Совместная жизнь с бессмертным гробовщиком: рекомендации, инструкция по применению и вредные советы — методичка для фамильяров

Рома служил фамильяром уже больше десяти лет. Эта работа в некотором смысле "пришла к нему сама" и никогда не была в тягость. Конечно, бывали и тяжёлые дни, но Малиновский уже давно привык ко всем капризам своего хозяина и его, откровенно говоря, не самому приятному характеру.  Альберт, должно быть, совсем не догадывался, но на самом деле Роман служил ему не из корыстных побуждений – не ради вечной жизни – а из преданности и искреннего безграничного восхищения. Он своего господина едва ли не боготворил (в основном, конечно, про себя) и, наверное, считал самым совершенным существом на земле. Альберт на самом деле, по наблюдениям самого Ромы, отличался от стереотипных вампиров. Он, хотя и спал в гробу, не одевался в одежды прошлых веков, жил вовсе не в замке, а в старомодной, но достаточно обыкновенной квартире, спал днём и действительно "охотился" на людей крайне редко. По утрам Алик, как и все приличные люди, принимал душ, завтракал, надевал костюм и уезжал на работу.  Роман втайне от него, когда только поступил на службу, завёл маленькую книжечку, куда записывал все особенности поведения своего хозяина и характерные привычки его вида. За столько лет информации накопилось приличное количество – Рома уже прекрасно знал, что Альберт, несмотря на уязвимость к святой воде и серебру, вовсе не боится чеснока и не горит на солнечном свету, а распятия недолюбливает лишь из-за презрения к вездесущести веры. В общем-то работу у пятисот сорока пяти летнего вампира типичной назвать было никак нельзя. На работу фамильяром Малиновский поступил в свои семнадцать и с тех пор, наверное, ни разу об этом не пожалел. Жалел ли Альберт? Ну, их отношения были достаточно… Непростыми. Алик явно оставался доволен работой Романа, хоть и не любил это открыто демонстрировать – иначе почему тот служил у него уже так долго? Однако они, несмотря на то, что жили в одной квартире который год, словно были изолированы друг от друга. Альберт завтракал, обедал и ужинал один, проводил досуг один, работал один, принимал ванну, естественно, один.  Роман предпочитал наблюдать за жизнью своего хозяина со строны, он довольствовался малым. Рома помогал, но не вмешивался, прекрасно понимая, что Алику, отвыкшему от общения, должно быть, и так тяжело с ним в доме. Спасибо и на том, что тот каждый день терпел его ужасное чувство юмора.  К Альберту Малиновский всегда обращался "хозяин", временами "господин", а изредко разрешал себе не без удовольствия произнести "Альберт Зурабович". Прерванный однажды в юношестве, он до того выдрессировал в себе эту манеру, что никогда не смел и не мог сказать "Алик", даже если бы захотел этого. Рома позволял себе называть его Аликом только мысленно. Однако иногда забывался, и, когда Альберт был в особо хорошем расположении духа, снисходительнее и поласковее, почти нежно думал про него "Аля", что тут же старался в себе пресекать. Всё же хорошо, что его хозяин не отличался способностью читать мысли.  — Рома. Малиновский оторвался от расчёсывания чужих волос и чуть наклонил голову, всем своим видом давая знать, что слушает.  Сам Альберт обращался к нему "Роман" лишь первую неделю от их знакомства. Потом, видимо, подумал, что тому будет много чести.  А Рома в общем-то был совсем не против. Он это "Рома" из чужих уст ловил с жадной внимательностью. Даже когда Алик злился и начинал рычать, Малиновский всё равно секундно наслаждался тем, как тот произносит его имя, грозно растягивая первую согласную.  — Отдай завтра мой костюм в прачечную. — Хорошо, хозяин. Роман улыбается мягко, продолжая осторожно работать расчёской. Когда-то давно Альберт, бывало, жаловался на то, что он совершенно не умеет обращаться с его волосами и только их выдёргивает. Теперь все эти жалобы ушли в прошлое, хотя ворчать Алик продолжал регулярно.  И всё же, несмотря на минусы, плюсов в работе Малиновского было больше. Главное, чтобы он хоть иногда мог называть Альберта по имени.