И павшему воину – меч

      Она боялась опоздать так же, как и в тот раз. Но, в отличие от того раза, не было боли, слабости или отчаяния, а была внутренняя сила, как набежавшая, раскинувшаяся во все стороны волна, и сила толкала ее вперед. В этом движении была жизнь. Внутренний узел хлестнул больно, но развязался, отпустил и был с яростью и страхом принят; ярость эта бурлила потоком, пылала огнем, в котором восставал Пэн.       Хребет провожал ее взглядом с любопытством наблюдающего кота. Напутствий он не давал и был такой же безучастный, каким был все время своего существования. У него не было больше власти над нею.       Тиа крепко сжимала в руке меч. Сквозь снега и холод она с напором пробиралась вперед, следуя по невидимому следу тревоги, рассыпанной подобно тонкой пыльце. Небо потихоньку стало сереть, на нем одна за другой пропадали звезды; становились серыми очертания округи, исчезал контраст. Тени неохотно сползались в расщелинах и густых ветвях елей, спасаясь бегством, и можно было чувствовать, как медленно, но неизбежно отступает ночь. Тианьши вдруг поняла, что от нее самой исходит слабое сияние.       Она и не заметила, как кончился Хребет, как она вынырнула из мороза в теплую, предрассветную влажность. Едва слышно пахнуло соленым бризом, но воздух стоял недвижимый. Ничто и никто не тревожил тишину местности, как молчание дома, обитатели которого покинули его, чтобы собраться в другом месте. Там, где сгустились тучи. Там, откуда тянуло угрозой.       Уже за несколько сотен метров, еще до того, как увидеть, богиня почувствовала его тягость. Это было подобие ямы, куда стягивалась сила, закручиваясь спиралью в самом ее центре. Напряжение, натянутое струной, резко срывалось вниз с небольшого обрыва, и у Тианьши возникло ощущение, что она пришла в точку, к которой вели все дороги и в которую ей суждено было прийти. Она подошла к самому краю и уронила взгляд туда.       Деревня, расположившаяся внизу, была безликой. По дну низины, окруженной со всех сторон отвесными скалами, рассыпались маленькие, сморщенные от горя и запустения постройки, в которых еще чувствовался скорбный привкус покинутости. Темнота, которая растворялась и бледнела под напором будущего утра, была разлита густыми чернилами по дну ущелья, и в ней только нашептывались очертания скелетов шахтных лесов.       Здесь, в данный момент, грозовыми тучами клокотало страдание.       Издалека сначала Тианьши увидела его. Его трудно было не заметить. Сквозь темноту тускло белела его ядовитая шерсть, испещренная черными полосами, опасно вилял его длинный хвост, разметая сухую пыль. Но самым страшным была не фигура тигра, казавшаяся призрачной, потусторонней, а то, что от нее исходило знакомое зловоние. Тианьши с ужасом сразу поняла, что расположилось внизу, на территории покинутой в спешке деревни. Величайшее зло.       Тигр ходил разъяренной дугой, готовый к атаке. Он, качнувшись, рванул вперед, но мощный его прыжок быстрым движением пресекло острое копье, и Тианьши обрадованно выдохнула: Сяо был тут. Значит, и Тианьши была в безопасности. Но тут произошло то, что заставило сердце болезненно рухнуть вниз. Тигр, чьи движения были плавны и смертоносны, чью силу изнутри питали гнев и агония падшего, извернулся, царапнув воздух когтями, и напружиненным движением снова прыгнул на охотника. Сяо отразил удар, но ноги его подкосились. Тиа закрыла рот ладонями, удержав вскрик. Она со слезами на глазах осознала, что Адепт был обессилен. Сяо был в опасности, и в этой ночной кромешной мгле, в опустевшей деревне не было поблизости никого, кто мог бы ему помочь. Никого, кроме нее.       Тианьши едва ли понимала до конца, что же она делает. Она в беспамятстве спрыгнула по камням вниз, за секунду оказавшись на площадке. Вблизи существо казалось не просто пугающим; то был не бесформенный демон, искривленный и визжащий, это был хищный зверь, с острых клыков которого капала отравленная смоль, а в диких глазах шипело и плескалось красное безумие. Демон, который сам был охотником.       