Ради меня

Монотонный скрип качелей, такой жалобный и визгливый, разрывал тишину, повисшую над пустой детской площадкой. Вокруг стояла затхлая сырость, покрывая кожу липкими каплями - дождь не прекращался на протяжении двух дней. В такую погоду даже самые озорные и весёлые дети не желают показываться на улице хотя бы потому, что в выямке ярко-красной горки скопились маленькие грязные лужицы, а песочница превратилась в самое настоящее зловонное болото. Однако даже так на холодных и скользких качелях сидела одинокая, брошенная всеми фигура. Её бледные очертания на безлюдной детской площадке смотрелись мертвенным призраком, по чьему лицу скатывались крупные капли воды. С мокрых прядей волос, которые потемнели от сырости, и вовсе струились целые дождевые ручейки, однако этот глупец даже не старался скрыться от непрекращающегося ливня, полностью погрязнув в собственных мыслях. Кто бы мог знать, что чужую жизнь можно разрушить так внезапно, всего за один день? *** Старший отпрыск семьи Сяньлэ всегда славился своим умом, красотой и мягкостью характера. Некоторые люди видели в нём что-то сродни божества, глядя скромно из-под опущенных ресниц, благоговейно внимая его словам, если тот соизволил обратить внимание на их скромную персону. В большей степени это касалось девушек, которые не смели даже дышать одним воздухом со своим идолом. Се Лянь часто задавался вопросом, почему люди с таким трепетом относятся к нему. – Старший сын семьи Сяньлэ очень одарён природой и благосостоятелен. Не удивительно, что люди тянутся к вам. Их всегда влечёт нечто идеальное, чего добиться не представляет возможности. – с улыбкой отвечал Цзюнь У, преподаватель юного Сяньлэ. Пожалуй, то был единственный человек, которого Се Лянь хотел видеть своим наставником. Был... Но тот ужасный вечер перевернул весь мир ничего не подозревающего парня. Юноша всегда знал, что его наставник выделял его среди прочих, видел в нём лучшего во всём, однако Сяньлэ был несколько ошарашен, когда одним прекрасным днём тот признался ему в любви. Се Лянь никогда и подумать не мог, что забота его учителя была отнюдь не отцовским благим порывом, а нечто иным! Ученик долго мялся, не зная, как ответить, но Цзюнь У оказался достаточно понимающим, чтобы тихо усмехнуться и, потрепав своего несмышлёныша по голове, удалиться, напоследок бросив о том, чтобы Се Лянь подумал обо всём до конца учебных занятий, после которых всегда оставался в кабинете Цзюнь У на очередную внеурочную деятельность или просто болтал, попивая сладкий чай. Но сколько бы Сяньлэ ни мялся, он точно знал, что видит в своём учителе лишь отца, такого, какого он хотел бы иметь. Никакого скрытого подтекста в его чувствах не было и не могло быть, потому юноша надеялся лишь на то, что Цзюнь У сможет понять его и оставить их отношения такими, какие они есть сейчас. И вначале всё действительно шло хорошо... Се Лянь долго стоял у двери, силясь войти, но постучал в заветный кабинет лишь через несколько тревожных минут. Владыка (так учителя прозвала молодежь) сидел за столом, заполняя какие-то документы, которые вручил ему директор Мэй. Рядом уже вовсю пыхтел пузатый чайник. Наставник тут же отложил в сторону ручку и бумаги, жестом пригласив сесть напротив него. – Учитель, понимаете, я... – попытался заговорить Се Лянь, однако в горле встал липкий ком. Он никогда не волновался, выступая прилюдно на конкурсах или отыгрывая свою роль в школьной пьесе, тогда почему сейчас ему приходилось буквально выдавливать