно смотря на такого же ошарашенного брюнета.  — Блять! Я… Блять! Слезь с меня нахуй, — прорычал Мин, буквально скидывая ошеломлённого блондина на пол и тут же вскакивая на ноги, намереваясь сбежать из этой ебучей студии, что и сделал в ту же секунду. Юнги понял то, что он действительно подрочил на своего донсэна тогда, когда увидел белёсые капельки на стенках кабинки туалета, находящегося в студии, представляя Чимина, который отсосал ему, а потом оседлал его, смотря через зеркало прямо в глаза своего хёна в зале для репетиции, слыша крики удовольствия Пака, хотя это были скорее стоны самого Юнги, представляющего всё это, и, честно говоря, Мин тогда просто взял туалетную бумагу, оттёр своих деток со стенок и громко закричал, потому что осознание того, что брюнет, как оказывается, не ненавидит Пак Чимина, далось ему ну очень сложно, ведь слова блондина о его музыке, блять, он в жизни их не забудет, и никогда не простит… Никогда, но будет готов смириться с этим. Сказать честно, Юнги тогда осознал, что ни одна качественная порнушка его так сильно не заводила как один придурковатый блондинистый дебил. Когда Мин заходил в зал для тренировок, то он уже был пуст, видимо, Чимин не услышал его истошного вопля, и это чертовски здорово, ведь пересекаться с блондином Юнги больше никогда не хотел, поэтому стал чаще огрызаться на репетициях, предпочитая помощь Чонгука, чем сексуального, блять, Чимина, на которого, после этого случая, брюнет и смотреть не мог без отвращения, без отвращения к себе же самому.

***

 — Вот и замечательно, — промурлыкал Мин, сидя на бёдрах всё ещё слишком яро дышащего Чимина, который покраснел и начал аккуратно потирать свои запястья, когда брюнет соизволил их отпустить. Пиздец, шугар дэдди, даже не поцеловал, а просто подразнил, я ему ещё напомню об этом, сукин сын, властный сукин сын.  — Уверен на сто процентов, что ты сейчас назвал меня в своей голове не очень ласково, — хихикнул старший, щурясь от удовольствия и складывая руки на груди. Да, да, все всё поняли, колдун ёбаный.  — Вы там сдохли, что ли? — послышался голос Сокджина из-за двери, — Я вас пригласил на кухню уже пятнадцать минут назад, — сказал Ким, открывая дверь и тут же застывая на месте, — Ебануться, — пропищал Джин, оглядывая растерянного Юнги на коленях такого же растерянного Чимина, — Не думал, что ты пассив, — хмыкнул старший, всё ещё держа руку на ручке двери, подозрительно оглядывая открывшего рот Мина и посмеивающегося Пака. АХАХААХ, ЮНГИ? ПАССИВ? АХАХАХА, СТОП, а что если…  — Я не… Чего? — хрипло пробормотал Мин, окончательно слезая с Чимина, который сильно покраснел и закрыл руками своё горящее лицо, смеясь в ладошки и подрагивая всем телом.  — Не-не-не, меня это не волнует, спускайтесь уже, Биба и Боба, — выдохнул Сокджин, загадочно улыбаясь старшему и подмигивая, — Вас все ждут, — пропел Ким, закрывая дверь со смехом.  — Биба и кто? — спросил Чимин после минутной тишины, наконец отрывая свою пятую точку от насиженного места и сладко потягиваясь на носочках, пока Юнги стоял не вдуплял, где он находится и что происходит. «Ага, я — пассив, бред, да Чимин в своих стонах будет захлёбываться, пока остальные будут слушать и понимать то, как хорошо я могу трах…», — думал Мин, смотря на озадаченное лицо Пака, который что-то красноречиво говорил, — Что?  — Юнги, я тебе тут вопрос задал, — хмыкнул младший, складывая руки на груди и нахмуренно смотря на брюнета, который откашлялся и почесал затылок.  — Он нас долбоёбами назвал, — выдохнул Мин, замечая чёрный волосок на шарфе блондина, а затем подошёл вплотную к застывшему Чимину и взял его за заднюю часть шеи, придвигая своё лицо к выбивающейся детали на белом волокне. Воу-воу, полегче, так и кончить не долго, какой же он сексуальный, так бы взял и завалил. Пак думал, что сейчас, слава Богу, Юнги его поцелует, но как только первый заметил то, куда смотрит его парень, то внутренне рассмеялся и удивился, ведь Мин его ревновал? Из-за волоска? Серьёзно?  — Мой, что ли? — цыкнул брюнет, убирая пальцами волосок и приглаживая мягкую ткань костяшками после этого, попутно смотря на удивлённое лицо Чимина, — Чего?  — Ты…как девушка, которая приревновала своего парня из-за чужого волоска на одежде, — хихикнул младший, зарываясь носом в колющееся полотно и озорно поглядывая на искусанные розовые губы Юнги, который в ту же секунду ухмыльнулся и насмешливо фыркнул.  — Часть правды в этом есть… Только вот я — твой парень, и да, я тебя ревную, — прошептал брюнет в самые губы блондина, который тут же закусил нижнюю, от чего Мин внутренне прорычал, мигом прижимая тело младшего к своему, стискивая изящную талию в своих руках.  — Знаешь, что говорят про это? — тихо пролепетал Чимин, кладя свои руки на шею Юнги, сцепляя руки в замок, когда заметил поднятую бровь брюнета, — Ревнует лишь тот, кто в себе не уверен, — хохотнул Пак, смотря на меняющееся от удивления до понимания лицо старшего. Упс, мне пЕзда… Мин среагировал так быстро, что Чимин даже моргнуть не успел, как почувствовал секундую вспышку боли и холод стены спиной, шипя от ощущения дезориенттации и томления, прошедших по всему телу.  — Нарываешься, Чимин-и, — прорычал брюнет, прижимая свои бёдра к бёдрам блондина и сильнее сжимая тонкие запястья младшего по обе стороны от его головы, на что Чимин громко охнул и вскинул голову вверх, попутно закусывая нижнюю губу, пытаясь сдерживать стоны наслаждения, ведь такой Юнги вызывает мурашки и каменный стояк, — Думаешь, что я не уверен? Думаешь, что пассив? — рыкнул брюнет, придвигаясь к задыхающемуся Паку и рывком поднимая кисти младшего вверх, перемещая свою руку на шею блондина, пока второй сцеплял оба запястья донсэна над его же головой, — Я обещаю тебе, что выебу тебя так хорошо, что ты неделю сидеть не сможешь, — прошептал Мин, резко срывая шарф с шеи Чимина и откидывая его куда-то в сторону, пока последний громко дышал, пытаясь не закричать от такого Юнги, потому что, чёрт, Пак очень хочет, чтобы его выебали, пожалуйста. Юнги медленно придвинулся к шее Чимина, опаляя её своим горячим дыханием, на что у младшего пошли мурашки по всему телу, а затем пару раз попробовал манящую кожу на вкус, облизывая её в разных местах, и тут Пак не выдержал, громко застонав и толкнувшись своими бёдрами вперёд, встречаясь с каменным стояком брюнета, от этого чуть ли не закричав на полную мощность, на которую только способны его голосовые связки.  — Юнги-я, — простонал Чимин, сильно выгибаясь и начиная осторожно толкаться навстречу бёдрам Мина, на что последний громко прорычал и стал кусать чуть загорелую кожу, оставляя заметные фиолетовые следы.  — Мы встречаемся всего лишь день, и то не полный, так что, дорогуша, будь послушным и не вынуждай меня быть тем парнем, который на первом свидании заваливает свою вторую половинку, лады? — хмыкнул Юнги, кладя руки на бёдра Чимина, останавливая их движение, — Нам надо серьёзно поговорить, кстати говоря, — выдохнул Мин, смотря на озадаченное лицо Пака, который дышал так, словно пробежал сорок два километра, изображая греческого война Фидиппида, — О том, что ты сказал про мою музыку.  — Что?.. Вдруг со стороны послышался звук открывающейся двери, удивлённый писк и громкий кашель.  — Мы все поели уже, пока вы тут… Бля-я-я, — закашлялся Сокджин, стоя в дверном проёме и глядя на то, как сильно Юнги сжимал бёдра Чимина, буквально вдавливая блондина в стену, пока младший учащённо дышал, пытаясь руками закрыть свою шею, — Я не туда зашёл, — промямлил брюнет, остервенело маша двумя руками перед своим лицом и молниеносно разворачиваясь назад, кладя ладонь на ручку двери, — И, Юнги, — остановился Ким, оборачивая голову через своё плечо, глядя прямо в глаза ошарашенного Мина, — Красава! — баритоном пропел старший, показывая поднятый вверх большой палец, а затем с громким воплем «Юху» закрыл дверь, слишком оглушительно крича после этого на всё общежитие: «Пацаны, он не пассив».  — Надо бы купить щеколду на дверь, — хихикнул старший, смотря на краснеющего Чимина, который закрыл своими миниатюрными ладошками лицо, глупенько посмеиваясь. Вся эта ситуация… Слишком комична, ну кто мог подумать, что я — актив, даже мне смешно, хотя должно быть грустно. У меня же, блять, дэдди кинк, в конце концов.  — Надо бы, — согласился Пак, нарочито экспрессивно выдыхая и складывая свои руки на бледной шее своего парня, которая скоро тоже будет пестрить разнообразием фиолетовых оттенков, ведь месть — штука приятная, даже очень, для Чимина уж точно, да и для Юнги тоже, — Знаешь, надо бы ещё умыться.  — Вместе?  — Почему бы и нет…

***

 — Твою мать, — простонал Ким хриплым ото сна голосом, сбрасывая с себя тяжёлую ногу чертовски очаровательного Сокджина, который что-то нахмуренно пробубнил и отвернулся от Намджуна, поворачиваясь к нему спиной, — Джин-а, ты сейчас упадёшь, — настороженно пролепетал лидер, обхватывая тонкую талию старшего и притягивая его ближе к своему телу, ведь, извините, нахуй, но диван вам не кровать: вдвоём можно уместиться только друг на друге, в буквальном смысле.  — Не будь душнилой с утра пораньше, Джун-и, — недовольно промямлил брюнет, всё же поворачиваясь лицом к лидеру и позволяя себе расслабиться в крепких руках пепельноволосого, ведь, как оказывается, слишком уж приятно просыпаться в объятиях Намджуна, гораздо приятнее, чем в спутанном комке одеяла.  — Прекратите ворковать, голова трещит, — сдавленно просипел Хосок, поднимая голову с холодного пола и оглядывая растерянные лица ребят, смотря на них снизу вверх, — Какого хуя я на полу? — пробубнил Чон, с тяжёлыми вздохами поднимаясь на локти, всё ещё находясь на жёстком линолеуме, от чего тихонько прошипел, когда почувствовал укол боли в районе поясницы, — Чёрт…  — Мы, похоже, заснули под «Рика и Морти», — озадаченно хмыкнул лидер, всё ещё сжимая брюнета в своих руках, который прошептал что-то вроде: «Как же неудивительно, парт ту», придвигая свою голову в изгиб шеи Намджуна, попутно щекоча дыханием его кожу, от чего она медленно, но верно покрывалась пупырышками.  — И до какого сезона досмотрели? — зевнул Хосок, всё же садясь ровно и томно потягиваясь, разминая руками свою поясницу, — Ничего не помню.  — Ты ошибся в предложении. Не «До какого сезона», а «До какой серии», до пятой серии, где были Мисиксы, — устало проговорил Намджун, кладя голову на макушку Сокджина, который уже тихонько посапывал, — Удивительно, так быстро засыпает всегда. Хосок на это лишь незаинтересованно повёл плечами, замечая какую-то химию между парнями, но не придавая этому особого значения, ведь все они в прошлом спали в объятиях друг друга, кроме Юнги, который всегда посылал на хуй тех, кто решился к нему прикоснуться, когда у них не было собственных комнат. Были времена, эх…  — А где эти… Каких их? Кролики влюблённые, — прохрипел красноволосый, вставая с пола и матерясь себе под нос от боли в шее, которую он до этого момента не замечал, — Тц, блядство.  — Кого именно ты имеешь в виду? — усмехнулся Джун, закрывая глаза и вдыхая аромат корицы, которым пропахли волосы брюнета, ведь ночью, когда все уже заснули на конце четвёртой серии, то Кимы-старшие решили попробовать популярный кофе с корицей и молоком, точнее Намджун захотел, а Сокджину пришлось немного поворчать, а затем с матными репликами пойти на кухню и сделать этот «долбаный, блять, кофе, ненавижу тебя», как выражался Ким, доставая из шкафчика над раковиной упаковку злосчастной пряности, которая оказалась открытой и горсткой высыпалась прямо на макушку брюнета, после этого обматерившего всё и вся на чём свет стоит, остервенело песоча хохотавшего Намджуна и попутно промывая пряди прямо в раковине на кухне. Ночка выдалась поистине волшебной, учитывая то, что на какие-то мгновения, брюнет стал шатеном.  — Я про кролика и его парня, — зевая ответил Хосок, направляясь на кухню и ширкая ногами по холодному линолеуму, что раздражало не меньше, чем боль в районе шеи и поясницы после такой «типичной вечеринки с бассейном», потому что Тэхён полчаса не мог успокоиться, плача над тем, что Рика и Джерри держали в плену инопланетяне, когда те были в виртуальной реальности, бубня что-то о Матрице и Нео, пока Чонгук «незаметно» закатывал глаза и гладил шатена по спине.  — Точно… Они же тоже с нами были, не знаю, честно говоря, наверное, в своей комнате, — сонно пробубнил Ким, целуя спящего Сокджина в лоб, от чего последний слегка поморщился, а затем легонько улыбнулся.  — Э… Ладно? Ладно, — промямлил Хосок, на секунду поворачиваясь и замечая такую интимную картину, — Просто странно, что они проснулись раньше нас, — выдохнул Чон, забивая хуй на эту ситуацию у себя в голове, подходя к плите и беря в руки полупустой чайник, затем поднося его к маленькому кранику около раковины и думая о том, почему Юнги утащил Чимина к себе в комнату вчера вечером и где, мать вашу, эти несносные влюблённые придурки.

***

Можете ли вы вспомнить то самое ощущение умиротворения, когда открываете глаза самым ранним утром? Когда солнце только-только начинает выглядывать из-под ровной линии бескрайнего горизонта. Когда воздух пропитан лёгким ароматом свежей травы, нечастого тумана и слизистой росой. Когда во всём городе царит тишина и спокойствие, где слышны отчётливо только лай собак и воркование птиц. Вспомнили? А теперь забудьте, потому что это утро у Тэхёна и Чонгука началось диаметрально противоположно. Чонгук бежал так, словно за ним гналась стая изголодавшихся, лютых и ярых волков. Его бомбер уже был перевязан на талии, пока с чёрной футболки наружу стекали капельки пота, слетали мелкие частицы пыли, а изо рта вырывались матные реплики, направленные исключительно на шатена, также бегущего рядом с ним, задыхающегося и счастливого. Они слышали крики охранника позади себя, который, в силу своих коротеньких ножек, пивного живота и слабеньких попыток остановить спортивных парней, прорывался сквозь заросли кустов, оставляя на рабочей форме мелкие прорези и дырки от колючих веток. Тэхён безумно смеялся, быстро перебирая ногами и с озорством поглядывая назад, пока Чонгук бежал быстрее скорости света, чтобы их, не дай Боже, не поймали. Им проблемы не нужны. Нет, не так. Чон Чонгуку, участнику одного из быстро набирающего популярность корейского бойз-бэнда, проблемы не нужны, а вот Ким Тэхёну, конченому идиоту, нужны. Ох, как нужны, видимо. Чонгук не знает, сколько прошло времени с того момента, когда он перестал чувствовать свои ноги и ощущения присутствия Тэхёна. Однако знает наверняка то, что Ким плетётся где-то позади, и что надо его разъебать.  — Тэхён, какого члена?! — прошептал озлобленный Чонгук, тяжело дыша после бега, кряхтя и аккуратно присаживаясь на корточки посреди ебучих кустов, шипя от боли в икрах и от тупости своего парня, который, к слову говоря, выбрал самое пиздатое место для маскировки, — Я тебя убью, блять, ты чокнутый? — прорычал брюнет, придвигая своё нахмуренное лицо к лицу хихикающего шатена, который сидел прямо на мокрой от росы траве.  — Гуки, учись, пока я жив, — тихо хихикал шатен, также тяжело дыша и крепко держа в руках вещь, ради которой он готов был буквально пробраться ранним утром в магазин одежды и спиздить её. Киму, честно говоря, было наплевать на «пугающие» рыки со стороны Чонгука, потому что, ну, сами посудите, Чон просто не сможет навредить любому живому существу, будь то насекомое или животное, тем более, если это касается Ким, я готов спиздить из магазина понравившуюся вещь, Тэхёна. Ладно, если Юнги. С Юнги так делать не то, чтобы нельзя, а просто убийственно непозволительно. Чонгук — совсем другое дело. Тэхён всегда знал, что стоит бояться или беспокоиться только тогда, когда Чонгук молчит, — вот это поистине ужасающе. Тэхён так и хихикал, не замечая потухших глаз Чонгука и его разочарованного взгляда, направленного прямо на шатена.  — Ладно, прости, извини, это слишком, — откашлялся Тэхён, устраиваясь поудобнее на мокрой, но от этого не менее колючей, траве, и с огромным вниманием уставился на притихшего Чонгука, не позволяя себе произнести хотя бы одного нечленораздельного звука, всё же разрешая неловкой тишине начать разъедать их уютную семейную атмосферу под небольшим, совсем непригодным для пряток двух здоровенных мужчин, кустиком.  — Ты серьёзно решил спрятаться под этим ебучим кустом? Ты думаешь, что нас так трудно заметить за этими тоненькими веточками? — выдохнул Чонгук, перенимая позу шатена, также полностью садясь на траву и попутно подгибая под себя ноги. Тэхён лишь тихонько выдохнул и несмело улыбнулся, ведь наводить суету, конечно, иногда очень хочется, но порой совершенно не стоит. Как сейчас, например.  — Ну, я устал, вот. Решил передохнуть, — прошептал Тэхён, не поднимая глаз и смотря только лишь на вещицу в своих руках, ради которой и решился ограбить, блять, магазин.  — Ты невыносим. И всё это ради того, чтобы спиздить этот чёртов плащ? — гаркнул Чонгук, складывая руки на груди, пока Ким молился всем Богам, чтобы не начать жалеть о своём же поступке.  — Я видел его неделю назад, очень хотел купить, он ведь так похож на плащ Нео, а вчера наконец пришёл, чтобы присвоить его себе, но узнал, что его отложили… А он был последним! Понимаешь? Я не мог это так просто оставить! — хрипел Тэхён, никак не переставая сжимать в руках чёрный плащ и дышать как утопающий, точнее — пытаться дышать, потому что Чон, кажется, начал его ненавидеть, — Тем более, ты сам согласился помочь мне в одном деле, чтобы загладить свою вину, — обиженно пробурчал Тэхён, наконец поднимая глаза. Чонгук искренне поморщился, а затем легонько вздрогнул при осознании того, что он неплохо так проебался, и это действительно он дал своё согласие на помощь, ведь никто не заставлял его склониться в извиняющемся жесте и произнести что-то вроде: «Я сделаю всё что угодно, чтобы заслужить твоё прощение». Чон и тут проебался, потому что, ну, извините, это произошло нежданно-негаданно, шатен его правда просто запалил.  — Ну я же заплатил за него, бросив деньги на прилавок, так что, чисто фактически, я его не украл, — промямлил шатен, замечая перемены в настроении Чонгука, который продолжал безмолвно сидеть и смотреть на этот грёбаный плащ в руках Кима.  — Господи, ты ненормальный, — выдохнул брюнет, после минутной тишины, складывая руки на груди и нахмуренно глядя на застывшего шатена, который затем глупенько улыбнулся, понимая, что да, чёрт возьми, он опять растопил сердце этого дракона.  — За это ты меня и любишь, я прав? — хмыкнул старший, гаденько поглядывая на озадаченное лицо своего парня, который проиграно выдохнул и незаметно кивнул.  — Да, Тэ, за это я и люблю тебя, придурок, — прошептал Чонгук, подползая к хихикающему парню ближе, крепко обнимая его и шепча в самое ухо слова о любви, на что Тэхён сначала перестал дышать, а потом с силой обнял Чона в ответ, отбрасывая плащ куда-то в сторону и интенсивно вдыхая аромат мятного геля для душа младшего, который он на дух не переносил, но, почему-то, с недавнего времени очень полюбил, — Пошли домой.  — И я люблю тебя, Чонгук-и. Идём!

