Пляски Запретного леса

      — Дружище, какого гиппогрифа ты ещё в кровати?! — заорал в ухо Рон, и Гарри испуганно подпрыгнул, свалив на пол одеяло и оставшись в одних трусах. Рон возвышался над ним грозной рыжей тучей, уперев руки в бока. Гермиона, пожалуй, слишком сильно на него влияла: за те два года, пока они встречались, он успел перенять от неё многие привычки, кроме, разве что, безудержного стремления к учёбе. В этом плане Рон оказался непробиваем.       — Что сейчас? — пробормотал Гарри, шаря под подушкой рукой в поисках очков. Он снова всю ночь потратил на исследование потаённых закоулков Хогвартса с помощью Карты Мародёров, которую отец подарил ему на семнадцатилетие.       — Зелья, Гарри! Это тебе не ЗоТИ с полным карт-бланшем на прогулы! Давай, одевайся скорее, а я пойду, иначе Гермиона меня прибьёт.       Рон вылетел из спальни, а Гарри с обречённым вздохом упал на подушку. Только не зелья! Снейп же с него три шкуры живьём сдерёт, даром что у Гарри по этому предмету стабильное «Превосходно». Кошмар слизеринских подземелий, видимо, питался жизненными силами и хорошим настроением Гарри, иначе объяснить, отчего он так к нему цеплялся, было нельзя. После Зельеварения, какое бы простое зелье им не задали сварить, Гарри выходил из класса, ощущая себя пережеванным мантикорой и растоптанным взрывопотамом.       Мерлин, зелья!       Предавшись раздумьям, Гарри уже и забыть успел, что ему пора на занятия. Подскочив, он кое-как быстро оделся, накинул на себя мантию, подхватил сумку с учебниками и выбежал из спальни. Миновав ожидаемо пустую гостиную, Гарри рванул по коридорам и лестницам, уже не особо надеясь успеть.       Одну из лестниц как назло заклинило, и Гарри, чертыхнувшись, решил пройти обходными путями на четвёртом этаже, о которых он как раз узнал буквально вчера ночью. Миновав коридор, увешанный седыми — то ли по прихоти ткачей, то ли от старости и пыли — гобеленами, Гарри три раза хлопнул в ладоши. Один из гобеленов задрожал и сам собой отодвинулся, открывая тёмный потайной проход. Гарри, не задумываясь, шагнул внутрь.             

***

             На Зельеварение он всё же опоздал.       Снейп ехидным стервятником кружил вокруг котла Невилла. Со смутной надеждой на то, что его не заметят, Гарри скользнул к своему месту. Он успел поймать обречённый взгляд Рона, прежде чем услышал леденяще-спокойный и чёткий голос над своей головой:       — Минус десять баллов за опоздание, мистер Поттер.       Гарри подскочил на месте, тут же оборачиваясь. Профессор Снейп стоял позади него так, будто изначально поджидал именно в этом месте. Если бы в Хогвартсе можно было трансгрессировать, Гарри бы посчитал, что именно таким образом, при этом совершенно бесшумно, Снейп переместился из одного конца кабинета в другой.       — Впрочем, — продолжал Снейп тем же тоном, от которого у Гарри начало сводить зубы, — я удивлён, что такая важная персона в принципе соизволила почтить нас своим присутствием.       — Я же не мог пропустить столь нужный предмет, сэр, — проскрежетал Гарри, рассматривая прожжённый неудачными зельями пол кабинета. Шёл седьмой год, а он до сих пор был неспособен выдерживать взгляд слизеринского декана.       — Ещё минус пять баллов за пререкания с преподавателем, мистер Поттер. Видно, вы решили поставить антирекорд по заработанным баллам в начале года.       И профессор бесшумно прошёл к доске. Гарри проследил за ним взглядом, пытаясь унять яростную дрожь. Снейп просто обожал выводить его из себя! И это у него всегда, абсолютно всегда получалось!       — Сегодня будем готовить Зелье Мопсуса, — произнёс Снейп, и Гарри облегчённо выдохнул. Летом он уже готовил его целых два раза под чутким руководством мамы.       В шею Гарри что-то клюнуло, и он инстинктивно коснулся того места рукой. На шее оказался маленький паук, криво собранный из пергамента. Гарри взял его в руку, осторожно держа двумя пальцами за бока, и тот отчаянно затрепыхался, во все стороны маша лапками. Казалось, единственное, что поддерживало в этом мятом клочке пергамента форму паука, была магия.       Паук замер. Гарри развернул пергамент и… с досадой метнул взгляд в сторону слизеринцев, прикрывая рукой нарисованного директора Дамблдора, который показывал Гарри неприличные жесты. И слизеринец — один конкретный — ухмыльнулся ему в ответ. Порой Гарри казалось, что со временем их многолетняя вражда переросла в изощрённую форму флирта. Иного объяснения тому, почему Блейз Забини до сих пор посылал ему эти непотребные картинки, Гарри не видел.       

