Горькая

Катерина непроизвольно дернулась, когда Александр коснулся ее ступни разогретым массажным маслом. Воропаев только рассмеялся, принимаясь разминать ее пальчики мягкими вращающими движениями. Она прикрыла глаза, прикусывая костяшки на правой руке. Ей было хорошо и больно одновременно, но, когда умелые пальцы Александра спустились вниз, по стопе, она буквально взвыла от боли. - Ну, ты скажи мне, зачем тебе были нужны эти каблуки? - Воропаев спрашивает у супруги, глядя пристально, немного посмеиваясь, и ей становится стыдно. - У меня же еще не такой большой живот, чтобы я не могла их носить, да и в банке хотелось выглядеть хорошо, - жалобно замечает она, - ай, ну, Саша, ну мягче, пожалуйста, а то у меня такое ощущение, что ты мне не помогаешь, а наказываешь. - Тебе нужно хорошо размять ноги, - уверенно отвечает ей Александр, - я могу их тебе просто погладить, конечно, но это не принесет тебе облегчения завтра. А я, зная твое расписание, примерно представляю, сколько тебе предстоит побегать. - Откуда ты знаешь мое расписание, - стонет Катя, в полном бессилии откидываясь на подушки, - я же тебе его не показывала. - А мне и не нужно ничего показывать, - Воропаев проминает стопу, буквально растирая каждый сантиметр кожи, постепенно переходя от подъема до пятки, - все, что касается моей супруги я, при необходимости, я узнаю сам. - Ты в курсе, что это звучит как маниакально преследование отдельно взятой личности? - осторожно интересуется Катерина, на что получает сильное нажатие у пятки, и легкий, поддразнивающий смешок. - Нет, преследование отдельно взятой личности было тогда, когда мы с тобой не сочетались браком, а сейчас я называю это закономерным беспокойством, - уверенно отвечает Александр, продолжая разминать и поглаживать ее ногу. - Какой у тебя хороший подход, - вздыхает Катя, стараясь расслабиться максимально, но не преуспевает, - наверное, мне нужно взять его на вооружение. - Нет, нет, - смеется Воропаев, - тебе ничего не следует брать на вооружение, - он принимается просто поглаживать ее ногу, словно разогревая ее, а потом старательно надевает ей мягкий, пушистый носок, чтобы кожа не сразу остыла. А потом поднимает ее вторую ногу, принимаясь подготавливать ее к массажу. - А что так, - она прикусывает нижнюю губу, - ты переживаешь, что я буду обладать слишком большим количеством информации? - Конечно, - Александр принимается растирать и разминать ее пальцы, - ведь тогда я не смогу скрывать от тебя свои страшные тайны. - Ты и так ничего от меня скрывать не должен, - кривится Катя, - но, почему-то упорно ними обрастаешь, прямо как лес грибами после недельного дождя. - Ничем я не обрастаю, - пальцы его опускаются на подъем ее ножки, и она тихонечко стонет, чуть прикрывая глаза, - просто все как-то свалилось внезапно, - он молчит, а потом добавляет, как-то обиженно, - и вообще, кроме меня, от тебя еще и Жданов все скрывает, но ты, почему-то претензии бросаешь только мне. - Ты уж прости, - стонет Катя, когда Воропаев принимается массировать ее пятку,- но, до Андрея мне такого дела нет. Я, безусловно, о нем забочусь, но он взрослый мальчик, и сам о себе позаботится. - А я что, маленький по твоему? - смеется Александр, прекрасно понимая, на что ему намекает супруга, - ты меня недооцениваешь. - Я больше тебе скажу, - заверяет его Катерина, - я ЗНАЮ тебя, на что ты способен, и насколько легко ты способен вляпываться в неприятности. - А раньше ты так не думала, - Воропаев осторожно вытягивает палец за пальцем, добиваясь легкого хруста. Это приносит боль и облегчение одновременно, наполняя все тело жаром, - где же я так прогадал? - Нигде ты не прогадывал, - она вздыхает, когда ощущает, что Александр принимается ласкать ее ножку, готовясь упаковать в теплый носок и ее, - просто я теперь знаю тебя самого, а не то, что с таким маниакальным удовольствием ты пытаешь подсунуть всем остальным, - Катерина садится удобнее, когда обе ее ножки оказываются дополнительно завернуты пледом. Она улыбается Воропаеву, замечая, как он отмахивается от этой ее улыбки, разве что не краснея. До чего же милым он становился в такие моменты, просто невероятно! - Ладно, проехали, - он подхватывается со своего места, направляясь