Полосатый свитер

Эмерсон ещё долго не мог уснуть. А что, если в другой раз не успеет спасти Ремингтона… И всё. Мысль о потере этого человека ломала. Не хотелось даже представлять, что будет с Эмсом. Нет, нет, нет, он не позволит себе этого. Ни в коем случае. Художник взглянул на лежащего почти на нём Лейта. Непривычно видеть его настолько спокойным. Пострадавшая рука расположилась на верхней части живота Барретта. Бледная кожа сливалась с белой футболкой и бинтами, юноша не заметил бы вообще её, если не ощущаемый вес и легкая дрожь. Ресницы немного влажные от недавнего кошмара, напугавшего Лейта. Барретт принимал успокаивающее тепло от прикосновений и медленно его мысли становились тише. Ремингтон уже не кажется таким неуязвимым и легкомысленным, нет, в нём прячется очень умный, талантливый, но сломанный мальчик, со своими болевыми точками и травмами. Как бы Эмерсон не хотел этого признавать, но лежать просто так, чувствуя объятия Реми- невероятно. Мысли забрали все силы и затянули художника в глубокий сон.

***

Эмс проснулся раньше, Лейт почти вытолкнул его, развалившись по всей кровати. Забавно. Сначала бесила эта детская манера, но сейчас она кажется всё милее с каждым днём. Не мог не радовать факт, что Реми спит — значит ему правда легче, как казалось художнику. Барретт не хотел оставлять его одного, всё-таки, эта депрессивная херня ещё не прошла. В планах остаться у Лейта, пока ему значительно не станет лучше, а дальше — как пойдёт. — Я чё, выспался? — Ремингтон резко поднялся и вопросительно взглянул на лежащего с ним. — Получается. — Крутя-як, — снова откинулся на подушку и удовлетворённо закрыл глаза, расставив руки в разные стороны. — Ты меня отпинал ногами так, что если не выспался, я тебя убил бы, — и правда, бедро побаливало. — Ой, прости! Стоит ли мне шутить насчет своей смерти? — Понял, ладно, проехали. Рад, что ты смог нормально поспать. Таблетки принести? — Давай. Они там, где бинты лежат, — голос звучал звонко с самого утра, даже подбешивало чуть-чуть. В квартире Ремингтона нет ничего, что могло бы зацепить художника… Обычная кухня, спальня, ванная. Всё так пестрит яркими цветами, аж в глазах рябить начало. Барретт повел бровью, когда же осознал всю ситуацию — громко и показательно цокнул языком, взведя руки в стороны. Таблетки закончились. Что не день — то приключение. — Ремингтон! Бедолага ты невнимательная! — Эмерсон призвал за секунду Лейта на кухню. — А? — Таблеток нет. — Ой… Нужно быстрее в аптеку. Сходишь? — Нет уж, я тебя одного не оставлю, со мной пойдёшь. — Хе-хе, конечно, у меня такая люстра прикольная и верёвка есть. — БЛЯТЬ? — Эмерсон замер от «смешной» шутки и недоверительно опустил голову, делая взгляд более настороженным. — Шучу. Ща, погодь. Ремингтон убежал в спальню и через минуту вышел полностью одетый и с худи в руках. — На, надевай. Холодно, наверное, — Лейт протянул кофту Эмерсону. — Спасибо. «Palaye royale»? — Барретт прочитал надпись на передней стороне худи. — Ой, блять. Не то… Я хотел с The Beatles дать, — Лейт скрыл улыбку и похлопал глазами. — Ладно. А что за группа такая? — Хы… — Ремингтон отвел взгляд и тихо пропел мелодию, под которую парни танцевали на вечеринке. — Так это твоя? Запомню… — Понравилась? — Честно признать, да, — Эмерсон вспомнил, как безуспешно пытался по запомнившимся фразам найти хоть одну песню, звучавшую в тот день и в итоге, разочарованный в себе, откинул телефон. К губам подступила улыбка. — Чего такое? — заметил нервный