Пляски Запретного леса

      Гарри ясно помнил, как, закончив письмо родителям и переодевшись в пижаму, лёг в кровать. Невилл тоже укладывался спать, Рон с Дином спорили насчёт нового поколения квиддичной команды Гриффиндора, ведь этот год был для них выпускным.       Гарри тогда подумал: а кто станет капитаном вместо него? Он занял этот пост на пятом курсе, после Анджелины Джонсон, и с тех пор их команда ни разу не проиграла. Но с каждым матчем терялось то ощущение свободы и азарта, которое, какой бы быстрой ни была его метла, по пятам следовало за Гарри с самых первых курсов. Ловцы слизеринской команды менялись, как перчатки, и ещё ни разу Гарри не встречал в самом деле достойного соперника. А потому и тренировки с каждым разом он назначал всё реже и реже, предпочитая лишний раз отоспаться и дать отдохнуть своей команде. Всё равно исход был один…       Последней мыслью Гарри перед тем, как он провалился в забытие, как ни странно, был Драко, протягивающий ему руку для рукопожатия.       Поэтому единственной причиной, почему Гарри не схватился за палочку сразу же, как только надел очки, была его полная уверенность в нереальности происходящего. Сон, в котором он оказался, был также приятен, как и поданные на завтрак сосиски вместо овсянки, которую в Хогвартсе почему-то всегда подавали пресной и несладкой. Ничем не обязанная ему, но и не обязывающая его мелочь, деталь, от которой на лице у Гарри неизменно расцветала улыбка.       Он принял протянутую ладонь, не решаясь сжать её, словно поймал бабочку — приложишь хоть немного силы и навсегда потеряешь возможность наслаждаться её красотой.       Драко усмехнулся и сам сжал ладонь, рывком поднимая Гарри на ноги.       — Если ты думаешь, что феи — слабый народ, то спешу тебя огорчить, — рассмеялся он, наблюдая за мгновенно расширившимися глазами Гарри. — Пойдём, ты выбрал не самое удачное место для сна.       Фей потянул его за собой, по узкой тропинке направившись в сторону голосов и маячивших среди деревьев отблесков света. Листва зашумела, принося с собой холодный воздух, и Гарри, почувствовав мимолётное головокружение, остановился. Ему редко снились сны. Сказать по правде, сейчас он не мог вспомнить ни одного. Но разве бывают настолько подробные сны? Чёткие, реалистичные, передающие не только цвета и звуки, но и ощущения?       — Что я здесь делаю? — прохрипел он. Слова царапали горло, и резко захотелось пить — чего-то горячего и, желательно, крепкого. Несколько бутылок. — И как я тут оказался?       Драко приподнял брови и отпустил его руку — на секунду Гарри почувствовал разочарование. Но сейчас было не время и не место, чтобы предаваться подобным размышлениям. Холод, поначалу обдавший его ладонь, сменился леденящим желудок страхом.       — Ты сам пришёл сюда. Вместе с той девочкой-призраком, Полумной. Но пойдём с свету, Гарри, там тепло и весело. Нарцисса приготовила чудесные сконы с сыром из единорожьего молока. Спорим, ты никогда их…       — Нет, постой, — Гарри отступил назад, чуть не поскользнувшись на влажной листве. Казалось бы, вот оно — то, о чём он думал несколько дней и ночей, о чём вспоминал и о чём мечтал. Только протяни руку, схватись за мягкую, прохладную ладонь. Обними — и к чёрту посторонние мысли! — Я ничего не помню. Только что я был в Хогвартсе, в своей спальне. Как… где… где Полумна?       Драко вздохнул и запустил пятерню в безупречно лежащие волосы. Но даже взлохматив их, он остался всё таким же идеальным, по-аристократически изящным и изысканным. Наоборот, некая неопрятность добавила капельку шарма его образу, и Гарри стоило немалых усилий, чтобы не зациклиться на его руках и искрящихся потусторонним светом глазах.       — Хорошо, Гарри, я не очень-то и хотел говорить тебе правду, но, видимо, ты не отстанешь от меня, пока не узнаешь всего, — произнёс Драко. Гарри напрягся, почувствовав нотки разочарования в его голосе. — Ты всё ещё в Хогвартсе, в своей спальне, на своей кровати. И тебе снится сказочный сон о феях из Запретного леса, а я — лишь отпечаток того реального Драко, которого ты повстречал несколько лун назад. Мы, феи, способны на многое, в том числе мы можем проникать в сны людей, которые нам интересны, и уводить за собой к костру, песням и пляскам. Ты не почувствуешь вкуса лепёшек Нарциссы, к сожалению, но те эмоции, что испытаешь здесь, будут реальными и останутся с тобой по пробуждении. Никакой девочки-призрака нет здесь, я не видел её с тех самых пор, как вы покинули нас. Но я подумал, что упоминание её имени развеет твои вопросы и сомнения. Что ж, ты оказался куда более проницательным. Так давай же пойдём к свету, пока не наступило утро.       — Я тебе интересен? — брякнул Гарри первый вопрос из того вороха мыслей, которые крутились в его голове. Он ему интересен. Он интересен Драко. Драко сам пришёл к нему в сон, наверное, потому, что Гарри долго не возвращался.       Он попытался подавить глупую улыбку, так и норовящую вылезти ему на лицо, но потерпел поражение в этой неравной схватке. Наверное, сейчас он светился, как рождественская ёлка. Или как маленький волшебник, который под этой самой ёлкой нашёл свою первую долгожданную метлу.       Нет, этот подарок был в сотню, в тысячу раз лучше.       — Тебя это удивляет? — Гарри замешкался. Конечно, он был удивлён. И удивлён до такой степени, что готов был прыгать на месте, залезть на самое высокое дерево в Запретном лесу и во всё горло кричать о том, что только что услышал и что происходит с ним прямо сейчас. Пусть это сон, но Драко… Драко всё же настоящий! — В любом случае, пойдём. И поскорее, пока никто не съел сконы, а костёр не потух!       

      ***

             Хрупкие и воздушные, они были подёрнуты дымкой, отчего их лица казались неузнаваемыми. Как не вглядывайся — черты ускользали, будто назойливая мысль, не до конца сформированная, а потому неизвестная: была ли она настолько важной, чтобы вспоминать её?       Их голоса были чисты, как утренний воздух с приходом первых холодов, а движения пластичны, подобные кошачьим ленивым изгибам, таким же естественным, как и сама жизнь.       В самом деле, они были живыми — как и Гарри, как и его сердце, забившееся в груди беспокойным снитчем! Ещё никогда он не ощущал того вдохновения, которое обрушилось на него неумолимой лавиной. Застрявший в горах, — бесконечных коридорах Хогвартса — Гарри словно раз за разом, год за годом пытался дозваться до людей, портретов и призраков, до спасительной теплоты, пламенного жара и ясности мыслей. И только теперь он оказался здесь, в окружении фей, которых толком не мог разглядеть, но тревоги и сомнения покинули его сердце так же, как и всякое отчаяние и безответность чувств. Драко был с ним, держал его за руку. Теперь уже не так крепко, но Гарри делал всё за него: крепче сжимал ладонь, улыбался ласково и — самую малость, скорее для приличия, — застенчиво. Он здесь. Он не уйдёт. И пусть Драко, скорее всего, ни о чём подобном не задумывался, но сама его близость внушала такую уверенность, такое счастье, словно Гарри всю свою жизнь ждал именно этой ночи, именно этого мгновения, пусть он никогда и не догадывался об этом.       Среди безымянных и безликих фей выделялась одна — высокая, статная, с волосами, подобными подлунному водопаду, и подтаявшими льдинками голубых глаз. Подобно шёлковым лентам, её красота струилась по плечам и шлейфом тянулась по земле в след её шагам. Её лицо казалось знакомым, словно Гарри видел его на полотнах неизвестных художников тех неведомых галерей, в которых никогда не бывал.       Драко перенял от неё всё то прекрасное, что она хранила в своём образе, Гарри отчего-то был уверен: фея, встретившая их, в самом деле являлась его матерью.       — Так ты и есть тот самый Гарри Поттер, — произнесла она с мягкостью, доступной лишь тем, кто нашёл удовлетворение в своих ожиданиях. — Мы ждали тебя. Зови меня Нарцисса, я мать того дитя, что привело тебя к нам.       Не зная, что говорить и что делать, Гарри лишь коротко поклонился. Рядом усмехнулся Драко, и Гарри бросил в его сторону недовольный взгляд. Он мог бы и предупредить, как вести себя с его матерью!       — Сконы! — оповестил Драко, как ни в чём не бывало. — Они тебя уже заждались!       Он потянул Гарри за собой. Тот в последний момент успел оглянуться на Нарциссу. Та стояла на прежнем месте, только вот выражение её лица Гарри уже не мог прочитать.       

