Горькая

Воропаев ощущал себя идиотом крайне редко, даже практически никогда. Но в тот день, когда он фактически отказал Катерине в ее просьбе до официального развода он ощутил себя форменным кретином. Александр костерил себя на все лады, правда, делал он это уже дома, когда плеснул себе в бокал щедрую, просто непомерно щедрую, порцию коньяка. Он выпил половину практически залпом, не ощущая ничего, кроме жжения в пищеводе и горечи на губах. Нервное напряжение унять не получилось, но привычный ритуал немного собрал его сознание. От этой встречи со Ждановой он ожидал чего угодно - просьбы помочь ЗимаЛетто, отложить вывод средств, очередного анализа документов и, возможно, поддержать ее на совете директоров, куда он не хотел приходить, но судя по всему на этот раз придется. Но, когда Катерина предложила ему стать любовниками, он смог удержать лицо просто таки недюжинным усилием воли. Шок, непонимание, да, Господи, даже легкая паника. Воропаеву до сих пор казалось, что это какая-то изощренная шутка Жданова. Он смотрел на Катерину и не верил, что она пришла к нему с таким предложением - у нее было достаточное количество близких людей, ее окружало много привлекательных и галантных мужчин, почему же она выбирала того, кого толком то терпеть не могла? Она решила наказать себя таким образом? Александр согласился на такого рода отношения, при условии ее свободы. Ему и впрямь было бы жаль видеть, как Катя начинает себя презирать за такого рода порочную связь, все еще находясь в браке. Но Воропаева терзали сомнения, что после развода она снова придет к нему, подтверждая ее намерения. Губы мужчины сложились в горькую ухмылку, да, Сашка, нужно было брать, когда дают, а теперь, ну что теперь, наслаждайся своим коньяком и несбыточным желанием. Хотя, уходя, Жданова заявила ему, что она известит его о своей свободе… Он пообещал за нее порадоваться. Воропаев тяжело вздохнул, ему бы еще потом порадоваться за себя. Вереница дней завертелась, понеслась, наполненная работой, нервной Кирой, звонками Павла, волнениями Чермоева, семейством Руи. Он все-таки затащил Ладу в больницу, заставив пройти комплексное обследование. Воропаев радовался как ребенок, когда узнал, что у этой безумной женщины просто истощение, этот был тот случай, когда фраза “все болезни от нервов” была оправдана. На пике счастья он нагреб для Лады витаминов, несколько комплексов минералов, приобрел ей месячное посещение СПА, куда должна была ее отвозить нанятая за этим машина. Женщина возмущалась, отказывалась, плакала, но Александр был непреклонен - сколько бы это ни стоило, он должен был быть уверен, что с ней все хорошо. - Это для меня, понимаешь? - он держал ее руки в своих, заглядывая ей в глаза, - это я так свою совесть успокаиваю. Я же форменный эгоист, - мужчина хохочет, заставляя Ладу немного улыбнуться. - А ты, ты у нас любящая, искренняя и добрая, - он поглаживает ее щеку, - ты же не можешь позволить мне мучиться чувством вины, что я сделал недостаточно, ведь так? - Это ужасно, - гундося, заявляет наревевшаяся от души женщина, - есть ли кто-то в этом мире, кто способен тебе отказать? - спрашивает она полушутя, но Воропаев зависает. Перед глазами стоит образ яркой, умной, привлекательной женщины, который тает, истончается, уступая той юной, чуть испуганной девушке с нелепыми косичками. О! Вот кто мог и умел отказывать ему, даже дважды. Он моргает, сбрасывая это наваждение прочь, улыбается широко, самодовольно, искренне. - Никто, все в моей власти, - он осторожно стирает слезинку с Ладиной щеки, - и ты не сопротивляйся, не стоит, - а затем добавляет, - а то я подключу тяжелую артиллерию, - намекает он на ее мужа. Вот уж кто точно сможет убедить ее не играть в благородство и мнимую скромность. - А это уже шантаж, - обвинительно заявляет женщина, шутливо хлопая Александра по плечу, но на этом любое сопротивление заканчивается. Он просит Киру приезжать к Руи почаще, ведь новая волна работы накрывает его с головой, выгоняя его прочь из Москвы, сперва в Питер, а потом в Норильск и Бердск - выдвигая дела Виктора Кормушина на первый план. Остальные его проекты двигались по накатанной дороге без его участия. Воропаев знал, его профессионализма достаточно для того, чтобы контролировать максимум с