в ванную, чтобы отмыть руки от масла, - но, я все равно скажу тебе, что мне не нравится, что в последнее время ты так усердствуешь на работе. - Так увези меня отсюда куда-нибудь уже, - просит Катерина, когда он возвращается из ванной комнаты, - куда-нибудь, где я буду любоваться на тебя под солнышком без одежды, - Александр принимается хохотать. - А кто из нас будет без одежды? - уточняет он, забираясь к ней в кровать, чтобы потискать ее немного. Катя пододвигается ему под бок, ластясь. - Главное, чтобы ты был без одежды, - она трется носом о его ухо, смешно шурша, а потом принимается целовать его шею мелкими, короткими поцелуями. - Да я когда с тобой нахожусь, я больше без нее бываю, чем в ней, - Воропаев произносит это скорее со смехом, чем возмущенно, и тут же сбрасывает футболку, когда Катя принимается тянуть ее край вверх, чтобы открыть себе доступ к его коже. - Ты что, против? - она отрывается от кожи на его животе, принимаясь поглаживать его тело кончиками пальцев, - ты еще соскучиться по этому успеешь, уж поверь. - Верю, - он подтягивает ее повыше, чтобы их лица оказались на одном уровне, - конечно, верю, - легкий поцелуй в губы, - но, ради такого счастья, я готов и потерпеть, - он поглаживает ее животик, обводя по нему пальцами круги. - Ты слишком милый, ты в курсе? - Катя накрывает его руку своей, испытывая легкое томление в груди. Воропаев скалится, довольно и счастливо. - Ты только никому не говори об этом, - говорит он, притягивая ее еще ближе, - а то рухнет мой образ, выстроенный годами. - Буду нема, как рыба, - кивает Катерина, укладывая голову ему на плечо, - но взамен, я хочу, чтобы ты рассказал мне как там у вас с Андреем все вышло. А то, ты от меня отмахиваешься, Жданов тоже не рассказывает. Знаешь, что я себе понадумываю? - Зная тебя, могу примерно представить, - кивает Воропаев, целуя ее в лоб, - Ничего там особенного не вышло, просто небольшая стрельба. - Просто. Небольшая. Стрельба, - Катя поднимает голову, заглядывая ему в глаза, - вы меня до инсульта доведете. Просто. - Катюш, ну что ты, Жданов не сопляк, и не дурак, - заверяет ее Александр, - он все сделал по инструкции. Как только началась пальба, он тут же лег рядом с машиной. - Меня это совершенно не успокаивает, Саша, - она прикусывает Воропаеву плечо, для усиления собственных слов, - он у вас был фактически живцом. - Мы так и договаривались с Бойко, - Александр щелкает ее по носу, и потирает укус, - если бы можно было кем-то заменить Андрея, мы бы так и сделали, но тогда ничего бы не выгорело. А так, Бойко разобрался со своими идиотами, мы получили практически целого Малиновского, да и проблем с законом никаких. - Вы обставили все так, словно это были бандитские разборки, в которых Андрей оказался просто незадачливым свидетелем? - Катерина принимается целовать место своего укуса, словно бы извиняясь за нанесенные неудобства. - Да, - кивает Воропаев, - у нашей доблестной милиции есть трупы бандитов, есть те, кого они смогут за эти самые трупы посадить и ни одного мирного пострадавшего гражданина, ну, если не считать машину Андрея, которую, совсем слегка, изрешетили. - Это был белый день на улице, - гнет свое Катя, - и возле банка мог бы оказаться кто угодно, это все гораздо серьезнее, чем ты сейчас стараешься мне представить. - Не без этого, - соглашается Воропаев, поглаживая ее волосы, - но, ты пойми, что это все риск, на который мы шли далеко не по своей воле. Стрельбу у банка был готов организовать Малиновский, мы уже исходили из его планов. - Какой маразм, Господи, ты, Боже мой! - вздыхает Катя, пряча свое лицо на груди Александра, - Роману там же ногу прострелили? - Нет, его оттуда увезли на другом автомобиле, правда, без его на то согласия, но совершенно целым. Уже когда мы были у Бойко, он оказался слишком… болтлив, - Воропаев потирает переносицу, кривясь. - Если ты знаешь причину, почему ему ее прострелили, значит, ты там присутствовал, - Катя укладывается на него так, чтобы он не мог сдвинуться с места во время допроса. - Был, - Александр прекрасно понимает, что смысла отпираться у него нет, - а я, как раз, решал с Михаилом интересующие, нас двоих, вопросы. Одним из этих вопросов и была фигура Романа. Чтобы