      ***

             Сконы оказались на вкус, как обычные лепёшки. А сыр и единорожьего молока напоминал чеддер.       — Это потому, что ты никогда не ел наши сыры, — объяснял Драко, откусывая маленький кусочек и довольно жмурясь — ему явно он пришёлся по вкусу. — Я не смогу передать во сне то, чего ты никогда не пробовал.       Они сидели на траве, чуть в отдалении от костра, который, казалось, за всё время их здесь пребывания не прогорел ни на дюйм. Только языки пламени взмывали в воздух и исчезали в ночном небе. Костёр был высок — в полтора раза выше самого Гарри, а его конструкция была составлена из толстых брёвен. Феи вокруг то хаотично танцевали, то брались за руки и, напевая что-то на одним им известном языке, принимались водить хоровод, синхронно двигаясь то в одну, то в другую сторону. Без кентавров это место не выглядело пустым. Фей было много: высоких и низких, с длинными, причудливо заплетёнными косами или волосами, едва касавшимися их плеч. Гарри всё ещё не мог разглядеть их лиц, как не видел и Нарциссу — она исчезла, оставив после себя лишь призрачный флёр таинственной красоты.       — А почему я видел лицо твоей матери, если все остальные кажутся мне размытыми? — спросил Гарри, отщипывая край скона.       — Не знаю, наверное, я просто захотел, чтобы ты увидел и Нарциссу тоже. Больше здесь нет интересных людей, — Драко помедлил. — Я хотел сказать, фей, конечно. Да и, впрочем, они все здесь на одно лицо.       — Ты зовёшь свою мать по имени? — удивился Гарри. Он заметил это и раньше, но только сейчас был уверен в том, кем приходилась она Драко. — У фей так принято?       — Она не… — Драко замолчал, отводя взгляд к костру. Едва уловимая грусть отразилась на его лице и исчезла так быстро, что Гарри и не успел толком понять, была ли она в самом деле. — Ты прав, мы не зовём своих родителей так, как принято у вас. Нам даны… имена. И если мы пользуемся ими, зачем нам придумывать что-то ещё?       Гарри не услышал, а скорее почувствовал тоску в его словах. Наверное, зря он вообще завёл этот разговор. В словах Драко был смысл, но так непривычно было осознавать, что феи обращаются к своим родителям так же, как и ко всем остальным, не выделяя для них особых слов, сакральных или символических.       — Лили, — произнёс он вслух. Драко удивлённо на него посмотрел. — И Джеймс. Так зовут моих маму и папу. Но я так редко называю их имена, даже в мыслях, что они давно перестали ассоциироваться у меня с родителями. Как представлю, что в воскресенье заявлю на все «Три Метлы»: «Лили и Джеймс Поттеры, поздравляю с годовщиной!» — так сразу становится смешно.       — С годовщиной? — резко переспросил Драко, откладывая сыр и как-то весь разом подобравшись. — И причём здесь «Три Метлы»?       — О, прости! — спохватился Гарри. Мерлин, да фей же в прямом смысле живёт в лесу! — «Три Метлы» — паб в Хогсмиде, волшебной деревне недалеко от Хогвартса. А в это воскресенье наступит восемнадцать лет с момента свадьбы моих родителей, которую они решили спраздновать у меня под боком.       — Твои родители, они… — Драко замешкался, принявшись теребить край своей одежды. — Они живы, так ведь?       Вопрос оказался до того неожиданным, что Гарри сначала даже не понял, о чьих родителях идёт речь. Драко смотрел на него выжидающе, словно проверял его слова на правдивость. Самую малость стало не по себе.       — Конечно живы! Я бы даже сказал, живее всех живых! Только вот после выходки папы с последней строчкой в письме я в этом уже не так уверен.       Он не без улыбки вспомнил о просьбе отца подарить ему сидушку от унитаза. Драко молчал, теперь уже уставившись на собственные руки, несколько нервно теребящие край белой накидки. Гарри усилием воли заставил себя не измениться в лице. Тревожное чувство, будто он не знал чего-то очень и очень важного, зародилось в его сердце, и рискнуло вылиться в новые неудобные вопросы, поэтому он поспешил сменить тему:       — Почему ты решил привести меня? Мы же виделись с тобой всего-то один раз.       