любого расстояния. Единственное дело, которое застопорилось, застряло на мертвой точке, был совместный проект Бойко и Скоропада. Этап, который остановил движение, никоим образом не зависел ни от Воропаева, ни от его работы, ни от его окружения и людей подчиненных ему. Но для Михаила Борисовича это мало что значило, ведь ему нужен был результат. Оправдываться Воропаев не собирался, но когда Бойко, через своего юриста, назначил ему очередную встречу, согласился. Не приди он к нему сам, Михаил нашел бы способ пообщаться с ним лично, а такой способ общения Александр приемлемым не считал. Когда он снова прибыл в Москву первым, кто наведался к нему на офис, оказался Павел. Вот о ком сейчас хотелось забыть, отмахнуться, как от назойливой мухи. Когда Вишняк сообщила ему о приходе Жданова-старшего, Воропаеву хотелось буквально завыть, он потер лицо руками, пригладил волосы и обреченно сказал: - Просите, - Лариса посмотрела на него сочувственно, даже ласково, но не сказала ни слова, а через миг в кабинет вошел Павел, направляясь к столу Александра. - Тебя невозможно обнаружить, - заявил он, усаживаясь напротив Воропаева, и хлопая перед ним на стол папку с тем анализом, который он делал для Киры. Понятно. - А, может, я не хочу, чтобы меня находили, - ухмыляется мужчина, даже не глядя на принесенную Ждановым-старшим папку. - Но твоему упорству можно просто позавидовать. Что же такое срочное привело тебя сюда, - он окидывает рукой свой кабинет, - ты же никогда не приходил лично. - Ты слишком много раскатывал Бог весть где, - недовольно морщится Павел. Воропаев не имеет желания вступать в полемику, поэтому просто принимается внимательно слушать, с чем все-таки явился к нему Жданов-старший. - Уже видел? - он бросает перед Александром газету, где выделена статья о… разводе. Мужчина бегло просматривает заметку, переводит взгляд назад на Павла: - Мне поздравлять Екатерину Валерьевну или соболезновать тебе и Андрею? - голос источает яд с таким удовольствием, что Жданов-старший поджимает губы. - Не ерничай, Саша, ты и без этого знал, что они собираются разводиться, ты лучше скажи, что ты думаешь об этом, - Павел указывает на финальные пассажи статьи. Воропаев снова опускает глаза в газету, изучая текст, удивленно выгибая бровь. - РужНуар? - переспрашивает Александр, указывая на строчку в тексте, - я не слышал, что они делали какое-то предложение Катерине Валерьевне, даже не слышал, что собирались. Здесь сказано, - он стучит по статье указательным пальцем, - что об этом сотрудничестве им, якобы, сообщила Гароева, но Реба не дает интервью, это конкретная нестыковка. - В том то и дело, что никто ничего не делал, - морщится Павел, - я, конечно, с Ребой не общался лично, но Назенин мне сказала, что они никакого предложения Катерине не делали, - он трет переносицу и Александр смеется, он понимает это движение правильно. Павел сам своими руками, а точнее словами, подкинул Сафаровой идею, что Катерину можно переманить. Конечно, Воропаев не верил, что это получится, ведь ко всему прочему Жданова парадоксальна честная и верная, пока компания находится под ударом, она и шага в сторону не сделает. Но сама идея того, что Ноза может попытаться договориться с Катериной перекрывала Жданову-старшему кислород почище руки на горле. Ведь как только ЗимаЛетто воспрянет, если воспрянет, Катерина будет свободна от своих обязательств, и тогда, кто знает, возможно, Сафарова имеет все шансы преуспеть. Назенин умела быть весьма убедительной, Александр знал это более чем хорошо, пару раз почувствовал на собственной шкуре. Поэтому с любыми договорами с РужНуар, если такие и проходили через руки Воропаева он активно подключал Гароеву, с ней он был в близких дружеских отношениях. Реба, как никто, могла оградить его от Нозы, в особенности, если последняя была настроена максимально воинственно. - В чем тогда проблема? - Александр немного склоняет голову к плечу, - никто твоей бывшей, - выделяет он тоном это слово, - невестке никаких предложений не делал, сама Катерина не изъявляла желания покинуть ЗимаЛетто в ближайшее время. Или ты пришел ко мне посетовать на грязную игру наших газетчиков? - мужчина немного брезгливо поддевает пальцами бумажное издание. - Нет, я пришел к тебе с этим, как еще с одним