The Mask in the Mirror

Грозовые тучи уже разошлись. Когда Чайльд, спотыкаясь, плетется по дороге от Золотой Палаты, то наблюдает, как небо проясняется, облака отступают, и солнце снова наполняет гавань светом. Так они все же победили Осиала. А Рекс Ляпис так и не появился. Чайльд потерпел неудачу. Дерьмо. Он должен вернуться в банк, вернуться в безопасное место. Стоит поторопиться, но тело все еще претерпевает ужасные последствия использования электрической энергии. Резкие пульсации на огромной скорости разносятся по венам, препятствуя каждому шагу. Боль терпима, но приносит легкий дискомфорт. Подступь к городу заполнена миллелитами. Чайльд останавливается за деревом, но после быстрого осмотра местности ему кажется уже невозможным вернуться в город обычным способом. В то время как большинство миллелитов заняты расчисткой завалов после разрушающего шторма, многие остаются на страже окрестностей города. Десятки глаз тщательно обыскивают область, которую Чайльду нужно преодолеть. Они ни за что не позволят Фатуи так просто пробраться мимо, только не после того грандиозного шоу, которое он развернул в Золотой Палате. Чайльд делает глубокий вдох, чтобы сосредоточиться, когда резкий голос раздается рядом с ним: — Остановись! Он оборачивается, чтобы увидеть худшее из возможного: дюжину миллелитов, медленно наступающих на него в устрашающем полукруге. Как он мог не заметить их приближения? Последствия трансформации, должно быть, измотали его чувства сверх меры, а этого в планах точно не было. — Уже стою, — Чайльд поднимает руки в притворной капитуляции. — Что-нибудь нужно от меня, господа? — Ты арестован, — говорит один из миллелитов. — Это за что? — Слишком поздно прикидываться дурачком, но пока его глаза бегают по сторонам в поисках пути к отступлению, нужно выиграть немного времени. — За проникновение в Золотую Палату, нападение на миллелитов и все остальное, — миллелит указывает на удаляющиеся грозовые тучи. — Здесь явно произошла ошибка, — Чайльд пытается издать свой обычный легкий смешок, но получается весьма натянуто. — Ты вообще знаешь, кто я? — Мы точно знаем, кто ты, Предвестник Тарталья, — лицо стражника застывает в гримасе ненависти. — Мы посланы Волей Небес, Нин Гуан, чтобы задержать тебя. Сдай свой Глаз Бога и немедленно следуй за нами. Вот дерьмо. Если миллелиты с легкостью готовы арестовать кого-то его положения, то, похоже, он в одиночку разрушил дипломатические отношения между их странами. В таком случае... в этом фарсе больше нет смысла, не так ли? Его пальцы дергаются, между ними появляются и наливаются силой капельки воды. — Я не хочу сражаться. Если вам уже известно, кто я, то вы точно знаете, что не сможете взять меня силой. — Тогда мы сделаем все, что в наших силах, — говорит миллелит. Решимость кипит в глазах стражей Ли Юэ, когда они начинают приближаться, их копья нацелены прямо ему в сердце. Восхитительно. Однако Чайльд уже видел, как перед ним пало в бою слишком много миллелитов, чтобы это произвело на него большое впечатление. С их стороны это просто глупость, а не храбрость. Чайльд начинает действовать раньше, чем они успевают что-то предпринять. Даже в его нынешнем состоянии эти жалкие воины не представляют никакой угрозы. Адреналин стирает боль, пронзающую все тело, когда он врывается в группу миллелитов, кружась вокруг себя и сдержанно размахивая водными клинками. Он уже провалил задание. Нет смысла кого-то убивать. Но даже когда стражники падают, на их место приходит еще дюжина. Чайльд делает паузу, чтобы перевести дух. Поляна перед мостом в город быстро заполняется обездвиженными телами миллелитов. То ли их тоже послали за ним, то ли они просто заметили суматоху, но сейчас к нему приближается по меньшей мере пятьдесят защитников Ли Юэ. Слишком много для того, чтобы быстро и безболезненно добраться до банка. Вместо этого Чайльд поворачивается, решая скорее бежать из города, но сразу же обнаруживает, что дорога к отступлению перекрыта яростными миллелитами. Неважно. Он, в любом случае, может проложить свой путь через них. Чайльд