The Mask in the Mirror

Лед отступает. Чайльд уже понятия не имеет, как давно это началось. Он слишком слаб, чтобы думать, и слишком слаб, чтобы не думать. Стражник приносит еду, но его слишком тошнит, чтобы всунуть хотя бы кусок в рот. Тепло когда-то было мифом. Жалкой надеждой. Теперь, когда оно наконец-то здесь, Чайльд не знает, как с ним справиться. Не знает, как оценить свое положение. Он предпочел бы утонуть в комфорте сна, драгоценном ресурсе, который он всегда считал само собой разумеющимся. Он дремлет бесконечно. Могут пройти недели, а он, наверное, и не заметит. В конце концов, что такое время, когда он даже не может вспомнить свое имя? Не может вспомнить, почему привязан к столу в этой маленькой комнате. Не может вспомнить комфорт клинка в своей руке или тепло материнских рук. Не может вспомнить разницу между болью и освобождением. Бодрствующий и спящий одновременно. Днем и ночью. Не может вспомнить ничего, кроме той тьмы, за которой он гонится, забыв о цели. Через какое-то время ясность возвращается. Она медленное всплывание из глубины вод, неизбежно засасываемая на поверхность сознания. Когда Аякс вспоминает свое имя, ему хочется снова забыться. Чем больше он осознает реальность, тем больше он может понять боль. Возможно, мне все же придется попробовать что-то другое. Когда он приходит в себя, то вспоминает, что Каода ранее произнесла те слова. Он ни в чем не может быть уверен, но остаточный ужас от того, что он их слышал, слишком болезнен, чтобы быть фальшивым. Это не похоже на рассеянное оцепенение от боли во сне. Аякс решает притвориться, что забыл, будто слышал это. Теперь его память избирательна. Реальность может быть такой, какой он захочет. Хотя он уже забыл, как хотеть. Как контролировать. Через некоторое время он понимает, что регулярно ест и спит. Но Чайльд не может сказать, что чувствует по этому поводу. Он потерял волю сопротивляться их махинациям. Он — марионетка в руках Каоды, из которой можно и нужно лепить все, что она пожелает. Если она хочет, чтобы он спал и ел, то на это есть веская причина. Но, тем не менее, он беспомощен. В конце концов, его разум возвращается. Когда Чайльд изучает себя, то понимает, что в его памяти появляются такие большие провалы, что единственное, что он может вспомнить, — это признание Чжун Ли. Как давно это было? Посещал ли Чжун Ли его снова с тех пор? Обсуждали ли они способ его освобождения? Каода смогла вытянуть из него информацию? Он понятия не имеет, что мог ей наговорить. Чайльд понятия не имеет, получила ли она наконец то, что хотела — имя Чжун Ли, и статус их отношений. Последний инструмент, чтобы уничтожить его. Такое количество мыслей истощило Аякса. Он погружается в единственное, что знает, — в сон. Когда Аякс просыпается, его снова кормят. Он все еще чувствует приступ паники, когда пьет воду, но не может вспомнить почему. Этот день проходит более отчетливо, чем любой другой, который он может вспомнить. Но он не хочет думать о всей ситуации и о Чжун Ли. Не хочет думать ни о чем. Он просто хочет задремать и стереть все связи с реальностью. Когда дверь снова открывается, появляется владелец крио Глаза Бога. Ужас взрывается у Аякса в животе. Он снова закрывает глаза, гонясь за этой сладкой темнотой еще пару секунд, прежде чем ожидается возвращение льда... Но неожиданно его освобождают от цепей. Он удивленно широко открывает глаза при виде удаляющейся фигуры, еще шире, когда после пригласительного жеста кто-то еще входит в комнату. Итэр. Чайльд — потому что этот поворот событий снова заставляет его натянуть маску Чайльда — поднимает голову, когда Итэр нерешительно делает шаг вперед, и стражник закрывает за ним дверь. — Привет, — неловко говорит Итэр. Его глаза мечутся по комнате, как будто хотят смотреть куда угодно, кроме как на Аякса. Ясно. Чайльд тоже не хотел бы смотреть на себя. — Привет, — отвечает Чайльд, его голос такой слабый, что он едва слышит сам себя. Итэр садится в кресло у стола и, наконец, встречается взглядом с Чайльдом. — Ты... ты в порядке? Мгновение он пристально смотрит на Итэра. Чайльд ожидает увидеть гнев, горечь, даже отвращение в этих глазах, но там только тихая озабоченность. И нервозность. — Нет, — говорит Чайльд. — Это... правда ты? — Да, — Итэр хмурится. — А в чем проблема? — Я же пытался