смешок Барретта. — Да так. Всё, щас тебя хуёвить начнёт, хоть я и не знаю, как это всё работает, пошли быстрее, — Эмс скоро натянул худи и зацепил Лейта за предплечье, выводя из квартиры. Погода отвратительная. Даже плюсов найти нельзя. Ледянющий ветер и пасмурно. Ещё и слабый, мерзкий дождь. Ремингтон, почувстовав подступивший холод, поморщил нос и залез в пальто, закрывая лицо. — Долго до аптеки? — Не! — А рецепт? Лейт залез в карман и достал смятую бумажку. — О! — Пиздец. Такой важный документ, а ты так делаешь! — Прости, мама, больше не буду! — Ремингтон передразнил Барретта и сделал тоненький голос, напоминающий голос ребёнка. — Иди на хуй. Действительно, как только фармацевт увидел Ремингтона — сразу протянул ему нужную упаковку. — Две упаковки, пожалуйста, — добавил Эмс, тут же получив вопросительный взгляд Лейта. — Чтобы лишний раз не заходить. Ты же забудешь опять. — Тогда ты платишь. Эмерсон без вопросов протянул купюру, размером в сто долларов. — А меньше не будет? — Нет, простите. Продавец лениво выдал сдачу и препарат, пожелав всего хорошего. Ремингтон будто язык проглотил до выхода из аптеки. — Ты чё такой богатый… Откуда? Эмс, ожидая этой реакции ухмыльнулся и закатил глаза. — У меня иногда берут заказы. И работы покупают. Также, я консультирую людей в выборе интерьера, — да, наконец можно выёбываться. — Нихуя… — Но, пока я впал в депрессняк, делаю всё на дому… Если силы есть. Вот, недели две назад, заказик выполнил. Кстати, как бинты? — Не проверял! — Ты че… Эмерсон схватил руку Лейта, ускорил шаг и потащил его за собой. — Да не переживай, я бы почувствовал! — Реми чуть наклонился назад, пытаясь догнать Барретта. — По моим воспоминаниям, это не ощущается. — Блять, ты же прошаренный. Тогда побежали. — Какого хуя ты так легкомысленен, кажется, я рано сделал выводы. Эмс разогнал такую скорость, что пробежал километра два за три минуты, так хотелось думать. — Почему ты такой гиперактивный, бля‐я‐а, — Барретт упал на диван, как только вошёл. Лейт побегал ещё по дому, взяв бинты, налив себе воды и мазь какую-то принёс. Парень сел на пол, около умирающего Эмерсона, поставил руки, согнутые в локтях на столик, стал дожидаться, пока Барретт придёт в себя, проигнорировав заметное красное пятнышко на руке. — Эми‐и, ты жив? — юноша уже выпил таблетку и жалобным голосом протянул. — Ага. Показывай руки. — Эмс приподнял туловище и с тяжестью сел. — Дед, ты че? Ты младше меня на два года! — У меня сдвг младше твоего на двенадцать лет. — Неплохой подъеб, — Лейт нехотя протянул руки, предполагая, какая реакция сейчас будет. — Блять, Реми, ну почему ты такой безответственный… Я не про то, что кровь контролировать не научился, а про то, что нужно же проверять, блин. Барретт стал аккуратно снимать всё бинты. Некоторые порезы раскрылись, снова пошла кровь. — Так, пошли под холодную воду, потом посидишь без бинтов. А то никак не высохнут. — Как скажешь! Мазь ещё крутая, потом надо будет помазать. Ремингтон наблюдает, как в очередной раз Барретт заботится о нём. Ведь Лейт бы легко справился со всем сам, но так приятно это делает Эмерсон… — Эмерсон, ты такой крутой! — Хах, спасибо. — Не, правда! Вроде весь из себя похуист, а вроде уже второй день подряд меняешь мне бинты, даже обнимаешь и «Реми» меня называешь! Прикольно так! — Я не могу по-другому… — Эмс засмущался и не знал, каких слов подобрать. — Понимаю. — После того, что ты для меня сделал… Я бы был последней тварью, если не помог бы тебе. — Согласен! — довольно