***

Когда Тэхён проснулся в четыре утра под громкий храп Намджуна, то сначала не понял, как он оказался на полу с Хосоком в обнимку, но потом, услышав саундтрек «Рика и Морти», вспомнил. Вспомнил, как он плакал на плече Чонгука, рассказывая всем своим дрожащим голосом о том, что он бы выбрал всю жизнь прожить в Матрице, чем принять красную таблетку. Ким выбрал бы синюю, он в этом уверен. Осторожно выбравшись из-под тяжёлого тела Хосока, который на это что-то просипел, но не проснулся, шатен вдруг понял, что Чонгука рядом с ними не было. Выключив телевизор, Тэхён пошёл на поиски. Пройдясь по всем комнатам на втором этаже, увидев спящих в обнимку Юнги с Чимином, Тэхёну вдруг стало не по себе, потому что поссориться с лучшим другом — это самое ужасное, что могло произойти. Ладно, если это пельмени, но не сказать о своём парне, не разговаривать даже нормально, — это уже слишком. Шатен тогда осторожно прикрыл дверь, умиротворённо улыбаясь и понимая, что, да, чёрт возьми, их бездарный план сработал, но точно не их силами, попутно ставя галочку в голове о том, что надо как можно скорее поговорить с его Чимом, потому что Тэхён, как-никак, но любит этого дьяволёнка, и, естественно, этот кусок камня, который все почему-то называют «Юнги». Тэхён нашёл Чонгука на маленьком заднем дворике их скромного общежития, просто стоящего посередине пахнущего свежестью газона и смотрящего на оранжевые с переливами красного оттенки восходящего солнца.  — Чонгук-а?.. Казалось, что Чонгук находился не в этом мире, не в этой вселенной, хоть Ким и видел только профиль парня, озарённый лучами утреннего солнца, брюнет был похож на какое-то неведомое людям божество, столь прекрасное и живописное, что просто смотреть на него — подобно смерти. Тэхён затаил дыхание, увидев это, ведь такого умиротворённого и в то же время сосредоточенного выражения лица у младшего он никогда не видел, да даже и представить не мог то, насколько его донсэн может быть прекрасен в своей естественной среде обитания. Чонгук всегда был слишком буйным, шумным, когда находился в компании мемберов, будь даже Юнги, Чон никогда не молчал или не обижался на его колкие фразы и грубые шутки, просто посмеиваясь над словами своего хёна, на что последний всегда изумлённо смотрел на донсэна, но, чёрт возьми, Тэхён видел. Видел то, как уголки губ Мина то и дело дёргались, когда Чонгук смеялся или улыбался, будь шатен проклят, но он уверен, что Юнги действительно хотел улыбнуться в ответ в таких ситуациях. А сейчас, видя перед собой такое спокойное лицо Чонгука, Тэхён вдруг растерялся. Это было похоже на когнитивный диссонанс, хотя, честно говоря, так оно и было на самом деле.  — Тэхён-и? — вздрогнул Чонгук, моментально поворачиваясь вполоборота и резко выдыхая изо рта густой сизый дым, который плавно растворялся в воздухе, образовывая причудливые сюрреалистичные формы и мягко переплетаясь с лучами утреннего солнца, — Это не то, о чём ты подумал… Ким, почему-то, не обратил внимания на то, что находилось в руках у Чонгука, потому что всецело был сосредоточен на его лице, но сейчас, молниеносно переводя взгляд на кисть брюнета, увидел. Мать вашу, он увидел сигарету. Тонкую, белую никотиновую поебень, которая медленно, но верно убивает своего воздыхателя. Издалека красная тлеющая точка казалась сигналом бедствия, которая каждый раз, с порывами тёплого утреннего ветерка, разгоралась всё сильнее, а дым ребристыми полосами разносился вокруг столбом стоящего Чонгука. Молчание продлилось недолго, учитывая то, что шатен так и остался стоять чуть поодаль от закрытой наполовину двери, которая то и дело слегка поскрипывала при нечастых дуновениях ветра.  — Ебать мой хуй, ты что, куришь? — вскрикнул Тэхён, во все глаза смотря на замершего перед собой брюнета, который со скоростью света нагнулся к ярко-зелёной короткой траве и скомканным движением кисти стал тушить сигарету, пока она, будто вопя о помощи, источала ещё больше едкого дыма, растворяясь в переплетениях малахитовых травинок.  — Я всё могу объяснить, — ошарашенно пролепетал Чонгук, подходя ближе к застывшему шатену, который всё ещё стоял и шага сделать не мог, потому что то, что его парень, ладно, хуй с ним, его донсэн курит, блять, курит, вообще выбило из головы все мысли, образовывая внутри черепной коробки маленькую чёрную дыру, — Тэхён-а, давай поговорим, пожалуйста, я действительно хочу объяснить тебе то, почему я…  — Хватит, Чонгук, не нужно, — плаксиво проскулил Тэхён, понимая то, что его, оказывается, обманывал человек, который ему, блять, до скрежета в сердце и душе, дорог; которого он уже полюбил, и не как друга.  — Тэхён-и, мой любимый, пожалуйста, дай мне объясниться, умоляю, — шептал брюнет, вплотную подходя к окаменевшему Киму, который был на грани истерики, — Пожалуйста, — отчаянно прохрипел Чон, осторожно укладывая свои руки на подрагивающие плечи парня и чуть разминая их, — Я…  — Ты — кусок дерьма, почему ты мне не сказал? Почему ты никому не сказал? Это же вредно для здоровья, ты обо мне подумал? О нашей семье? О группе, в конце концов?! — мямлил шатен, вытирая запястьем слёзы, которые он очень старался сдерживать, но бесцветные капельки всё равно находили выход и скатывались по румяным щекам раз за разом, не обращая особого внимания на такие тщетные попытки хозяина их остановить.  — Господи, не плачь, чёрт, прости, извини меня, я не должен был, — ласково шептал брюнет, кладя свои ладошки на мокрые щёки старшего и аккуратно вытирая большими пальцами новые потоки слёз, — Я просто… Просто запутался, Тэхён-а, я так запутался.  — В чём ты, блять, запутался?! — выкрикнул Ким, хватая запястья младшего и пытаясь убрать их со своего лица, но попытки, естественно, были тщетными, на что шатен громко цокнул и посмотрел в глаза нахмуренного Чонгука, переставая сопротивляться, — Ну? В чём?  — В нас, — выдохнул Чон, опуская голову вниз и рассматривая уж очень интересные бетонные ступеньки, которые были в мелких глубоких трещинках, что придавало им вид дорогого грязного мрамора.  — Блять?..

