Полосатый свитер

Сквозь сон слышен тихий голос Реми. Барретт открыл глаза и повернул голову. Лейт спал, но активно шевелил руками и говорил невнятно. Видимо, ему снится кошмар. Эмерсон где-то слышал, что нельзя будить человека при тревожных сновидениях. Правда это или нет, он не знал, но рисковать не стал. Юноша провёл рукой по щеке Лейта. Он плачет даже во сне. — Не уходи…- Ремингтон слабо вздрогнул, когда почувствовал прикосновение, но тут же накрыл чужую руку своей. — Ты чего, я никуда не ухожу, — художник растерялся от такой фразы, не был уверен, что его слышат, но говорил шёпотом, мало ли разбудит. Ремингтон на минуту замер, затем снова вздрогнул и сжал руку Барретта сильнее. — Останься, не уходи! Лейт так грустно произносил слова, Эмс даже задумался, не говорил ли он Реми, что собирается зачем-то уйти. Вроде, нет. Барретт взял Ремингтона за руку, в попытке утихомирить её. — Я не уйду, Ремингтон. Всё хорошо. Парень затих и всхлипнул. — Не плачь, — Эмерсон даже не знал, кому во сне говорит Лейт, возможно это не посвящено Барретту. Светловолосый обхватил двумя руками запястье Эмса и уткнулся носом ему в предплечье. Художник улыбнулся от довольно милой картины. — Прости, — прошептал Ремингтон и снова погрузился в тёмную пустоту сна, вызвав уйму вопросов. Эмерсон ещё несколько раз пытался выпутать руку из объятий, тогда Лейт начинал мычать и что-то бормотать. Не судьба. Ближе к утру, Ремингтон сам отпустил его и отвернулся к стене, позволив Эмсу нормально заснуть. Сначала проснулся Ремингтон. Парень оглянулся и увидел ещё спящего художника. В голову пришла верная мысль, что тот заснул совсем недавно, ведь Эмс в последнее время спит по четыре — пять часов. Лейт замешкался, в попытках вспомнить: не сделал ли ещё что-то глупое. Да нет… Вроде. Ведь он спал, логично же, что помнит только абстрактные отрывки сновидения. Не почувствовал особого изменения со вчерашнего состояния, но теперь он мог встать и принять таблетку. Парень аккуратно перелез через Барретта и вышел из комнаты. — Где я их оставил… — поняв, что в аптечке нету препарата, Реми почесал затылок и расфокусировал зрение, пытаясь вспомнить хоть немного. Чисто логические рассуждения привели его обратно в спальню. Действительно, атомоксетин лежал около кровати. Сам того не желая, он засмотрелся на полупустую пачку — отвратительные идеи ворвались в мозг. — «Что тебе мешает?» — «Эмерсон спит, он не успеет.» Юноша нахмурил брови, ругнулся сам на себя, достал одну таблетку и откинул остальное подальше. Во-первых, он побоялся, что Эмс заметит, снова разозлится и придётся опять блевать. Во-вторых, при другом исходе, Барретт бы всю жизнь винил себя в смерти Лейта или же отправился бы к нему. Парень потряс головой, в попытках выбить дурные мысли, принял лекарство и снова вышел из комнаты. Нужно хоть воды попить. Сделал несколько глотков, смотря в одну точку, сквозь окно. Его слабо покачивает и кружится голова. Мозг опустошен, единственное, что могло в нём появиться- это: " у тебя так много возможности умереть, а ты стоишь и воду пьёшь.» затем сразу прибегали другие мысли: «подумай хоть об Эмерсоне, дебил.» Второе весило куда больше. Лейт ещё позалипал в окно и кинул взгляд на дверь ванной комнаты. Кажется, он забыл, как выглядит с чистой головой. Но частичка предусмотрительности заставила задуматься: если Барретт проснётся и увидит, что с ним никого нет. Так ещё этот кто-то будет снова закрыт в ванне. Неудобная ситуация получится… Ремингтон взял стикер, приклеил его на дверь в душевую и написал: " Эмерсон, всё