прямолинейная фраза рассмешила Эмса, но всё по фактам. — Ай, больно! Холодная вода опять попала в ранку. — Терпи, никак иначе, — хоть Эмерсон сказал так, но всё же убавил напор и стал бережнее подносить руку Лейта к воде. Ремингтон улыбнулся. Несмотря на довольно сильную боль, лицезреть такого Эмса- очень мило, это действует, словно обезболивающее. — Всё, теперь посиди так, не трогай ничего. Барретт усадил Реми на диван и подсел к нему. — Давай, я подержу руки, они должны быть чуть выше. — А ты прямо врач, я смотрю! — Приходилось уже… Всё ещё больно смотреть на порезы, по телу бегают мурашки и сердце рвётся. Какой раз он ужасается характером нанесённых повреждений. — Да я ебашил так, даже боли не замечая. Не помню подробностей, всё размыто, — Лейт будто прочитал мысли Эмерсона и сам ответил на ещё незаданный вопрос, который Эмс не осмелился бы спросить. — Думаю, это к лучшему, что ты подробностей не помнишь… Давай я что нибудь включу, пока подсушиваются? — Я очень люблю сериал «Офис»! — Серьёзно? — Ага, готов всю жизнь провести за его просмотром. — Ладно. И правда, Ремингтон зачарованно смотрел на комедию, забавно приоткрыв рот и изредка посмеиваясь с уже, как казалось Эмерсону, заеженных шуток. Вроде, порезы подсохли. Барретт не стал отвлекать Лейта от просмотра и молча выдавил немного мази на палец, аккуратно нанося её на раны и вокруг них. Страшно касаться более глубоких, будто вот-вот Ремингтон завизжит от боли, но он спокойно сидел, завороженный сериалом. Как ребёнок, ей богу. Эмс обтягивал бинтами поврежденную руку, еле-еле касаясь ран. — Всё, можешь опустить руки, — Барретт посмотрел на Лейта. — Что такое? Больно? — Устал, — Реми опустил веки, кончики губ немного съехали вниз. Такая быстрая смена напугала художника. Ещё минуту назад, Ремингтон улыбался, а тут… Снова вчерашний Рем. — Так, хорошо, приляг… Чаю? — Можно. Барретт забегал по кухне, боясь сделать хоть лишний вздох. Тревожность подступила, почему так резко? Страшно. Опасно. Будет очень плохо. Но не может же Лейт что-то сделать, пока Эмерсон с ним? — Эмс, можешь уйти? , — вдруг послышалось со спины. Барретта пробрало холодом, ещё чуть чуть и он выронит чашку с кипятком. Уйти? Пожалуйста, нет Реми, не говори так… — Что? — Ты слышал, — ледяной голос. Совсем обессиленный. Что делать. Послушаться Реми? Исключено, он убьет себя. Наругаться? Нет! Что за бред вообще? Эмерсон застыл. Такая безысходность его ещё никогда не встречала. Почему настолько резко? Художник поставил кружку с чаем на стол и сел на колени, перед лежащим на диване Ремингтоном. — Слушай. Я не могу тебя оставить. Лейт даже бровью не повёл. Он просто продолжал смотреть сериал. …Как же страшно. — Реми, я… я не могу. Ты понимаешь, чем это кончится. Лейт, наконец, отвлекся. — Да лучше бы я сдох. Серьёзно, нахуя мне продолжать терпеть этот пиздец, нахуя я снова надел маску. У Эмерсона дрогнула губа. К глазам подплыли слезы. — Нет. Нет, не говори так, — Барретт положил свою руку на кисть Лейта и продолжил: — Тебе нужно перетерпеть эту фазу. У тебя же в другой раз получалось… Парень будто пропускал всё мимо ушей, он безжизненно смотрел в глаза Эмса, убивая его без ножа. — Забыл сказать. Эта фаза только начинается, вчера, думаю, она немного проявила себя. Барретт обомлел. Сейчас, Лейт просто тоном своего голоса заставляет Эмса сдерживать неимоверное желание ударить Ремингтона. Причины почти нет, но этот ледяной звук, с лёгким пренебрежением… Художник не мог терпеть, когда