надеется, что у него осталось достаточно сил, чтобы убежать. Как неловко и неудобно: Предвестник, сбегающий после проваленного задания. Но теперь у него точно нет другого выбора. С драматическим вздохом он всем телом поворачивается к своим противникам. Их лица полны решимости, даже при виде лежащих на земле тел других миллелитов. — Ну, кто следующий? — Говорит Чайльд. Они остервенело бросаются на него, но Чайльд проносится мимо, обезоруживая их прямо на ходу. Чайльд чувствует, как нарастает острое жжение, его мышцы сопротивляются напряжению, через которое он продирается в связи с нехваткой физических сил, но не останавливается. Он сможет справиться с последствиями своего безрассудства, когда уже будет на свободе подальше отсюда. По меньшей мере тридцать из стражников падает наземь, прежде чем что-то, наконец, останавливает его. — Чайльд, — этот голос мягкий, но более повелительный, чем все, что он слышал раньше. И достаточно знакомый, чтобы заставить его замереть прикованным к земле. И Чайльд, и миллелиты вокруг него оборачиваются на громкий звук. Чжун Ли решительно шагает сквозь толпу с вострым копьем в руке, золотой свет горит и сияет в его глазах. Что он здесь делает? Даже когда Чайльда охватывает замешательство, его инстинкты берут верх. Он ни за что не может остановиться. Чайльд резко разворачивается и протискивается мимо двух остолбеневших миллелитов. Теперь он в кольце, и стражники, окружающие его, бросаются на Чайльда, но он ломает их копья и отбрасывает назад. — Чайльд, прекрати это, — этот голос внезапно раздается прямо у него за спиной. Он резко оборачивается и отшатывается назад. Один из миллелитов пользуется этим и наносит резкий и точный удар ему по ребрам. Чайльд ругается и больше не колеблется, собираясь убить напавшего. Но когда он уже готов покончить с ним, резко ворвавшееся копье блокирует его клинок. Чжун Ли отталкивает его от миллелита. Чайльд выходит из стойки ближнего боя и, наконец, останавливается, его дыхание теперь прерывистое и рваное. Они с Чжун Ли стоят в постоянно сужающемся кольце миллелитов. Да сколько их вообще? Чжун Ли молниеносно делает рывок, чтобы преградить ему путь из города. — Чайльд, ты должен сдаться. Он просто смеется. — Значит, ты все же умеешь сражаться, сяньшэн. Я знал, что ты просто скрываешь от меня свою силу, — он медленно продвигается в центр круга, прикрыв рукой свежую рану под ребрами. — Извини, что наше деловое партнерство пришлось прервать так внезапно. Но если ты просто уйдешь с дороги... Чжун Ли не выглядит удивленным. Его лицо словно каменное, но Чайльд видит, как в глазах мужчины мелькает легкий намек на печаль. Его собственную грудь от этого сжимают тиски. Он никогда не думал, что они встретятся вот так. В любом случае, почему консультант похоронного бюро поспешил сюда, чтобы задержать иностранного шпиона? — Я не могу этого сделать, — говорит Чжун Ли. — Ты окружен. Перестань причинять боль этим людям и себе без всякой на то причины. — Я выбирался и из худших ситуаций. Выражение лица Чжун Ли не меняется. — Просто сдайся и предстань перед судом. Прими наказание, не ухудшай дипломатические отношения между нашими странами. Да что Чжун Ли знает о дипломатических отношениях? — Тогда я тоже не могу этого сделать, — говорит Чайльд с фальшивой улыбкой. Его бок кровоточит. Он еще не чувствует боли, но знает, что обильно теряет кровь, а электрические разряды становятся все сильнее. Нужно поскорее убраться отсюда. — Тогда я буду вынужден сам дать тебе бой, — Чжун Ли с суровостью поднимает свое копье. На этот раз смех Чайлда настоящий и немного ненормальный. — Это что, угроза? Да я хотел спарринга с тобой с тех пор, как мы встретились! — Это не спарринг, — Чжун Ли делает шаг вперед с абсолютно серьезным лицом. Печаль снова расцветает в глубине его яшмовых глаз. — Я не хочу причинять тебе боль. Что делает его таким уверенным в себе? Чайльд хотел бы это выяснить. Безрассудство овладевает им в этот момент. — Тогда не сдерживайся, сяньшэн. Мне бы не хотелось победить тебя так быстро. Он сжимает свой Глаз Бога и наносит