Горькая

Дрожь расходилась по телу серебристой волной, перед закрытыми глазами расцветали всполохи самых ярких красок. Она ощущала его руки на своих плечах, такие горячие, прожигающие ткань ее платья, его дыхание на своей шее, его шепот, губы, что скользили по коже. Ещё шаг, и он прижался к ней сильнее, позволяя ощутить свое напряжение, желание. Ей хотелось, чтобы он, наконец, снял с нее этот чертов наряд, чтобы касался обнаженной спины, спускаясь по ней поцелуями. Но он был упрямым, жадным до издевательства над собой, буквально безумным в своем желании делать это медленно. Одна рука его обвила ее талию, прижимая к себе требовательно и ласково одновременно. Она дрожала от этих прикосновений как в лихорадке, а они еще даже не добрались до самого интересного. - Посмотри на себя, взгляни, как ты прекрасна, - она распахивает глаза, глядя на свое отражение. Приоткрытые губы, выгнутая назад шея, обе ее ладони на его руке. Он выцеловывает узоры за ухом, принимаясь медленно расстегивать платье. Она слышит, как стрекочет змейка, словно пойманный в ладони кузнечик наигрывает свою песню. В комнате тепло, но тело ее несравнимо горячее и кожа тут же покрывается мурашками, от первого же прикосновения воздуха. Ткань медленно скользит с плеча, и ее место занимают его губы, и там где они касаются, расцветает удовольствие, загорается маленький пожар, что вот-вот охватит все тело. Она пробует окончательно избавиться от мучительного предмета одежды, но он сдерживает ее. - Нам некуда торопится, - заверяет он ее, - ночь длинная, вся наша. А ей безответно хочется ругнуться матом, просто от того, что она не способна настоять на своем. Он тянет платье со второго плеча, принимаясь и его осыпать поцелуями. Кружево бюстье становится жестким, как наждачка, когда его губы касаются к пространству между лопаток. Груди становится буквально больно в плену такого красивого белья. Возбуждение нарастает, норовя захлестнуть ее с головой. А его поцелуи спускаются все ниже и ниже, вдоль позвоночника. Она судорожно сглатывает, силясь удержать контроль над своими мыслями - тщетно. Его руки поворачивают ее, придерживая за бедра, и она оказывается с ним лицом к лицу. Он смотрит ей в глаза, продолжая избавлять ее от платья, и медленно опускается на колени, когда оно собирается у ее талии. Она следит за каждым его движением как завороженная, словно на ней неведомые чары. Он опускает ее платье еще ниже, оголяя ее бедра, прижимаясь губами к коже ее живота. Она зарывается пальцами ему в волосы, чуть оттягивая их, заставляя его испустить тихий стон удовольствия. Он стягивает с нее платье окончательно, поднимаясь с колен и позволяя ей выйти из него. - Ты так прекрасна, - произносит он таким тоном, что она понимает, каждое слово - правда. А его взгляд… эти глаза, цвета горького шоколада… его пальцы скользят вдоль линии ее лица, ласкают, изучают, запоминают, боготворят. - Можно? - спрашивает он, словно ее ответ может оказаться каким-то другим, кроме утвердительного. - Тебе можно все, - она удивлена, что голос не звучит привычно, звонко. Он целует ее, осторожно, ласково, поглощающе. Она забрасывает обе руки ему на шею, приподнимаясь на носках, приоткрывая рот, словно приглашая, предлагая, отдаваясь. Он углубляет поцелуй, и подхватывает ее на руки, заставляя одобрительно стонать ему в губы - давно пора. Он не разрывает поцелуй, ориентируясь в своей квартире буквально вслепую. А потом мягкий матрас прогибается под их весом. - Ты что, раздеваться совсем не планируешь? - произносит она, когда, наконец, обретает свободу от его губ, - а то я уже не могу. - Какая ты нетерпеливая, - смеется он, и от его смеха все тело начинает мелко подрагивать, словно по нему пропускают разряды тока. Он отклоняется назад, принимаясь расстегивать на себе рубашку, медленно, пуговицу за пуговицей, буквально доводя ее этим процессом до иступления. Ей надоедает ждать, и она подается вперед и вверх, принимаясь активно помогать ему с рядом безумно подлых мелких пуговиц, попутно выдергивая край рубашки из-под ремня брюк. Когда ладонь ее ложится на пряжку, ее уверенно