не обсуждать его дела, без него самого, Бойко попросил привести его к нам, - он приглаживает ее распушившиеся волосы, - поэтому, да, я оказался непосредственным свидетелем. - Почему, ты всегда находишься там, где стреляют? - Катерина ощущает, как ее начинает колотить мелкая дрожь. Воропаев тоже замечает это, прижимая ее к себе чуть сильнее. Она трется об него всем телом, просто для того, чтобы дополнительно ощутить его жар, почувствовать, что вот она, безопасная реальность. - Это не я нахожусь там, где стреляют, - пробует отшутиться он, - это стрельба происходит там, где я нахожусь, - но она совершенно не ведется на его шутливый тон. - А если бы у Бойко было иное настроение, и эта пуля прилетела бы в тебя? - по глазам его она замечает, что она недалека от истины, и от этого ей становится только хуже. Она охватывает его щеку ладонью левой руки. - Саша… - Ну, нет, - качает головой Воропаев, - нет, нет и еще раз нет. В нашем разговоре не было ничего опасного. Бойко, бесспорно, хотел бы, чтобы я принадлежал к кругу его подчиненных, но тут меня очень хорошо прикрыл Аркадий. Слава Богу, Михаил еще чувствует хватку на своей шее - это не приносит ему удовольствия от общения со мной, но и перегибать палку он не пытается. Да, он непрозрачно мне намекнул, что если Данилевский будет пробовать его шантажировать, то мне несдобровать, но, это было не более чем просто запугивание, понимаешь. Привычные слова, намек на возможный исход, оружие на столе, - он успокаивающе гладит ее по волосам, - я видел это далеко не в первый раз, я знаю, как нужно себя вести в таких ситуация, куда поворачивать разговор. Тем более что никто не собирался держать Бойко на крючке. Он решил так потому, что у нас троих - меня, Андрея и Аркадия, было желание вытащить из этой кабалы Романа. Жданов был излишне резким, эмоциональным, ну… - Да, - Катерина кивает, прекрасно понимая, о чем речь, - Андрей был Андреем… что было дальше? Каким боком там Малиновский схватил пулю. - Когда Романа привели к Бойко, он начал возмущаться, что его должны отпустить. Что он, дескать, оплатил людям Михаила их услуги, так какого черта… да. Малиновский слишком сильно разошелся, и как-то совершенно неудачно оскорбил Бойко. Что-то относительно его интеллектуальной состоятельности. Охранник Михаила отреагировал на это излишне эмоционально, и, - Воропаев смотрит внимательно на Катерину, замечая, что она задерживает дыхание. Ей приходится сделать максимальный выдох, чтобы доказать супругу, что она в полном порядке и он может продолжить свой рассказ, но, ему, кажется, этого недостаточно, - Кать, ты только не нервничай, хорошо? Самое главное, что я сейчас здесь, и… - Саша, я уже начинаю нервничать, - сердце, и правда, принимается гулко колотиться о ребра, - давай, выкладывай, что у вас там получилось, или я тебя прямо сейчас задушу, - она скользнула пальцами к его горлу, едва их сжимая. - Душить меня не стоит, и так сам тебе все расскажу, - отвечает Александр, улыбаясь, и сильнее подставляя горло под ее пальцы, чуть прикрывая глаза, - охранник вскинул пистолет слишком быстро, и размышлять у меня времени особенно не было. Я просто ударил его по руке, а он как раз пальнул в это время. Думаю, что если бы я не подоспел, то пуля бы вошла Роману в живот, а не в ногу. - А ты не думал, что если бы ты не подбил этому самому охраннику руку, то он бы не выстрелил совсем? - Катя чуть хмурится, старательно представляя себе ситуацию. - Ну, - Воропаев поглаживает ее спину медленно и легко, - я предпочитаю думать, что я спаситель, нежели, что я идиот, - он хмыкает, а потом добавляет, правда, куда менее охотно, - судя по реакции охранника, выстрелить он собирался в любом случае. - И что он сделал? - осторожно интересуется Катерина, старательно выравнивая дыхание. С ним все хорошо, с ним все хорошо, что бы там не случилось, с ним сейчас все хорошо, и ничто иное не должно быть важным. - Ничего страшного, - уверяет ее Александр, - он просто прицелися в меня, так как я помешал ему достойно наказать обидчика его начальника. Бойко, конечно, остановил его, но дал мне понять, что такого рода поведение не приветствуется, и что он не шутит в отношении Романа ни капельки. Тогда, в кабинете