      ***

      Сириус вёл факультативы по дуэльному искусству три дня в неделю: во вторник, среду и пятницу. В остальные дни он гонялся по Лютному в качестве аврора. Гарри обожал крёстного и, наверное, будь он девчонкой, организовал бы его фан-клуб. Нет, если бы Сириус не был его крёстным, Гарри организовал бы фан-клуб даже будучи парнем. Он был уверен, что добрая половина Хогвартса записалась бы в него в первый же день.       Сириус был непростительно хорош собой. Это было первое, на что все обращали внимание. Второе — его харизма, подобная зачарованному фонтану, казалась неисчерпаемой и била через край, заражая хорошим настроением как студентов, так и преподавателей, если вдруг тем не посчастливилось оказаться в зоне его досягаемости. Он был честен, открыт, добр и мог оказать поддержку любому нуждающемуся. Однажды он даже тайком протащил в гостиную Гриффиндора пару бутылок огневиски, правда, мама всё равно об этом узнала на первом же семейном ужине, потому что Сириус не мог долго держать свой подвиг в секрете. Получили все: от Сириуса, который оказался идейным зачинщиком и практическим исполнителем, до Гарри, который отчего-то о затее не только не рассказал родителям, но даже — о Мерлин! — поддержал, как и все гриффиндорские старшекурсники. И пока мама гневно отчитывала крёстного, папа незаметно показывал ему с Гарри палец вверх.       Гарри знал, что Сириус ежегодно получал тонны любовных писем от студенток всех возрастов, но никогда не отвечал на них взаимностью. Причина была столь же очевидной, сколь частым был срыв уроков по Защите от Тёмных искусств по вторникам, средам и пятницам.       Сегодня как раз была пятница. Профессор Люпин заканчивал повторение материала по дементорам и собирался перейти к пятиногам, когда дверь кабинета распахнулась, и в дверном проёме показался слегка взъерошенный, но неизменно счастливый Сириус Блэк. С виду казалось, только на профессора Люпина его природные чары обворожения не действовали, поскольку тот, едва заметив гостя, тут же со вздохом провёл рукой по лицу. Но Гарри знал, что так Ремус пытался скрыть улыбку.       — Мистер Блэк, какая приятная неожиданность! — произнёс Ремус с наигранным удивлением. По классу прокатились сдержанные смешки. — Что на этот раз стряслось? Загорелся дуэльный зал, и поэтому вы больше не в состоянии проводить там занятия?       — Почему же, — улыбкой Сириуса можно было осветить добрую половину Лондона, — я просто решил отпустить ребят пораньше. Такая чудесная погода! Последние тёплые деньки осени, Ремус.       Профессор Люпин поражённо уставился на беспечного профессора Блэка. Сидящий за одной с Гарри партой Рон весело хрюкнул. Гарри же подпёр щеку рукой, ожидая представления, случающиеся каждый раз с приходом Сириуса на занятия к Ремусу. Ни Травологию, ни Трансфигурацию, ни, упаси Мерлин, Зельеварение он не посещал.       Ремус же подошёл к крёстному и громко зашептал:       — Сириус, ты не можешь так рано отпускать детей! — произнёс он, грозно сверкая глазами. Конечно, весь класс слышал его слова. Потому что в присутствии Блэка профессор Люпин отчего-то крайне быстро выходил из себя. — К тому же ты срываешь мне урок! Снова!       Сириус же шепнул ему что-то одними губами, ни на миг не переставая улыбаться. Ремус тут же замолчал, вглядываясь в его лицо. Они так и замерли около дверного проёма. Ремус — в замешательстве и лёгком неверии, а Сириус, смеясь хитрыми глазами, — с закушенной нижней губой.       — Что он сказал? Ты не слышал? — прошептал Рон. Гарри помотал головой. Что бы это ни было, это точно не относилось к учебному процессу.       — Да когда они, наконец, поженятся?! — раздался вдруг голос Лаванды Браун, так некстати решившей задать этот вопрос Парвати именно в тот самый момент, когда в кабинете установилась полная тишина. Естественно, что её услышали все. В том числе и преподаватели.       Сириус прыснул, а зардевшийся в ту же секунду Ремус сжал кулаки и повернулся пылающим лицом к классу.       — Пятиноги! Новая тема нашего урока! Мистер Блэк, — он повернулся к Сириусу, улыбка которого словно приросла к его лицу, — раз уж вы здесь, то не подскажете ли нам, чем опасно данное существо?       Сириус отстранился от дверного косяка, спокойно прошёл мимо Ремуса и под его внимательным взглядом опёрся о преподавательский стол. Размял шею, явно красуясь, и, цокнув языком, заговорил:       — Жуткая тварюга! Один раз довелось повстречать его на Дрире, где засел один торговец увеселительными зельями. Ночью мы устроили засаду, да только выловили не торгаша, а это мохнатое чудо. Чуть не сожрал меня, — Сириус посмотрел на Ремуса и закончил тише и медленнее, отчего тот заметно вздрогнул, — той ночью…       — Они точно о пятиноге говорят? — с сомнением произнёс Рон.       

      ***

             Гарри стыдно было в этом признаться, но, находясь ночью в Запретном лесу, он каждый раз вздрагивал от малейшего шума, будь то треск сломанной под ногами ветки или шуршание кустов. Нет, он понимал, что это была вполне обычная реакция для нормального человека, который под словом «запретный» понимает «потенциально опасный», а не «Добро пожаловать!». Но в сравнении с безмятежной Полумной Лавгуд, с Люмосом на конце палочки ведущей его всё дальше в глубь леса, Гарри сам себе казался трусом. Хорошо, что погода им благоволила и узкую лесную тропинку можно было разглядеть даже без магии. Гарри взглянул на небо: между чёрными корявыми ветвями блестела полная луна.       Гарри вздрогнул, запнулся о спрятавшийся под опавшими листьями кривой корень и чуть не повалился на землю. Полумна успела подхватить его под руку и кое-как удержать в вертикальном положении. Гарри стало ещё более неловко, потому что именно он, а не маленькая шестикурсница, обладал молниеносной реакцией, являясь ловцом в команде по квиддичу.       Но Мерлин! Полная луна, а они — в чёртовом Запретном лесу! Одни! И хотя Ремус говорил, что оборотни в этих краях не водятся, но… было же много других волшебных созданий, для которых полная луна могла стать чем-то вроде красной тряпки для быка. Честно говоря, Гарри таких существ, кроме оборотней, не знал, но и желанием случайно с ними повстречаться не горел.       Вообще, как справедливо однажды заметил Ремус, Гарри в наследство от отца получил острое чувство справедливости, истинно гриффиндорское благородство и привычку влипать в неприятности, а от матери — осторожность и всеобъемлющее доброе сердце. Но, видимо, пресловутое материнское благоразумие было подавлено отцовской безбашенностью, поскольку Гарри практически не раздумывая согласился на предложенную Лавгуд авантюру и, никого не предупредив, отправился с ней на пару прямо в Запретный лес. И только здесь он задумался: а не слишком ли это опасно? И как долго будут искать их с Лавгуд обглоданные останки?       — Если ты боишься, Гарри, то можешь вернуться, — пропела Полумна, очевидно, заметив его состояние. — Правда здесь осталось совсем немного. Ещё пять минуточек, и мы будем на месте.       — И не думай, я не оставлю тебя одну! — нахмурился Гарри, но тут же поспешил перевести тему: — А ты уверена, что кентавры вообще здесь водятся?       — Конечно, Гарри. Профессор Хагрид рассказывал нам о них ещё на третьем курсе. Не помнишь?       Гарри, к своему стыду, не помнил.       — Зачем они вообще тебе сдались?       — Кентавры — лучшие предсказатели. Да и было бы очень глупо не попробовать встретиться с ними, пока ты учишься в Хогвартсе, так ведь, Гарри?       В чём-то Гарри был с ней согласен. Именно по той же причине он не спал ночами, всецело посвящая себя исследованию Хогвартса. Он не хотел бы жалеть об упущенных возможностях только из-за того, что на седьмом курсе очень любил поспать… ночью.       Гарри усмехнулся. Да, определённо, он был сыном Джеймса Поттера и крестником Сириуса Блэка — их влияние было очевидно.       Полумна внезапно остановилась. Гарри чуть не влетел ей в спину, но вовремя сориентировался. Они на месте?       Не успел Гарри задать вопрос вслух, как впереди зашуршали колючие кусты. Длинноволосый кентавр с гнедым лошадиным телом вышел вперёд, держа в руках длинное копьё. Гарри крепче сжал палочку и огляделся: кентавры незаметно окружили их со всех сторон. Некоторые из них также держали копья, другие целились в них из луков. В этот момент Гарри осознал, насколько глупой и безрассудной оказалась их затея.       — Что вы здесь делаете? — сурово спросил гнедой кентавр, выступая вперёд. Гарри шагнул ближе к Полумне, готовый в любой момент отразить их атаки. Или хотя бы попытаться.       — Мы пришли сюда по лунной дороге, — спокойно ответила девочка. Гарри бросил на неё растерянный взгляд и вдруг услышал, как поражённо зашептались кентавры.       — Тогда зачем ты привела его, лунная девочка? — гнедой кентавр, который, очевидно, был их вожаком, указал копьём на Гарри. Признаться, тот тоже задавался этим вопросом.       — Разве звёзды не сообщили вам? — спросила Полумна как ни в чём не бывало. — Они должны были предупредить вас о нашем приходе.       Кентавры, все, как один, подняли свои головы, устремляя взгляды в небо. Гарри до сих пор ничего не понимал, но в его сердце появилась смутная надежда, что их всё-таки не убьют. Полумна погасила палочку и мягко коснулась пальцами свободной руки Гарри. Удивительно, но это смогло его немного успокоить.       — Они должны пойти с нами, Магориан, — произнёс другой кентавр, белобрысый, с редкими чёрными пятнами на белом лошадином теле. Его голос звучал мягче, и Гарри моментально признал в нём своего потенциального союзника.       — Своей любовью к людям ты погубишь нас, Флоренц! — вскричал вдруг чернобородый кентавр с вороным телом. Он встал на дыбы и ударил копьём по земле.       — Довольно, Бейн, — осадил его Магориан. — Флоренц прав, мы не можем противиться воле звёзд, — он развернулся и направился в глубь леса. Остальные кентавры последовали за ним.       — Что происходит? — прошептал Гарри, ойкнув, когда его в спину ткнули древком копья, подгоняя вперёд.       — Всё под контролем, Гарри, — безмятежно ответила Полумна и улыбнулась. — Пойдём.       