Едва ли он заметил появление постороннего. Занятый ослабевшим Адептом, он кружил, скалился, прицельно нападал, уворачиваясь, снова кружил. Адепт был заключен в кольцо, которое становилось все уже и уже. С напряженным усилием Сяо отражал атаки в попытке защититься, даже не пытаясь напасть. Он держался из последних сил, теперь Тианьши видела это ясно. И так же ясно она видела перед собой самого опасного демона, которого когда-либо знал свет.       Новый виток, блеснувшие молнией когти. Скрежет металла. Тиа с ужасом наблюдала за темной фигуркой защитника, стоявшей против белой смерти.       Снова виток, разъяренное рычание. Удар, отскок, яростный хрип. Демон стягивал петлю. Он душил своим присутствием. От страха сложно было вдохнуть.       Что бы сделал Сяо, окажись она на его месте? Это полное безумие.       Тиа сжала свой меч двумя руками до побелевших костяшек. И звонкий от напряжения голос разнесся по округе, словно это был чей-то чужой, незнакомый голос.       — Не тронь его!       Тигр остановился. Он повернул к ней свою морду. Два красных раскаленных угля сквозь темноту вперились в богиню. И Тианьши готова поклясться, что услышала шипящий жуткий шепот.

      кто посмел прервать меня?

      Тиа почувствовала, как свинцовая темная сущность потянулась к ее сердцу и, не веря, что она это делает, выставила вперед острие меча, дрогнувшее в воздухе:       — Оставь. Его.       Утонул в черном мраке сердитый голос Яксы, но Тианьши вовсе не заметила этого. Она видела лишь два горящих, едких угля перед собой. За ними, как за пеленой, бурлящее масло безумия расступалось, открывая путь в бездну; бездна проглатывала, как ненасытная черная пустота. Тиа смотрела в два красных глаза, и весь мир вокруг тоже расползся красным, утопив деревню, и деревья, и охотника на демонов, и в этих двух красных зрачках Тиа, к своему ужасу, угадала осознанный выбор.              Тигр выбрал нечто более лакомое, вкусное, нежели выдохшийся Адепт, пропитанный горькой кармой. Что может быть приятнее, чем светлое Сердца Бога?       Мрак сгущался.       Тени скапливались, собирались вокруг, как зрители древних жертвоприношений. Тианьши казалось, что они смотрят на нее с любопытством, пробуя ее страх, как интригующую деталь действа. Две фигуры на распростертой из темноты в темноту арене, одна против другой, и тысячи невидимых, увлеченных жестокостью глаз, наблюдающих за ними.       Но страшнее всего были глаза напротив, полные ненасытного красного голода.       Ноги богини задрожали. Холодный пот струился по напряженной спине, судорожно, тяжело поднималась в дыхании грудная клетка. От напряжения диафрагму схватило почти болезненно. Как же ей было страшно. Но богиня лишь крепче перехватила меч. Этот жест послужил взмахом, знаменующим начало.       Яростью были полны его когти. Заскрежетал искрами металл, гулом отозвалось орудие под натиском свирепого удара. Отдача больно впилась в руки. Под этой страшной силой Велиал охнула и, шаркнув ногой о землю, отступила.       Случилось то неизбежное, чего Тианьши страшилась больше всего. Свирепый демон — с его клыков вязкими каплями стекала смоль, с шипением выжигали почву черные лапы — напал на нее, сделал реальным то, что преследовало ее только в самых темных ночных кошмарах. И она выстояла. Она выстояла, и фигура демона, впитавшая в себя глубинные ужасы бездны, стала осязаемой. И поэтому бояться больше было нечего.       Орудие послушалось, запело, и руки, знающие только древко копья, вспомнили былое. Сила вдруг наполнила ее изнутри. Серебристое свечение мягким ореолом окутало фигуру, Велиал со злостью, скрипнув зубами, оттолкнула демона от себя. Тот грузно приземлился, кажется, задыхаясь от неверия и досадной ярости. Белый свет поборол красную завесу, прожег ее, начиная от самого центра, и от этого света тварь, рожденная во мраке, зашипела и брезгливо сжалась.       