ему делают больно. Эмс взял себя в руки и продолжил: — Ремингтон. Я знаю, ты не специально так себя ведёшь. Твои мысли сейчас путаются, тебе тяжело не думать о негативе. Прошу, позволь мне помочь. — Ты не психиатр, чтобы знать, какие там у меня мысли, Эмерсон. Не строй из себя заботливого. — финальный удар. Барретт вскинул руками и ушёл в другую комнату, с грохотом закрыв дверь. Его обесценили за секунду. Всё, что он делал для Лейта просто с треском разлетёлось на мельчайшие куски. Нельзя срываться на Ремингтона. Нельзя. Эмс со всей силы сжал руки в кулаки и ударил их о стену. Ебаная агрессия просто переполняла его, оставалось только бить подушки, не хотелось портить стены. Эмерсон постоял ещё в спальне, успокоил себя и вернулся. — Я тебя не оставлю. И это утверждение. Можешь кричать, делай, что угодно. Я не уйд… Ремингтон? Его нет на диване. Барретт кинулся в ванну и, конечно, не смог её открыть. — Открой. Ты не понимаешь, что делаешь, -Ответа нет. Эмс другого и не ожидал. На помощь пришла монета, которой он прокрутил замок. Лейт держал в руках уже полупустую пачку таблеток. Купленных утром. — Эмс, я так хочу сдохнуть, оставь меня уже, блять. — Ты чё натворил? — Отъебись. — Ты всё сожрал? Ты хоть понимаешь, какая там доза? Лейт попытался оттолкнуть Барретта и выйти, но тот схватил его, обездвижил руки за спиной и нагнул лицом к унитазу. — Сам или я помогу? — Иди на хуй. — Понял. Эмерсона уже трясло от ненависти к поведению Лейта. Движения жесткие и сильные. Кажется, Рему больно. Плевать. Этот идиот сделал всё, что противопоказано для потрёпанной нервной системы художника. Барретт опрокинул голову Лейта наверх и протянул включённую воду из душевого шланга, заливая её в рот Ремингтону. Ждать долго не пришлось, как он вылил содержимое своего желудка наружу. — Ты псих блять, — только послышалось от Лейта, как Эмерсон снова повторил ту же процедуру. Потом ещё раз. И ещё раз. Он схватил волосы на затылке Ремингтона и держал его, чтобы тот не рухнул лицом в унитаз, ведь руками опереться не мог, Эмс, сука, сильно вцепился в них. — Мы оба психи, Лейт. Хотелось ещё, но трясущиеся колени Реми заставили Барретта остановиться. Художник взял на руки обессиленного и понёс его в кровать. Он даже не ожидал, что так легко поднимет взрослого парня. — Отпусти, блять, отпусти! — Замолкни уже. Ремингтон больно пинался, пытаясь высвободиться. Тщетно. Эмс уложил Рема и сел около. — Я не дам тебе умереть. Ты меня понял? Не выёбывайся так больше. Не получится. Лейт отвел взгляд и проигнорировал. — Ненавижу. Барретт сделал глубокий вдох. Такие слова его задевали. Очень. Он готов заплакать прямо сейчас. Надо терпеть. — Ты меня понял. — Блять… — Ремингтон сжал веки и ударил руками о матрас. Из глаз полился ручей. Юноша молча притянул Лейта к себе, тот всё старался вырваться, но в итоге склонил голову и во всю силу заревел. Больно слышать этот крик. Очень больно. Словно Реми режут, что довольно иронично звучит. Эмерсон без слов продолжал обнимать, слабо покачиваясь. Парень задыхался в слезах, трясся и сильно сжимал футболку Эмса. Он дергался и взвывал, жадно глотая воздух, которого сильно стало нехватать. Ремингтон проклинал себя за то, что не держал замок с другой стороны двери. Сейчас бы ничего этого уже не было, наверное, он не знает точного действия Сертралина. Крик настолько жуткий, пронизывающий острыми лесками прямо в лёгкие, сердце, желудок. Эмсу невозможно представить, что чувствует тот, кто его издает. Да и