      ***

      Кентавры живут под навесами из сухих веток и опавшей листвы. Под ними они разводят волшебный мох, мягкий и вечнозелёный. Тропинки, соединяющие навесы, покрыты голубым мхом, светящимся от прикосновений. От этого им нет нужды применять магию или разводить костры — ночью поляна освещена изнутри и снаружи, обласканная звёздами и луной.       — Вы не пользуетесь огнём? — осторожно спросил Гарри Флоренца. В голубоватом свечении мха глаза кентавра блестели особенно ярко. Черты его лица были мягкими и плавными, не столь резкими, как у вожака Магориана или чернобородого Бейна.       — Мы? — переспросил кентавр. Голос его звучал сонно. Гарри невольно зевнул. Чем глубже они заходили в обиталище кентавров, тем нереальнее становилось происходящее. И только Полумна, ни на секунду не отпуская руку Гарри, казалось, пребывала в гармонии с этой эфемерной обстановкой.       Флоренц взглянул на небо, словно пытаясь отыскать там ответ на простой, казалось бы, вопрос. Гарри задумался: вся ли жизнь кентавров подчинена велению звёзд? Могут ли они пойти против их воли, или будущее уже предрешено? Как они живут днём? Или пасмурными осенними ночами, когда небо неделями скрывается за облаками? Где тогда они ищут ответы?       Гарри всмотрелся в задумчивое лицо Флоренца, и тот вернул ему взгляд. Звёздное небо, казалось, продолжало отражаться в его зрачках. Полумна крепче сжала ладонь и тоже посмотрела на кентавра. Тот ответил спокойно и ровно, но от его слов у Гарри похолодело в желудке:       — Мы — нет. Но ты, Гарри Поттер, должен увидеть его.       Гарри был уверен, что не называл ему свою фамилию.       Гарри метнул быстрый взгляд на Полумну. Та ободряюще ему улыбнулась и разжала ладонь.       Кентавров вокруг стало ещё больше. Среди них были и дети, и женщины, многие из которых не стеснялись своей оголённой мускулистой груди. Некоторые носили переливающиеся бусы из разноцветных камней, но таких были единицы. Наверное, они исполняли роль жриц или старейшин, может быть, стояли чуть выше своих соплеменниц. А может, даже кентаврам не чужда любовь к цветным безделушками.       — Чем вы думали, приводя сюда людей?! — вскричал один из кентавров, выступая вперёд. Гарри вздрогнул, невольно вжав голову в плечи. У кричавшего были рыжие волосы и такого же цвета лошадиное тело. Он подошёл к Магориану, оставляя за собой на мхе яркие голубые следы от копыт и древка копья, к наконечнику которого, в отличие от всех прочих, были привязаны ало-золотые перья.       — Довольно, Ронан! — вступилась за них длинноволосая женщина-кентавр. На её груди (куда, признаться, Гарри было несколько стыдно смотреть) лежало тяжёлое на вид ожерелье из ультрамариновых камней. — Не тебе решать, кого впускать на наши земли.       Рыжий кентавр, названный Ронаном, метнул яростный взгляд в сторону Гарри. На секунду они пересеклись взглядами — и Гарри чуть не захлебнулся в той удушающей ненависти, что была направлена на него. Но через мгновение Ронан встал на дыбы, перебирая передними копытами. В голове Гарри пронеслась мысль, что этот разгневанный кентавр может наброситься на них, метнуть копьё или вовсе затоптать, но тот лишь стукнул копьём по мху, от которого тут же разошлись подрагивающие голубые круги, развернулся и ускакал, не оборачиваясь. Остальные, не обратив на его представление никакого внимания, двинулись дальше.       Чем глубже в поселение они уходили, тем больше кентавров их окружало. А вместе с тем — больше навесов, бело-голубого света, что местами перекликался с жёлтыми огоньками светлячков. Чем дальше они шли, тем громче смеялись дети, переговаривались взрослые, хохотали седобородые старики и тем отчётливее до Гарри доносилась мелодия, словно звучащая в самом его сердце и разуме. С каждым новым шагом спокойствие и умиротворение наполняли его тело, расслабляя напряжённые мышцы.       