Непреодолимый барьер из страха, пронзавший собой небеса, ужался до каменной стены полуразрушенного замка. Стена эта была обвита плющом.       Они сошлись в схватке. Как могут быть противопоставлены друг другу бурлящее, вязкое проклятие и твердая чистая сталь звездного серебра. Демон захлебнулся в испуганной ярости, движимый желанием поглотить целиком и разом, как глотают с жадностью дикие удавы, как впитывают жизненную силу ненасытные существа, обитающие во мгле. Тигр метался, подлетая то с одной стороны, то с другой. Он царапал лапами воздух, прыжком пронзал расстояние, но неизбежно натыкался на холодную яркую сталь. Та отбрасывала его обратно; точно и быстро двигалась белая богиня, ее волосы рассыпались по плечам шелком, как струи жидкого белого золота, как хвосты кометы. Свет слепил кровавые глаза, и визжащая тварь не могла подступить близко к сияющему воину. На один миг в преломленном, рассеянном ореоле почудились очертания доспехов.       Ночь отступала. Тени уползали. Они медленно расступались, возвращаясь обратно в мрак штольни; они с равнодушием теряли интерес, бросали своего собрата, которой ничего не мог противопоставить храброй светлой фигуре. Чрево его, бездонный пустой сосуд, не мог вместить в себя и доли того прочного, звонкого света. Раскрывало свои веки небо, проясняющееся с востока, и с безмятежной сонливостью наблюдало за танцем блика и падшего в своем проклятии демона.       Во взмахе серебряный меч блеснул отразившейся в нем зарей — и обрушился вниз.              Голова тигра ударилась о землю с гулким стуком. Тело рассыпалось в белом прахе. Его тут же развеял слабый порыв ветра, оставив только взрытую когтями почву и два небольших холодных рубина.       Все закончилось.       Тяжело вздымалась грудь воина. Тианьши смахнула с лица локоны, пошатнулась; крупная дрожь овладела ее руками и телом. Все закончилось?       Округу вдруг охватил немыслимый покой. Наконец взошло солнце. Щедрая, всепоглощающая волна света поплыла по изгибам скал, задев вершину, окрасила их, окунула, потекла дальше вниз — искры бежали на линии границы с графитовой неживой тенью — набухала и набухала, покрывая собою изломы и почерневшие каркасы, и, вдруг полностью захватив пространство, лопнула. Вместе с ней, в резонансе, в груди Тианьши лопнула струна. Так легко было вдохнуть. Все действительно закончилось. Озаренная вдруг уколом мысли, Тианьши вскочила, как ошпаренная. На золоченой от света траве, в мягком дуновении ветра, все еще неподвижно лежал бледный юноша.       — Сяо! Сяо! — Тианьши оказалась рядом в одно мгновение, как кошка, и упала на колени, принялась трясти его за плечи, трогать холодные белые скулы. Но Адепт не шелохнулся. — Сяо…       Этого не может быть! Тиа держала в руках холодного, смиренного Сяо, который не хмурил брови, не прожигал острым взглядом желтых глаз, не задавал нелепые вопросы. И это было хуже всего на свете. Губы Тианьши задрожали, ее глаза наполнились слезами.       — Это я виновата, — сдавленно произнесла она. — Как же ты был одинок все это время… Если бы я не прогнала тебя, если бы не замкнулась в себе! Пока я причитала о собственном горе, возведя его в абсолют, ты молча сражался со злом. И никогда, никогда не ждал благодарности. Я ошиблась, Сяо! Ты слышишь? Я думала, что ты совсем не знаешь любви. Ты тоже так думал и жил этой мыслью, мыслью о том, что был рожден для одной-единственной цели. Но, стремясь переубедить тебя, я сама не замечала, что тоже поверила в это. Ты стал неотделим от той тьмы, с которой сражался — твоя песнь стала печалью, вечной историей борьбы, в которой был Якса, но Сяо потерял свое имя. Но ведь ты знаешь любовь. То, как дорожит тобою Моракс; то, как Гань Юй прислушивается к твоим словам и советам; то, как люди спят в спокойную ночь и видят сны — и встречают мирный рассвет. То, как отношусь к тебе я. В боли тоже есть любовь, это одно из ее лиц, и ты совсем не одинок в этом мире и совсем не рожден, чтобы жить во мраке. У тебя наверняка были яркие крылья и ты мог летать. Слышишь?! Ты не можешь уйти так просто! Зная только тьму и помня бесконечный цикл сражения! Просто тебе нужно вспомнить.       