у Михаила, я думал, что Малиновский все понял, но потом, когда в больнице Роман принялся кидаться предъявами в Андрея, я что-то сомневаюсь в уровне его адекватности. - А что заставило тебя думать, что у него с адекватностью все хорошо? - выгибает брови Катерина, старательно загоняя поглубже страх того, что ее мужчина снова мог оказаться на больничной койке. Когда же это все закончится, Господи! - Да ничего не заставило, - улыбается ей Воропаев, - но, надежда там, все дела… ой, ты чего, - ей даже становится смешно, когда Александр вздрагивает от ее легкого укуса в шею, - ты что кусаешься? - Ничего, - Катя совершенно невинно хлопает глазами, принимаясь поглаживать кончиками пальцев, место укуса, - я просто тут… - она снова проводит по его шее вверх-вниз, разглядывая жилку, что так быстро начинает вздрагивать под пальцами, - я крышей поеду, от того, что постоянно должна думать, все ли с тобой хорошо. - Кусать-то зачем? - на этот раз он говорит без смеха, чуть задыхаясь от ласки, - я думал, что я все-таки заслужил больше нежности, а ты… Я же говорил, что ты злая, - тянет он буквально влюбленно, быстро пробегая языком по пересохшим губам, - может, ты хоть поцелуешь меня? - А ты хочешь, чтобы я тебя поцеловала? - Катя склоняется над ним низко, практически проводя губами по его губам. Она дожидается, когда Воропаев размыкает губы, чтобы ответить, и тут же целует его, лаская своего мужчину неспешным поцелуем. Катерина так отдается процессу, что даже вздрагивает, когда Александр стонет ей в губы. Руки его становятся жадными и нетерпеливыми. Скользят под ее пижамную куртку, она ощущает его жадность, его жажду. Разрывая поцелуй, она смотрит ему в глаза, замечая, как глаза подергиваются дымкой желания. - Если тебе так сильно хочется, почему ты сдерживаешься? - она ласкает его грудь, обводя пальцем вокруг соска, а затем принимается рисовать вниз, по его животу, скользя к пижамным брюкам мужчины, - мне уже порядком надоело соблазнять тебя на регулярной основе, - ей очень хочется помучить его подольше, просто затем, чтобы он понял, что нельзя заставлять ее изнывать от желания. - Я просто читал, что сейчас нужно быть максимально осторожными, - Александр снова сглатывает, стараясь удержать себя в рамках спокойствия, и Катерина испытывает легкое раздражение. Нет, вот с этой его выдержкой нужно было что-то делать однозначно! - Так и будь со мной весьма осторожным, я же знаю, ты можешь, - она снова склоняется над ним, принимаясь оставлять на его коже поцелуи, - Боже, Воропаев, ты до сих пор с ума меня сводишь, - снова перерыв на ласки, - Неужели ты не чувствуешь то же самое? Ох! Его движения оказывается излишне резким, и, буквально через какое-то миг, она оказывается прижата спиной к матрасу. На этот раз Александр нависает над ней, довольно улыбаясь, есть в движении его губ и победа, и желание, и привычная легкая хитринка. Ей нравится смотреть на него такого - довольного, расслабленного, заведенного, принадлежащего только ей. Он склоняется ниже, проводя носом вдоль её лица, сперва вверх, а затем вниз, к шее. Она дрожит, хотя в этом прикосновении нет ничего и отдаленно эротического, просто ласка, просто касание. - Екатерина Валерьевна, вы меня просто расстраиваете, - мурлычет он ей на ухо, а зубы его прихватывают мочку, сжимая едва-едва, но, этого достаточно, чтобы она старательно подавляла стон, - как вы могли подумать, что мое желание к вам угасло? Неужели, я сделал что-то, чтобы заставить вас это ощутить? - Не знаю, не знаю, возможно, вам следует задуматься над своим поведением, Александр Юрьевич, - в тон ему отвечает Катерина, наслаждаясь тем, как он принимает рычать в изгиб ее шеи. Он целует ее жарко и жадно, а ей все равно кажется, что этого недостаточно. Ей хочется ощутить на себе его зубы, чтобы все видели следы любви на их коже. Но, Воропаев никогда не пересекает грань, ее кожа остается девственно чистой, словно он к ней и не прикасался. Всего пару раз за все время их занятий любовью, на ней оставались синяки, когда он сжимал ее излишне сильно. А сейчас, он обращался с ней буквально как с фарфоровой, словно она должна была вот-вот рассыпаться в его руках крошками от неверного нажатия. - Ты даже понятия не