И павшему воину – меч

Луна восходит,

Озарив простор,

В реке сияя

Каждою волной.

И на циновках на моих

Узор

Отчетливо я вижу

В час ночной.

А где-то там,

За десять тысяч ли,

На родине,

Что не забыта мной, —

Уже цветы,

Наверно, расцвели

Под этой же

Спокойною луной.

      Крыша здания, расположенного на самом краю кластера из домов и сооружений, являлась идеальным местом для тех, кто хотел бы остаться вне внимания толпы. Две маленьких фигуры, кажущиеся на фоне еще светлого неба темными, а потому — неузнанные, расположились там.       Отсюда открывался дивный вид на блистающую огнями площадь и на главную пристань Ли Юэ — две самых важных точки для любого здешнего праздника. Атмосфера места на крыше, отрезанного от основной деятельности высотой, была умиротворенной; вся суетность, приглушенная расстоянием, осталась где-то внизу. Здесь веяли теплые соленые ветра, вдалеке виднелся призрачный силуэт величавого каменного леса Гуюнь, а дальше, за ним, море сливалось с небом.       Прекрасные виды и ощущение подступающего праздника омрачало тяжелое молчание Адепта.       Остаток пути — от города Гуйли до самых первых крыш гавани — был проделан по воздуху: Сяо, чье выражение лица казалось восковой маской, просто подхватил присмиревшую богиню, и они исчезли в холодном потоке и появились уже здесь, на черепичной крыше малахитового цвета. Это было прекрасно, то, как из водоворота размытых силуэтов вдруг резко расцвел целый город. Но богиня не заметила этого.       И вот они сидели здесь, на самой верхушке города Ли Юэ, погрузившись в задумчивое молчание, наблюдая за кипящей вокруг жизнью, но ощущая себя в пузыре из вакуума и отрешенности.       Умерла. Призрак.       Девочка, что не помнит вкуса еды и с которой не играют другие дети. Ребенок, который никогда не повзрослеет. Настоящий мороз пробежал вдоль позвоночника, когда Тиа вспомнила, что Минчжу болтала и про своих родителей.       На секунду показалось, что Тианьши не хватает воздуха.       — Ее чаще звали малышкой Мин, — вдруг сказал Сяо.       Тиа повернула к нему голову. Тот смотрел куда-то вдаль болезненным, застывшим взглядом.       — Она и ее семья на какое-то время остановились в Ваншу. Ее родители были постоянно заняты и почти не смотрели за ней. Поэтому малышка Мин бегала по всем Тростниковым островам. Забредала невесть куда. Однажды она забежала слишком далеко, в пустынные части, и наткнулась на демона. Когда я… было уже поздно.       Голос замер, и Сяо низко опустил голову.       — Не помню, что случилось с ее родителями. Они… съехали. Я больше никогда их не видел. Это случилось пятьдесят… шестьдесят лет назад. А она так и осталась призраком, призраком двора Ваншу.       Богиня света слушала исповедь охотника. Она сделала робкую попытку поймать его взгляд и робко произнесла:       — Никто не может спасти всех.       — Убивать демонов и защищать мир — мой долг. И он не должен касаться других.       — Даже Архонты не всемогущи, — Тиа слегка тронула запястье Сяо. Сяо не ответил.       — Я не считаю тебя виновным, — промямлила Тианьши. — Я не считаю тебя монстром, — но охотник покачал головой:       — Жизнь Якс посвящена сражениям. Даже если каждый из них обречен на страдание. Ничто не существует долго, кроме обязательства. А мое заключается в том, чтобы уничтожать зло. И защищать людей.       Тиа пождала губы. Ей стало больно оттого, что он… действительно верил в это? И говорил об этом так спокойно? Чувство вины за долгие сотни лет въелось в суть Сяо, став его неотъемлемой частью, как и ощущение постоянной боли. Неужели и в самом деле путь любого из Якс, доблестных воинов, предопределен именно таким образом? Не было ли способа повлиять на это? Тиа боялась разрушить возможно хрупкое равновесие.       