сам Лейт не знал, что он чувствует. Он не понимал точную причину своих слёз. Единственное, что приходило в голову: «я устал». Эмоции взяли контроль, они решили высвободиться полностью, оставить Реми без ничего. Ремингтон ослабил хватку и перестал драть горло, но всё ещё дрожал и плакал. — Отпусти. — Нет. — Пожалуйста. — Нет. Парень вздохнул и издал звук, похожий на вой, вперемежку с рычанием. Барретт думал, что сейчас ему снова прилетит пинок, а нет. — Эмс, я хочу лечь. — Хорошо. Художник отпустил Лейта и укрыл его одеялом. Реми выглядел, словно уже давно не был в живых. Краснейшие глаза, искусанные губы в кровяных подтёках. Контрастирующая белая кожа, тонкие вены, проступающие у висков. Выражение лица… Пустое, и такое измученное. Эмс почувствовал, как громко Лейт кричит внутри себя. — Спать будешь? Ответа нет. Барретт лёг около и аккуратно положил руку на грудь юноши. Испытывал сильную необходимость следить за его сердцебиением. Словно оно вот-вот остановится, и Лейт так и останется разбитым. *** Эмс без сна уже четвертый час. Ремингтон уснул недавно, он пытался до этого встать, говоря, что уже не будет ложиться, но художник ему это сделать не давал. — Лейт, если бы ты знал, как же я хотел тебя уебать, ты бы охуел, — шепотом произнёс, смотря на спящего. Давно он не испытывал такого гнева… Барретт опять спас жизнь человеку. Второй раз за два, сука, дня. *** Ремингтон спал до следующего вечера. В то время, как Эмерсон лишь смог вытянуть из себя пять часов и проснуться. Художник заказал доставку еды. Поел, даже порисовал немного, в надежде, что Лейт не обидится за взятый лист и карандаш. Реми проснулся. — Эмерсон, сколько я спал? , — кажется, Лейт побил рекорд по самому тихому шёпоту. — Не знаю. Шестнадцать часов, возможно… — Бля. — Ага. Барретт сидел на полу перед низким столиком и рисовал что-то. Он почти никогда не выходил из комнаты, чтобы не пропустить момент, как Реми проснётся. За исключением встречи курьёра. Лейт ещё не открыл глаза, нет сил. Разговаривать легче. — А ты спал? — Да. Эмерсон заметил спокойствие в голосе, порадовало то, что он больше не грубил. Ремингтон не понимал, что чувствовал, не помнил, вчерашнее. Кажется, было плохо. Мыслей нет, эмоций нет. Ебаная депрессивная фаза. Он будто привязан к камню, который погружается на дно. Окутывает холод, подступает головная боль. На такой глубине совершенно другая температура и давление. Легкие вот-вот разорвёт от сжавшегося воздуха внутри. Из глубин выплывают страшные монстры, они скоро начнут пожирать Реми. Отсутствие сил, опустошение добавляли вес и так огромному булыжнику за его спиной. Сейчас потеряет сознание. Воспоминания вернулись, Лейт сделал глубокий вздох, смог отцепить от себя груз и пропустить через тело новую порцию кислорода. Ненадолго. Понимание того бреда, который он вчера творил снова утянуло в глубь. Реми хотел закричать, но не получилось и звука издать. Как он посмел говорить такие слова Эмерсону. ДОРОГОМУ ЭМЕРСОНУ?! Барретт заметил краем глаза движение, не отвлекаясь от рисунка, он тихо проговорил: — Можешь ещё поспать. Не утруждай себя отвечать мне и тем более, не думай о том, что было вчера. Я не обижаюсь, — естественно, Эмерсон наврал. Он не хотел этого, но всё же чувствовал невероятную обиду, даже зная, что Лейт не контролировал себя. Теперь Барретт на месте Себастиана. Так вот, как это больно. Вчерашние слова очень ранили. Сложно просто взять и забыть их. — Нужно принять т-табле… — лишь смог оборвать Ремингтон, заставив