первый удар. На мгновение вся боль забывается в восхитительном трепете их тел и оружия, так плавно перемещающегося взад и вперед, парирующего и наносящего удары, защищающего и атакующего. Движения столь же естественные, как приливы и отливы бурной реки. Чжун Ли несравненно хорош. Так хорош, что Чайльд почти забывает об обстоятельствах, ввергнувших их в схватку. Так хорош, что он хочет, чтобы бой длился вечно, наконец-то встретившись с достойным противником. Вопрос, сможет ли этот безобидный на вид рядовой гражданин гавани схлестнуться с ним на равных, сразу же испаряется, когда Чайльд полностью погружается в их схватку. Чайльд всегда считал Чжун Ли привлекательным. Разве были те, кто так не думал? Но в пылу битвы, в моменты, когда Чайльд ощущает себя наиболее живым, все чувства обостряются в сто крат. Чжун Ли будто сияет в танце пылкой битвы, ловко уворачиваясь, блокируя удары и двигаясь так быстро, что все расплывается, когда Чайльд пытается не отставать от него. Серия атак даже не прерывается, когда Чайльд прыгает с секундной задержкой, и копье Чжун Ли ударяет его по голени, сбивая в грязь. — Сдавайся! — копье Чжун Ли приставлено к его горлу, а в глазах сверкает свирепость. Однако Чайльд чувствует себя слишком хорошо, чтобы останавливаться сейчас. Угроза Чжун Ли пуста, поэтому Предвестник отталкивает копье и вскакивает на ноги. Ну, пытается вскочить. Его травмы, наконец, дают о себе знать в полной мере, и быстрый подъем превращается в неловкое спотыкание. — Никогда, — говорит он с, должно быть, маниакальной улыбкой. — Чайльд, пожалуйста. — Ты сдерживаешься, да, сяньшэн? — Чайльд ухмыляется, даже когда начинает покачиваться, а его зрение подергивается туманом. — Ты должен... перестать... Чайльд снова атакует, но после нескольких ударов становится ясно, что он теряет выносливость. Чжун Ли снова отбрасывает его назад. — Ты просто причиняешь себе боль. Сдавайся. Чайльд снова пытается подняться и делает финт, который мужчина видит насквозь. Чжун Ли легко удается увернуться от такой попытки мести, и, прищурив глаза, он наблюдает, как Чайльд кружит вокруг него, выискивая любое слабое место, чтобы атаковать. Отсутствие какой-либо щели в яшмовом щите делает тщетными любые попытки Чайльда. Чайльд чувствовал бы себя униженным, если бы не бредил прямо сейчас. Чжун Ли явно что-то скрывал от него. И он даже не использовал свой Глаз Бога! Чайльд задается вопросом, как бы прошел этот бой, если бы Чжун Ли был в полной своей мощи и силе... если бы Чайльд не потерял контроль над своей трансформацией и не дал себя ранить... Еще один обмен репликами снова оставляет Чайльда в дорожной грязи. На этот раз из его легких выбивает весь воздух. Мир взрывается головокружительным фейерверком. Голова раскалывается, и он не может дышать, а кровь, пропитывающая куртку, течет все сильнее... — Пожалуйста, — наконец в голосе Чжун Ли появляются эмоции. — Оставайся на месте. Не пытайся встать. Невеселый смешок, который, кажется, не принадлежит Чайлду, срывается с его губ. — Ты не сможешь победить меня, — бормочет Тарталья. — Это... невозможно. Протесты его тела — ничто по сравнению с решимостью его гордости. Он снова делает рывок вверх в последний раз, только чтобы быть остановленным геостолбом, вырывающимся из земли прямо перед ним. Еще два вспыхивают с других сторон, и внезапно он оказывается в ловушке между ними. Столбы образуют клетку, а его голова застревает в одной из щелей, а руки — в других. Чайльд борется, стискивая свое гидрооружие, но он слишком крепко зажат между ними. Слабый и беспомощный. Чжун Ли многое скрывал от него. Тарталья — нет, Чайльд, когда вся порочная решимость покидает его, — чувствует, как мир вращается, пока Чжун Ли медленно приближается к нему. Видимо, столб ударил по голове, осознает Чайльд, когда в сознание надвигается грохочущая чернота. — Пожалуйста, посодействуй им, — голос Чжун Ли доносится откуда-то из клубящейся темноты. Он чувствует, как нежные руки отстегивают его Глаз Бога от пояса. — Миллелиты не будут добры после случившегося. Но не делай себе еще хуже.