Этот вопрос волновал Гарри больше всех остальных. «Интересен». Так он, вроде, сказал. Но чем он успел заинтересовать Драко? Вряд ли он чувствовал то же, что и Гарри, и вряд ли делал то же, что и…       Стыд обжёг щёки, оставив на них красный отпечаток, будто перед лицом Гарри только что взорвалась Бомбарда. Нет, Драко точно не мог поступить так. Он слишком чистый, слишком невинный для подобного. И за руку он его взял явно без единой вульгарной мысли — у Гарри их, впрочем, тоже изначально не было, но… Боже, Драко взял его за ту же самую руку, которой он…       — Потому что… эм, что ты делаешь? — Драко чуть наклонил голову вбок, наблюдая, как Гарри старательно стирает красноту с лица, тем самым только усугубляя положение.       — Ничего! — воскликнул Гарри, наверное, слишком поспешно. Бровь Драко подозрительно изогнулась, но вместо расспросов, он продолжил:       — Потому что здесь скучно. Феи только и делают, что танцуют и веселятся. А мне немного… не по душе такой образ жизни. Да и к тому же la belle cage ne nourrit pas l’oiseau.       Язык показался Гарри смутно знакомым, поэтому он предположил:       — Это что-то на вашем языке?       Драко сделал такие огромные глаза, что Гарри даже испугался. Тот был не просто удивлён — шокирован в наихудшем смысле этого слова!       — Да, Поттер, — сказал он и голос его дрогнул — то ли он пытался скрыть смех, то ли едва не задохнулся по одной ему понятной причине. — Я не ожидал от тебя таких познаний.       Сказано это было с такими несвойственными и неподходящими его образу нотками высокомерия и сарказма, что Гарри даже вздрогнул — ведь и это он тоже где-то слышал! Точно не от Драко, конечно, тот был добр и ласков с ним. Но… от слизеринцев, определённо. И объяснение этому могло быть лишь одно.       — Как странно, — пробормотал он. — Видимо, это и есть несостыковка сна и реальности.       — О чём ты? — к Драко, казалось, вернулось его прежние обаяние и учтивость. Гарри был рад этому — ему не очень-то хотелось слышать подобные интонации и дальше, особенно от Драко. Как хорошо, что это недоразумение так быстро закончилось.       — Да так, ничего особенного, — отмахнулся Гарри. — Давай лучше поговорим о тебе. Я же совсем ничего не знаю о том, как живут феи! Сколько тебе лет? Чем ты увлекаешься?       — Если считать по человеческим меркам, мы ровесники. А увлечения… — задумчиво протянул Драко. Он посмотрел на костёр — и Гарри снова, всего на мгновение, увидел, как странная, болезненная грусть промелькнула в его горящих от отблесков пламени глазах и затаилась где-то между сведённых бровей.       Драко был просто противозаконно красив. Гарри понял это с первого взгляда, да, но именно сейчас он увидел, что красота фея ограничивалась не только его внешностью. Абсолютно всё казалось в нём привлекательным: речь, изящность, уделывавшая чопорных слизеринских аристократов, и даже эмоции. То, что Гарри видел в нём, и то, что он чувствовал, смотря на него, — всё это описывалось на страницах любовных романов с неизменно счастливым концом.       Гарри вдруг так сильно захотелось прикоснуться к нему — вновь сжать прохладную ладонь, тронуть за оголённое плечо, провести по щеке. Проверить, так ли она нежна, как выглядит. Но он сдержал свой порыв — конечно, Драко был заинтересован им, но, вероятно, не более чем ребёнок, впервые посетивший зоопарк и увидевший там неведомую зверушку. Он мог понять всё неправильно. Отдалиться. Для Гарри подобный исход был сродни смерти.       Спохватившись, Гарри расстегнул свою мантию и, привстав, накинул её на голые плечи Драко. Тот, оторвавшись от созерцания костра и танцев, удивлённо на него взглянул. Кончики его ушей едва заметно порозовели.       — К чему это? Мне не холодно.       Он взялся за мантию, но Гарри отнял его руки, в тайне наслаждаясь моментом, и вернул их обратно, после чего застегнул мантию и улыбнулся.       — Я настаиваю. Не могу смотреть на то, в какой лёгкой одежде ты сидишь, когда на дворе конец сентября. — Гарри вовсе не кривил душой: он обратил на это внимание уже в самом начале их разговора, но не решался что-то предпринять. Оставшись в одной рубашке и брюках, которые он обычно надевал на занятия в Хогвартсе, Гарри не чувствовал ни малейшего дискомфорта. Наверное, всё потому, что они оба были в его сне, а сам Гарри — в тёплой постели в башне Гриффиндора. — Так что насчёт увлечений?       — Зелья, — спешно ответил Драко, — мне нравится зельеварение. И полёты.       — Мне тоже! — Гарри улыбнулся от уха до уха. Оказывается, у них не так уж и много отличий!       — Тебе нравится зельеварение? — Драко скептически приподнял бровь, и Гарри не без удовлетворения заметил, как тот запахнул мантию, словно стремясь посильнее укутаться. — Ты выглядишь как тот, кому больше по душе махание палочкой.       — И это тоже. Но зельеварение правда интересный предмет. В основном я учусь ему с мамой, а в Хогвартсе… профессор Снейп слишком меня ненавидит, чтобы оценивать объективно.       Драко явно собирался что-то сказать, но лишь молча опустил взгляд. Он слишком часто удивлялся за время их короткой беседы, хотя Гарри был убеждён, что именно он будет сидеть с разинутым ртом, а не наоборот. Хотя, наверное, всё дело в том, что Драко было в новинку общаться с человеком, ровно как и Гарри — с феем. Да, пожалуй, это многое объясняло.       — И какие зелья вы проходите в вашей школе? Ты же на последнем курсе, я прав? — тихо поинтересовался Драко. Гарри замер.       В самом деле, он же был на седьмом курсе, что означало только одно — после выпуска он уже не сможет встречаться с феем! Аврорат жесток и непреклонен к новобранцам, никто и не вздумает отпускать его в Запретный лес, да и добираться до него было бы весьма проблематично. Не мог Гарри и забрать фея с собой: лес был его домом, а феи вокруг — семьёй. Да и вряд ли бы родители оказались рады…       Гарри хлопнул себя по лбу и застонал. Он видел Драко всего второй раз в жизни, а уже строил планы на будущий год! Жить вместе? Да у него не было собственного дома! И даже если бы это не стало проблемой, он должен был как минимум поинтересоваться мнением фея. И его матери. И…       — Да, я на седьмом курсе, — Гарри неловко улыбнулся и почесал ушибленный лоб. — Мне как раз на днях задали написать эссе про Напиток живой смерти, но я, по правде говоря, не слишком горю энтузиазмом. Я умею готовить его и без учебника, да и способы применения мне известны. Только вот Снейп, мой профессор по зельеварению, всё равно найдёт, к чему придраться.       Драко слушал его со странным, отчаянным интересом.       — Постой, но разве Напиток живой смерти готовят на последнем курсе? — пробормотал он. — Мне казалось, что это зелье доступно и для… ну, скажем, шестого? Если сейчас ты на седьмом…       Гарри задумался. Действительно, что-то не сходилось. Он уже готовил это зелье — не только с мамой, но и на занятиях в Хогвартсе. Ровно год назад.       Он высказал свои мысли Драко, на что тот только покачал головой.       — Должно быть, это просто разовое закрепление материала? — предположил он. — Другие зелья уж точно должны быть новыми для тебя.       Только Гарри собрался кивнуть, но вдруг понял — нет. Не были. Все зелья, которые они разбирали на занятиях, казались ему смутно знакомыми. Он готовил их с матерью, он писал по ним эссе, он уже проходил их на четвёртом, пятом, шестом курсах.       — Может, вся программа твоего курса построена на закреплении основ? — Драко выглядел озадаченным. — Но это же бред! Так нельзя, вы должны изучать новые зелья! А давай… — он вдруг развернулся к Гарри всем корпусом и схватил того за руки. Гарри вспыхнул быстрее Люмоса на конце палочки. — Давай я буду учить тебя новым зельям? Никаких эссе и грозных профессоров — только ты, я, котёл и много практики!       Гарри замер, боясь, что ему послышалось. Драко в самом деле предложил ему… заниматься с ним? Зельями? На полном серьёзе?       Должно быть, мысли настолько отчётливо проступили на его лице, что Драко прыснул, и, убрав руки, одним лёгким, ловким движением поднялся на ноги. Он выглядел весёлым, но отчего-то напряжённым и каким-то нетерпеливым. В его серебряных глазах плескалась жгучая смесь азарта и твёрдой решимости, которые Гарри не мог объяснить.       — Ты вправе отказаться, но мне в самом деле не сложно помочь тебе! Всё равно мне наскучили местные пляски, эта злосчастная флейта, извечно весёлые фейские лица — я хочу чего-то нового, яркого, такого, что сможешь дать мне только ты. Мы оба будем в выигрыше, не правда ли?       Драко протянул ему руку. Даже будучи глубоко ошарашенным, Гарри заметил, как она мелко дрожала. Отчего-то именно сейчас этот жест показался ему гораздо важнее всех предыдущих касаний и разговоров. Неведомое чувство, будто в эту секунду он принимал самый важный выбор за всю свою короткую жизнь, всколыхнуло его сердце и разум. Он не мог объяснить его природу, но всё в нём кричало, вопило и разрывало на части: он должен был принять протянутую ладонь быстро и без размышлений, он хотел принять её, но тело вдруг стало таким тяжёлым и неподвижным, налилось всепоглощающей усталостью, какую он не испытывал даже после самых изнурительных тренировок.       Силуэт Драко исказился — в размытых очертаниях его лица оставались гореть лишь раскалённые серебром глаза, испуганные, тревожные. В последний момент Гарри успел протянуть руку в ответ, касаясь протянутой призрачной ладони. В следующий миг мир померк, словно кто-то всевышний и всемогущий произнёс одно короткое «Нокс».       Гарри подскочил на кровати, хватаясь за бешено бьющееся сердце. За окном брезжил рассвет, оповещая о начале нового дня.       

***

             — Всё в порядке, Гарри? — поинтересовалась Гермиона, мягко касаясь его локтя. Гарри вздрогнул и помотал головой, надеясь, что улыбка не вышла слишком натянутой.       Они стояли в гостиной Гриффиндора, ожидая, пока Рон с Невиллом спустятся из спальни. Отчего-то Гарри не хотел разговаривать ни с ними, ни с Гермионой, а сама мысль о том, что вскоре ему нужно будет общаться с родителями и их друзьями, вопреки недавнему предвкушению встречи казалась теперь невыносимой. Его тянуло в Запретный лес, но он по сотне разных причин не мог пропустить годовщину. С каждой секундой воспоминания о сне таяли и казались всё более размытыми, нереалистичными, как бы Гарри ни пытался удержать их в голове. Поэтому он хотел как можно скорее встретиться с Драко, доказать, что всё привиденное им было правдой, но сомнений становилось всё больше и больше...       — Всё хорошо. Немного волнуюсь перед встречей, — Гарри не договаривал, но и не кривил душой. Но объяснять что-либо Гермионе он не собирался. По крайней мере, не сейчас, пока он сам не разобрался в себе. — Прекрасно выглядишь!       Естественно, что родители пригласили и его друзей тоже. Судя по количеству гостей, Поттеры в этот день собрались оставить в «Трёх мётлах» минимум половину своего состояния.       По неясной Гарри причине, вечно строгая и простая в своём стиле Гермиона под парадную мантию надела длинное платье нежно персикового цвета. Свои волосы она присмирила, наверное, не одним десятком заклинаний, закрутив пышные кудри в аккуратные шёлковые локоны. Не стоит и говорить о том, как сильно ей шёл такой новый, не приевшийся глазу образ, — Гарри мог смотреть на неё часами, ни на минуту не переставая восхищаться. Правда, вряд ли бы Рон одобрил подобное внимание к своей девушке.       Услышав его последние слова, Гермиона зарделась, как клиновая ветвь ранней осенью, и шутливо пихнула его в бок.       — На себя посмотри! — пробормотала она беззлобно. Гарри неловко переступил с ноги на ногу. Признаться, он тоже не отставал от подруги, выбрав из своего небольшого гардероба лучший наряд — белую шёлковую рубашку, чёрный жилет и приталенный пиджак, из-за чего сам себе казался сейчас женихом на свадьбе, а вовсе не гостем на годовщину родителей.       «Хотел бы я, чтобы таким меня увидел Драко», — кольнула его мимолётная мысль, но он тут же постарался отогнать её прочь. Сегодня был праздник родителей, а значит, что и его мысли должны принадлежать только им. Хотя бы на один вечер.