убить тебя. Итэр смеется, немного рассеивая нервозность. — Я помню, как ты сказал, что не убьешь меня намеренно, а потом оказался в гораздо более плачевном состоянии, чем я. — Да, потом ты пошел сражаться с Осиалом, — говорит Чайльд. Он поворачивается, насколько может, на бок, чтобы посмотреть на Итэра, но это слабое усилие истощает его окончательно. — И всеми моими солдатами. Итэр пожимает плечами. — В конце концов, все же получилось. Они с Паймон ведут себя слишком бесцеремонно по этому поводу, и Чайльд чувствует, как у него горят глаза. — Я пытался причинить тебе боль. — Ты всего лишь делал свою работу. — Нет... я... — он ничего не может с собой поделать, в глазах пузырятся слезы. Аякс прижимается лбом к столу. — Мне жаль... Мне так жаль... — Эй, почему ты извиняешься? — Голос Итэра полон тревоги. Его теплая ладонь находит руку Чайлда, но он сразу же ее отдергивает, когда Аякс вздрагивает. — Что они с тобой сделали? Он не может ответить, только пытается взять под контроль свое дыхание. Если Каода пытается пытать его таким образом, то у нее хорошо получается. Теперь, находясь лицом к лицу со своими демонами... нет, столкнувшись с тем, что демон — это он сам, что он может причинить боль такому доброму человеку, как Итэру, Аякс теряется. — Чайльд, все действительно хорошо, — тон Итэра становится отчаянным. — Да, я был немного зол на тебя за то, что ты подверг наши жизни опасности, но это другое. Я... не узнаю тебя. Это вызывает у Чайльда смех и сдавленный всхлип. Он тоже не узнает себя. — Если у кого и есть право злиться из-за того, что произошло, так это у меня, — начинает Итэр. — Но я прощаю тебя, так что все в порядке. Все действительно в порядке. Каким-то образом Итэр, пытающийся успокоить его, просто ударяет в самую черную дыру, которая теперь бушует. Нет, не в порядке! Ты не знаешь, что я сделал, кто я такой! — Ты не... понимаешь, — бормочет Чайльд, когда его дыхание замедляется. — Я причинил боль многим людям. — Мы все причиняли боль. — Я причинял боль всем. Итэр на мгновение затихает, его глаза погружены в раздумья. — Знаешь, я... раньше я думал, что есть грань между хорошим и плохим, но с тех пор, как я попал сюда, я пережил так много конфликтов, так много трагедий со всех сторон, что больше не понимаю, где плохие парни.... Но я не думаю, что ты один из них. Чайльд хихикает от темного укола боли — Как ты можешь так говорить? Итэр снова пожимает плечами. — Мы не так хорошо знаем друг друга, но я уверен, что у тебя тоже есть своя трагедия. Твое собственное прошлое, твои собственные рассуждения. Я думаю, что все в этом мире просто борются, не зная, что правильно. Существует слишком много тайн о том, как устроен этот мир, чтобы быть в чем-то уверенным. Даже когда мы пытаемся найти справедливость, мы просто причиняем друг другу боль. Итэр звучит как Чжун Ли. Но ни одно из их оправданий не имеет смысла для Чайльда. Он всегда знал, что то, что он делал, было морально двусмысленным. Он просто игнорировал это. Итэр смотрит вниз на их сжатые руки. — Этот мир забрал у меня все. Мы с сестрой путешествовали из мира в мир, наслаждаясь всеми приключениями, которые могли найти, свободные и счастливые. Но теперь она... — он замолкает и вздыхает. Чайльд немного успокаивается. — Тейват не очень приятное место, да? — Ну, я бы так не сказал. Не все время я воевал. У меня появилось много друзей, — Итэр оглядывается с легкой улыбкой. — Таких как ты. Будь прокляты его слезящиеся глаза. Чайльд прерывисто вздыхает. — Разве мы друзья? — Да, конечно, — щеки Итэра розовеют. — Разве не ты сам сказал это? — Я думал, что теперь ты возненавидишь меня. Итэр смеется. — Почему? В конце концов, ты помог мне найти сам-знаешь-кого. — Да... — Чайльд откидывается назад и смотрит в потолок. — Он хотя бы был полезен? Итэр фыркает. — Не совсем. Он не смог сказать мне ничего, что могло бы пригодиться. — Он... загадочный, да? — Чайльд тихо вздыхает. — Меня он оставил полностью в дураках, — он пытается скрыть эмоции в своем голосе. Итэру не нужно знать обо всем, что ему рассказал Чжун Ли. — Знаешь, Чжун Ли правда заботится о тебе. О, Итэр. Сколько раз он заставит его разрыдаться? — Он беспокоится о тебе, — нерешительно продолжает Итэр. — И я тоже. Мы вместе работаем над планом. Мы уже... Чайльд бросает взгляд на дверь. Итэр