Перерождение

3. И здесь проклятое, постылое оружие, никуда от него не деться! Не Хуайсану казалось, время тянется слишком медленно. Он еще ребенок, и еще долго будет вынужден притворяться наивным, ничего не понимающим… А ведь опасность витала в воздухе. Эти долгие отлучки герцога Эгмонта, и возвращения под покровом ночи, и гости, приезжающие в поместье к отцу… Не Хуайсан лет с шести догадывался: такие люди его новую семью до добра не доведут. Очень уж неприятны ему были вкрадчивые интонации, быстрый шепот, торжественно произносимые клятвы и прижатые к груди дрожащие руки. На мальчика никто не обращал внимания, к тому же, он был быстрым и гибким и легко прятался за колоннами, за мебелью, в глубоких нишах, подслушивая… и сгорая от бессильной ярости, что те, кто называют себя «Людьми чести», когда думают, что их никто не видит и не слышит, совершенно бесчестно обсуждают Эгмонта Окделла, смеются над сплетнями… Вассалы! В Поднебесной таких бы долго не терпели. А Не Хуайсан ничего не мог сделать, кроме как выжидать, быть настороже и медитировать или днем, когда никто не видит, или по ночам, тайком. Своя магия-то здесь была… не такая, как в Поднебесной, но была. Да уж, здесь не родная Нечистая обитель! Вместо любящих родителей, балующих и наблюдающих за каждым шагом, и дагэ с его ворчливой заботой – добрый, но занятый «делом чести» отец и суровая, фанатично религиозная герцогиня Мирабелла, которую Не Хуайсан звал матушкой вслух, но в глубине души считал чужим человеком. Вместо роскоши, привычной наследнику великого клана – сдержанность и экономия на всём. Не Хуайсан тосковал по веерам, безделушкам, каллиграфии… даже учиться рисованию эреа Мирабелла ему позволила лишь потому, что он притворялся наивным, богобоязненным ребенком и сказал, будто хочет научиться иконописи и прославлять своими трудами Создателя. Тогда герцогиня расщедрилась на бумагу, кисти и краски и велела деревенскому иконописцу два раза в неделю приходить в замок. Тренировки, от которых теперь не получалось отлынивать… да и в этом мире не владеть шпагой было опасно. Чужая вера, постоянные молитвы, придирки холодной и чужой женщины, которая не любила ни сына, ни родившихся позже дочерей. Не Хуайсан при любой возможности скрывался в библиотеке, жадно поглощал все книги по истории, магии и медицине, которые мог найти… Его время еще придет. 4. Из донесения шпиона в Надоре кардиналу Дораку: «Наследник Эгмонта Окделла, скорее всего, не унаследовал фамильный нрав. Сейчас ребенку десять лет, он кроток и богобоязнен, изучает «Книгу ожидания» и иконопись, в гимнастике неплох, фехтовальщик посредственный. При чужих теряется и на большинство вопросов отвечает: «Я не знаю, я ничего не знаю!». Для королевства было бы выгоднее всего, если бы Ричард Окделл принял постриг в каком-нибудь тихом провинциальном монастыре. Он обрел бы спокойную мирную жизнь, а государство избавилось бы от семьи бунтовщиков и борцов за Великую Талигойю». 5. Не Хуайсан плакал. Искренне плакал по человеку, который пытался быть ему хорошим отцом. Как мог. Который учил его фехтовать и даже смог привить если не любовь к шпаге и сабле, то хотя бы принятие их как нужного и полезного инструмента для достижения своих целей. Который рассказывал ему родовые легенды и смешные истории о школе оруженосцев и приключениях на воинской службе. И привозил из поездок забавные безделушки, и учил кататься на покладистом серо-белом Баловнике… Когда привезли шпагу отца и сообщили, что Эгмонт Окделл погиб на дуэли с герцогом Алва, Не Хуайсан не сдерживал слёз. Но длинные манжеты старомодного камзола хорошо скрывали сжатые до боли кулаки. Он тверд и незыблем, как скалы Окделлов. И жесток, как воины Цинхэ Не. Он отомстит. О мести говорила и герцогиня Мирабелла на молитве в семейной часовне. «Ричард, вы должны быть сильным. Ваш долг – отомстить этим олларианским безбожникам, погрязшим в разврате навозникам и главному безбожнику и подлецу, герцогу Алва». Не Хуайсан кивал. Но он был намерен отомстить как раз борцам за Великую Талигойю. Эгмонт Окделл верил друзьям, а те просто его использовали. Нищие, не блещущие талантами, не уважаемые в обществе Кавендиши, Карлионы и прочие сторонники старого порядка тянули из Надора деньги, якобы на восстание, однако не забывая и о своих интересах. Они сбежали, а отец погиб. О герцоге Алва он составит мнение позже. И уж тогда решит.