штрихом в игре против ЗимаЛетто, - Павел настойчиво двигает к нему принесенную папку, - ты уже просчитал то, что было до, если включить туда еще и такого рода дезинформацию, о чем это говорит? - О том, что кто-то обнаглел, - Воропаев отодвигает от себя папку, - то, что я помог, было исключительно жестом доброй воли, да и то от того, что меня об этом попросила Кира и тебе об этом прекрасно известно. ЗимаЛетто имеет ко мне косвенное отношение, чисто финансовая прибыль не более, вы же сами хотели, чтобы я утратил к нему интерес, я утратил, что теперь? Дела пошли на спад, и ты пробуешь поймать меня за руку в подлоге, а потом, не преуспевая хочешь моей рукой найти того, кто делает эти провокации. Не выйдет, - Александр подается вперед, встречая недовольный взгляд Павла, - я в эти игры больше не играю, я защищаю то, что мое или впоследствии может стать таковым, каков же мой интерес в этом сейчас? - Скажи мне, Саша, а в кого ты такой сволочной? - интересуется Жданов-старший праздным тоном светской беседы, - Юрий таким никогда не был, но и на Карину ты не похож. Пытаюсь понять, где в тебе взялось такое скотство, и не преуспеваю. - Как и во многом, - кивает Воропаев, - крайне сложно понять другого человека, до конца не понимая себя. Ведь по сути, что ты во мне называешь скотством? Мое нежелание помогать с делами фирмы, из которой меня вышвырнули как ненужный элемент декора? Я не бессребреник, Павел, прости, за этим к Екатерине, она была готова тащить вас на своем горбу за просто так и улыбку Андрея, что самое парадоксальное, тащить ЗимаЛетто она готова до сих пор не смотря ни на что, хотя, я и считаю это ее грубой стратегической ошибкой. Если ты хочешь получить в соратники меня, пожалуйста, но мои советы и услуги стоят денег и немалых. Прикинь все хорошенько и приходи, с удовольствием обсудим сотрудничество. В ином случае, кроме как посочувствовать я не смогу помочь тебе ни с чем. - Ты когда-то захлебнешься под собственными деньгами как Гобсек, - замечает Павел, но Александр смеется: - Гобсек наоборот замерз от собственной скупости, а я не скуп, я дальновиден, - мужчина откидывается назад на кресле, - мир стоит денег, время стоит денег. Жить нынче дорого, хорошо жить стоит еще дороже. Счастье за деньги не купишь? Здоровье за деньги не купишь? Оставь это для ленивых и глупцов. Я сказал свое слово, теперь дело за тобой. Я и так сделал достаточно, - он кивает в сторону папки в руках Жданова-старшего, - займись тем списком людей, которых я там указал, я уверен, ты найдешь тех, с которыми ты сможешь договориться. Это уже гораздо больше, чем я собирался дать тебе в целом. Но больше не подсылай ко мне Киру, это не сработает, я не идиот. - Я поставлю под сомнение последнее утверждение, - заявляет Павел, - сейчас ты на коне, и тебе кажется, что ты знаешь все лучше всех, все лучше всех можешь и дальше всех видишь. Но наступит день, когда тебе понадобится помощь, никто не протянет тебе руки. Что ты будешь делать тогда? - То же что и всегда, - улыбается Воропаев, - буду решать свои проблемы сам, буду стараться выкарабкаться, пока не пойму, что все мои попытки тщетны. - А потом, когда ты поймешь, что барахтаться сил уже нет? - Жданов-старший сплетает руки на груди, подаваясь чуть назад, откидываясь в кресле, копируя позу Александра. - Тогда, - улыбка не сходит с лица мужчины, и Павла передергивает от этого выражения лица, - я позволю случиться тому, что должно, и мое место займет другой. Круговорот ресурсов в природе, а люди точно такой же ресурс. - Я буду надеяться, что когда такой день настанет, ты почувствуешь это в полной мере, - мужчина поднимается из-за стола, - такие как ты, Саша, очень плохо заканчивают. Очень плохо. - И тебе хорошего дня Павел, - Александр поднимается, соблюдая правила приличия, - мои поздравления Екатерине Валерьевне. - Жданов-старший смеривает его недовольным взглядом, но ответом не удостаивает. Он удаляется из кабинета, а Воропаев буквально рушится обратно в кресло. Павел понятия не имеет, насколько он иногда бывает близок к тому самому дню, но такой радости Ждановым доставлять ой как не хочется. Александр устало прикрывает глаза, как же они все достали. На столе так и остается лежать газета с обведенной заметкой о полной свободе