имеешь, что ты со мной делаешь, - стонет он, опускаясь поцелуями все ниже и ниже, постепенно, пуговица за пуговицей, открывая себе просторы для исследования губами. Катя становится не способна что-либо ответить, она просто прогибается в спине, и дрожит под его лаской. А он обжигает ее горячим дыханием, проводя по её коже то губами, то языком, то прихватывая небольшой участок зубами, едва сжимая их. Ей становится хорошо, просто невероятно хорошо, и она задыхается в этом ощущении. Катя настолько теряется в его привычно жаркой и настойчивой ласке, что практически не ощущает, как пижамные штаны улетают прочь вместе с нижним бельем. Она все дрожит под его поцелуями, ласками, и закусывает губу, когда он принимается поглаживать и пощипывать ее невероятно чувствительную грудь. Ей кажется, что все ее кожа, все ее тело, стало просто невероятно отзывчивым. И то, что вытворяет его язык, его губы, она буквально задыхается, больше не способна сдерживать дрожь. Все ее тело выгибается дугой, а удовольствие кажется настолько острым, что захлестывает ее целиком. Катерине кажется, что она распадается на сотни нитей света, сама становится этим самым светом, горит и сгорает, а потом вновь возрождается, словно восстанавливаясь из этих тончайших линий. - С возвращением, - смеется над ее ухом Воропаев, когда она принимается слепо моргать, глядя в невидимый для себя потолок. Катя поднимает ногу, принимаясь смеяться - на ней из одежды остаются только теплые, махровые носки, которые одел на нее Александр после восхитительного сеанса массажа. А еще говорят, что сексом в носках мужчины любят заниматься. Она поворачивается к мужчине так, чтобы прижаться своими губами к губам Воропаева. - Ты просто невероятный, - сообщает она ему, даже с закрытыми глазами ощущая, как он улыбается. Катерина снова вовлекает его в поцелуй, на этот раз, подталкивая его на спину, чтобы удобнее разместиться сверху, ведь, теперь ее черед доставлять ему удовольствие. Своим бедром она ощущает его эрекцию, и, излишне торопливо, она сдергивает с него пижамные брюки, заслуживая стон благодарности и удовольствия. Александр разрывает поцелуй, чуть придерживая ее за плечи. - Ты куда так торопишься? - он смеется, принимаясь освобождаться от остатков одежды так, чтобы не сбросить с себя супругу, - носки, например, снять не хочешь? - смеется Воропаев, когда замечает, с каким интересом Катя разглядывает его тело. - Не хочу, - трясет она головой, - мне в ножки тепло, меня все устраивает. - Ну, если устраивает, - кивает Александр, снова перетаскивая ее наверх, - тогда, кто я такой, чтобы запрещать тебе маленькие слабости, ведь так? Обычно, после такого бурного, и обоюдно приятного времяпрепровождения Катерина спала, словно кто-то отключал в ее голове все мысли разом. Но сегодня, лучшее в мире успокоительное на нее не подействовало, и она проснулась, не ощутив рядом с собой своего супруга. Кровать была пуста, но место, которое покинул Александр, все еще хранило его тепло. Катя слезла с постели, завернувшись в плед, если халат не обнаруживался на привычном месте, значит, Воропаева можно было найти только в одной точке квартиры. И она направилась на кухню, к окну, в которое и курил ее мужчина. Он чуть повернулся к ней, едва услышав ее шаги, а она замерла в дверях, любуясь его силуэтом, напротив светящегося окна. - Ты чего подхватилась? - мягко спрашивает он, едва ли не полушепотом, быстро принимаясь тушить сигарету и выгонять дым, который, по его мнению, должен был быть токсичным и никак иначе, - я тебя разбудил? - Меня разбудило твое отсутствие, а еще мне было очень жарко в ноги, - признается Катерина, снова демонстрируя Воропаеву все те же носки. - Почему же тогда ты их не снимешь? - смеется Александр, приближаясь к супруге, на что она только пожимает плечами. Ей так сильно хочется прижаться к нему, что она не отказывает себе в этом удовольствии. - Я жду, когда ты мне их снимешь, - отшучивается она, и едва не взвизгивает, когда он подхватывает ее на руки. - Тогда ладно, пошли снимать этот раздражающий элемент одежды, раз он тебе и моему сыну спать мешает, это ведь непорядок? Она соглашается, прижимаясь к нему сильнее, но, остаток ночи ей мешают спать далеко не носки.