И павшему воину – меч

      Они не стали терять время. Было совершенно очевидным, что в своем видении — с какой же ясностью и силой накатило осознание, что все эти сны никогда не были лишь фантазиями! — Тианьши гуляла в том месте, которое впоследствии превратилось в Драконий Хребет. Не было сомнений в том, что сияющий город действительно существовал и не являлся выдумкой опаленного разума. Но какая же сила превратила процветающий край в суровую обитель стужи? И какая роль в этой истории отложена Тианьши?       Что случилось с девушкой и деревом?       Архонт света давно не чувствовала такого возбуждения — и, вместе с тем, предчувствия беды. Она металась по комнате, пока собирала все необходимое, и навела, как выразился Сяо, невероятную суету. Тот молчаливо взирал на стремительные сборы, сложив руки на груди и задумчиво нахмурив брови. Он, защитник Якса, не мог покидать свой пост, однако согласился сопровождать девушку в этом опасном, решающем путешествии, за что Тианьши была ему по гроб признательна. Восхождение на Драконий Хребет само по себе было рискованным мероприятием. Но что значило прорваться через полчища демонов, чтобы заглянуть в пасть призраку, в эту чернеющую бездну, кишащую событиями прошлого?       Наспех собрав все самое необходимое, богиня в последний момент замерла. Она подумала несколько секунд и все-таки положила в сумку Чайник безмятежности, стоящий до этого на полке.       Закрывая за собой дверь в свою комнату, Тианьши была отчего-то уверена в том, что обратно она прежней собой не вернется. Что-то внутри нее гулко единожды стукнуло, когда она бросила последний взгляд блестящих глаз в узкую щель дверного проема. Туда, где в синих сумерках мирно белела заправленная кровать, стояло кресло, ставшее почти родным, стояли восковые свечи и сквозь тюль тихо сияла луна.       Если вернется вообще.

