До скорой встречи

Лань Ванцзы снова не мог уснуть. Он слушал, как в ночной тиши сладко сопит ребенок, но эти звуки не могли унять тревоги, поселившейся в его душе с приездом девочки в Облачные Глубины. Он давно осознал, что правила нужны для удержания в узде обычных людей. Но для таких как Вэй Ин рамки социальных устоев имели значение лишь до тех пор, пока соответствовали их личным представлениям о правильном и неправильном, иначе они безжалостно откидывали их прочь, как ненужный сор. И второй молодой господин Лань прекрасно понимал почему, ибо тигр не следует тем же путем, что и мышь. Он уже давно перестал испытывать трепет перед нарушением древних запретов, добиваясь того, что он желает без оглядки на замшелые нормы. Поэтому, несмотря на то, что женщины в ордене проживали отдельно от мужчин, Цзян Вэйнань с первого дня своего пребывания в Облачных Глубинах проживала непосредственно в Цзиньши вместе с Лань Ванцзы. Лань Сичень был вынужден принять на себя весь гнет возмущения старейшин ордена. Если бы не красноречие главы, по-своему трактующего правило, что ученик и учитель должны быть неразлучны дабы достичь величия, их бы так просто в покое не оставили. Свою роль сыграли и тайные надежды несчастных стариков на то, что девочка сможет помочь Хань Гуан Цзюню забыть давно ушедшего в мир иной Старейшину Илина и вернет величайшее дарование их ордена на путь истинный. Вот так желание иметь потенциальных наследников от несравненного Лань Ванцзи пересилило нормы морали Гусу Лань, сделав малышку Вэйнань неотъемлемой частью жизни заклинателя. Став ученицей прославленного в тысяче песен героя, девочка не теряла времени даром. Она усердно принялась учить правила ордена, восхитив наставников своей острой памятью. Спустя какие-то две недели она уже могла наизусть процитировать любое из пяти тысяч правил клана. Поведение этого ребенка было настолько безупречно, что ее абсолютно не в чем было упрекнуть. За глаза Вэйнань называли женской копией Хань Гуан Цзюня. Если бы Лань Цычжень дожил до этих дней, он бы молился на это дитя. Наблюдая за этой чопорной девчушкой, Лань Ванцзы ловил себя на мысли, что он скоро начнет сходить с ума. Больше всего на свете он желал, чтобы Цзян Вэйнань хотя бы раз нарушила какой-нибудь из многочисленных запретов Облачных Глубин, как это делал прежде Вэй Усянь, вообще не понимавший, зачем они нужны. Он не мог забыть, как ласково девочка гладила пушистых кроликов на поляне, в то время как Вэй Ин всегда смотрел на них голодным взглядом, периодически тайком уменьшая их численность. Образ яркого, шумного и подвижного молодого человека никак не вязался с благовоспитанностью Вэйнань. Именно это не позволяло Лань Ванцзы до конца поверить в то, что она и есть его Вэй Ин. Когда девочка спала, расслабленные черты ее лица особенно напоминали Вэй Усяня до его переселения в тело Мо Сюаньюя. И только энергия души его возлюбленного, исходящая из тела девочки, успокаивала Лань Ванцзы, убеждая его в том, что он не ошибся. «Да, еще прошло слишком мало времени, — размышлял он, трепетно поглаживая лицо ребенка. — Вэй Ин рано или поздно устанет играть в примерного адепта, и все снова станет на свои места». *** Подобные мысли на следующий день терзали и Цзинь Лина. Он смотрел на то, как мальчишка с маниакальной страстью в глазах самоутверждался за счет несчастного животного. Цзян Вэйин использовал его Фею в качестве ездового пони. Гордое духовное существо не ожидало такого непочтительного отношения к себе, но ничего не могло поделать с эманациями доминирования, исходящими от этого странного ребенка. Фею надо было спасать, но Цзинь Лин лишь безучастно смотрел на ее страдания. В данный момент он никак не мог перебороть постигшее его разочарование, когда понял, что мальчишка не только не страшится собак, а даже наоборот — это у них были причины его бояться. Когда он привел Вэйина к Фее, в