Сегодняшний праздник — доказательство того, что существует состояние гармонии. Если Цюфэнь не ответ на заданный вопрос, то, может быть, хотя бы символ надежды?       Тиа понимала, что сейчас говорить что-либо бесполезно. Все, что она могла сформулировать в своей голове, ничего не значило. Интуиция подсказывала верность выбранного направления, но нужно было иметь карту или хотя бы компас, чтобы продираться сквозь сумрак установок, сформировавшихся за долгие годы жизни — настолько долгие, что за такое время сменялись эпохи. Но, более того, можно действовать постепенно.       Раскрыв свою сумку, Тианьши достала оттуда термос с горячим чаем, тот самый сверток с миндальным тофу и коробочку с лунными пряниками — для себя. Она разлила чай в две пиалы, тоже прихваченные с собой, и одну протянула Сяо. Тот обратил внимание и вскинул брови:       — Адепты не пьют чай.       — О, ты ошибаешься, еще как пьют, — Тиа была настойчива, и Сяо сдался, приняв пиалу. — Иной раз даже Моракса хлебом не корми, дай выпить пару чайников.       Сяо хмыкнул. Словно пробуя что-то действительно экспериментальное, он сделал небольшой глоток, немного подумал и выдал вердикт, который позабавил богиню:       — Будто пью… траву.       — Не просто траву, — улыбалась Тианьши. — Они были выращены среди скалистых гор, вскормлены лучами щедрого солнца и собраны руками мастеров - наследников традиций старинной чайной деревни. Затем их сушили долгое время, кропотливо, смешали с лепестками цинсинь и добавили цветок-сахарок, чтобы мы могли вот так сидеть и, когда захотим, откупорить и разлить по пиалам не чай, а кусочек целого мира. И, кстати, его так и называют — чай Адептов.       Сяо сделал вторую, более смелую пробу.       — Люди странные. Но это… это сладко на вкус. Похоже на тот запах по весне, когда все цветет.       Тиа лишь молча улыбнулась в свою чашку, мысленно приписывая себе маленькую победу.       Постепенно смеркалось. На западе тлела ярким красным полоса горизонта, а белоликая луна набирала силу, поднимаясь все выше и выше по небосклону. Архонт и Адепт восседали на скате крыши, мирно рассматривая окружающие пейзажи и празднество. До них долетали звуки эрху и лютень, смех, шумные веселые разговоры. Улицы гудели, как мондштадтская площадь в самый разгар дня, но всеобщее ликование приобретало какие-то мягкие оттенки и приносило в душу спокойствие.       Внизу прямо под открытым небом устроили теневой театр. Вырезанные из бумаги фигурки тонкой работы отбрасывали тени на белое, натянутое на деревянной раме полотно. Тени чудесным образом оживали. Толпа детей и взрослых увлеченно взирала на выступление. Тиа заметила, что Сяо тоже обратил внимание на происходящее.       — Что они делают?       — Это театр теней. Человек двигает марионетки — вон те маленькие бумажные фигурки, видишь? — и они отбрасывают тени на полотно. Движение теней складывается в сюжет, и получается история. Почти как спектакль, но с участием теней. Людям всегда очень нравится. Мне, кстати, тоже.       — Но это же просто тени.       — Да, но они движутся, видишь? Каждая фигурка появляется в свой назначенный момент, каким-то образом движется или что-то означает сама по себе. А рассказчик и фантазия человека дорисовывают недостающие детали и приукрашивают. Получается целая история.       — И что за историю показывают сейчас?       