из себя слова? На него смотрела лишь пара знакомых золотистых глаз, обладателю которых он мог поведать всё. Руки сильнее стиснули чашку с чаем, буквально обжигая ладони. – Я не могу ответить вам взаимностью. Во время всего своего повествования голос Се Ляня дрожал и часто прерывался, вот только Цзюнь У не спешил прерывать его или показывать какую-либо реакцию, будто бы на его лице красовалась лишь до боли живописная маска. На две одинокие фигуры, оставшиеся в залитом солнцем классе, смотрели лишь портреты писателей и научных деятелей, прожигавшие спины учителя и ученика своими маленькими серыми глазками. Сяньлэ же не смел поднять взгляд на человека, сидящего напротив. Лишь закончив свою сдавленную речь он несмело взглянул на Цзюнь У из-под опущенных век. – Я и не смел думать иначе, – с едва различимой горечью в голосе воскликнул тот, отпивая очередной глоток чая. – Ты всё ещё молод и полон сил, впереди тебя ждёт прекрасное будущее, я не посмею встать на пути твоего личного счастья. Хотелось просто облегчить тяжесть в душе, понимаешь? В тишине класса раздались всё те же горькие смешки, от которых у Се Ляня кровь застыла в жилах, однако Цзюнь У, заметив эту скованность, лишь сильнее рассмеялся, воскликнув: – Ну-ну, не стоит теперь смотреть на меня, как на человека, потерявшего смысл жизни. Этот учитель всё понимает и желает оставить всё как есть. Я уже успел это обдумать, так что подобная новость не стала ударом в самое сердце. Лучше пойди, возьми сборник, который ты вчера так хотел разобрать вместе со мной. Ничто не помешает нам провести этот вечер за приятной беседой, не считаешь? Лицо Се Ляня буквально засияло. Радостно кивнув, он отправился к старому школьному шкафу выискивать нужную книгу. Разговор в самом деле шёл неплохо, стоило им опустить недавнее провалившееся признание. Цзюнь У выглядел так же, как и всегда, даже веселился и отпускал шуточки, над которыми сам же и посмеивался. Се Ляню подумалось, что он даже больше зауважал учителя после проявленной неловкости, однако как же глупы были эти мысли... Когда солнце уже скрылось за горизонтом, погрузив класс в теплый полумрак, Сяньлэ почувствовал, будто что-то с ним не так. В просторной комнате стало вдруг невыносимо душно, пусть даже окна и были открыты насколько того позволяли узкие ставни, а в животе зародилось непонятное тепло. Се Лянь мог бы поспорить, что грел его душу далеко не милый разговор с преподавателем или недавно выпитый чай. Очередной вопрос Цзюнь У пролетел мимо ушей, и комната внезапно пошла кругом, посылая юноше тревожный звоночек. Он тотчас поднялся из-за стола, шатко направляясь к двери. – Простите, учитель, я... – стоило Се Ляню подняться, и живот скрутило внезапной судорогой болезненного удовольствия, отчего изо рта вырвался высокий хрип. – Я, кажется, не очень хорошо себя чувствую. Думаю, мне нужно... «Мне нужно сходить в медпункт» – так и не сорвалось с онемевших губ, так как стоило Се Ляню прикоснуться к ручке двери, его ладонь накрыли теплые пальцы учителя, а рокочущий голос произнёс: – Куда же так спешить, мой дорогой? У нас впереди ещё целая ночь. Чужая мягкая рука на удивление властно опустилась на талию, прижимая ближе к широкой спине. От обжигающих касаний по телу Се Ляня прошлась трепетная судорога, которую он попытался тщетно остановить, оттолкнув учителя. Вышло не очень хорошо, так как он лишь повернулся к Цзюнь У лицом, ощущая его горячее дыхание на своих губах и тупо разглядывая улыбку на чужих. Тело