ок, я просто голову мою и никакого суицида!» — позитивно. Когда прохладная вода уже потекла по спине, вызывая неприятные мурашки, в дверь постучали. — Не напиздел? — послышалось с другой стороны. — Не-а! — Ремингтон постарался сделать максимально бодрый голос, чтобы вообще отбить у Барретта тревогу. Поскольку в ответ ничего не послышалось, можно продолжить водные процедуры. Руки начало больно щипать от пенных струек шампуня, тогда было уже слишком поздно предпринимать хоть что-то, однако Ремингтон быстро домыл голову, нацепил лишь штаны, и выбежал из ванной. — Бля, бля, бля, Барретт, бинты неси новые! — Лейт чуть не поскользнулся и сам стал оголять руки. — Ремингтон, какого хуя?! — Эмерсон не ожидал столь резкого появления парня, лишь в штанах, так ещё и с окровавленными руками. Эмс взял бинты, уже с наизусть выученного места и помог Лейту снять влажную марлю. — Ты с ними в душ ходил? — Ну забыл, не осуждайте деда. — Кто-то меня ещё недавно дедом называл… Парни скоро закончили. — Всё, я устал, — плюхнулся на кровать и закрыл глаза. А у Барретта были вопросы по поводу сна, которые не покидали его ещё с ночи. — Что тебе снилось? — Не помню. Я опять хуйни натворил? — Нет, нет. Просто… Ты что-то говорил. Лейт правда ничего не знал и напрягся, снова пытаясь увидеть полный прошедший сон. — Что говорил? Тут Эмерсон засмущался и не смог сказать правду, поэтому просто пожал плечами. — Я не понял, ты говорил невнятно. — Ну и хорошо. Художник оглядел татуировки Ремингтона и на глаз попалась надпись «Revolution.» на правой ключице. — Революция? — само вырвалось у Барретта. Лейт всё ещё не открывал глаза, но приподнял брови. — Если ты про татуировку, то да, революция. — Без смысла? — Смысл ещё какой. Это про ситуацию, когда я из школьного окна выбросился. Я тогда надеялся, что наконец получу долгожданное внимание ото всех и сделаю своеобразную революцию в отношении ко мне. В итоге, они стали ещё больше видеть во мне клоуна и мы переехали в другой город. — Ты тогда набил её? — Не, я набил её в двадцать три и точку поставил в конце слова, напоминая себе, что любая моя попытка умереть закончится пассивно-агрессивной хуйнёй либо ко мне, либо от меня — парень замолк, раздумывая над продолжением фразы, — Не ошибся. — Жестко… Прости, не хотел тебе давать повод вспоминать об этом. — Да ничего страшного, — Лейт почесал плечо и ткнул пальцем около локтя, на маленькую тату полумесяца. Он настолько хорошо знал их расположение, что с закрытыми глазами попал с первого раза, — Полумесяц. — Ага. В этом тоже есть контекст? — Не, я просто набухался, потом вышел на улицу, увидел луну, охуел от того, какая она красивая и набил её в первом же салоне. Эмерсон улыбнулся от столь сильного контраста. Действительно, татуировки Ремингтона прекрасно его описывают: где-то тяжелые и сложные, заставляющие погрузиться в жуткие воспоминания, где то простые и хаотичные, говорящие о лёгком отношении Лейта ко многому. Парень резко вытянул левую руку и указал на изображение змеи, проглядывающую сквозь бинты. — Знаешь откуда? — по правде признать, это был риторический вопрос. — Нет. Реми даже глаза открыл от удивления. — Ты че, Гарри Поттера не читал? — Нет, не читал. — Это чёрная метка. Такой знак носили Пожиратели смерти. — Ого, как ничего не понятно! — Эмс никогда не интересовался книгами, кроме философии и самой популярной классики, которую заставляли читать в школе. — Ну последователи Волан-де-Морта! Знаешь? — Да, уж о нём я слышал. — Вот! Я набил татуировку такую же, как и в произведении! Жутковато