Тиа пригляделась, потому что до сюда слова рассказчика не долетали:       — Это легенда о Черном и Белом драконе, ее часто показывают в Цюфэнь, — она взглянула на Сяо, но выражение лица того говорило, что произнесенный набор слов мало что прояснил. Тиа ойкнула. Нужно быть готовой к тому, что Сяо совершенно не знает обычаев и традиций людей, которых он защищает. Девушка начала свой рассказ:       — Давным-давно жил на свете Лучник. Лук его и стрелы были золотыми, и не было в мире того, кто стреляет лучше, чем он. Была у Лучника жена, первая красавица. Однажды десять солнечных воронов одновременно вышли на небосвод, и это привело к возникновению огромного пожара. Лучник поднялся на высокую гору и, стреляя из своего лука, сбил девять воронов, оставив лишь одного сиять на небе. За эту услугу боги наградили Лучника эликсиром бессмертия.       В один из дней Лучник ушел на охоту, а его жена осталась дома одна. Она отыскала спрятанный эликсир и из любопытства выпила его. После этого она поднялась в воздух и улетела в небо. Жена Лучника хоть и обрела бессмертие, но тоска по мужу не позволила ей остаться на небе среди других божеств. Так что она, приняв облик Черного Дракона, направилась на Луну, которая находилась ближе всего к ее старому дому, и оттуда стала в одиночестве наблюдать за своим мужем.       После смерти Лучник вознесся на солнце в облике Белого Дракона. И два раза в год, один из которых приходится на пятнадцатый день восьмого месяца по лунному календарю — то есть сегодня, — Лучник и его жена наконец-то встречаются вместе в обликах Белого и Черного Драконов.       Лицо Сяо приняло невероятно серьезно выражение, и он, посмотрев на богиню в полном недоумении, спросил:       — И люди так просто этому верят? Они разве не знают, что на солнце и луне не живут драконы?       — Она знают, но… — Тианьши, честно признаться, сдулась. Некоторые концепции, которые для любого ребенка Ли Юэ были очевидными, прямолинейному древнему Яксе было объяснить очень трудно. — Скажем так: они знают, но люди любят символы. Красивые и правильные символы, в которые можно верить. Как подношения Адептам, только в этом случае люди делают подношения своим… хм… эмоциям и чувствам, наверное. В сказках и легендах редко присутствуют сухие факты, потому что люди просто верят, от чистого сердца, а вере не нужна жесткость. Сказка о двух Драконах — это красивая легенда, которая приносит радость и надежду.       — Какое ребячество…       Однако, судя по его задумчивому виду, таинство, легкий, ненавязчивый флер человеческой магии все же оставили свой след. И это было еще большей победой.       В итоге Сяо буквально завалил Тианьши вопросами. Почему лук и стрелы были золотыми? Это ведь неудобно. Зачем жена решила выпить эликсир бессмертия? И еще тысяча других. Некоторые из вопросов были настолько в лоб, что богине буквально нечего было сказать — хотя, надо признаться, она получала удовольствие и была рада тому, что человеческая традиция вызвала интерес у Яксы, даже не смотря на то, что в конечном счете он назвал такие сложности сплошной морокой.       Архонт и Адепт ненадолго притихли, оставив вокруг себя уютную тишину. На улице было уже достаточно темно. На небе появились первые звезды, а в полосе воды отражалась яркая, дрожащая лунная дорога. С моря задул прохладный ветер. Скоро должны были прогреметь праздничные фейерверки.       — Почему они хотели встретиться?       Сяо повернул голову к Тианьши. Он вперился в нее желтыми глазами в ожидании, как человек, пытающегося постигнуть сложную, неподвластную ему тайну. Тиа внимательно взглянула в ответ. Ее лицо приняло светлое выражение мягкости.       — Полагаю, потому, что любили друг друга.       Сяо нахмурился, и снова воцарилось молчание. Разве он, двухтысячелетний Адепт, охотник на демонов, обязавшийся нести кармический долг до скончания времен, — разве он знал, что такое любовь?       Ответ на этот вопрос у притихшей Тианьши, к сожалению, был.