одеревенело и ослабло, не оставляя и мизерного шанса на победу. – Чем... Вы меня опоили? – на глаза накатили слёзы горечи и обиды от совершённого предательства. Цзюнь У лишь жестоко рассмеялся. – Ты спрашиваешь, чем я тебя напоил, однако волнует твоё тело далеко не это, да? – пальцы преподавателя коснулись тонких губ Се Ляня, которые трепетали, открываясь и закрываясь, словно крылья нежной бабочки. Юноша попытался отвернуться, однако у него не осталось сил, а дрянь в его крови действовала довольно эффективно. В штанах ясно проступал бугорок, тело горело в невидимом пламени, чему человек, прижимающийся к Сяньлэ был несказанно рад. Его рука шаловливо скользнула в чужие штаны. – Не беспокойся, сегодня я утолю все твои потаённые желания. Признай, ты и сам этого хочешь, ведь так? – Что? Нет! Ах... – Сяньлэ не смог сдержаться от стона, стоило преподавателю чуть-чуть сжать руку, грубо двигаясь. Ноги задрожали и предательски подкосились, однако голова была на удивление ясна, несмотря на несколько раз поплывший интерьер комнаты. Глаза юноши заслезились лишь сильнее. – З-зачем? Вы же говорили, говорили... – Мой дорогой Сяньлэ, хочешь этот учитель даст тебе ещё один первоклассный урок? – произнёс Цзюнь У, растягивая слова до приторной тошноты. Его бледные губы коснулись мочки уха Се Ляня. От одного этого действия ушную раковину юноши стало нещадно печь. Послышался громкий шёпот, произнесённый прямо на ухо. – Не верь в благие намерения других, иначе тебя будут обманывать и водить за нос раз за разом. В этом мире нельзя быть добрейшим мудрецом, отдавая другим свою любовь. Ведь стоит тебе начать отдавать свое тепло, и они целиком высосут его из тебя. Все стремятся лишь к собственной выгоде, понимаешь? А я... – Сяньлэ скорее почувствовал, как ему жарко рассмеялись на ухо. – Я точно такой же, как они. Вовсе не добрейший небожитель. Плевать, что будет с тобой, что скажут чужие грязные рты о тебе, главное, что здесь и сейчас, мы... Зрачки Се Ляня сузились и он, почувствовав нежданный прилив сил, попытался вырваться, вот только Цзюнь У ловко перехватил его тонкие руки, придавливая к ближайшей парте. Парень попытался крикнуть, надеясь, что хоть кто-нибудь услышит и придёт на помощь, но этот вскрик также оказался выпит насухо глубоким поцелуем, которым грубо заткнули рот. Зубы стучали друг о друга во время сопротивлений Се Ляня. – Кричи, надрывайся! Никто не помешает нам сегодня. Уборщица уже окончила свой ежедневный обход, а охранник беспробудно бухает. Или ты надеешься, что он сумеет застать тебя в таком развратном виде? – Ненавижу тебя!! – громко всхлипнул Сяньлэ, которого утянули в быстрый поцелуй. – А вот я тебя люблю, мой дорогой. *** – Боже, почему в классе такая духота? – И не говори, дышать невозможно. Хэ-сюн, открой, пожалуйста, окна! – Фу, бля, чё за хрень на моей парте? Вся липкая и воняет. – Хах, тебя даже учитель настолько ненавидит, что на парту тебе нассал. – Что сказал?! Се Лянь не сразу открыл глаза, ощущая, что комната перед ним кружится, утаскивая в пьяную карусель. Действие афродизиака сошло на нет, однако побочные эффекты оставляли желать лучшего. Судя по звукам, в класс уже ввалилась толпа одноклассников, пришедших на утренние занятия. Се Лянь угадывал расплывчатые реплики друзей, которые звоном расходились по черепушке. Цзюнь У не отпускал его всю ночь, мучая и разрушая до основания. Они сделали это не раз и не два: на парте, учительском столе, на подоконнике. Лишь сполна удовлетворившись, Владыка