по сюжету. Но, думаю, она мне подходит. Барретт увидел, как Реми заметно ожил, говоря о Гарри Поттере. Должно быть, ему и правда он очень нравится. Это мило. — Здорово. — Ага. Гарри Поттер — это не просто обычная сказка для меня. Он помогал мне в самые сложные моменты. Ну, в смысле, не персонаж, а книга. — Верю, — Эмерсон, не очень увлекался всей этой темой, но интересовался в помощи Реми, может, разговоры о произведении отвлекут его ненадолго? — А как давно ты узнал об этой вселенной? Лейт слегка приподнял кончики губ и начал занимательную историю с элементами грусти о его детстве, а точнее — о детстве и мечтах получения письма, с приглашением в Хогвартс. Эмс наблюдал, как Ремингтон повествовал, лежа на спине, изредка вскидывая руками, говоря, как же сожалел, что так и не получил письмо. Барретт мог бы подумать, что Лейту легче, если не закрытые глаза, ослабленный голос, лишь изображающий бодрость. Пора уже принять всю проблему. Ремингтону ни капли не лучше, он всё ещё в том губящем состоянии. Сейчас действительно отвлекся, но язык тела, интонация, зависание на середине фразы говорят исключительно об одном. Художник дождался, пока Рем закончит и выдержал тихую паузу. Светловолосый уловил посыл этой тишины и с горечью сознался: — Прости, мне довольно сложно выжимать из себя силы улыбаться. Барретт удивился, как Лейт в очередной раз прочитал его мысли. — Не извиняйся. Ты не виноват, что всю жизнь был вынужден это делать. Но я повторюсь, при мне можешь быть собой. Ремингтон замолчал. Он подумал над сказанным и открыл глаза. — Давай поедим, Эмс? Художник секундно нахмурил брови и снова принял невозмутимость. — Конечно давай, но почему ты уже второй раз игнорируешь именно эту мою фразу. — Блин, тогда закажи, или в холодильнике что-то есть? — он пропускал мимо ушей всё, на что так не желал отвечать. Барретт наклонил голову в бок и прищурил глаза. — В холодильнике есть. Ремингтон, почему ты переводишь тему? — Потому что. — Я не люблю доставать вопросами, но ответь пожалуйста. — Эми, я терпеть ненавижу эти слова, типа «при мне будь собой». Хоть представляешь сколько раз мне такое говорили? И потом что? Тот пацан, который избил меня при виде порезов тоже так говорил, — Лейт приподнялся на локти и закатил глаза. — Думаешь, что я сделаю что-то похожее? — Барретт нашел в словах Реми призыв к конфликту, но заталкивал эти желания подальше. — Нет, надеюсь, нет. — Да как ты… — агрессия — сущее зло, боль и редкостная гадость, которую подавлять всё сложнее, — Прости, ладно. Я всё понимаю, но поверь, я никогда не буду отстраняться от тебя, даже если ты будешь кричать на меня, говорить, что ненавидишь и подобное. Не знаю, как ты это делаешь, но я банально не позволю себе оставить тебя. Лейт ухмыльнулся, но это не было похоже на добрую ухмылку, скорее всего, он тревожно задумался о чем-то. — Тебе я доверился, уж пожалуйста, если ты сказал, значит пообещал. — Конечно, блять. Обещаю! — Барретт хлопнул руками по своим коленям и встал со стула, — Пойдём, ты есть хотел. Ремингтон закусил губу. Ну и зачем он говорил про еду? Аппетита вообще нет. Эмерсон оглянулся, убедившись в том, что у Лейта есть возможность встать и пойти. — Вот мне интересно. Эмс, ты хоть когда-нибудь ходил к психологу? — парень вытянул руки вверх, зевнул, обогнал Барретта, прошел на кухню и уселся за стол. Художник вскинул бровями. — Не, зачем? — Эм… Ремингтон знатно ошарашен. Зачем? Серьёзно? Такой тупой вопрос даже улыбку вызывает. — Что? Почему ты улыбаешься? — Барретт нахмурил брови и открыл дверцу