действий для все еще Ждановой, но уже не связанной никакими обязательствами Екатерины. Мужчина испытывает неясное волнение, томительное предвкушение, что разливается в груди, словно бы запуская по венам тягучий сироп. Уймись Воропаев, командует себе Александр, она не предложит второй раз, уймись, не смей даже думать о том, чтобы самому прийти к ней еще раз. Пусть все закончится один-один, вничью. Господи, Воропаев, у тебя же есть гордость, уймись. Но долго рефлексировать относительно утраченных возможностей не выдается, вереница встреч, довольство и недовольство партнеров, и на закуску вечер с Бойко и его нерешенными проблемами. Михаил злится, давит, негодует, но Александр остается непреклонен - с его стороны все сделано верно, он предупреждал о сложностях, он говорил, что будут глупо и бесцельно потраченные деньги. Воропаев понимает недовольство Бойко, он ощущает его как свое собственное, ведь он тоже сопричастен к этому проекту, но он знает исход, а Михаил все еще верит, что напирая, он может решить проблему. Александр прямолинеен, Михаил может его сломать, заставить и даже попробовать запугать, он может поддаться, стараться еще сильнее, больше, но он знает - толку от этого не будет, он видел это бесчисленное количество раз, зачем оттягивать неизбежное. На этот раз Бойко остается недоволен беседой, хотя и не напутствует уходящего Воропаева угрозами. Кто знает, может пожелание Павла сбудется раньше, чем они оба предполагали? Александр попадает домой далеко за полночь и обнаруживает на своем мобильном телефоне пропущенный звонок от Ждановой. Сердце его заходится в бешеном ритме, и Воропаев разрывается между желанием позвонить просто сейчас и подождать до завтра. Но телефон буквально обжигает его пальцы, когда он все-таки перенабирает номер Катерины, буквально произнося как мантру, что это не слабость, не слабость, не слабость. Голос девушки в трубке звучит бодро, словно она еще не отходила ко сну: - Доброй ночи, Александр Юрьевич, - говорит она первой, тем самым предлагая ему направить диалог в нужное русло. - И вам того же Катерина Валерьевна. Ко мне сегодня наведывался Павел Олегович, принес мне весть, до того, как она дошла ко мне через пустые сплетни нашего бомонда, - Воропаев улыбается, ожидая, что ему ответит девушка. Жданова молчит какой-то миг, а затем отвечает: - Павел Олегович почтил присутствием не только вас, - замечает она немного раздраженно, - но судя по его настроению и настрою, мне это счастье досталось уже после того, как вы упражнялись в своем красноречии. - Он упоминал меня? - Александр присаживается в кресло, принимаясь расстегивать ряд пуговиц на рубашке одной рукой. - Настолько часто, что вы, должно быть, икали не прекращая, - замечает Жданова, заставляя Воропаева, слегка рассмеялся, он даже не представлял, что задел его настолько сильно. - Он сказал, что вы подлец. - Каких мало, - соглашается Воропаев, - но это такая ничтожная малость из того, что он мог сказать, даже обидно. - Это та малость, которую я могу повторить в приличном обществе, - парирует Катерина, он слышит, что она тоже улыбается. - А вы представьте, что вы в мало приличном, я и там смогу сойти за своего, - обещает мужчина, расстегивая манжеты на рубашке, прижимая телефон ухом к плечу. - Вы лучше мне скажите, где вы не можете сойти за своего? - словно бы дразнит его Катерина, и Александр довольно поддается: - Работники ЗимаЛетто мне не подвластны, увы, в особенности Андрей и Роман. Возможно это от того, - он принимается снимать рубашку, продолжая зажимать телефон между плечом и ухом, - что я не могу притворяться идиотом, как вы думаете? - А вы не можете обойтись без оскорблений, ведь так? - голос ее становится немного злым и раздраженным, и это подстегивает Александра еще больше: - Я уже вам однажды предлагал, вы можете попробовать поставить мне кляп, гарантирую, сопротивляться не буду, - девушка замолкает, а затем отвечает: - Вы теперь обладатель неопровержимых доказательств моего развода. - Я поздравляю вас с этим, - ухмыляется Воропаев, - и какова на вкус новообретенная свобода? - Со вкусом горечи, Александр Юрьевич, со вкусом поражения, - она отвечает ему настолько честно, что у него отпадает желание острить в любой форме. - У свободы вкус моей неспособности