открыл окно настежь и закурил сигарету, осматривая влажное и сломленное тело у своих ног. Се Лянь, гордость школы, ученик, идущий на красный диплом, скулил возле него, словно побитый пёс. Все его тело покрывали синяки, от былых одежд осталось лишь название – их разорвали и испортили до неузнаваемости, как и саму душу юноши. После, Се Ляня просто забросили в подсобку учителя, связав и заклеив рот скотчем. Цзюнь У в очередной раз полюбовался Сяньлэ, что устало прикрыл опухшие от слёз глаза, мечтая просто умереть. Все его тело было покрыто семенем и по́том, даже лицо, которое он теперь не мог вытереть. Сухо усмехнувшись, учитель докурил сигарету и бросил ее в ноги своему ученику, склонившись и поцеловав в румяную щёчку на прощанье. – Прощай, Сяньлэ. Надеюсь, ты уяснил мой урок. Лучший ученик всё-таки! И Се Лянь открыто расплакался, мыча в импровизированный кляп, однако утешением ему стал лишь хлопок двери и звон ключей, которыми заперли дверь в класс. А теперь, когда настало утро и... – Хм? Почему портфель Се Ляня висит здесь? Он что, не уходил из школы? Глаза Се Ляня в ужасе расширились от звонкого голоса Цинсюаня, заставив забарахтаться в тщетных попытках освободиться от сковывающей ленты скотча. Нельзя, чтобы его обнаружили! – Подумаешь, может просто забыл. – судя по звукам, Ци Жун пнул белоснежный портфель Се Ляня, заставив ручки и карандаши внутри загромыхать. – Руки убрал. – А то что? Позовёшь отца в школу? Ой, точно, твоему же определённо насрать на тебя! Звуки снаружи ясно описывали драку, что началась в классе, и Се Лянь поспешил этим воспользоваться, чтобы освободиться от оков. Он попытался подняться на колени, однако с криком боли рухнул на пол, чувствуя, как слёзы от нахлынувших воспоминаний вновь заструились по щекам. На мгновение драка притихла. – Кто-нибудь ещё слышал это? – Да, кажется, это из кабинета учителя. – поспешил заверить Хуа Чэна Цинсюань. – Там кто-то есть? Чёрт, учитель опаздывает. А вдруг это воры? – Ну и что у этого чудика воровать? Он сам небось по форточкам шастает. Э? Хуа Чэн, ты куда? Дверь выламывать что-ли будешь? Се Лянь, до этого тихо рыдающий в связанные ладони, встрепенулся, повернув голову к двери и заметив темные носки сапогов прямо у входа в кабинет. Казалось, человек за дверью тщательно вслушивается, и Сяньлэ постарался затаиться, чтобы выиграть немного времени, быть может, они просто уйдут? Если Цзюнь У не явится, то как и говорил всем Ци Жун, по прошествии пятнадцати минут они все свалят домой? – Инь Юй, у тебя все ещё осталась отмычка? – А? Д-да... Сейчас достану. – Что? Отмычка? Так это ты реактивы из кабинета химии спираешь? Се Лянь в панике заметался, ощущая, что тело стало приходить в себя после нахлынувшей паники. Он опёрся связанными руками о стол, подтягиваясь и буквально облокачиваясь на него, давясь беззвучными всхлипами безудержной боли. Взгляд скользнул по столу, натыкаясь на резак, торчащий из банки с канцелярией. В этот самый момент раздался лязг в замочной скважине, который до смерти напугал Се Ляня, заставив действовать быстрее. – Не поддаётся, – тихо прошипел себе под нос Инь Юй, безрезультатно копошась в замке. – Дай я, – Хуа Чэн решительно отобрал у приятеля воровской инструмент, собственноручно пытаясь вскрыть тяжёлый замок, однако, в конце концов, отмычка намертво встала в замочной скважине. – Да блять! – Ой, да брось ты! Учитель придёт, откроет. Блять, только не говори, что выламывать будешь? Се Лянь, который уже вовсю