холодильника, доставая оттуда контейнер с каким-то содержимым. — Ты сейчас не шутишь? — парень разинул в рот в лёгкой нерадостной улыбке и похлопал глазами. — Нет. — Охх… — Лейт поставил голову на руку, согнутую в локте и сожалеюще вздохнул, — У тебя пиздец с агрессией, тревожность, социофобия, панические атаки, проблемы со сном, кошмары, тяжёлое детство, отец-тиран, склонность к самоповреждению и мне продолжать? Барретт разложил по тарелкам салат с мясом, овощами и сам сел за стол, придвигая к Лейту порцию. — Ну допустим. Что с того? Ремингтон откровенно засмеялся. Нет, ему не было смешно или весело, он конкретно испугался, этот смех — лишь защитная реакция. — Блять? Ты буквально рассказывал, как встать с кровати не мог, да что тут говорить, ты сам трясся у меня в руках, свеча белыми шрамами на запястьях! Прости, если слишком резко, но я даже и догадываться не мог о твоей непросвященности с своем же состоянии. — Да ладно. У кого не бывало тяжёлого детства… — У меня бывало и вот! Барретт отвел взгляд в сторону и приложил согнутую руку к губе. — Ну, согласен, есть проблемки. Но я же жив. Значит, что всё нормально. Лейт всё ещё не верил своим ушам. Беспокойно удивленное лицо, прожигающее взглядом заставило художника слабо запереживать. — Че, всё плохо? Ремингтон медленно закивал головой, не меняя физиономию, — Эмс, давай договоримся, когда моя депрессивная фаза пройдёт, мы пойдем с тобой к психиатру. — Так, ты не говорил про психиатрию. — Так, а ты не говорил, что настолько легкомысленен к своим проблемам. — Ладно, давай сходим… — Хм, думаю, тебе выпишут какие-то нейролептики, — Лейт задумался и посмотрел вверх, со своим ментально-нездоровым стажем, он сам стал неплохо разбираться в психиатрии и психологии, что являлось половиной причины его высокого эмоционального интеллекта. — Это чтобы подавлять агрессию? — О, какой умный, а! — Пиздец. Всё, закончили обо мне, ешь давай. Лейт скривил лицо и жалобно посмотрел на Барретта, тот спокойно уже начал принимать пищу. — Давай, чуть-чуть. Вкусно, часто заказываю это. Мне его ещё мама готовила, прикинь. Парень посмотрел на свою порцию, лениво взял вилку. Наколол на неё несколько листочков салата и маленький кусочек мяса. Выглядело все действительно аппетитно. Пересилив себя, он всё-таки смог пережевать пищу и проглотить её. — Мда, вкуса нет. — Ну, хоть так… Барретт очень не хотел слышать тишину, что его, кстати, удивило, и он решил позадавать вопросов. — Ты уже который день на работе не появляешься. Предупреждал хоть? Лейт перестал жевать, поднял взгляд на лицо напротив. — Бля-я… Я не знаю, где телефон. — Не предупредил? — Нет. — Хуёво, с моего позвонишь? — Можно. Парень встал из-за стола и ушел в другую комнату. — Вот, — Эмс протянул телефон. Лейт быстро набрал номер и прикусил губу, представляя какой пизды ему вставят. — Алло, это я… Из трубки послышались крики. Ремингтон отодвинул динамик от уха и закрыл глаза. Когда ругань стихла, поставил разговор на громкую связь и положил телефон на стол. — И тебе привет, Ларис… Кажется, он разговаривает с той самой девушкой, на которую случайно наорал Эмерсон. Художник вспомнил, как же глупо поступил и закинул голову, беззвучно проговаривая маты. — Ремингтон, какого хуя? Почему тебя нет? Опять плохо? Почему не предупредил? Мне надоело тебя покрывать от начальства, скажи спасибо, что они не проверяют дни нашей работы. — Спасибо большое, не знаю, что бы делал без тебя, — Лейт заметил реакцию художника и вопросительно наклонил голову, Барретт махнул рукой. — Без меня бы ты был без