Она снова шагнула на холодную землю. Расступился в стороны туман разрушенной деревни, пахнуло гарью. Белая тонкая рука толкнула дверь, та поддалась легко и быстро, со скрипом открыв путь в темное глухое пространство. Богиня будто в забытье вошла туда и опустилась на колени рядом со сжавшейся фигурой. Темнота чуть отступила. Спина под ее мягкой ладонью дрогнула от неожиданного тепла.       — Тяжкий груз на твоей душе, — донесся шепот, — не те совершенные прегрешения, а чувство вины за них. Ты падал, Алатус, падал глубоко в пропасть, полную мрака, и был там, о чем не многие из живущих могут вообразить. Твои крылья совсем почернели от миазмов проклятий, но больше — от копоти собственный терзаний. Дай себе вдохнуть. Твои ошибки остались далеко позади, Алатус, искупленные твоей искренней жертвой. Свет примет тебя. Мир не помнит зла, мир исцелится, но он ведает добро, совершенное тобою. Будь милосерден к себе так же, как милосерден к другим. Прости себя. Как я прощаю тебя.       Дальше был свет. Свет из далекого прошлого, древнее, чем континент, старше сияния луны, и солнца, и самых далеких звезд. Возможно, то был свет начала всего. Источник его находился в первородной точке, дальше и выше, чем любое древнее божество, справедливее, чем самый беспристрастный судья. Он засиял так ярко, так чисто, что Тианьши закрыла глаза, и ей почудилось, что этот свет знает все и видит все, вплоть до самого бледного шрама на ее душе. Сквозь веки она почувствовала оранжево-теплый луч, будто закатный, и ей показалось трепетание теней, отбрасываемых ветвями цветущего дерева. Может быть, ей действительно просто показалось. Во всяком случае, снега больше не было. Побежали ручьи, смыв заржавевшие останки копий, увлажнив черную жирную почву, из которой обязательно вскоре появятся первые побеги. Но снега больше никогда не было. Он и его ледяная гробница остались далеко на Драконьем Хребте.       Сяо лежал на руках богини. Грудь его мерно вздымалась, сердце стучало в спокойном такте. Тианьши с вниманием глядела ему в лицо, аккуратно смахнула пряди с прохладного лба. В ней зрела беспокойная надежда. Наконец веки Сяо затрепетали, раскрылись, и в глаза сразу забрался янтарный свет. На щеках расцвел румянец.       — Сяо! — только и смогла пискнуть богиня перед тем, как крепко сжать его в объятиях. Тот, недолго приходя в себя, сжал ее в ответ.       Над заброшенной деревней Миньюнь скромно зачирикали птицы, покосившиеся скелеты строений обросли цветущим вьюном, а там, где остались черные сгустки кармы, теперь мерцали ярко-лазурные кристаллы. На деревьях набухли зеленые почки. В воздухе прошмыгнула ласточка и скрылась в расщелине; она несла в клюве тростинку для будущего гнезда.       Склоны и впадины прямо на глазах покрывались белыми цветками цинсинь.       Когда двое уходили обратно домой — охотник на демонов и светлая богиня, Нефритовый коршун и меч из звездного серебра, рука об руку — Тианьши краем глаза заметила тусклый блеск в зеленой траве. Она подошла ближе и наклонилась. Среди зеленой травы, набухших калужниц и расцветших маргариток лежали два маленьких рубина. Тианьши взяла их в теплую ладонь. На ощупь они были гладкие и холодные, но, более того, они молчали. Зло навсегда исчезло из этих земель. Его след рассеялся по ветру, как блеклое воспоминание. Заживут оставленные раны, и хоть в это место больше никогда не вернутся люди, а шрамы не исчезнут до конца, оставшись как свидетельство былого, жизнь здесь восстановит свой гармоничный ход. Тиски проклятия разжались, деревня стала просто заброшенной деревней. Страха больше не было.