Эмса отвлечься от рисования и пойти в ванну. Там Рем вчера оставил Атомоксетин. Эмерсон положил таблетку на нижнюю губу Лейта, тот зацепил её зубами и проглотил, не запивая, слегка поморщив нос. -Ты молодец, — Барретт приподнял брови и тепло улыбнулся. Ремингтон не увидел этого, он не в состоянии поднять веки. Эмс заострил внимание на лежащем теле и обронил слезу. Быстро смахнув её, художник погладил Реми по предплечью и подошел к рисунку. На листе уже начал проявляться силуэт поющего человека, с торчащими в разные стороны волосами и… Сияющей улыбкой. Барретт не смог сдержать пелену слёз и вышел из комнаты, позволив себе заплакать, что есть силы. Он съехал по стене и закрыл лицо руками. Так переживать за человека ему ещё никогда не удавалось. Честно признать, заботиться о Ремингтоне помогало художнику почувствовать себя хорошим. Хоть он и испытывал неимоверную боль, видя такого Лейта, всё же было в этой заботе что-то… Неизвестно нужное. Барретт заметил, его состояние стало куда лучше, появись в жизни Лейт. Даже сейчас, когда он плачет, сжавшись в маленький комочек, хотя бы понимает, из-за чего текут слезы и знает, что они скоро высохнут. Эмерсон выпил стакан воды, умыл лицо и вернулся к Реми. Он, кажется, снова уснул. Художник понаблюдал и убедившись, что тот правда спит, вернулся к рисованию. Прошло полтора часа, на работе уже узнавался Ремингтон, он пел в выдуманной студии звукозаписи, расставил руки и закрыл глаза. Эмсу удалось передать динамику на неподвижной картинке, Лейт пританцовывал, отбивая пальцами ритм. Когда нибудь, это превратится в правду и художник сможет насладиться новой песней Ремингтона. — Эмерсон, можешь водички принести? — Барретт, не ожидая, аж вздрогнул от голоса Лейта. Быстро опомнился и побежал на кухню. — Вот держи, как ты? — парень протянул стакан в руку Реми и придержал её, дождавшись, пока содержимое не опустошится. — Лучше, немного. Говорить могу, — получилось приоткрыть глаза. — Я рад. Но, не заставляй себя. — Мне так много надо сказать… — Давай попозже, Реми. Лейт не стал противоречить и слабо кивнул, опустив взгляд на столик около его кровати. На нем что-то лежало. Ремингтон попытался разглядеть, но не смог. Тогда Барретт взял рисунок и показал его уже ближе. — Смотри, это ты песню поёшь. У парня дрогнули брови и намокли ресницы, — Красиво… — Ты чего заплакал, эй? — Эмс провёл рукой по виску юноши, задержал её у линии роста волос. — Красиво так, — снова повторил Лейт, прикрыл глаза и прислонил щеку к ладони Эмса. Ремингтон хотел закричать от восторга, заобнимать Барретта и отослать это всем, кому только бы смог. Очень стыдно, что сейчас он не способен на это. Лейт так восхищался художником. Настолько невероятный и способный… Эмс ещё поводил пальцами по волосам бармена и убрал руку. — Надо поесть, Реми. Светловолосый нахмурил брови и задвигал головой в сторону. — Родной, просто надо. Давай я тебе яблоко нарежу? — Бе-е, — тихо протянул Лейт и показал язык. — Если не яблоко, тогда банан. — Бе-е. — Яблоко, — сделал вывод Эмерсон и вышел из комнаты. Парень разделил фрукт на маленькие дольки, даже шкурку снял и понёс на тарелке своё незамысловатое блюдо. — Вот, съешь хоть немного, — Барретт протянул дольку Ремингтону, который приоткрыл один глаз. — Не хочу. — Через «не хочу», — Эмс придвинул кусочек ближе к губам Реми. Он ещё посопротивлялся немного, но в итоге принял еду. — Умница, и ещё не чуть-чуть. — Я люблю яблоки… Но не сейчас. — Давай, давай. Ремингтон