работы! Что с тобой? Реми поднял взгляд на Эмса, тот пожал плечами. — Всё хорошо, забей! — сказал бармен и сразу получил легкий удар по плечу. — Ты один там? Может мне приехать, ты ел? — Нет, я не один. Да, сейчас ем. — Это хорошо… А! На днях к нам заходил какой-то странный человек, расспрашивал про тебя. Потом наорал на меня и сукой назвал. Что за долбаеб? Ремингтон дослушал вопрос Ларисы и закрыл рот рукой, сдерживая подступивший смех. Барретт стукнул себя по лбу, от стыда прокрутился вокруг оси. — Алло? Ты тут? Кто этот псих? Лейт заржал во весь голос, заставляя Эмерсона скривиться. — О‐о, это моё, узнаю, — успел кинуть юноша, перед новой волной смеха. — Мне не смешно. Я напугалась тогда… Художник прищурил глаза, сложил ладони, как для молитвы, и начал ими трясти, по губам можно прочитать отчетливое: «Блять, прости, пожалуйста». — Он не хотел. На нервах был. Прими его невероятные извинения, он хороший парень, на самом деле. — Он сейчас с тобой? Ладно, я его прощаю. Надеюсь, я не на громкой связи. — Не, он тебя не слышит, всё ок. — Ладно, передай ему, что я его простила! И то, что он молодец, что прибежал к тебе. Лейт, возвращайся скорее, блин. Я задолбалась уже! — Хорошо, передам! Пока! Ремингтон нажал на красный значок, выключил телефон и развернулся к горящему от стыда Барретту. — Жду объяснений? — Ну… Я пришел в бар, тебя не было, распереживался. Наорал, чтобы она быстрее сказала мне адрес и вот… Кошмар. Лейт наивно улыбнулся, встал со стула и обнял Эмса, постукивая его по спине. — А я ещё и не отвечал. Ну ты даёшь. — Так конечно… — Барретт упёрся лбом в плечо Ремингтона, — А Лариса хорошая. Зря ты её недолюбливал. — Ага… Порция Лейта почти не тронута, он смог съесть совсем немного, потом постарался перевести тему, в попытках затуманить внимательность Эмса, но из-за того, что художнику было важнее всего сейчас наблюдать за каждым действием парня, у Ремингтона не получилось. — Слушай, я насильно не буду в тебя еду пихать, но и не поесть у тебя не получится. Давай ещё немного. Лейт пожал губами, огорчился в своей неудачной попытке обмануть и смирился с тем, что следующие полчаса, Барретт будет наблюдать, как он пережёвывает один листик салата несколько минут, кривя страдающее лицо. Наконец, мучения закончились. Ремингтон откинул вилку и показал юноше тарелку, половина которой опустошена. — Вот видишь, ты молодец! — Барретт потрепал волосы Лейта и убрал за ним тарелку. — Блять, — Реми упал головой на стол и спустил руки, — Меня снова начинает накрывать. Художник встревоженно обернулся, домыл тарелку и сел около парня. — Может в кровать ляжешь? И вообще, давно интересовало, почему у тебя так меняется состояние? Это не особо похоже на сдвг, вроде… Лейт выпрямился и потёр глаза. Он любит просвещать людей в таких важных темах. — А это сложный вопрос. В принципе, у всех людей такие фазы наступают. Но у нас с тобой они намного ярче. У меня не комбинированный тип расстройства, доминирует недостаток внимания, невнимательный тип — невнимательность, как ты знаешь. Из этого выходят другие проблемы, не шарю особо. Есть склонность подхватить депрессию, что встречается у многих с сдвг. Видимо, именно это делает такие переломные состояния. Я как бы супер хаотичный, импульсивный, а потом чуть даю слабину и улетаю в депрессию. Вот. Был бы у меня комбинированный тип, думаю, не мучался бы щас сильно. Хотя, возможно, я ошибаюсь. Мне даже сначала ставили биполярку, но депрессивные фазы происходят редко, а гиперактивность почти всегда, всю жизнь. Барретт ещё посмотрел на