***

      Солнце клонилось к западу, оставляя за собой длинные тени, и воздух в комнате дышал золотистым блеском. С тихим звуком шла стрелка часов. Белый тюль плавно лизнул подоконник. На столе стоял уже чуть остывший керамический чайник, от него шел аромат нежного жасмина. Покой накрыл Тростниковые острова, они дышали размеренно, как в самый мирный час. А двое сидели на полу комнаты, в неком понятном только им уединении.       — Мое имя даровал мне Моракс, — говорил один из них, — когда вызволил из плена и помог вернуться на правильный путь. До встречи с ним я творил ужасные вещи. Над моим сознанием имела власть Архонт снов. Тогда шла страшная кровопролитная война уже много лет… нет… сотни лет? Извини меня, я не помню. В этой войне каждый пытался завоевать Сердце Бога, — говоривший кивнул головой на сидящую напротив, — но, по-моему, это стремление принесло лишь ужас и страдания. Многие погибли в те темные времена, многие несправедливо угасшие жизни нашли себе вечный приют на полях раздора. А я выполнял приказы Архонта снов, и с каждым разом ее жесткость возрастала троекратно. И… с каждый разом я жаждал большего… Больше крови... Больше снов… Я выпивал их без остатка. Помню красную пелену перед глазами. И отчетливо помню, как чужая кровь застилала глаза — а я хотел еще и еще…       Говоривший опустил голову, но сразу же почувствовал на своей руке чужую ладонь. Он продолжил:       — Моракс нашел меня. Не знаю, что произошло с Архонтом снов, но ее я больше не видел. Моракс дал мне имя, мое нынешнее имя, и показал, что эти руки, которые знали только убийство, — он развернул ладони — могут убивать и во благо. Я подписал контракт. И с тех самых пор стал одним из Якс, защитников Ли Юэ. Тем, кто стоит на страже покоя людей даже в самый темный час. Тогда же моя жизнь обрела смысл.       — Мое имя тоже даровано мне Властелином камня, а своего настоящего — я имею в виду то, старое, из прошлой жизни, длившейся до заточения, — я не помнила. Честно говоря, все эти годы мое нынешнее имя казалось мне маской, которую носишь с собой. В путешествии по континенту я искала то самое слово, единственно верное — мне казалось, я услышу его и сразу пойму, что вот оно, правильное слово, и что сразу же обрету себя. Я искала себя настоящую в других культурах, в экзотических книгах, даже в старинных легендах и песнях давно утерянных миров. А оказалось, что искать нужно было в себе. Мне всегда думалось, что лишь прошлое определяет то, кем мы являемся, что человек без прошлого — безликое существо, которому нечего сказать и ничего чувствовать. Воспоминания делают нас такими, какие мы есть, и это отчасти правда, но… Все то, что происходит сейчас, не менее важно. Драконий Хребет довольно болезненно нашептал мне мудрость: человека определяют не заложенные в нем качества или произошедшие с ним события, а только его выбор.       — Однажды я сражался всю ночь. Близился рассвет, и я совсем выбился из сил. Тот момент был одним из тех, когда яснее всего различаешь лик гибели. После яростного боя Тростниковые острова были будто вспаханы, и я брёл… Куда? Мне некуда было возвращаться. Я лишь шёл прочь и чувствовал, как гнев Архонтов сковывает мое тело. Меня захлестнула бескрайняя злоба, я упал на траву. Но именно в этот момент вся боль внезапно отступила. Меня спасли звуки флейты. Чистые, лёгкие — через реки и горы их принёс ветер. Они струились вместе с первыми лучами рассвета и стайками вспугнутых птиц. Они успокоили меня. После я долго раздумывал о том, кто бы это мог играть, но разыскивать специально не стал. Хм… Думаю, на это способен единственный в мире Архонт…       — Как-то я шла тропою, сокрытой в самой глубине джунглей. С обеих сторон густо