съел ещё три дольки и отвернул голову, окончательно не собираясь её возвращать. Любая пища сейчас вызывала только отвращение и желание выблевать всё, но обижать Эмса не хотелось… — Ты такой молодец, горжусь тобой, Реми. Барретт, как никто другой понимал, насколько же сейчас сложно Лейту. Поэтому, он правда восхитился. Юноша вспомнил, как его отец назло забирал всю еду из дома и уезжал, оставляя художника, который банально не мог подвинуться. Тогда Барретт ждал, надеясь, что папа вернётся. Лейт сжал переносицу и посмотрел на художника. — Я так устал, Эмс… Мне плохо, надоело всё терпеть. Двенадцать ебаных лет я боролся. Руки опускаются, понимаешь? Принимаю таблетки каждый день. Да, они действенные. Всё же, это не спасает. Маниакальные фазы мне даются легко, но потом накрывает очень. Теряю надежду. Мне сложно дышать, моргать. Только говорить не тяжело, что странно. Но я заебался. Я хочу переродиться здоровым. Я не могу уже. Почему я? Чем это заслужил? Почему мои родители не обращали внимание, когда я буквально молил их о помощи? Моя тупая привычка надевать маску счастливого, когда я на пределе. Зачем после первой попытки я снова сделал вид, что мне лучше? — Мы сможем. Тебе будет легче, при мне ты можешь быть собой. — Не особо верю в то, что мне будет лучше, но надеюсь, спасибо. — А я верю, — Барретт погладил Лейта по ноге и лёг около него, согнув руки за головой. — В одиннадцатом классе, я тоже вообще не верил, что смогу выжить. Я не ел неделями, не спал и лишь смотрел в пустоту, изредка ходил по дому. Выслушивал крики отца, резал себя и надеялся, что в один день меня собьёт машина. Потом познакомился с Себом и жизнь приобрела смысл. Снова, потерял его. Уже хотел убить себя на следующий день, но появился ты, и я перехотел умирать. Конечно, бывало накрывало. Но с тобой всё стало лучше… Не хочу терять и тебя, — Барретт развернул голову к Лейту и приподнял кончики губ. — Ты спас мою жизнь уже второй раз. Честно, вчера я был расстроен, что ты смог открыть дверь в ванну… Прости за мои грубые слова, удары… Уверен, ты обижен, мне невероятно стыдно. Я… я не хотел. Я бы никогда такого тебе не сказал в здравом уме, я тебя не ненавижу…- Ремингтон отвел взгляд. — Ладно. Главное, что я успел. Прекрасно понимаю, ты не желал мне зла. Лейт придвинулся к Барретту и накрыл его талию своей рукой. Эмс впустил руки в волосы Реми и закрыл глаза. — Я не верю, что такой, как я смог стать для тебя чем-то важным, Эми. — Самым важным, даже не представляешь каким. — Странно… Эмс, я всё ещё в восторге от рисунка, я хочу расцеловать твои золотые руки, но последние силы я потратил, чтобы обнять тебя, прости… — Хах. Не извиняйся. — Я не могу не извиняться, Эми. Я такой стыд ещё никогда не чувствовал. Я же вчера себя отвратительно вёл. Прости пожалуйста. — Я тебя простил. Да, обида художника медленно начала спадать. Ремингтон снова уснул, Барретт тоже. Он не хотел рассуждать над сказанным. Грустно, что Реми не понимал, насколько он ему дорог. Это однозначно что-то больше простой дружбы. Между парнями образовалась такая связь и сумасшедшая зависимость. Они готовы пожертвовать собой, ради друг друга. Отдать всё, что у них есть, лишь бы стало лучше. Каждый из них понимал, что сможет прожить без всего, но не без них самих. Это необъяснимо, юноши не знали, как описать их отношения. «Друзья»? Нет. Точно нет. «Возлюбленные»? Тоже нет. Неизвестные чувства. Непонятно, какого характера. Не негативного, но и не очень хорошего. Что-то мешало.