перехватывают его руки. - Куда ты так торопишься? - он собирается сказать что-то еще, но она слишком хорошо знает его многословную натуру. Она вовлекает его в поцелуй, прижимаясь своей грудью к его груди, а затем откидывается назад, притягивая его ближе. Она обхватывает ногами его бедра, прижимаясь к нему сильнее. Раскачиваясь, потираясь о его возбуждение, постанывая с ним в унисон. Позволяя ему ощутить, насколько сильно она хочет его, как он ей нужен сейчас, здесь, глубоко внутри. Он разрывает поцелуй, окончательно сбрасывая рубашку, позволяя касаться своего тела. Она ведет по нему ладонями, чуть сильнее сжимая зубы, когда пальцы ее обводят бледнеющие следы синяков. Сумасшедший, сумасбродный, шальной… любимый. - Иди сюда, иди ко мне, - он склоняется над ней, снова разделяя поцелуй. Проводит своим лицом вдоль ее, ласкаясь, нежась. Она чувствует глубоко внутри, насколько сильно ему нужна эта нежность, буквально остро ощущая его неспособность о ней попросить. А ей так хочется дать все, в чем он нуждается. - Я здесь, - шепчет он, - я никуда от тебя не денусь, - она только сильнее впивается в него пальцами, притягивая еще ближе. - Ты мой, только мой, - она самозабвенно стонет эти слова, когда его губы принимаются рисовать дорожку из поцелуев вдоль его шеи вниз к груди, - мой… мой… ах… - она буквально задыхается, когда его губы накрывают сосок ее одной груди, а рука нежно принимается массировать вторую. Она приподнимает грудную клетку, чтобы продлить контакт с его горячим жадным ртом, его руками, что изливают на ее тело блаженное внимание. Где-то глубоко, на периферии сознания бьется мысль, что он все еще в брюках, но она не способна удержать ее слишком долго. Тело плавится, истекает в его руках мягким, податливым воском. Столько жара, столько внимания, столько страсти. Она вскрикивает, стонет, просит, требует, умоляет, мечется по постели, выгибаясь в его руках дугой и тут же опадая на постель. Его руки, его губы, они повсюду, она не успевает осознать их в одном месте, как они смещаются на другое. Она закусывает нижнюю губу, чуть сдерживая стон, и тут же приоткрывает губы, хватая ртом воздух, от очередной ласки. Все тело ее дрожит, она на грани, на самом краю, толкни, и упадет, полетит, завертится волчком. Сейчас. Прямо сейчас. - Посмотри на меня, - просит он, - посмотри, - и она встречается с ним глазами, не закрывая их даже тогда, когда он входит в нее медленным, плавным движением. Она обхватывает его ногами, ощущая, что он так и остался в брюках, но это неважно, совершенно неважно. Движения в унисон, чтобы ощутить ритм друг друга, принять его, постепенно набирая скорость, разделяя ощущение полета. Он дышит тяжело, прерывисто, смотрит на нее неотрывно, словно в чертах ее лица заключено блаженство. Хорошо. Так хорошо, Господи. Горячая волна нарастает в ней, поднимаясь от ее живота вверх, к груди, и она задыхается, от наполняющих ее эмоций. Глаза закрываются, и мир вокруг растворяется на миг, вознося ее куда-то вверх, к невозможному, невероятному, великолепному. Его низкий горловой стон опускает ее с небес на землю, она распахивает глаза, ощущая, как он изливается в нее, наваливаясь сверху, содрогаясь, дыша хрипло и прерывисто. - Хороший мой… любимый… - она поглаживает его спину, притягивая еще ближе, наслаждаясь тяжестью его тела на своем, - счастье мое… Она обнимает его так крепко, что, когда он перекатывается на спину, она оказывается сверху. Он придерживает ее одной рукой, второй запутываясь в ее волосах, принимаясь их поглаживать. - Господи, - выдыхает он, - каким же идиотом я был. Нужно было давным-давно забрать тебя себе. Она тихо смеется ему в шею, искренне не понимая, как она раньше жила без этого мужчины, как вообще дышала. Ей кажется, что в нем живет ее уверенность, ее удовольствие, ее страх и восхищение. В нем заключена все ее любовь без остатка, та самая, что не требует ничего взамен и от этого получает все. Она прижимается губами к его бьющейся жилке на шее, мысленно умоляя об одном, чтобы с ним никогда и ничего не случилось. Ведь как жить без него, она больше не представляет.

