Удобный д... Иван

      Ночью Иван спал плохо. Снились кошмары, про него, про Олега, про Янко. К утру, обнимаясь с кофеваркой, Ваня неожиданно понял, что бы ни случилось, к Олегу он больше не вернется. В мусорке почили кое-какие вещи, дежурные — зубная щетка, полотенце, бритвенный станок, — там же оказались пара снимков, на которые Олег все время ворчал и просил не ставить на тумбочке — вдруг из коллег кто зайдет в гости. Иван считал это просто заботой о сохранности, потом просто не обращал внимания. Теперь хотелось выть и материться от собственной наивности. Но… лучше поздно, чем никогда. На этом мысль опять сбилась. Возможно, не только у него глаза были закрыты. И…       Что «и», Иван не разрешил себе додумать. С трудом дождавшись приличного времени дня, он выгнал машину из гаража и двинулся в госпиталь.       Чирикали птички, листва шелестела. Прекрасный день, радоваться бы жизни. Пока ехал сквозь утреннюю пробку, которая сегодня даже не раздражала медлительностью, Ваня дал себе зарок, что поговорит с Янко. Один раз. Сегодня, пока есть решимость. И больше никогда не вернется к этой теме. Просто попробовать один раз сделать то, что надо и хочется. Морально Иван был готов к отказу, наверное, слишком много времени упущено и сейчас он ничего не может предложить, но все равно. Они должны были объясниться.       Решительно ускорившись, когда дорога стала позволять, Иван помчался по окружной. По радио кто-то напевал о несчастной любви. Филинов раздраженно выключил магнитолу. Госпиталь, отстроенный на территории бывшего завода, в глаза бросался только тем, кто знал, и тем, кто, миновав три скромные и смущенно маскирующиеся под серые облупившиеся будочки поста охраны, заворачивал за большой ангар и утыкался в совсем другие ворота, нечета хлипкому на вид шлагбауму. Второй ангар напоминал космический корабль — зеркальные панели гоняли солнечных зайчиков. У навеса дремали два больших внедорожника. Иван выжал тормоз и прикусил губу. Охрана и дети? Или не только дети? Пока Филинов колебался, из дверей ангара вышел Лисицкий, зевнул, потянулся, пошарил в кармане и разочарованно скривился. Сигарет не нашел?       Заметив новую машину и замершего сусликом за рулем водителя, Слава засиял улыбкой и широко повел рукой на ближайшее парковочное место. Иван нехотя подчинился. Общаться с ехидным помощником директора Ваня желанием не пылал, но выхода не наблюдалось. Пришлось вылезать из передвижного укрытия и здороваться.       — Привет, посетитель, — сверкнул оскалом Слава.       Ване иногда казалось, что он, как и Венцеслав, читает мысли, ну, или просто глумится, удачно попадая по болевым точкам.       — Доброе утро, — вежливо пожал руку Иван. — Я к Янко… к нему можно?       — Хоть на весь день, — Слава кивнул. — Только если с ночевкой, то советую сначала написать завещание. Нашу многодетную мать опять не выписали, он нудит и, скорее всего, всю ночь будет скрипеть зубами.       — А завещание зачем? — не понял Филинов.       — На всякий случай, — Лисицкий фыркнул. — Иди, как раз скрасишь ему разлуку с благоверным.       — Вы уезжаете?       — Придется. Очередной «красноглазый» рейс в страну на другом конце нашего шарика. Но я тебе этого не говорил.       Иван машинально кивнул и вдруг обрадованно вскинулся. То есть Венцеслава не будет рядом какое-то время. И даже если глобально ответ окажется «нет», то предоставлена возможность просто пообщаться без тяжелого надзора.       Ваня поспешил внутрь ангара. Коридоры зеленели бессмертными пальмами, каменно-суккулентными композициями на подоконниках. Возле палаты на кушетке весело болтали кедами кудрявые дети. Увидев нового посетителя, оба одинаково замерли, внимательно сканируя серыми глазищами.       — Здравствуйте, — начал Илюша. — Вы к папе?       — Да, привет, — Иван с легкой настороженностью подошел поближе — между мальчиками лежала разложенная карта города и, судя по всему, они резались в какое-то подобие монополии.       