***

Чайльд просыпается от звука капающей воды. Успокаивающее воспоминание о сосульках по весне заполняет его разум. По мере того как зимние снега отступали в его родном городе, сосульки, покрывающие крыши домов и украшающие ароматные сосны, таяли с мягким капанием, капали и капали. В них отражалось еще холодное солнце, сверкающая призма, обещание лета и редкого тепла на этой суровой земле. Сейчас же он не чувствует тепла. Боль бьет слишком сильно, чтобы чувствовать стужу, но в комнате, действительно, холодно. Он лежит на полу. Кто-то снял с него рубашку, и Чайльд спиной чувствует деревянную поверхность под ним. Он не хочет открывать глаза. Боль — это то, к чему он не привык. Голова бьет набатом, но он получал раны и похуже этого. Такое чувство, будто кто-то перевязал ему бок. Хуже всего то, что избыток электрической энергии все еще течет прямо под кожей, искрясь и обжигая. Но в этом тоже нет ничего необычного. Он пытается пошевелиться и обнаруживает крепкие путы, стягивающие запястья и лодыжки. В этот момент рядом с ним раздается легкое покашливание. Здесь есть кто-то еще. — Ах, ты проснулся, — этот леденящий голос явно принадлежит женщине. Нет смысла притворяться, будто он без сознания. Чайльд открывает глаза и видит саму Волю Небес, восседающую на стуле рядом с ним и выглядящую совершенно неуместно в этой низкой каменной комнате, похожей на склеп. Вокруг нет ничего, кроме стола, на котором он теперь лежит, и ее стула. За ней закрывается металлическая дверь. Другая дверь украшает противоположную стену. — Надеюсь, ты доволен собой, — говорит Нин Гуан. — Я знала, что Фатуи что-то замышляют, но посметь зайти так далеко, как ты... Ты действительно думал, что сможешь уйти безнаказанным после того, как устроил такой всепоглощающий хаос? — Леди Нин Гуан, — Чайльд заставляет себя улыбнуться. — Какая честь наконец-то официально познакомиться с вами. Она фыркает. — Думаешь, твоя наглость забавна? — Думаю, моя Царица не хотела бы видеть меня в таком... недостойном положении, — он пытается поднять голову, но перед глазами все плывет. — Мой статус в правительстве... — Не такой высокий, как у меня, — ее глаза горят холодным гневом. — И ваша богиня должна понимать, что, когда она пытается низвергнуть чужую страну, ее слуги могут быть привлечены к ответственности за нанесенный ущерб. — Мы не пытались никого низвергнуть. — А что тогда вы сделали? — Она скрещивает руки на груди. — Каковы были ваши мотивы? Он откидывает голову назад и смотрит в потолок. Чайльд никогда не был хорош в интригах — на самом деле, даже ненавидит их. И хотя он может легко солгать, будет намного лучше ничего ей вообще не говорить. Нин Гуан вздыхает. — Путешественник уже все нам рассказал. Тебе нечего скрывать. Он продолжает пялиться в голый потолок. — Отлично. Мне все равно не нужна от тебя никакая информация, — она наклоняется вперед, и ее металлические ногти-иглы угрожающе стучат по поверхности стола. — Но я бы хотела, чтобы ты осознал, что потерпел неудачу. Ли Юэ теперь сильнее, чем когда-либо прежде, и его врагам лучше не недооценивать нас в будущем. У Чайльда чуть не вырывается что-то глупое, вроде «я вам не враг». Даже несмотря на попытку уничтожить город, он, на самом деле, не считает себя его врагом. Но Нин Гуан вряд ли хочет это слышать. Чайльд переходит на «ты». — Тогда, чего ты хочешь? — Все просто, — она откидывается назад, и холодная, темная улыбка растягивается на ее лице. — Справедливости. Выражение ее лица вызывает у Чайльда панический спазм в животе. Что-то подсказывает, что она точно не имеет в виду их фальшивое судебное заседание и небольшой тюремный срок. — Все, что ты со мной сделаешь, — говорит он, наконец теряя браваду, — моя Царица воспримет как личное оскорбление. — Хм, — она прикладывает