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

Принимать гостей в квартире Александра было странно. Принимать ТАКИХ гостей - странно вдвойне. Точнее, гость был незваный и в единственном наглом числе. Гостья. - Ты не знаешь, куда мой братец двинулся в свой выходной и когда он явится здесь снова? - Кристина более чем нагло потрошила холодильник, в попытке соорудить бутерброд в виде Пизанской башни не иначе. На все экзерсисы Катя особого внимания не обращала, так, отметила пару раз, уверена ли Воропаева, что селедка и пармская ветчина и мята сочетаются и все. Какое ее дело, где человека догонит расплата за гастрономические пристрастия? Правильно, никакое. - Он сегодня встречается с Бойко, - Жданова помешивает ложечкой чай без сахара, ощущая себя полнейшей идиоткой, но это движение помогает ей успокоить внутреннюю паранойю. Возможно, как и каждое повторяющееся движение, призванное расслабить и собрать человека. - Аркадий с ним, - она не знает, зачем добавляет это. Кристине эта информация, по сути, никакой смысловой нагрузки не несет, а вот ей становится немного легче, что Данилевский с ним рядом. Глупость, что он сможет сделать в случае чего? Но, на сердце все равно спокойно. - Аркаша с ним говоришь? - Воропаева, наконец, усаживается напротив Катерины, подтягивая к себе чашку цветочного чая и тарелку с бутербродом, что кренится и держится исключительно на честном слове. - Это хорошо, он не даст Сашке отколоть там какую-то сумасбродную вещь уж точно. А то с этим Бойко нужно быть максимально аккуратным, - она вгрызается в кулинарный ужас с видимым удовольствием, и, к Катиному удивлению, этот карточный домик не распадается в ее руках. Кристина задумчиво отпивает чай, а Жданова интересуется: - И откуда у тебя такие познания про Бойко? Саша сказал, что работает он с ним так тесно впервые, - она тоже делает глоток чая, странное сочетание сладости и терпкости, слишком много жасмина, ей не нравится. - Я поскребла по сусекам у пары нужных людей, - обобщенно замечает она, - поверь, с этим типом еще можно договориться, и выйти на приятное, взаимовыгодное сотрудничество. Мой братец работал с такими, от которых уйти можно было двумя способами - в мешке или в гробу, - она хмыкает, откусывая очередной кусок, - было время, когда дядька постоянно лез на рожон, голова-то без мозгов, - Кристина стучит себя указательным пальцем по лбу. - Сейчас хоть, слава всем богам, он начал включать мозг, и ты в списке этих причин. - Спасибо, - Катерина кривовато улыбается, - что в списке хоть каких-то причин, - но Воропаева отмахивается, заявляя немного возмущенно. - Так, давай без ложной скромности, ты и сама знаешь, как он к тебе относится. Или, у тебя на пальчике так просто образовалось фамильное кольцо нашего Александра Витольдовича Руи? - Кристина щелкает языком. - Набиваешь себе цену или грешишь против действительности? - Ни первое, ни второе, - Катя поглаживает пальцем крупный изумруд в обрамлении крохотных звездчатых бриллиантов и тончайших ветвей виноградных лоз из белого золота, пытаюсь понять, на каком месте я в жизни Александра в твоем понимании. - “Александра”, “понимании”, - передразнивает ее Воропаева, - тошнит меня от вашей манеры подавать все максимально осторожно, светски, чтобы без лишних эмоций. Ты мне прямо скажи, что я порядком тебя подзаебала со своими намеками. - А ты меня порядком и подзаебала, - кивает головой Катерина, - но ты сестра моего любимого мужчины, я обязана считаться с тобой и быть вежливой. - Ну и дура, раз обязана, - Воропаева категоричная и жесткая, сегодня от нее веет раздражением просто за версту. Какая разница, как к тебе отношусь я или та же Кира, если Сашка на тебе повернулся? Всю жизнь кто-то будет против тебя играть, говорить, что ты кого-то