росли влажные папоротники и деревья, обвитые плющом, а жизнь звучала по-хозяйски громко: ей не было никакого дела до меня, находившейся на чужой территории. Царил полумрак, потому что лианы переплетались над моей головой и скрывали почти весь дневной свет. В таких местах нужно быть очень осторожной. Я была начеку, держала в руке копье, и не зря: еще издалека я заметила движение в глубине чащи. Тропу медленно пересекал тигр ришболанд. Это опасный хищник; я почувствовала, как мое сердце сжалось от страха, и приготовила копье. Один бросок — и опасность бы миновала. Но что-то меня остановило. Эти плавные осторожные движения… Его походка заворожила. Тигр был частью этого мира, точно такой же, как я. Могла ли я распорядиться его жизнью в ту же секунду? Только из-за своего страха? Рука моя сама же опустилась, а я смотрела и смотрела на его естественность, бесшумную грацию, которая может принадлежать лишь тому, кто знает тайну… Тайну принадлежности этому миру. А тигр оказался тигрицей. Несколько мгновений она водила ушами и — я клянусь тебе! — она посмотрела в мою сторону. Всего лишь на миг она поглядела в мою сторону, а затем издала короткий тихий звук, и на тропу выбежали двое тигрят. Они последовали за ней, и втроем они перешли тропу, беззвучно скрывшись в зарослях.       — Как так получилось, что я остался последним из Якс? Хм, никогда об этом не думал. Мои собраться уходили один за другим. Кто-то сходил с ума, кто-то погибал в схватке с демонами. Но их всех поглотила ярость умерших богов, не их собственная ярость. Того, кого ты одолела сегодня, звали Бай Ху. Огненный Тигр. Когда-то он был выдающимся воином. Его храбрость и отвага не знали границ. Но Бай Ху не смог совладать с собственной проклятой кармой, как и другие Яксы. Он одичал, начал пожирать души невинных и в итоге, совсем потеряв свой разум, исчез. Я был уверен, что он погиб, но, видимо, все это время Бай Ху спал глубоко в штольне деревни Миньюнь. Но демоны обычно не дремлют. Они выходят по ночам, когда люди беззащитнее всего. А я просто... Просто исполняю свой долг.       — Ты знаешь, я бы хотела делать тебе подношения в праздники. Ну, знаешь, как другим Адептам.       — Не понимаю, как объяснить это странное ощущение, но быть с тобой — будто быть дома.       Они еще много о чем говорили и внимательно друг друга слушали. Часы текли подобно золотому песку. Она рассказывала про величайшую из библиотек и про тайны пустыни. Про диковинные растения далеких островов, про снега, которые дарят лишь радость, про хитроумные изобретения смелой нации. Про оглушающие водопады, от высоты которых кружится голова, и вулканы, пышущие магмой, и то, как на их жаркой почве растут самые дивные цветы. Они говорили о разбитом Чайнике и оберегах; о миндальном тофу, о просветленных, о Глазе Бога; об одиноких скитаниях и о двух праздниках; о Миньюнь, о памяти, о древнем Ли Юэ (он терпеливо отвечал на все ее градом сыплющиеся вопросы); о старой религии, которая вот-вот сменится веком людей. Им двоим не нужно было спешить, у них было все время мира.       В конце концов, в час, когда на небосклоне загорелась первая звезда, слушающая взяла говорившего за обе руки и тепло взглянула в глаза:       — В любом случае, теперь ты не один.       Он сжал маленькие белые ладони в ответ. Он ответил:       — Мое настоящее имя Алатус.       — А мое — Велиал. Это имя принадлежало древнему божеству, но теперь это божество — часть Тианьши. Значимая часть.       — Велиал… Расскажи теперь ты. Что ты видела у того кристалла?       В раскрытое окно было видно, как на розовеющем небе первая звезда блеснула в кратком миге. Тианьши набрала воздуха в легкие.       — Когда-то существовало королевство…