следит за его взглядом, осознав, что наступает рассвет, а затем громко говорит: — Мы думаем, что Нин Гуан прислушается ко мне больше, чем к Чжун Ли. Я хочу попытаться поговорить с ней. Приятный, очень тонкий. Впервые легкий смех Чайльда звучит искренне. Но серьезность возвращается, опускаясь на него свинцовым грузом. — Тебе правда не стоит этого делать. Итэр отвечает ему взглядом, решительным и печальным. — Мы друзья. И это... — он качает головой. — Я видел многое, но это просто ужасно. От его тона у Чайльда перехватывает дыхание. Аякс смутно задается вопросом, как он выглядит сейчас. У Чайльда даже нет сил осмотреть себя. Между ними повисает мягкая тишина. Затем Чайльд спрашивает: — Что случилось с твоей сестрой? Боль в нежных глазах Итэра причиняет боль. — Мы... были разлучены. Я не видел ее в течение долгого времени, — он смотрит вверх с натянутой улыбкой. — У тебя есть братья или сестры? — Да, — говорит Чайльд огрубевшим голосом. — Шесть. — Шесть? — Глаза Итэра расширяются. — Очень много. — Там, откуда я родом, это не такая уж редкость, — Чайльд издает тихий смешок. — Я третий по старшинству, но разница в возрасте у нас такая, что я всегда заботился о младших троих. Если бы с ними что-то случилось, если бы они пропали… Я не могу представить, что ты чувствуешь. — Я понятия не имел, что у тебя вообще есть семья, — говорит Итэр. — Я бы разорвал этот мир на части ради них, — взгляд Чайльда скользит по потолку. — Если и есть что-то в этом мире, в чем я уверен, то это любовь к ним. — Может быть, мы не так уж с тобой и отличаемся в конце концов, — голос Итэра полон неожиданной теплоты. Чайльд смотрит на него, все еще удивляясь доброте, в то время как он ожидал бушующего гнева за свои преступления. Почему Чжун Ли и Итэр так быстро простили его? Но Итэр всегда выглядел мудрым и уравновешенным. Он и сейчас похож на подростка, но Чайльд уверен: по историям, отраженным в его глазах, что Итэр намного старше его самого. Может быть, он не так наивен, как кажется. — Когда ты выйдешь, отправишься к ним домой? — спрашивает Итэр. Ах, это жжение возвращается. Чайльд судорожно сглатывает. — Я не думаю, что смогу это осуществить, — мысль о том, что будет потом, слишком болезненна. — Но ты обязательно должен посетить мой родной город. Я думаю, тебе понравится моя семья. Они могут приготовить тебе любую еду, только попроси. Ты мог бы сходить с ними на подледную рыбалку и поиграть в снежки, — он смеется, и из глаз вытекают слезы. — Ты хороший старший брат. Тоня, Антон и Тевкр будут в восторге от тебя. — Чайльд... — Ты не мог бы сказать им, как я скучаю? Как сильно я хотел вернуться домой, как я пытался вернуться к ним, даже если это ложь, — он закрывает глаза рукой. — Я много лгал им о том, кто я, и чем занимаюсь. Так что, если бы ты мог помочь мне, если бы ты мог заставить их поверить, что я хороший человек, который усердно работает ради них... — Эй, да о чем ты говоришь?— Итэр наклоняется вперед. — Ты сам скажешь им об этом! — Не уверен, что это возможно. — Ты не умрешь здесь. Мы не позволим этому случиться. — Я не это имею в виду. — А что ты имеешь в виду? Похоже, будто ты сдаешься. Ты должен оставаться сильным ради своей семьи! — Я... причинил им слишком много боли. Я думаю, им было бы лучше без меня. Даже если я выберусь отсюда, даже если вернусь в Снежную... — Не говори так, — голос Итэра напряжен. — Я уверен, что они любят тебя и хотят, чтобы ты вернулся домой. Чайльд прерывисто вздыхает. — Если бы ты узнал, что твоя сестра стала... убийцей, упала в Бездну, стала испорченной и убила сотни людей… ты бы все еще любил ее? Ты бы все еще хотел, чтобы она вернулась домой? Итэр пристально смотрит на него. Чайльд осознает, в чем он только что проболтался. От ужаса у него перехватывает дыхание. — Конечно, я бы любил, — тихо говорит Итэр. — Она моя сестра. Она член семьи. Я бы сделал все, чтобы вернуть ее, независимо от того, что она сделала за то время, пока мы были в разлуке. — Тогда ты сильнее большинства людей, — говорит Чайльд. — Любовь — это не выбор, — голос Итэра становится суровым. — Любовь к семье — это контракт, который ты заключаешь сам с собой, когда рождаешься. Ты не можешь просто так отказаться от этого. Твоя семья может отвергнуть тебя внешне, но они не могут перестать любить тебя, несмотря