Полосатый свитер

— Блять, — раздалось гулом по узкому коридору. Пустота. Пустота, тревога, страх. Единственное, что ощущал художник. Он, кажется, потерял единственного друга.? Эмерсон отдал бы сейчас всё, чтобы вернуть время назад и не срываться на Себастиана. Что это было? Парень продолжал стоять и смотреть на дверь, которая две минуты назад с треском захлопнулась, оставляя неприятный шум по всей квартире, после которого стеклянные вазочки на полках задрожали, зазвенели мерзким смехом. — Нет, ну нет. Пожалуйста… Ноги сорвались с места, вынеслись на лестничный проход. — Себастиан, вернись, прошу тебя, давай поговорим нормально! Где то в глубине черепной коробки Барретт понимал, что никто ему не ответит, но остановиться кричать не позволяла совесть или что-то в этом роде. — Себ… — ощутил, как медленно к его рукам подходит дрожь. Прильнув к стене, сделал несколько глубоких вдохов. Ему никогда не помогал такой вид попытки успокоиться, пальцы охватил болезненный холод, потерялся контроль над ними, над своими эмоциями в том числе. Ком в горле только увеличился, заполнив легкие чем-то едким, неприятным. Из глаз ручьём полились слёзы. Тяжело дышать. Он распрощался с единственным другом. он РАСПРОЩАЛСЯ С ЕДИНСТВЕННЫМ ДРУГОМ ИЗ-ЗА РИСУНКА. Увидели бы кто Эмерсона в таком состоянии, вызвали бы скорую помощь. Но никто его не видел, все давно спали, поэтому художник продолжал плакать, задыхаясь, непроизвольно царапая себя. Боль уже не ощущалась, всё затуманилось той же едкостью, что заполнила лёгкие. Надо напиться, напиться до амнезии или смерти. Барретт дождался момента, когда сможет встать, собрал последние силы и медленно покачиваясь, спустился по лестнице. Руки всё ещё не слушались. Разум расплавился в чьём-то чужом владении. Внутри грустит единство мерзкой пустоты, ноги, словно потерявшие опору, плетутся к выходу, с каждым шагом тяжело пробиваясь в пол. На улице парень вспомнил, что совсем забыл о верхней одежде: вышел лишь в одной лёгкой футболке и джинсах, которые так точно обтягивали ноги, что не всегда почувствуешь хоть немного пользы и защиты от ветра. Естественно, не стал возвращаться. Даже чем-то рассмешила своя мысль, типа: «если умру, значит так надо». Хотя бог давным давно отвернулся от юноши, чтобы оказывать ему хоть какую-то услугу: транспорт случайно не собьёт, пол под ногами не исчезнет, а жаль. До бара идти недолго, следующая улица и всё. Не сказать, что Эмерсон не привык к потерям и очередным играм грёбаной жизни. Бессмысленность своего существования так и бьёт под дых, заставляет мечтать о «великом суде». Наверняка, не помешало бы искупиться перед тем самым богом, да в глаза этому уёбку смотреть нет желания. Любому при виде Эмерсона будет понятно — парню нужна помощь: покрасневшие глаза, сильно выделяющиеся скулы, мешки под глазами и другие приметы, отделяющие психопатов на улице. Конечно, юноша замечал все изменения на себе, но ничего не делал. Зачем? Единственное, что его держало на земле — Себастиан, лучший друг. Бывший лучший друг. Ну и мелочи в виде так трепетно любимого рисования. Мысль о потере дорогого человека вызывала панику, такую, что хотелось вывернуться наизнанку, выбить всю мерзость из себя, затем долго слёзно извиняться, забыв об уважении к собственному «я», упасть к его ногам и молить о прощении. Яркая вывеска бара слепила глаза, которые всё ещё оставались на мокром месте. Эмс пошарил в кармане, нашел там двадцать долларов. «Удача на моей стороне» — саркастично пронеслось в туманности головы. В помещении оказалось многовато людей, что не могло не потревожить, всё же, Барретт четко шел к своей цели. — Самое крепкое, что у вас… — не ожидал от голоса такого хрипа. Прокашлялся и продолжил, — Есть, пожалуйста. Бармен привык к подобным гостям, поэтому на автомате предложил: — Бурбон? Эмс поморщился. Нахлынули довольно неприятные воспоминания о распитии этого напитка. — Да похуй. — Как скажешь! В руках напротив ловко перекинулась бутылка янтарной жидкости, почти незаметно появилась рюмка, и этот легализированный яд уже был готов к употреблению. Эмерсон случайно отвлёкся на гул людей вокруг. Так сильно.. рябит? Да, они буквально рябят в ушах белым шумом. Тело непроизвольно