***

Чонгук честное слово пытался закрывать глаза на отстранённость Тэхёна в их отношениях, но главное слово — пытался. Не заметить того, что шатен так похуистически, как решил у себя в голове Чон, относился к работе над отношениями — очень сложно. Может быть, даже невозможно. Чон, конечно, естественно, блять, понимал, что они встречаются всего ничего, но такое можно заметить и с самого начала: Тэхён практически всегда уходил от темы про то, чтобы рассказать всем о их отношениях. Младший хотел рассказать сначала самым безопасным людям, таким как Чимин, к примеру, или Хосок, но даже так Ким не хотел раскрывать правду. Чонгук правда не понимал, почему же, сука, шатен такой упёртый? Однако позже, когда Тэхён снова и снова уходил от разговора, отвлекая брюнета глупыми шутками или поцелуями, Чонгук неожиданно понял. Понял, что, возможно, Ким и не хочет рассказывать, потому что не уверен в своих чувствах. Потому что не уверен в их отношениях. Сказать честно, Чонгук тогда выкурил целую пачку сигарет, думая о том, что старший просто играется с ним, когда Сокджин в очередной раз послал его в магазин. И вот, стоя на углу улицы, между домов, где не было даже бездомных собак и кошек, а только обшарпанные старые кирпичи зданий и затхлые кусочки мусора, разбросанные повсюду, брюнет достал потрёпанную пачку и выудил оттуда одну сигарету, сразу же кладя её между зубов и поджигая маленькой чёрной зажигалкой, которую постоянно прятал во внутреннем кармане своего бомбера, где лежала ещё одна новенькая упаковка каких-то невъебически крутых сигарет; наконец-то делая спасательную сильную затяжку и выдыхая изо рта вуальный дым с запахом мяты, Чон, блять, вдруг осознал, что, возможно, Тэхён и правда ничего к нему не чувствует. Это осознание ударило под дых так, что солнечное сплетение сразу же полетело на хуй, заставляя Чонгука каждый раз буквально умирать изнутри, вынуждая сердце останавливаться вновь и вновь, ведь младший не шутил о том, что любит это сумасшедшее неуправляемое существо с замашками на биполярное расстройство, без которого он жизни своей не представлял. Кассирша всё время странно поглядывала на Чонгука, когда пробивала целую гору упаковок мятной жвачки и геля для душа, пока Чон с завистью рассматривал новые пачки сигарет с кнопками.  — Видимо, вы очень любите запах мяты, — усмехнулась блондинка, пробивая третью по счёту бутылку геля для душа, попутно поглядывая на спокойное лицо своего покупателя.  — Видимо, вы слишком часто лезете не в своё дело, — парировал Чонгук, кладя на транспортную ленту любимую шоколадку Тэхёна, загоны загонами, но Ким бы душу продал за эту сладость.  — Хамло, — цокнула продавщица, завешивая на весах пакеты с овощами для гарнира, ведь Сокджин-хён хотел приготовить рыбу на ужин.  — Какой есть, — выдохнул Чон, мысленно проматывая в голове весь список покупок, который три раза продиктовал ему Сокджин, попутно раскладывая купленные товары по пакетам.  — Поговори с ней, — нехотя пробубнила блондинка, набирая что-то на кассовом аппарате.  — Что? — озадаченно спросил Чонгук, на секунду замирая с той самой шоколадкой в руках и исподлобья глядя на закатившую глаза девушку.  — Со своей девушкой, спокойно поговори с ней, знаю, проходила, дела любовные, та ещё заноза в одном месте, — хмыкнула кассирша, улыбаясь каким-то своим воспоминаниям и называя окончательную сумму покупки.  — По карте, — промямлил брюнет, бездумно доставая из кармана чёрных джинсов пластиковую карту и прикладывая её к терминалу, — Как вы узнали?  — По твоему грустному виду, — улыбнулась девушка, ожидая выход чека, — Это сразу видно: кто влюблён и несчастлив, а кто влюблён и счастлив.  — Думаете, это поможет? Я не хочу потерять ег…её, — прошептал Чонгук, неловко запинаясь и механически убирая карточку в карман, попутно краем глаза замечая ещё одного человека, подходящего к кассе с целой корзинкой всяческих продуктов.  — Поможет, только сосредоточься на её чувствах, а не на своих, — уверенно кивнула блондинка, кладя чек в один из собранных пакетов, лежащих на прилавке выдачи.  — Спасибо, — выдохнул Чон, искренне улыбаясь девушке своей кроличьей улыбкой и получая практически такую же в ответ, попутно беря в руки два тяжёлых пакета.  — Удачи, — сказала кассирша на прощанье, замечая слабый кивок в ответ и широкую спину Чонгука, — Хороший парень, повезло ей, — выдохнула блондинка, затем приветствуя очередного покупателя и надевая рабочую улыбку на своё лицо.