прикипел к аккуратному перерезанию путов торчащим из пенала канцелярским ножом, стал двигать руками более усердно, из-за чего случайно опрокинул банку с карандашами, рассыпав всё на пол с громким грохотом. К его ужасу в классе послышалось: – Гэгэ? Гэгэ, ты там? Сяньлэ со страхом замолк, тяжело спустившись по столу на пол. Подступающая истерика комом встала в горле, а по лицу лишь сильнее заструились слезы, спирая застоявшееся дыхание. – Гэгэ? – Се Лянь услышал, как по двери застучали кулаком. – Гэгэ, я знаю, ты там. Ответь мне, Гэгэ! – Да успокойся, ты! С какого хера там оказаться моему братцу?! Крик Ци Жуна все пропустили мимо ушей, обступив заветную дверь. Это Се Лянь понял по количеству теней, поползших по полу. Из груди всё-таки вырвался неконтролируемый всхлип, окончательно подрывая тишину класса. – Расступитесь, – твердо приказал голос за дверью, после чего послышались оглушительные удары. Казалось, от того, как Хуа Чэн бьёт в дверь плечом, с потолка сыпется извёстка. Раздались чьи-то визги, а после сокрушительный грохот, когда дверь всё-таки вылетела из дверного проёма, поднимая волну пыли. Послышался звонкий топот, из-за чего Се Лянь, спрятавшийся за столом, буквально начал задыхаться. Он закрыл голову руками, будто надеясь, что этот домик из ладошек укроет его от взглядов, заставив забыть кошмар, однако этого не случилось, и вскоре раздались ошарашенные вздохи. – ГЭГЭ!!! К Сяньлэ кинулась знакомая пёстрая тень, закрывая своей широкой спиной от взглядов одноклассников. Се Лянь лишь громче заплакал, желая просто умереть. Умереть!!!!! – Гэгэ, что... – юноша не посмел взглянуть на Хуа Чэна, у которого вопрос встал поперёк горла, так и не сорвавшись в пустоту комнаты, зато вокруг послышались шёпотки и вздохи. – Хэ-сюн, позови директора! Или медсестру. Чёрт возьми, да кого угодно! Что ты стоишь?! Се Лянь почувствовал, как от его рта медленно отклеили импровизированный кляп, стараясь причинить как можно меньше боли, позволяя ему наконец задышать полной грудью. Прохладный воздух ударил в лёгкие, и юноша тут же в истерике съёжился, пытаясь обнять себя за плечи, чтобы уберечь от чужих колких взглядов. И ведь он действительно выглядел ужасно: подсохшая корка неприятно терялась о кожу, снизу было мокро, а запястья и шея были усеяны темными отпечатками чужих пальцев. Глаза настолько опухли, что напоминали две размазанные кляксы, внутри которых трепещет еле живой зрачок. Хуа Чэн не стал ничего спрашивать, видя состояние юноши, лишь снял с себя кожаную куртку накидывая её на плечи Сяньлэ. В Се Ляне будто что-то переклинило, язык несмело зашевелился, рождая на свет новые всхлипы и обрывки фраз, пока Хуа Чэн развязывал его руки. – Он... Я не хотел... Учитель, он... Он... Сяньлэ не удержался, вновь зарыдав в подставленное плечо, отчаянно хватаясь за красную рубаху, будто боясь, что Сань Лан вдруг просто исчезнет. Однако он не исчез, присел рядом на корточки, сильнее запахивая накинутую на плечи бедного парня куртку. – Ну и на что вы пялитесь?! Здесь не на что смотреть!!! Убирайтесь! - грозно рявкнул Хуа Чэн, готовый порвать всех и каждого в этой комнате. – Вон!!! Се Лянь не обратил ровным счётом никакого внимания на повалившую из класса толпу, задыхаясь и громче всхлипывая в рубашку Сань Лана, который тут же бережно стиснул его плечо. – Всё хорошо, Гэгэ. Уже всё хорошо. Он не вернётся. Ты больше никогда его не увидишь, слышишь? Тише, тише... Гэгэ... Я убью его до того, как полиция станет искать, слышишь?