дрогнуло. — Может раскроешь секрет, кто тебя так… Убил… Морально? — слова вернули в реальность. Барретта улыбнула такая формулировка слов. — Как я так убил себя морально — вот это хороший вопрос… В другой день Эмс бы не стал просто так выливать душу незнакомцу. Но его состояние умоляло выговориться и лишний раз обозвать себя мудаком. Тем более, человек за барной стойкой не вызывал отторжение. Он приятно выглядел, будто сейчас не конец субботнего вечера: светлые волосы, явно крашеные — у корней виднелся натуральный тёмный цвет, аккуратные черты лица и… Подводка? Да, точно, это подводка. У него накрашены глаза, заметны чуть‐чуть подстёртые стрелки и розоватые тени. Барретт не имел ничего против, он сам, бывало красился если скучно, просто… Слишком позитивно для собственного настроения. Парню даже показалось, что в голосе собеседника была нотка волнения. Хотелось держаться и молчать, но не получилось, и следующий час был посвящён красочному рассказу о своём невероятно тупом горе. *** Дверь в дом Эмерсона тихо открылась, и в неё вошел высокий длинноволосый парень. Себастиан. Выглаженный до идеала пиджак, лакированные туфли. Только слегка взъерошенные волосы намекали, что этот человек не простой, загруженный бизнесом мистер, а довольно забавный и интересный персонаж. Ключи от квартиры были у Данцига уже давно, почти с начала дружбы. Барретт очень доверял Себу, поэтому без сомнений сделал копию ключей. Пусть заходит когда угодно. — Эмерсон! Я принёс еды, выходи из своего художественного хаоса! В дальней комнате послышался шелест, видимо, нога случайно напнулась на неудачную работу. — Привет, — Барретт вошел в гостиную, где стоял Себастиан и принял у него пакет с едой. — Чего такой угрюмый? — Да блять, я миллиард лет рисовал этот ебучий замок, а кофе решил пролиться. На мой рисунок, — Эмерсон заметно зол, внутренние кончики бровей расположились ближе к переносице, а слова вылетали буквально сквозь зубы. — Уфф, сочувствую… — Ладно, похуй. Я начал рисовать новый… Но мой линер протёк, оставив огромное такое пятно, — С каждым словом бледное лицо Эмса становилось всё краснее и краснее. — Ой, неприятно… — Ещё как неприятно, Себ! Очень! Я начал рисовать новый ебучий замок. — Хм, покажешь? Эмс не ответил, он поставил пакет с продуктами на стул, мотнул головой к своей комнате и направился туда. Себастиан достал бутылку пива, пошел за другом. — Вот, любуйся, только пальцы подальше держи. Юноша указал двумя руками на рабочий стол, где лежал лист размера А3 с графическим рисунком. Сложно сдержать гордую улыбку. Работа действительно красива. — Ух ты! Очень классно! Впрочем, как всегда, умеешь ты творить чудо! — Хе‐хе, спасибо. Данциг искренне улыбнулся и сделал глоток из только открытой бутылки… Зря он забыл, что пиво — это жидкость, и если просто её вдохнуть, то будет плохо. Раскашлялся, бутылка сама полетела вниз. У Барретта этот момент будто в замедленном действии происходил, он смотрел на то, как его работу пачкают брызги «ебаной цвета мочи жидкости» (так Эмс обзывал ненавистное пиво). Эмоция радости быстро сменилась. Бутылка опустошилась, вместе с ней и паршивые предатели — нервы. — Блять, прости… — Ты че, уёбок, сделал? — Ну ничего страшного, новый нарисуешь… Пиво жалко, — Постарался отшутиться Себастиан. — Тебе пиво, блять, жалко? Ты заебал уже со своей неосторожностью, Себастиан Данциг, — Эмерсон уже не говорил, нет, он долго протягивал каждое слово, понизив голос, будто проклинал. Кажется, слышен скрежет его зубов. — Прости, Эмс. — Нет, не прощу. Проваливай, блять. — Эмерсон, я всё исправлю, я могу купить тебе новый лист, линер, пожалуйста, не злись… — Заткнись. Заткнись! Как же ты меня заебал, просто уйди, — как-то само вылетело, словно Барретт превратился в нечто, не похожее на человека, в что-то страшное, напоминающее некий вулкан. Вот-вот из жерла ярким взрывом вспыхнет лава. — Пожалуйста, перестань. Ты слишком агрессивен, что с тобой? Очень правильное замечание, Себастиан. Увы, ты оказался под открытым обстрелом нездоровых выплесков поломанного, растоптанного Барретта. Не подумай, он не из‐за рисунка, просто… Карты сложились, что вся скопленная злость с треском оборвалась именно на тебя. Эмерсон