менее достоин. Так что теперь, всех слушать? - Между “всех слушать” и “быть вежливым” есть разница, знаешь ли, - замечает Жданова, но Кристина только отмахивается от этого, как от назойливой мухи. - Одна хрень, все равно это все рано или поздно скатится в ублажение всех вокруг себя, - хороший глоток чая прерывает ее излияния, - плавали, знаем. Я просто думаю, может это все-таки Андрюша отнимает клетки вашего головного мозга неким непостижимым образом? У тебя и у Киры симптоматика одна и та же, просто. А она к нему еще и возвращается, - Воропаева качает головой, а Катерина подбирается. Да, она предполагала, что у Андрея и Киры, все стало на старые рельсы, но сейчас получала буквально официальное этому подтверждение. - И ладно бы так, но то, что когда он был с ней и гулял от нее с тобой, а когда он был с тобой, то гулял от тебя с ней - вот что действительно выносит мне мозг буквально с кавалерийским свистом. - Я немного не понимаю, о чем ты говоришь, - холодный камень падает в желудок, распространяя тянущее ощущение тошноты. Кристина выгибает брови на это заявление - скептично, едко, немного зло улыбаясь. - Да что ты? С помолвленным мужиком гуляла, все понимала, а тут нате вам, память отшибло, - но Катерине плевать на этот выпад, ее интересует вторая часть. - Меня больше волнует, когда это Андрей гулял с Кирой от меня, - Воропаева потирает подбородок, окидывая ее изучающим взглядом. - Так ты что, была в неведении все это время? - удивление смешивается с жалостью, - как раз когда они вдвоем ездили в командировку в Японию. Насколько я знаю, раз этот тогда у них был единственный. Я думала ты в курсе событий, - она пожимает плечами, - извиняюсь, кто же знал, что тебя берегли от состояния шока. - Берегли? Саша тоже знал об этом? - от сознания, что Александр был в курсе и молчал, становилось еще хуже. - Конечно, знал, Кира ведь к нему с этим всем прибежала. Дело то как было - Андрюша ей сказал, что вы с ним уже все, - она взмахивает руками, изображая в воздухе крест, - вот Кирочка и растаяла. А по возвращении оказалось, что Жданов что-то перепутал, и “все” у вас еще не наступило. Сашка морду ему не пошел бить только усилием воли, представляешь, какой бы был скандал? - Я могу представить, как все потешались, - бросает Катерина зло, но осекается, наталкиваясь на взгляд Кристины полный непонимания. - Кто потешался? Кира, которой было стыдно, что она поступила как мразь последняя, о чем ей Сашка сообщил просто таки в обязательном порядке? Сам Сашка, который смотрел, как к его любимой женщине не относятся с достаточным почтением? Андрей, который оказался в ловушке собственных желаний и застрял в ней головой вниз? Это тот случай, когда ты, уж прости, сыграла роль статиста - никто не думал, что это все комично или, хоть капельку смешно, - это заявление немного снимает зажим вокруг ее грудной клетки, и Катя чувствует, что может сделать глубокий вдох. - Почему Саша не рассказал мне? - она произносит это буквально просительно, ей очень нужно, чтобы Воропаева сейчас развернула для нее последний клубочек, и, она уверена, ей сразу станет легче, просто мгновенно. - Э, нет, вот тут это ты сама с ним разговаривай, - поднимает руки вверх Кристина, - я до сих пор считаю, что он должен был прийти к тебе и вывалить на тебя всю правду о Жданове. Но, он выбрал прикрывать Киру, которая сама же и накосячила, в надежде, что у него получится вытащить нашу сестренку из этой канители. Не получилось. Ну, вот, разве что с тобой все прошло более чем прекрасно, - она замолкает на короткий миг, а потом замечает, - Сашка никогда в жизни от тебя гулять не будет, и не потому, что он лучше Андрея, хотя, я искренне так думаю, а потому, то он знает, что это такое и как это больно. А боль тебе он не причинит