***

      Ясная, хрустальная ночь опустилась на Ли Юэ. Вокруг все было залито голубым светом; в противовес ему гавань под жемчужной луной пылала оранжевым и золотым и была похожа на жаркий очаг. Прохладные воды моря подступали вплотную к городу, в котором горели фонари, и искрились бенгальские огни, и на трескучих кострах жарилась острая рыба. Огонь и вода сосуществовали рядом, в гармонии, и из их касания возникала жизнь. Когда-то миром правила вода. Но затем люди открыли огонь, — и тогда появились фестивали.       Внизу народ уже начал скапливаться вдоль перил смотровых площадок и на пристанях. В гавани на воде стояло множество лодок и небольших корабликов с опущенными парусами. Все они были полны людей. Толпы гудели, дети, вскакивающие на перила, так и норовили вывалиться за них; у многих туристов были в руках фонтейнские фотоаппараты. И совершенно повсюду белели охапки цветов цинсинь.       Обычно фейерверк запускали с главной пристани, над морем, так что его было видно с любой точки города. Но сначала, по обычаю, на воду спускали белоснежные цветы — символ почтения, выраженный лунной богине.       Это было удивительное зрелище. В один момент сотни букетов, венков и просто бутонов собирались вместе в большое белое облако вдоль линии берега, как кромка из воздушной морской пены, и дальше это белое облако расплывалось по бархатной черноте воды, как разлетаются сонмы горящих светлячков. Из-за их количества темнота ненадолго уступала, а море становилось небом, усыпанным звездами.       Тианьши затаила дыхание, чувствуя поступающее к сердцу восхищение. В прошлые года она сама опускала в воду цветок цинсинь, стоя незнакомцем среди многочисленной толпы. В этот раз с ней был Сяо, и девушка с пониманием отнеслась к его желанию держаться подальше от скопления народа. Тем более кто в данный момент имел возможность наслаждаться таким же чудесным видом, как они двое?       — Никогда не понимал людское стремление делать подобные вещи, — Сяо немного помолчал и затем добавил: — Но это выглядит красиво. Я заметил, люди очень ценят красоту.       Древний Адепт задумчиво мазнул взглядом по далекой отмели Яогуан, очертаниям Гуюнь и взглянул на луну.       — Цюфэнь никогда не был похож на другие праздники. В его ночь так… спокойно.       — Спокойно?       — В день равноденствия наступает время священного перемирия, — Тианьши внимательно слушала. — Тогда духи могут свободно появляться среди живых, а демоны не высовываются наружу.       — А в другие фестивали? Что происходит во время них?       Сяо тяжело вздохнул:       — Обычно в праздничную ночь спящие Архонты пробуждаются. Они выплескивают остатки своего гнева и мощи. Их раззадоривает традиция людей. Особенно в праздник морских фонарей, когда память о минувших битвах оживает, — он все так же смотрел на белый небесный лик, но мысленно словно был где-то не здесь, где-то далеко-далеко отсюда. — Ночь полнится страданиями павших. Но они не смеют коснуться мира Ли Юэ. Мой долг защищать покой людей. И тогда они зажигают фонари, которые озаряют море и небо.       — Неужели ты сражаешься всю ночь?       — Этой битве не будет конца. Но в праздничную ночь демоны особенно свирепы.       — И так было всегда?       — Так будет до конца моих дней. Мой конец расторгнет договор и передаст его в руки смерти. Только тогда. Но были времена, когда я… — Сяо тряхнул головой. — Неважно.       Тианьши почувствовала, что больше Адепт не скажет ничего. Этой битве не будет конца… Могла ли она как-то помочь ему? Разумеется, могла. Вопрос был лишь в том, позволит ли он сделать это. Но была еще одна деталь, о который Тиа никогда не задумывалась — это прошлое Сяо. Свое она не помнила — собственно, весь ее нынешний путь состоял из попыток пролить свет на давние события, — но каким оно было у древнего охотника? Всегда ли он был таким? И какую же тяжесть он взял с собой из канувших в забытие времен, чтобы помнить их?       Но все же он их помнил.       — Прошлое определяет то, кем мы являемся, — прошептала Тиа.       Разве могла она быть полноценной собой, даже не зная своих истоков?       Тианьши перевела взгляд на далекий Хребет. Он отчетливо проглядывался под лунным светом, его силуэт был очерчен голубоватым сиянием и окутан вечно царствующей над ним вьюгой. Призрачный, безмолвный, он, тем не менее, словно насмехался — кладезь тайн и ответов, только протяни руку, если осмелишься открыть ящик с людскими бедствиями.       Видимо, некоторая болезненность отразилась на лице Тианьши, потому что Сяо взглянул сначала на нее, потом на Драконий Хребет, потом снова на нее. И сказал:       — Я думаю, мы можем попробовать еще раз.       Тианьши оторвалась от созерцания далекого пейзажа, вынырнула из своих мыслей и уставилась на Адепта, не веря своим ушам.       — Я не считаю, что прошлое приносит успокоение. Но если ты все еще хочешь, чтобы я провел тебя по твоим снам, я согласен попробовать снова.       Тиа смотрела на охотника широко раскрытыми глазами.       Как же это так! Он все еще не желал собственного спасения, полностью покоряясь обязательству кармического долга, — но готов был проделать этот путь для нее. Эта жертвенность поражала Тианьши до глубины души.       И все же, чтобы помочь другому, Сяо сначала придется самому получить помощь. Какой же хитрый ход! Властелин камня действительно знал, что делает.       — Правда? То есть… ты действительно готов на это?       Адепт медленно кивнул:       — Да. Но при одном условии. Если ты почувствуешь влияние кармы, с которым тебе не по силам справиться, ты должна будешь прекратить. В тот же момент. Если наступит час, когда ты впадешь во тьму, то придется мне…       Сяо не договорил, но Тианьши все поняла без слов. Она твердо кивнула, мысленно скрестив пальцы. Это предложение Адепта было подобно рассвету, полному надежды, или дуновению свежего ветра в замурованной породой шахте. Ощущение близости разгадки взбудоражило, выбило яркую искру внутри, и у нетерпеливой Тианьши зачесались руки:       — Мы можем сделать это сегодня?       — Вполне. Но сначала я бы хотел посмотреть на фейерверки.