молча взял Себастиана за запястье и забыв о том, что Данцингу может быть больно, повел его к выходу. Контроль над собой пропал, парень в душе понимал, что сейчас будет плохо, но эмоции будто привязали его тело к ниточкам и продолжали, продолжали, продолжали нагреваться. Он сильнее сжал запястье и даже резкий болезненный вздох друга его не остановил. — Пиздуй. — Эмс… Почему ты так… — Да съебись ты уже навсегда, Себастиан. На глазах Данцига выступили слёзы. Он всегда был довольно тонкой натурой, но его не задевали легкие обзывательства товарища, а это уже перебор. Таким ядом Баррет никогда ранее не смел поливать близких. — Ты псих, Эмерсон, сходи в клинику, проверься, — прозвенело в ушах у художника и будто снова зажгло его изнутри. — Уйди. Ненавижу тебя. *** — Ну а дальше он хлопнул дверью, всё полетело в тартарары, и я пришел сюда, — Эмерсон потерял эмоции, он так спокойно рассказывал, что у собеседника пробежали мурашки по спине. Барретту не стало легче, наоборот. Он ещё больше возненавидел себя за произошедшее и начал жалеть, что рассказал эту историю. Как же никчёмно и жалко. — Пиздец, Эмерсон, — послышалось от бармена, который пересел вместе с Барреттом на диваны, позвав свою коллегу заменить его. — Знаю. — Я понятия не имею, как тебе помочь… — Парень засмотрелся на посетителей, нога застучала быстрый ритм. — Тут ничем не помочь, я еблан. Эмерсон же уставился вниз, нежелательно вспоминая моменты ссоры. Руки неприятно трясутся. — Хм… Давай я хоть своё имя назову. Я Ремингтон Лейт! — Юноша до невозможности глупо улыбнулся, что немного взбесило Эмерсона и продолжил: — Я не буду разбирать, кто прав, кто не прав, а скажу другое. Ты сможешь выйти из этого состояния, в котором ты находишься, — Ремингтон пододвинулся поближе, — Ты сильный парень, это видно! Думаю и с Себастианом вы помиритесь. Вам нужно остыть. Всё будет хорошо! На последней фразе Эмерсона будто током ударило, не тем, который прошибает насквозь, разбрасывая после себя ниточки боли, это был очень, очень аккуратный заряд, он не сделал больно. Взгляд обратился на Ремингтона, который всё также глупо улыбался, широко открыв глаза. — Спасибо? — Кстати, не пей больше, а то я передумаю отпускать тебя, не заплатившим. — Что? Ну нет, я заплачу. Я заплачу обязательно! Ремингтон удивился такой резкой активности от Барретта. — Забей, Эмс, дай лучше телефон, я тебе свой номер забью, на всякий случай, мало ли опять накроет, плохо будет… Эмерсон помедлил. Незнакомцу давать телефон? — «Блять, Эмерсон какой же ты уёбок, этот человек хоть попытался помочь тебе», — проснулась совесть. — Ладно, держи. Может, всё-таки заплачу? — Нет! Спс за телефон! Лицо Эмса на секунду скривило — он не терпит сокращений слов. Как вообще в реальной речи можно их сокращать?! Благо, возмущение не заметил Лейт. — Вот, всё! Теперь я тебе буду писать постоянно! — Возможно шутя, возможно нет, сказал Ремингтон. — Ха‐ха, не надо, — Эмерсон попытался выдавить улыбку, но перспектива быть постоянно заваленным сообщениями ему вообще не нравилась. Поэтому лицо скоро приняло более стойкую эмоцию неприязни, смешанной с лёгкой «отшибленностью», будто Барретт не в этом мире. Ремингтон проигнорировал просьбу. — Так, иди домой, тебе надо отдохнуть. Вот так вот командовать собой Эмерсон не позволял никому. Противно, но, почему-то не хотелось обижать этого смешного… Ремингтона? — Зачем ты такой бесячий, разберусь сам. Барретт откровенно не понимал Лейта, его очень раздражала эта активная, неусидчивая личность, жаждущая помогать. — Не знаю, я такой всегда был, вроде, ахаха! Всё, иди! В принципе, Эмерсону правда ничего не оставалось, как просто вернуться домой. Он ещё хотел напиться, но всё же встал с дивана, как почувствовал, что за его предплечье взялся Ремингтон. — Блять, что надо ещё? — А попрощаться? Я тебе спас долларов тридцать, алкаш. — Я не алкаш… Спасибо. И пока. До встречи, — губы секундно сжались в полоску, Эмерсон не расчитывал увидеть Лейта снова — ради лживого уважения сказал. — Пока, до встречи! Улыбнулся (конечно, не по-настоящему, но он пытался) и вышел из бара. — Ремингтон Лейт… — пробормотал юноша под нос и попятился домой, пытаясь игнорировать холод, окутавший тело.