Лейта, переваривая поступившую информацию и тяжело вздохнул. — Как всё сложно. Но теперь немного понятнее. Так, ещё раз, ты лечь хочешь? — Ага. — Тогда иди, я чай сделаю, тебе надо? — Не, спасибо! Реми ушел в другую комнату, оставив Эмса. Художник застыл, смотря куда-то. Он бы никогда не подумал, что столкнётся так близко с темой психиатрии. Новая информация ему давалась сложно, не хочется верить во все это. Становится ещё более волнительно от понимания, что Реми уже не уйдёт от этого. Из своих небольших познаний, Барретт сделал вывод, что всё-таки, Ремингтон сможет облегчить себе состояние, когда справится с этой непонятной недо-депрессией. Как так сделать, художник в душе не чаял. Кстати, о чае, надо его уже сделать и пойти к Лейту. Парень удивился довольно большой коллекцией заварок. С корицей, мятой, ягодами. Забавно, что у Лейта не было еды дома, но чаем хоть обливаться можно. Выбор Эмса пал на корицу. Пряный запах моментально включил желание рисовать, появились интересные задумки. Корица ассоциировалась с чем-то теплым и приятным. В который раз, художник пожалел, что не брал с собой скетчбук. Придется опять у Ремингтона брать.

***

Лейт лежал на кровати, смотря в телефон, нашёлся-таки. — Можно я у тебя ещё лист возьму? Парень не заметил появления Барретта и вздрогнул. — Ой, да, конечно, — Лейт показал пальцем на столик, где лежала стопка бумаги. — Спасибо. Барретт не смог не заметить уставший голос. Не стал зацикливаться на этом. Он не звучал так, будто юноша сейчас из окна выйдет. Наоборот, уставший, но спокойный. — Что рисовать собираешься? — Не знаю. Думаю, как обычно, замок какой-то. Эмерсон взял лист и отпил немного теплого напитка, поставив его около себя. Осмотрел то, на чем скоро будет появляться набросок и на глаза попалась фраза, написанная размашистым почерком: «I am the only hope for you, You are the only hope for me too». (Я- единственная надежда для тебя, ты- единственная надежда для меня тоже) Очевидно, это дело рук Ремингтона. Зачем и почему он так написал — загадка, ответ которой не особо интересовал Барретта, поэтому он просто отложил этот лист и взял другой. Спустя минут сорок, парень заметил, что Лейт уснул. Мысленно удивившись способностью Реми постоянно спать, художник продолжил набрасывать общие черты таинственного замка. До него не дошло, что Лейт спал из-за плохого состояния, что-ж, когда-нибудь, он будет более понятливым. Остыл уже почти допитый чай. Сквозь окна проглядывают тучи, кажется, пошел снег. Эмерсон встал со стула и приблизился к окну, действительно, снег. Барретт скривил лицо, он ненавидел зиму всей своей жизнью. Да, сейчас осень, но если идёт снег- значит, что скоро зима. Пропало настроение рисовать. Появилось настроение плакать. С зимой ассоциируются все самые неприятные события, а именно: новый год под крики пьяного отца, холод, тревога, просиживание всего светлого дня в школе и ненавистное возвращение домой в полной темноте. Ужасно. Эмерсон вздрогнул и отошел от окна, не желая больше туда смотреть. — Бля-я, — хриплый голос Лейта лениво протянулся, — Ты бы ещё громче ногами топал, Эмс. Разозлённый Барретт кинул взгляд на Ремингтона и обиженно надул губу, не признавая свою вину, что разбудил его. — Хах, почему злой такой? — Лейт слабо улыбнулся и сделал умилённое лицо. — Снег пошёл. Блять. Юноша застыл. Резко, в глазах начало читаться восхищение, а губы расплылись в широкой улыбке, парень слетел с кровати, пробив коленями пол, тихо ругнулся под нос, затем встал и кинулся к окну. Художник лишь успел широко открыть