его планы не входило напугать мальчика. Он всего лишь хотел решить свой личный внутренний конфликт. Молодой глава ордена никогда не видел Вэй Усяня до его попадания в тело Мо Сюаньюя, поэтому образ дяди в голове Цзинь Лина прочно ассоциировался с внешним видом последнего. Поэтому, кроме догадок и уверенности Цзян Чэна, его племяннику ничего не говорило о том, что ребенок и есть настоящий Вэй Ин. Если бы тот испугался Феи, то для Цзинь Лина это бы значило, что его жизнерадостный и острый на язык дядя действительно вернулся. Теперь же тот нещадно гонял зверя по двору, стегая тонким прутиком, словно в ее лице мстил всем собакам за обиды прошлого. Но долго так продолжаться не могло. Поняв, что от хозяина ей подмоги не дождаться и спасать себя от изверга придется самой, Фея резко подпрыгнула, подбросив мальчика в воздух. — Ого! — воскликнул Вэйин от восторга, в то время как в глазах Цзинь Лина потемнело от страха. В одно мгновение он оказался рядом с ребенком, поймав его практически у земли в последний момент. Испытав облегчение от осознания, что мальчишка цел и невредим, он почувствовал, как его колено запульсировало от боли. Посмотрев вниз, он увидел, что при приземлении рассек его о выступающий из почвы острый камень. — Очень больно? — спросил его Вэйин, испытывая редкое для себя чувство вины за произошедшее. — Все в порядке, — Цзинь Лин вымученно улыбнулся ребенку. Глядя на расстроенное выражение лица мальчика, он решил, что пусть ему и не удается увидеть в нем Вэй Усяня, главное, чтобы Цзян Чэн мог это сделать. Хотя было нестерпимо жаль, что Вэй Ин самого Цзинь Лина навсегда остался в прошлом. — Сейчас я произнесу заклинание, и тебе больше не будет так больно, — вдруг хитро произнес мальчик, загадочно сощурив глаза. Цзинь Лин изумленно наблюдал, как тот, сложив ладони лодочкой, словно собрал в них что-то с его колена. — Боль, от Цзинь Лина к Вэйину перейди, а от Вэйина в страхе убеги! — прокричал тот, поднимая руки вверх и раскрыв ладошки над своей головой. Сколько раз Цзинь Лин слышал это, когда по неосторожности получал какую-нибудь травму на ночной охоте. Пытаясь скрыть свою тревогу за племянника и поднять ему настроение, Вэй Усянь проводил так называемый «Великий ритуал избавления от боли», по его словам, найденный им в особенно секретном свитке на горе Луанцзань. Тогда юноша возмущался, что он уже не маленький, чтобы унимать его боль подобным образом, при этом никогда не препятствуя тому из раза в раз совершать «ритуал» над ним. — Легче стало? — серьезно спросил мальчик, внимательно глядя на него. Цзинь Лин, не в силах вымолвить хоть слово, медленно кивнул. Сейчас на него смотрел не чужой человек, которого он впервые увидел только вчера. Это и вправду был тот самый, незаменимый и родной, с не сходящей с уст улыбкой и пляшущими чертинками в глазах. — Это я сейчас придумал, — горделиво расправив плечи, затараторил Цзян Вэйин. — Я назову его «Великий ритуал избавления от боли». — У тебя всегда были проблемы с названиями, — прохрипел Цзинь Лин, крепко прижав к себе ребенка, лишь через пару вдохов и выдохов произнеся. — С возвращением, Вэй Ин. — Я разве куда-то уходил? — удивился мальчишка, вспоминая, не ударился ли мужчина случайно головой. — Вот и не уходи, — прошептал Цзинь Лин, еще крепче сжав того в объятьях. — Не оставляй меня больше никогда. — Ладно, ладно, — согласился Вэйин, решив не спорить с тем, у кого слегка помутился рассудок. Мальчик с первого взгляда испытывал к этому человеку необыкновенное чувство привязанности, поэтому он слегка погладил его по голове и великодушно сообщил: — Не бойся, когда я стану сильнейшим в мире заклинателем, то буду защищать тебя. — Нет, теперь моя очередь, — ответил Цзинь Лин, не собираясь в ближайшее время выпускать из рук того, кого уже и не надеялся увидеть когда-либо. До этого дня он и не подозревал, что так сильно скучал по нему.