Филинов украдкой удивился, что именно ЭТИХ детей могла заинтересовать подобная игра.       — Подождете немного? — Миша погремел кубиками в стаканчике. — Там пока отец.       Иван удивился повторно, как они разделили опекунов на «отец» и «папа». Но при этом оба оставались совершенно серьезными, никаких шуток. Филинов почувствовал, что к щекам приливает, так все казалось странным. Не первый же раз виделись, что сейчас случилось, раз ему все это показали? Или пережитый шок сказывался? Иван вспомнил, что дети присутствовали на том злополучном приеме… и Янко говорил, что дежурили вместе со взрослыми в больнице, пока он был без сознания.       Ваня присел рядышком, с интересом глянув на карту и расставленные фишки. Кудрявые переглянулись, понятливо принялись объяснять взрослому что по чем. Иван офигел повторно.       Прошло минут пятнадцать, Ваня настолько отвлекся и увлекся, что чуть не забыл про цель визита. Но когда мальчишки ойкнули и подскочили, он встряхнулся следом, поднял голову и столкнулся с тяжелым взглядом Венцеслава.       — Доброе утро, — негромко выдавил Филинов, поднимаясь.       — Здравствуйте, Иван Дмитриевич, — директор кивнул детям, те умчались в палату. — Проведать?       — Да, поговорить…       — Понятно, — Венцеслав улыбнулся углом рта и подошел вплотную, нависнув всем массивом.       Иван внезапно застыл, не в силах отступить. Венцеслав поднял руку и ласково, по-отечески потрепал Ваню по кудрям.       — Ваня, я все понимаю. И зачем, и почему. Твою симпатию, столько лет лелеемую, твои чувства, которые, может быть, сейчас тебе кажутся самым главным в жизни. Поэтому ты решился совершить подвиг. Да, он всего этого достоин. Искренней любви, преданности, обожания. Он честный, прямой, надежный. В отличие от меня, по твоему мнению. И я совершенно не подходящая для него партия. Но, пожалуйста, запомни одну вещь. ОН МОЙ! А я — его. ТЫ можешь попробовать... но в другой жизни. Как только примешь это за аксиому, тебе станет значительно легче жить. Заметь, я не запрещаю вам общаться. Просто подумай над моими словами.       Ваня открыл рот, сраженный тирадой, спокойствием и уверенностью… искренностью этих слов.       — Ты... — забыв на миг про страх перед этим человеком, начал Иван, осекся, снова столкнувшись с прямым открытым взглядом; рука на макушке потяжелела. — Я услышал.       — Вот и умница, — Венцеслав улыбнулся чуть явственнее. — И еще один совет — оглядись вокруг. Ты достаточно много времени потратил на других. И я не только про Янко. Потрать теперь время на себя. До свидания.       Ваня с отвалившейся челюстью смотрел в пустоту. Повторная контузия в голову ранила так глубоко и серьезно, что он долгое время не мог понять, где находится, что происходит и что его окружает. Все заблокировалось, голоса Янко и Венцеслава накладывались один на другой, путали слова, крутились, заедали, как в сломанном проигрывателе.       — Иван Дмитриевич?       — А? — Ваня подскочил на месте.       Перед ним стоял Миша и озадаченно рассматривал.       — Вам плохо? Вы очень бледный. Там у папы сок есть, пойдемте?       Ваня глянул на него, как на пришельца со змеями из головы. А всего-то рыжие кудри топорщились пружинками.       — Кто умер? — с ухмылкой спросил Янко, сидя откинувшись на пару больших подушек.       Выглядел он куда лучше, чем когда Ваня его видел последний раз, только бледность никуда не ушла, все еще проступая даже на смуглой коже.       — С чего вдруг? — Филинов глубоко вздохнул и плюхнулся на край кровати под неодобрительным взглядом большого пятнистого кота, сидящего в ногах воспитателя и внимательно изучающего гостя.       — Лицо больно похоронное. На меня не надейся, я передумал.       — Папа! — возмущенно вскинулся Илюша с другой стороны кровати.       — Все хорошо, — отмахнулся Янко Петрович. — Ну что, как дела? Закончили вашу сделку века?       Иван покивал, с радостью подхватывая не совсем веселую, но вполне нейтральную тему. В конце концов, сделку действительно закончили. Он еще недавно с гордостью рассказывал про нее воспитателю, а тот смеялся, что, мол, теперь Иван станет большим начальником.       — Все, готовь счет к премии, — хмыкнул Янко, поздравив.       — К увольнению, — бухнул Иван, и воспитатель прищурился.       — Миш, Люш, оставьте нас, пожалуйста.       «Астральные близнецы» недовольно нахохлились, совершенно одинаково поджав губы.       — Почему? — попытался поиграть в дурачка Илья, но Янко только строго глянул.       — Потому что я попросил, нам надо поговорить. Можете отцу нажаловаться, он наверняка уже в курсе.       Кудрявые зафыркали, с неохотой сгребли что-то с тумбочки и вышли, медленно переставляя ноги. Кот остался сидеть с видом, что отсюда его можно будет вынести только с кроватью и, скорее всего, только следом за наглым гостем.       — Что случилось? Выкладывай, — велел Янко, все же протягивая Ване стакан, заботливо наполненный Мишенькой. — Можно с эмоциями и подробно.       И Иван выложил. Про то, как не может не думать о словах воспитателя, про то, как начал прозревать, а Олег по-прежнему ревнует к каждому встречному, но при этом сам за собой не чувствует никаких обязательств…       — К кому он приревновал? — воспитатель быстро смекнул, что сейчас бывшего коллегу развезет, лишних подробностей не требовалось, он и в прошлый раз при знакомстве уловил, что собой представляет Воронов и насколько умело может отгородиться «высокими идеалами».       Значит, надо было переключать внимание Ивана. Свой первый шаг он уже сделал, надо только подтолкнуть.       — К Роману, — как на исповеди выпалил Иван и отвел глаза.       — О? Кто это?       Филинов объяснил. Янко странно прикусил губу, потянувшись за своим стаканом, и долго пил. За окном разошлось солнце, солнечные блики забегали по постели, отталкиваясь от воды в граненом графине. Иван нервно разглаживал складку на одеяле.       — Янко… а ты… счастлив?       — Валяться тут? Хрен бы с два. Я домой хочу. Там мозг тоже будут высасывать своей полезной едой и советами, но хоть врачей нет.       — Я не…       Воспитатель тяжко вздохнул, покосился в окно.       — Вань, у меня ровно та жизнь, в которой мне комфортно. Я понимаю, что со стороны может казаться другое, и... кхм… иногда даже мне кажется, но если бы я сам этого всего не хотел, то никогда бы не остался. Да, было бы хуже, или беднее, или неизвестно чем бы закончилось, но я не безвольный идиот, которого можно прогнуть и заставить делать все по команде. Я не страдаю благочестивыми принципами, как твой Олег, прости уж за откровенность, мне не нужен фиговый лист, чтобы прикрывать собственные пороки. Я упрямый, вспыльчивый, иногда с приступами чрезмерной гордыни. Порой меня все бесит, и я все бросаю. Мне позволяют… даже не так. Меня понимают.       Иван ошарашенно моргал, даже голова заболела — третья контузия была явно лишней, но Ваня сам ее хотел и просил.       — Понимаешь, о чем я? — Янко вздернул бровь, наклоняясь вперед, ближе к собеседнику, смотрящему на него сейчас как мышь на раскачивающуюся змею. — Я не придаток к нему, про меня не вспоминают только когда это удобно и вроде как надо. Нет. Мы ебанутая семья, причем довольно большая. И я не только про детей.       Ваня моргнул. Открыл рот. Закрыл, поморгал чаще.       — А… да. Я, кажется, наверное… где-то… могу представить.       Он замолчал, запуская обе руки в волосы, и яростно потер голову. Намерение поговорить было сбито на подлете сначала директором, теперь самим Янко. Любой довод Ивана после таких откровений казался глупым и больше смахивал на каприз ребенка: хочу эту игрушку. Воспитатель внимательно наблюдал, как меняется выражение Ваниного лица, ждал, пока тот соберется с мыслями, и нанес еще один удар:       — Вань, ты понимаешь, что твое увлечение мной — это точно то же чувство, что ты испытываешь к Олегу? Желание оберегать, спасти, обожать. Подарить себя. Заметь, я ничего не могу предложить тебе взамен, даже если сейчас скажу, мол, развожусь, и мы уходим в светлое будущее вдвоем. Ты будешь все так же преданно смотреть, ждать и получать по остаточному принципу. Потому что я к тебе очень хорошо отношусь, но как к другу, близкому или не очень, неважно. Чисто физиологически ты мне приятен, равно как и другие симпатичные люди. А мужчина, как известно, может и механически возбуждаться, здесь природа была к нам благосклонна.       — Подожди, — Ваню вдруг прошибло холодом, затем бросило в жар, словно он залпом выглушил бутылку крепкого алкоголя. — То есть… а как иначе?       Янко спрятал улыбку.       — А должно быть туда-сюда. Тебя тоже должны любить, слышать, идти на компромисс. Нет, бросать все и теряя голову бежать следом, цепляясь за тапок, это не о том, но должно быть для тебя так же, как для партнера. Пока только ты подстраиваешься. И уже слишком долго.       Иван снова беззвучно работал челюстью, как золотая рыбка без воды.       — Вань, ау? — Янко пощелкал пальцами. — Все хорошо. Просто подумай над моими словами.       Филинов уткнулся лбом воспитателю в колени, остро чувствуя запах лекарств от совершенно не казенного одеяла. Янко погладил его по голове.       — Все хорошо. Возьми отпуск, подумай, просто взвесь. Я готов помочь, когда меня отсюда выпустят… а то даже не напьешься, мелкие тираны сразу же бегут закладывать меня или Славе, или Венцелю. Вырастил на свою голову, — кот поднял лапу и выразительно чихнул. — Кайс тоже может заложить.       Ваня против воли глухо засмеялся.              Через два часа Филинов вышел обратно на солнышко, глаза были все еще красными, в голове каша, но чувствовал он себя так, словно сбросил гранитную плиту. По всему — надгробную. Один из джипов по-прежнему стоял под навесом, рядом с его малолитражкой. Дверь переднего пассажирского была открыта и на сиденье, привалившись боком, расположился Слава, сосредоточено что-то изучавший в планшете и сверявший с бумагами на колене. У Ивана мелькнула нехорошая мысль, что Лисицкий остался проследить за ним.       — Вань! — Лацислав, как подтверждая мысли, поманил его поближе. — Слушай, у меня вопрос... кхм... личный. Ты знаешь Романа Андреевича? Насколько я помню, Олег с ним сотрудничал по каким-то вопросам. Пытался.       Иван удивленно приподнял брови.       — А что такое?       — Да видишь ли, — Слава сложил бумаги и планшет, соскочил на асфальт, потянулся, разминая спину — Ване вспомнился давешний кот, или лис, — мы с Романом давнишние приятели, и он тут спрашивал твой телефон.       — Зачем? — переспросил Иван, прикидывая, как и где он мог накосячить при контракте, если его искал сам Роман Андреевич.       — Вань, ну тебе сколько лет-то? — Слава сощурил один глаз, усилив сходство с вышеупомянутыми вредно-хитрыми зверушками. — В кино хотел пригласить. А тот номер, что ему на твоей работе дали — не отвечает. Вот Рома и спрашивает, могу ли я его снабдить правильным. Я могу?       — Я телефон на работе забыл, — соврал Иван, чувствуя, как теплеют уши.       — Он же у тебя не один, — Слава широко улыбнулся. — Если скажешь — нет, я буду партизаном на допросе, и даже бутылка виски, влитая насильно, не заставит меня дать твой адрес.       Иван снова неожиданно для себя рассмеялся, начиная не просто понимать, а чувствовать, о чем говорил Янко. Они все были немного похожи. Как родственники. Шутками точно. С другой стороны, такой шанс…       Филинов продиктовал номер, которого даже у Олега не было. Слава радостно настучал сообщение прямо при кандидате на кино, показал в ответ сухое «ок» и хмыкнул.       — Ну вот, теперь я с чистой совестью поеду в офис.       — Ты меня ждал только за этим? — Ваня растерялся.       — Да, — Слава подмигнул. — Что в этом странного? Не дрейфьте, Иван Дмитрич. По секрету скажу, Роман за пояс заткнет твоего Олега, которого — и это предупреждение — он терпеть не может. Поэтому решить лучше на берегу.       Теперь Иван всерьез забеспокоился, что в палате у Янко стояла прослушка. А еще у Вани в машине, офисе и голове. Слишком уж вовремя был дан совет.