***

      Размытые в воздушном потоке детали и очертания пронеслись мимо: сначала — привычные золотистые, потом — сочные зеленые. И вот наконец, обретя четкость и форму, вырос бесцветный Драконий Хребет.       Закутавшись в свою меховую накидку плотнее, Тианьши выпустила клочок пара изо рта. Она с болезненностью оглянулась. Здесь все казалось вымершим и бесплодным, суровым в своей замкнутости. В то же время этот недвижимый, безжизненный мир был словно живой и жил некой своей собственной жизнью, не понятной существу из плоти и крови. Хребет наблюдал, как скрытый сумраком хищник, хитрыми глазами следящий за каждым шагом выбранной жертвы. Этого хищника нельзя заметить. Только ощутить, что он стоит за твоей спиной.       За ледяной маской мертвенного покоя скрывалась позабытая боль. Даже сам Хребет не помнил этой боли, он предпочел стереть ее из своей памяти, с сухой жестокостью вымыв любое воспоминание о ней стихией и временем. Увидев один раз то, каким могло быть это место, Тиа навсегда потеряла способность воспринимать его как данность. Теперь у него появилась история. Теперь камень обрел свое лицо. И она, Тианьши, собиралась взглянуть в него.       Рядом стоял несокрушимый Якса. Он вопросительно взглянул на богиню. Легонько тронул ту за плечо. Тианьши дернула головой, справляясь с наваждением, и кивнула в сторону, туда, куда ее влекло за собою чутье. Или то были воспоминания, которые нельзя вспомнить?       Они двинулись по хрустящей, вышлифованной ветрами дороге. Скалы вокруг мрачно ощетинились; они сторожили тайны Хребта, которые за долгие сотни лет осели торфяными пластами и оставались нетронутыми ни одной живой душой. Шли очень быстро, Тиа почти неслась впереди, за нею успевал непоколебимый Адепт. Волнение съедало богиню изнутри. Где-то здесь обитало прошлое, Тиа чувствовала его присутствие как необъятных размеров фигуру, нависшую над нею. И она никак не могла отделаться от ощущения, что пристальные глаза Драконьего Хребта следят за ней.       Сяо не задавал вопросов. Он лишь шел следом, позволяя Тианьши следовать своему внутреннему зову, и в этом был несомненный плюс, который добавлял богине уверенности. Как же она была рада, что Сяо отправился сюда вместе с ней! Одно его простое присутствие внушало чувство надежности и силы; будь Тиа одна, ее бы расплющила нагнетаемая атмосфера в ту же минуту, когда она ступила на бесплодные земли.       Архонт молча взглянула на Сяо. Она была довольна тем, что путем просьб и угроз уговорила-таки Адепта надеть одну из ее накидок. Тут стоял смертельный мороз, но Сяо, кажется, чувствовал себя довольно комфортно. Он успевал рассматривать заснеженные пейзажи и с большим вниманием вглядывался в сугробы. Неожиданно Сяо нарушил тишину:       — Вот такой снег есть можно…       Когда до Тианьши дошел смысл слов, она остановилась, как вкопанная.       Снег… что?       Тианьши буквально развернулась на пятках. Сяо пробормотал эти слова себе под нос, словно разговаривая сам с собой, и даже не обратил внимания на то, что путница уставилась на него со всем своим удивлением.       — Ты ешь снег?       — Только если он достаточно толстый, вот такой, — Сяо кивнул на залежи холодной, белой, без единого изъяна массы, казавшейся действительно плотной. Эта серьезность, с которой древний охотник на демонов говорил о снеге и его консистенции, была абсолютна. Будто Адепт оценивал качество миндального тофу.       Тианьши моргнула.       Сначала она вспомнила о тех сугробах, которые видела внутри дома сожженной деревни. О фигуре воина, сгорбленной под натиском проклятий. Подумала, что, возможно, так проявляется та боль, та катастрофа, что прячется за ширмой стойкости. Но затем Тиа увидела выражение лица Адепта, и было в нем нечто непосредственное, глубокое, какое бывает у искренне увлеченного ребенка, — и это развеяло любые подозрения.       Что ж, возможно, Сяо просто нравится есть снег? Почему бы… почему бы и нет? В конце концов, даже если ты двухтысячелетний Адепт, древний беспощадный охотник на демонов, это нисколько не запрещает тебе есть снег или смотреть на цветы цинсинь. И тут рот богини сам собой растянулся в широчайшую неконтролируемую улыбку.       Сяо был древним божеством. Простые люди совершали священные подношения и молились подобным ему; фигура его была неприкосновенная, внушающая благоговение — и находилась на расстоянии почтенного страха от всего мирского, даже от Тианьши. Пока этот божественный панцирь не треснул. А под ним оказался человечный юноша. И почему-то от этого открытия внутри у Тианьши распустился цветок эйфории.       Ей неожиданно захотелось порадовать Сяо — во всяком случае, попытаться. Архонт прищурилась, посмотрев на небо, скрытое снежными облаками, и, скомандовав негромкое «смотри», выставила раскрытую ладонь. На ней засияла небольшой сгусток солнечного света. Он осветил округу, и в тот же момент серость, въевшаяся в каждый сантиметр Хребта, исчезла; снег и скопления льда засверкали драгоценностями, мириадами упавших маленьких звезд. Тиа посмотрела на реакцию Адепта и увидела восторг на его лице. Желтые глаза сверкнули, совсем не опасно; робкое любопытство, тихая радость спутника подняли откуда-то из диафрагмы нежное одухотворение, заполнили ее теплой лавиной, сняв сумрачное заклятие и заставив темную фигуру Драконьего Хребта отступить.       — Свет так прекрасен… — тихо произнес Сяо знакомые слова. То были слова искреннего восхищения, но тут же эта хрупкая радость затрепетала и исчезла; будто одернув себя, Адепт нахмурился, нахохлился и замкнулся обратно прямо на глазах Тианьши.       «Этой боли придет конец», — твердо решила про себя богиня. Она сделает для этого все, что от нее зависит.       Странное сильное чувство вдруг вклинилось в мысли Тианьши. Каждый ее мускул напрягся, нутро надавило, как поршень. Знакомый зов из глубин ледяного мира натянул нить и дернул за Сердце, поманив следовать за ним. Глаза богини потемнели, и она зашагала вперед, повинуясь этому единственному импульсу — следовать на этот зов. Свет вокруг померк. Скалистая местность потускнела, как прежде, и снова обрела пепельную, холодную серость.       В ушах шумела кровь. Звук был похож на ритмичный стук сердца, монотонный и глухой, — тук-тук-тук — но где находился его источник? Эта тропа… Воспоминание мелькнуло коротким отблеском. Смутное ощущение вело вперед — или преследовало богиню по пятам. Уставшему сознанию казалось, что в воздухе, там, где ничего нет, появляются едва заметные контуры и очертания, дорисовывающие картину, что валуны и каменные столпы напоминают стены и высокие башни. Все было как во сне.       Как во сне скалы расступились перед ней; она вышла на открытую площадь. Недружелюбный промозглый ветер, от которого трудно было вздохнуть, поднимал вихри снежинок, оголяя равнодушную каменную гладь. Внезапно он стих. Угрюмое молчание замерло в ожидании. Одна из ледяных глыб возвышалась в самом центре пустоши. Этот кристалл льда был неизмеримой величины, такой толщины, которую могут обхватить только три десятка мужчин; форма его сводилась к острой вершине, и эта прямолинейность была отражением ярости и гнева.       Судный день. Божество, павшее с пьедестала неприкосновенности.       Сердцевина кристалла пульсировала красным. Едва заметная пульсация нечто сокрытого, обездвиженного, совпадала с ритмом сердца Тианьши. Ей почудилось приветствие в этом стуке. Ей чудились зеленые и золотые цвета.       Тианьши лихорадило, но она была полностью здорова.       Она вспомнила своды пещеры, где пряталась в снежную бурю вместе со своими спутниками, где каменные арки сомкнулись над головой, погружая в сумрак, и обтесанные старые стены казались неестественно пустыми. Валуны, лежащие ничком, в воображении поднялись в воздух и заняли свои места, становясь обратно изящной лепниной, покрытой паутиной и налетом мерцающего инея; углы и своды, заполненные кромешной темнотой, осветило пламенем факелов, но, вместе с блеском золотых узоров, все снова исчезало во мраке.       Богиня подошла к кристаллу совсем близко. Глубина синего льда сковывала взгляд. Что-то сдавило Тианьши горло: внутри тянуло от волнения так, словно она позабыла о неком обязательстве или упустила нечто важное.       Сохрани секрет, если хочешь мира       Бескровная ладонь сама собой поднялась; весь мир заслонил собой красный стучащий ритм.       Зеленые сады. Белые лепестки, как весть, подхваченная ветром. Холод. Серая безжизненная земля. Его благословение. Хрустальный смех, водоворот света. Руины. Долг, что был позабыт. Шпиль самой высокой башни, разрезающий небеса. Небеса, которых больше никогда не увидеть.       Окончила ли она фреску?       Тианьши коснулась гладкой поверхности. Подушечки пальцев не почувствовали холода льда. Она закрыла глаза.       Она увидела. Тот мир, когда еще не было короля и монаха; когда не было кузнеца и летописца, не было пергамента и лезвия меча, не было первых песен; когда не было до и после. Было лишь дерево.