Мимо них пронеслась стайка ребятишек с плетёными венками на головах. Одни венки состояли из шишек и хвои, другие — из ягод и веток, третьи — из цветов и листьев. Одна из девочек, тихая и смущённая, потянула Гарри за рукав, тут же пряча взгляд. Гарри улыбнулся и коснулся её маленькой ручки своей. Та, ойкнув, тут же подпрыгнула, забавно стукнув копытцами, а затем спешно сняла с себя увитый распущенными белыми цветами венок и неуверенно протянула его Гарри. Тот принял его с чувством, отдалённо напоминающим благоговение.       А между тем мелодия всё приближалась, и вот уже впереди забрезжил жёлтый свет. Это был костёр, разожженный на поляне посреди Запретного леса.       Вокруг него собралась кучка молодых кентавров и… Гарри удивлённо выдохнул, во все глаза рассматривая стройных и изящных людей, кружившихся вокруг пламени. Гарри принял бы их за вейл — молочная кожа, волосы, отдающие блеском платины, тонкие запястья, заключённые в браслеты, ожерелья из мелких разноцветных бусин, белоснежные лёгкие одежды, словно бы сотканные из самого воздуха… и острые уши. Раскрасневшиеся от танцев и жара костра, счастливые, с горящими серебряными глазами, словно не замечающие мир вокруг, они кружились и замирали, падали на голубой мох, чтобы тотчас вскочить, вновь закружиться, подпрыгнуть высоко и приземлиться так грациозно, будто всё это время они и не касались земли — парили, как под чарами левитации.       — Эльфы? — одними губами произнёс Гарри.       — Феи, — тихо поправила его Полумна. — Только не называй их эльфами. Для них это подобно тому, как если бы я назвала тебя гоблином.       Гарри поморщился. Сравнение с гоблинами ему и впрямь не нравилось. Он вновь оглянулся на фей, завораживающих своим танцем и… музыкой?       Гарри недоумённо заозирался по сторонам. Мелодия, от которой сердце заходилось, как зажатый в ладони снитч, играла совсем близко, но исходила не от костра, не от кентавров и даже не от пляшущих фей…       Чуть поодаль, на широком пне, сидел мальчик-фей. Тонкими длинными пальцами он сжимал деревянную флейту. Именно он рождал эту чарующую мелодию, будучи сам полностью погружён в неё. Глаза его были закрыты, лицо расслаблено, а уши — слегка розоваты. Огненные всполохи костра золотом играли на его лице, и Гарри вдруг понял, что раньше не встречал никого красивее этого потустороннего даже по мерками волшебного мира существа. Но не успел он как следует подумать об этом, как вдруг спокойствие чарующей мелодии всколыхнул тонкий нежный голос:       

В шумящей дикой чаще, где ветвям кипариса       Дай лишь всего полгода — проткнут лазурь небес!       Где зелень изумрудна, туман ложится сизый,       И боги охраняют древний лес.              Но счастье мимолетно, когда приходит горе.       Нам нужно собираться, дом отчий отстоять       За небо и за воздух, за малых и за взрослых;       Свою родную землю защищать.              Пришло большое злое тёмное создание,       Желало нами всеми алчно управлять,       Не смысля ничего в любви и созидании,       Решило нам законы навязать.              Но мы не покорились, мы не прогнули спины,       Раскинув крылья, ринулись отчаянно мы в бой.       Наш лес уничтожали, вдали гремели взрывы,       И было уж смирились мы с судьбой…              Из нас самый отважный, сильнейший и бесстрашный       Не побоялся Лорду бросить вызов на дуэль.       И тот был поражен так, что голосом шантажным       Обет дал лес вернуть, коль сдастся фей.              И вот отважный рыцарь, решив за нас вступиться,       Мгновенно согласился и плененным стал у Лорда,       Теперь сидит в темнице, и только ему снится Озеро ночное, лес, свобода…              Не сдержит обещаний наш тёмный император       И никогда не будет ни о чём жалеть,       Но мы все ждем свободы, лелея в сердце кратер:       Когда-нибудь мы сможем, спася всех, улететь!