никогда. Кристина уходит через полчаса, так и не дождавшись брата. И Катерина остаётся со своими мыслями, тихо исходя от ненависти к ситуации и Воропаевой. Жила сколько времени ничего не зная и еще столько бы прожила. Странно, но предательство Андрея ранит почему-то довольно сильно - она ходит по комнатам туда-сюда в тщетной попытке успокоиться, расслабиться, отпустить ситуацию. Она может понять и пожалеть Киру, более того, она просто должна это сделать, обязана, но сострадание не приходит, понимание не откликается на зов. Злость, злость, злость. Буквально адовая смесь удушающей ненависти разрывает ее изнутри и ей хочется покричать. Не на кого-то, а так, в пустоту, в гордом одиночестве, это желание сдавливает ее, сгибает. Она садится на диван, обнимая подушку и принимаясь раскачиваться из стороны в сторону. Не легче, просто никак не легче! Она укладывает подушку на колени, опуская в нее лицо и… кричит. Кричит громко, надсадно, вкладывая туда всю горечь и раздражение. Ее немного отпускает, словно вместе с этим заглушенным звуком она выливает часть своих ощущений, что буквально выворачивают ее, разрывая изнутри. Ничего уже нельзя изменить, да и после боя кулаками не машут. Завтра ей нужно будет встретиться с этими людьми в рабочем поле, сотрудничать и совместно решать задачи - к этому времени нужно собрать себя достаточно хорошо. По крайней мере, попытаться сделать это уж точно. Катя поднимается, чтобы приготовить себе чего-то горячего - чай ли, кофе, совершенно неважно, главное согреться, выгнать тот холод, который поселяется внутри. Когда она воображает на плиту чайник, наполовину заполненный водой, она снова цепляется взглядом за подаренное Воропаевым в честь помолвки кольцо. Оно подмигивает ей своим единственным зеленым глазом, словно намекая - все будет хорошо. Саша. Укол под ребрами, щемящий и болезненный заставляет прикусить нижнюю губу сильнее. Должен ли он был открыть ей правду, может ли она требовать от него ответа за то, что было всего, что случилось между ними? Эти вопросы не хотелось оставлять незакрытыми - решить этот момент обоюдной честности раз и навсегда. Пусть будет больно, но лучше чем правда ответа не найти, между ними двумя так точно. Чтобы больше не было недосказанности. Она решает поговорить с Александром сразу по его приходу и поэтому буквально холодеет, когда осознает, что ключ поворачивается в замке. Катя выходит встречать его к двери, и немного отворачивается, когда он тянется за поцелуем. Выглядит Воропаев уставшим, но довольным и это довольство слетает с него в единый миг, когда она не позволяет ему простую нежность. - Кристина приходила, - начинает она и Александр хмурится, сбрасывая с плеч пальто. - Прекрасно, и чем она успела испортить тебе настроение? - он безошибочно определяет ее состояние, чуть поджимая губы, - вижу, что хочешь поделиться. Давай. И она делится. Лицо его искажается в мучительной гримасе, сквозь крепко стиснутые зубы он выдыхает ругательство. В адрес сестры? Андрея? Неясно. Они молчат. Катерина ожидает пояснений от Александра, а тот в свою очередь ожидает, что она собирается ему предъявить. Катя все-таки начинает первая. - И как долго ты собирался это от меня скрывать? - больше всего ей хочется звучать уверенно и спокойно, но голос прорывается возмущенной претензией. - Я вообще не собирался тебе об этом рассказывать, - отрезает мужчина, - это не моя тайна. Сестра пришла ко мне за советом, я сделал то, что мог. Все остальное вне зоны моей ответственности. - И тебе не хотелось сказать мне правду? - злость закипает, и Катя тщетно пытается подавить в себе эти порывы. Она подхватывается со своего стула - кухня превращается на сегодня в дом советов. - Правду знают Андрей и Кира, все остальное собственное