ни на что. Жалость к себе и юмор вызывают бурю борьбы в груди Чайльда. На этот раз юмор побеждает. — Ты редкий тип человека, Итэр, — говорит он со смехом. — В плане? — Теперь в его глазах горит огонь. — После всего времени, проведенного в путешествиях, после всего, что ты видел, ты все еще так полон надежд. — Наивный в плохом смысле? Чайльд качает головой. — Нет, это мило. Это освежает, — он делает глубокий вдох, и боль в глазах утихает. — Ты знаешь, мы знакомы друг с другом совсем недолго, но я подумал, как было бы здорово бросить все и путешествовать с тобой. — Мне бы этого хотелось, — говорит Итэр. — Это глупое, наполовину сформировавшееся желание, — Чайльд закрывает глаза. — Но у меня появилась эта мысль, некоторое время назад, после встречи с тобой. Мысль о том, что твоя жизнь — это воплощение всего того, о чем я когда-то мечтал, — воплощение вечного странствия, битв и свободы. Чайльд совсем забыл об этом. Это желание взялось из ниоткуда, когда они с Итэром в банке разговаривали об опасностях путешествия в Ли Юэ. Итэр тогда рассказал ему столько историй об их приключениях с Паймон, захватывающих, опасных историй, и Чайльда охватило странное чувство. Итэр звучал точно так же, как герои рассказов его отца. В то время Чайльд отмахнулся от этого, но теперь это чувство возвращается. — Это не глупо, — говорит Итэр. — У меня были долгие и безумные путешествия. Временами это было тяжело. Но я бы не хотел, чтобы было по-другому. Это свобода. И было бы еще лучше, если бы ты был со мной. Чайлд усмехается, чувствуя, как краснеют его щеки. — Как ты можешь так говорить? — По крайней мере, ты мог бы справиться с опасностью за меня, — пожимает плечами Итэр. — И в любом случае… Я думаю, что ты хороший человек. Мне нравится, что ты рядом. Это не так разрушает, как когда Чжун Ли говорит ему нечто подобное. Оценка Чжун Ли о нем кажется жестоко честной, будто выстроена с места ясной точки зрения. Итэр же излучает как мудрость, так и наивность. Он, конечно, меньше осознает, насколько жестоким может быть Чайльд. Но он также, похоже, готов принять его, даже не понимая полностью. — Я нехороший человек, — бормочет он. — Может быть, большая часть тебя и не добрая, — говорит Итэр. — Но все еще остается та, которая просто хочет поиграть в снежки со своими братьями и сестрой. Как после этого ты можешь говорить такое о себе? Чайльд сглатывает и отводит взгляд. Итэр слишком умен для него, противостоя каждому жалкому уколу жалости Чайльда к самому себе. — И в любом случае, Чжун Ли знает тебя гораздо дольше, и я доверяю его мнению о тебе, — говорит Итэр. — Ты слишком добр, — тихо говорит Чайльд. — Но в любом случае... Я сомневаюсь, что мы еще увидимся. Итэр, кажется, читает его мысли. — Мы собираемся вытащить тебя отсюда, — его голос понижается до шепота. — Так или иначе. Чайлд не хочет знать, что готовят Итэр и Чжун Ли. Мысль о том, что они подвергают себя риску, вызывает у него достаточно беспокойства, чтобы сердце просто остановилось. — Пожалуйста, не пытайся делать ничего драматичного, — Чайльд говорит то, что должен был сказать еще Чжун Ли. — Пожалуйста, я этого не стою. Со мной все будет в порядке. Озорной взгляд пробегает по лицу Итэра. — Чжун Ли это не остановит. Он уже готов ворваться сюда и убить всех, чтобы спасти тебя. Ладно, видимо, Итэр не так уж умен, раз не понимает, какой ужасный эффект его слова оказывают на Чайльда. — Нет, — Чайльд перекатывается и хватает Итэра за руку. — Ты не можешь позволить ему сделать это! — Да не будет он врываться, не будет, — Итэр выдергивает руку из мертвой хватки Чайльда. — Правда, не будет, я шучу. Но уже слишком поздно брать свои слова обратно. Чайльд увидел правду в глазах Итэра: Чжун Ли отчаянно пытается спасти его. Мысль о страданиях Чжун Ли добавляет еще больше топлива в топку его черной дыры. Это моя вина. Это я виноват, что ему тоже больно. — Я знаю, что мы не можем говорить открыто, — шепчет Итэр. — Но просто знай, что мы связались с определенными людьми, и теперь все движется в нужном русле, хорошо? Мы вытащим тебя отсюда. Чайльд знает. В конце концов, Чжун Ли заключил контракт с самим собой. Сквозь размытость, которая столь явно ощущалась в последние дни, это обещание отчетливо проступает в его воспоминаниях. Он просто в ужасе от того, куда это приведет.