      Что-то страшно-правдивое таилось в этой незамысловатой легенде волшебного народа. Мягкий голос феи-певуньи обволок Гарри, словно вязкое желе. С затаённым дыханием он слушал сокровенную историю о прошлом — настоящем? или будущем? — и не мог понять, отчего первые с дошкольных времён слёзы выступили на его глазах именно в это мгновение.       Песня кончилась. Гарри, поддавшись неведомому порыву, взглянул на мальчика-фея, и из его лёгких разом выбило весь воздух. Серебряные глаза смотрели прямо на него. Флейта покоилась на пне, рядом с его тонким, заключённым в золотые кольца, запястьем, и Гарри почувствовал иррациональный холод, царапающий горло, как стакан неразбавленного огневиски. Чувство, которое ему описывал Сириус, рассказывая о падших, погрязших в наркотическом бреде обитателях Лютного переулка, одурманенных, готовых разодрать горло, лишь бы избавиться от удушающего чувства зависимости — или пойти на преступления ради грамма светящегося порошка или капли щекочущего зелья.       Чувство доселе неведомое, дикое, безумное — Гарри провалился в него, завяз, как в трясине, пропитался им моментально, как благовониями в кабинете предсказаний, как амортенцией, как детской непосредственностью, как страстью — жаркой, порочной, противоестественной.       Ему захотелось оказаться там — на этом старом, поросшем мхом пне, вместо флейты касаться тонких запястий, целовать пальцы, звенеть кольцами, улыбаться счастливо, беззвучно, ведь во всём мире не хватило бы слов, чтобы описать то, что происходило с его мятежным сердцем в этот самый момент, длившийся секунду, но застрявший для Гарри где-то на границе с бесконечностью.       Фей медленно поднял руку. Звякнули браслеты. Шелковая платиновая прядь, упавшая было на его словно выточенное из мрамора лицо, в тот же миг оказалась убрана за ухо лёгкими, ловкими пальцами. Гарри сглотнул, скользнул взглядом по лицу фея и остановился на его тонких губах, предрассветно-розоватых, заиндевелых в холодную зиму, но подтаявше-блестящих от брызгов костра.       — Что ты здесь делаешь? — прошептали губы. Оглушённый и потерянный, Гарри не сразу понял, что никак не мог услышать шёпот фея сквозь шумную, тонущую в песнях и танцах поляну. Был ли голос в голове лишь игрой воображения, бесплотной тенью, сорванной с губ? Или в самом деле он прозвучал на грани сознания, услужливо постучался, да так и остался на пороге сокрытого щитами окклюменции дома.       Кто-то потянул его за руку. Гарри моргнул — и наваждение спало. В мир вернулись цвета, запахи, звуки — кентавры, феи и Полумна, крепко сжимающая его ладонь.       — Что происходит? — прохрипел Гарри, еле ворочая иссохшим языком.       — Вместо того, чтобы просто смотреть, не проще ли познакомиться, Гарри? — безмятежно спросила Полумна, подводя его к флейтисту. — Привет, меня зовут Полумна. А это мой друг Гарри.       Пока она здоровалась, Гарри разглядывал собственные руки, мох под ногами, основание пня — словом, делал вид, будто он оказался здесь совершенно случайно, что отчасти было правдой. Но лишь отчасти.       — Привет, Полумна, — прозвучало тихо, — Гарри…       Гарри поднял глаза, ожидаемо встречаясь взглядом с феем. Только вот дрожь, пробившую его тело, он никак не мог предвидеть.       — …привет? — со странной интонацией закончил фей, склонив голову на бок и протягивая руку вперёд.       Рукопожатие, казалось, расставило всё по своим местам. Ощущая холодную мягкую ладонь в своей, Гарри вдруг понял что-то, что никогда бы не смог описать ни словами, ни жестами, ни образами, ни звуками. Вселенная — бесконечная, непостижимая — в этот самый миг сжалась до размера небольшой полянки в глубине Запретного леса, чтимой феями и охраняемой кентаврами.       Нет. Должно быть, она сжалась до размеров одного конкретного фея, что теперь медленно разомкнул губы и представился:       — Можете звать меня Драко.