построить что-то долговечное, достойное. - Вы ошибаетесь, Катерина Валерьевна, - перебивает он ее, не позволяя погружаться в это состояние сомнений и отчаяния. Он слишком хорошо знает как там, на дне этого колодца и меньше всего ему хочется, чтобы это испытала на себе Жданова. - Ваша горечь не от поражения, это разочарование, но в этом нет вашей вины. Что вышло, то вышло, вы знали, что будет не просто, вы слишком умны, чтобы не знать. Вы знали, что возможен и такой исход. Один раз и на всю жизнь случается не только в сказках, но это слишком маленький процент. Да и начинается он явно не так, как это было у вас с Андреем. - Вы успокаиваете меня, Александр Юрьевич? - она словно бы подначивает его, скрывая за шуткой свою растерянность, - я думала, вы скорее скажете, что предупреждали меня, что это закономерность и что я была слепа, глупа и наивна. Неужели вы настолько устали, что рыцарство сегодня у вас в чести? - Положим это так, Екатерина Валерьевна, - Воропаев кривит губы в улыбке, - я не добиваю лежачих, когда вы оклемаетесь, я пройдусь по вам с огромным удовольствием, отдельно разобрав каждый ваш промах и с пристрастием осмеяв вашу веру в Андрея Жданова. А пока, давайте придем к единому мнению, что я не хочу терять в вас своего… противника. Мне слишком хорошо с вами, чтобы я… - он запинается, понимая, насколько двусмысленно звучит фраза, он хочет переиграть ее, изменить контекст, перевести тему, но Катерина поспевает первой. - Вы все еще находите меня достаточно интересным… противником? - она делает паузу перед словом, словно бы собирается спросить что-то другое, но не решается. - Я нахожу вас интересной во многий аспектах, Екатерина Валерьевна, - мужчина сглатывает, продолжая, - а это, поверьте мне, большая в моем случае редкость. - Раз так, - говорит девушка, словно бы прощупывая почву перед собой, все еще не готовая сделать прыжок, - тогда… тогда дайте мне ответ сейчас, когда ваше условие соблюдено, Александр Юрьевич, - Мужчина ощущает, как его сердечный ритм отбивается в его висках, словно бы сжимая и обжигая изнутри. - Вы думаете, я способен изменить свое решение относительно вашего предложения? - ухмыляется Воропаев, стараясь звучать спокойно, размеренно, подавляя волнение глубоким дыханием. - Я думаю, вы можете многое, - уклончиво отвечает девушка, но больше ничего не говорит. - Вы здесь задаете правила игры, Катерина Валерьевна, а я беспрекословно им подчиняюсь, - произносит Воропаев, достаточно честно показать ей, думает он, что власть в этом вопросе будет в ее руках. В конце концов, опыт такого рода отношений у Ждановой явно впервые, будет более чем верно дать ей возможность сказать ему “нет” прекратить это до того, как они сделают последний шаг. - Вы даете мне возможность сбежать? - и Воропаеву становится смешно от того, что отказ от чего-то, что может быть ей неприятным, она расценивает как капитуляцию. - Я предлагаю вам не выбирать секс как способ боя, Екатерина Валерьевна, если вы не уверены, что будете этим наслаждаться, если у вас есть сомнения в этом, откажитесь, не ломайте для себя представление о чувственном удовольствии. Это не будет побег, это будет здравомыслие. - Вы отговариваете меня, Александр Юрьевич? - она удивлена, и ему хочется видеть ее лицо прямо сейчас, заглянуть в ее глаза. - Я даю вам возможность не совершить глупость, не допустить ошибку, видит Бог, потом я не буду столь… любезен, - честность, Воропаев, колкая горькая честность, она редко доводила тебя до добра, так редко. - Я уверена в своем желании, оно ничуть не меньше с того раза, когда мы это обсуждали с вами, - голос ее уверенный, немного строгий. - Тогда скажите где и когда, либо же предоставьте это мне, - произносит мужчина, задерживая дыхание, словно ожидая, что вот сейчас она и сделает шаг назад. - Я … я организую все сама, - он слышит легкую неуверенность в голосе, но не лезет со своим предложением помощи, пусть, она знает, как его найти, как с ним связаться. - Пусть будет так, - произносит он мягко, - доброй ночи Екатерина Валерьевна. - Доброй ночи, Александр Юрьевич, - она отключается, а мужчина, отложив телефон, тянется за книгой, что располагается на столике рядом с креслом. Все равно он сейчас не уснет, стоит сочетать неизбежное с полезным.