глаза и зашипеть, увидев, как нелепо Лейт упал. Ремингтон упёрся руками о подоконник и увлечённо рассматривал летящие белые хлопья. Улыбка и не хотела спадать, давно Эмс не видел её такой искренней. — Охренеть… Снег, — Лишь смог прошептать парень, снова уйдя в восхищение и детскую радость. Барретт молча смотрел на милую картину. То, что за окном, его совершенно не радовало, но то, что стояло перед окном- уже очень даже. — Реми, ты любишь такую погоду? Лейт даже не шелохнулся. В широко открытых тёмных глазах отражались серые тучи и большие снежинки, которые так сильно увлекли парня. — Эмс, я хочу на улицу! Этого Барретт боялся больше всего. Ничего не поделать, слово ребёнка — закон! — Одевайся теплее. — Угу! Лёгкая тревога не покидала тело, ведь, кто знает, как себя почувствует светловолосый. Пока, ничего не предвещало беды: Ремингтон быстро нацепил на себя водолазку, свитер, переодел джинсы и убежал в другую комнату. Эмс тихо хихикнул и пошёл за ним. Барретту хватало одежды, которая на нём, поэтому он накинул пальто и собирался уже открыть выходную дверь, как на него налетел шарф. Лейт обернул его вокруг голой шеи художника и широко улыбнулся. Парни вышли на улицу. Ремингтон сорвался с места и кинулся под снегопад, который только усиливался. Эмерсон лишь пожал плечами, он будто бешеного щенка выгуливает. Парень скользил на замерзших лужах, руками ловя воздух, чтобы не упасть. Он прыгал по маленьким сугробам и кидался снежками, весело смеясь от угрюмой реакции Барретта. Как бы хотелось оставить Лейта именно в этом состоянии эйфории. — Эми! А почему ты так не любишь снег? — Да забей, просто холодно. — Эх, как можно не любить всё это! — А вот так! — Эмерсон быстро скомкал снежок и запустил его в Лейта, тот громко завизжал, кинулся к парню, пытаясь повалить его в белую холодную вату. Уже смеркалось, уставшие люди проходили мимо ребят и возмущенно цокали от их весёлых криков. Ну и ладно, плевать, что они там думают. Барретт смог расслабиться и просто играть с Реми в снежки, тоже в попытках закинуть его в сугроб. Эмерсон никогда бы не подумал, что сможет увидеть Лейта, уставшим (в хорошем смысле) до такой степени. Его дыхание сбито, щеки становились всё краснее и краснее, но с лица не спадала улыбка, Реми захватил Эмса в объятья и поддался вперёд, всё-таки смог повалить его в снег. Художник лишь ответил взаимным и откинул свою голову назад, погружая её в белую, уже не такую неприятную вату. Парни лежали в снегу до того, как дыхание не придёт в норму, а кожа не почувствует сырость от растаявшей воды. Осталось только отцепить от себя Лейта и забежать в подъезд, мечтая о новой порции горячего напитка с корицей. *** — Пиздец я устал. Эмерсон сидел на диване, допивая долгожданный чай. — Согласен! — выкрикнул юноша из ванны, суша волосы, согревая замерзшие руки. Барретт закрыл глаза и впервые почувствовал полное отсутствие тревоги. Неописуемо приятно. — Эмс, ты уснул что-ли? Художник так расслабился, даже не заметил, как появился Лейт. — А? Нет, просто устал. — Понял. Ну, сейчас рановато, чтобы спать. Ещё даже пяти нет. — Да ладно, уж потерплю, ахаха. — Вот и замечательно! Давай поделаем что-нибудь? — Что? — Не знаю, карты? Эмерсон улыбнулся, вспоминая свои удачные моменты в этой игре. — Можно. Сами того не предполагая, они начали играть на желания. Барретт проиграл одно желание, а Лейт целых четыре. Не стоит их тратить на пустяки, ведь это правда сможет помочь. — «Что бы придумать?» — быстро пронеслось в голове Лейта и сразу растворилось за новым слоем мыслей и идей.