мнение, - Александр холоден и безучастен, по крайней мере, с виду. - Мне жаль, что все вышло именно так, ты не заслуживала к себе такого отношения. Но тогда у меня был выбор между тобой, принадлежавшей другому мужчине женщиной, и собственной сестрой. Я выбрал сестру. Если бы пришлось сделать этот выбор снова и в тех же обстоятельствах, я сделал бы его точно таким. Я не буду оправдываться перед тобой, и умолять тебя я тоже не буду. Не бывает правильного и неправильного выхода из ситуации, бывает собственный выбор, я свой сделал. Сожалел ли я потом, как все вышло? Более чем. Но, на мне нет той вины, которую ты пытаешься на меня возложить. Кира поступила подло, неправильно, отвратительно, но она страдала искренне за совершенную ошибку, что, тем не менее, ее не оправдывает. - Ты знаешь, что она поступила неправильно, и все равно, ты на ее стороне? А как же я? - Катя вертится по кухне волчком, возмущенная слова мужчины больше, чем она рассчитывала, больше чем могла бы быть на самом деле - Она моя сестра, я всегда буду на ее стороне, я сделаю все для того чтобы она была счастлива. Не ставь меня перед выбором в этой ситуации. Не смей, - он тоже поднимается со своего места, возможно, чтобы остановить ее метания, возможно, чтобы просто находится с Катериной в одном поле. Она оказывается слишком близко к нему, когда взмахивает рукой, чтобы сказать ему, что она никого ни перед чем не ставит. Но движение выходит слишком резким, Александр вскидывает свою руку вверх в защитном жесте, перехватывая ее запястье, невесомо удерживая его большим и средним пальцем, смыкая их не до конца. - Не нужно меня бить, сейчас я этого не заслужил, - и Катерина замирает. Воропаев, в своей привычной маске выглядит отстраненным и стальным, но от его слова "сейчас" ей становится буквально физически больно. - Саша, - выдыхает она, осторожно высвобождая руку, хотя он и не держит ее практически, - я бы никогда! Она делает шаг к нему, но он отступает, морщась, словно от жуткой досады. - Я просто подумал, - он снова кривится, - неважно, - Александр качает головой, - я понимаю твою обиду, досаду, даже боль твою могу понять - предательство страшная штука. Но решать это ты должна не со мной. - Я просто хочу, чтобы между нами не было недомолвок, - она снова пробует приблизиться, но он не подпускает. - А между нами их и нет, - Воропаев говорит спокойно и уверенно, - но у меня, как у тебя, есть прошлое, и есть секреты, которые пришли оттуда вместе со мной. Если бы ты спросила у меня о Кире и Андрее, я бы ответил тебе правду. Но, ты не спросила. Я доверяю тебе всецело, но и ты должна доверять мне и учится задавать мне вопросы, а не припирать к стене только что полученными сведениями. Я хочу связать с тобой свою жизнь, хочу тебя… хочу все, что с тобой связано… - Саш, - она протягивает к нему руку, но он упорно уходит от контакта. Ей становится страшно от того, что он представил, что она может его ударить. Ее буквально колотило, что сейчас он не позволял коснуться. - Нет, послушай, - Александр отводит в сторону ее ладонь. Делает он это мягко и бережно, - ты должна решить для себя насколько ты мне доверяешь и насколько ты готова к тому, что у меня была, есть и будет жизнь, которая накладывает на меня обязательства, которые я не могу предать даже ради тебя. Кира и Кристина важные и неотделимые части моей жизни, моя ответственность. Я… мне сейчас нужно вернуться на офис, - он принимается застегивать пуговицы пиджака, - а вечером я вернусь и мы поговорим. - Он выходит в коридор, обрываясь и прихватывая пальто, - если мне будет к кому возвращаться. - Саша! - но дверь захлопывается за ним, и Катя замирает в нерешительности. Зачем она вывалила на него злость, которая причиталась другому человеку? Как теперь дождаться вечера?