палец к губам. — Я на это и надеюсь. Конечно, в это время война между нашими странами была бы неудобной… но, что ж, сегодня мы доказали, что Ли Юэ достаточно силен, чтобы победить другого бога даже без Рекса Ляписа, — ее легкая улыбка говорит о непоколебимой вере. — Но до этого не дойдет. — Что ты имеешь в виду? Нин Гуан встает со стула, ее фигура властная и грациозная. Она излучает непоколебимое превосходство, даже в этой комнате. — Это уже не твоего ума дело. Она подходит к двери и негромко стучит по ней. Она открывается, и сразу же появляются два миллелита с каменными выражениями лица. — Не люблю насилие, — говорит Нин Гуан, оглядываясь на него. — Но я бы хотела, чтобы ты почувствовал всю глубину своих преступлений. Я... многое потеряла из-за тебя. И она уходит, оставив в прохладном воздухе слабый тонкий аромат каких-то томных духов. Двое стражников входят в комнату и закрывают за ней дверь. Чайльд не из тех, кто будет умолять. Особенно, ради собственной безопасности. Но он из тех, кто в любой ситуации постарается сохранить гордое лицо Предвестника. Что бы ни планировала Нин Гуан (она же, в самом деле, не посмеет причинить ему сильную боль, правда?), Чайльд хочет выйти из этого положения с как можно более целой гордостью. Поэтому он улыбается миллелитам самой широкой улыбкой, на которую только способен. — Прекрасный день, не думаете, господа? Они даже не смотрят в глаза, просто медленно идут вперед и начинают развязывать его. Нин Гуан — полная дура, если думает, что может запугать его. Да, миллелиты перед ним большие мужчины с широкими плечами, но он сразил сотни противников крупнее себя. Они не могут сделать с ним ничего такого, чего он не испытывал раньше. Даже без своего Глаза Бога он мог бы с легкостью вырубить этих двух идиотов. Даже с его травмами он мог бы уложить их на пол за считанные секунды. Но Чайльд не будет сопротивляться. Время для бегства прошло, и даже он понимает, когда наступает момент сдаться. Но знание того, что он мог бы победить их, если бы захотел, придает ему сил. Это все так ужасно предсказуемо. Миллелиты поднимают его, связывают руки за спиной и толкают на пол. В течение нескольких секунд он развлекается, уворачиваясь от их ударов, но тот удар по голове, который был нанесен совсем недавно, вскоре приводит к головокружению, а общее истощение делают невозможным слишком резкие и многочисленные движения. К сожалению, Чайльд уже разозлил их. Первый удар приходится по его раненому боку. Почти наверняка преднамеренный. Второй — в руку. Третий — в спину. Эти двое явно были обучены тому, как причинять боль, ничего не ломая. На самом деле, Чайльд знает, что это искусство — научиться использовать нужное количество силы, не нанося сильного ущерба. Но это довольно трудно оценить, когда сила направлена на тебя самого. С пинками вполне можно справиться. Чайлд служил в рядах фатуи с 14 лет, и с самого первого дня получал синяки и хуже этих. Но миллелиты не могут делать это вечно, не причиняя сильных травм, поэтому через несколько минут они вытаскивают маленькие тупые хлысты. Эта часть уже гораздо болезненнее. Они не повреждают кожу, но такое ощущение, что шершни безжалостно жалят каждый кусочек его тела, кусая и впиваясь в каждый миллиметр. Чайльд прижимается лицом к каменному полу, решив не издавать ни звука. Это ничто по сравнению с агонией преобразования его тела под Глазом Порчи. Это не может причинить ему большого вреда. Чайльд хотел бы вспомнить ту часть своего обучения Фатуи, которая уделялась пыткам и тому, как вести себя во время них. Он никогда по-настоящему не уделял внимания этим урокам, позволяя своим способностям брать верх и делать все за него. И Чайльд никогда бы не подумал, что окажется в подобной ситуации, такой глупо высокомерной, как это сейчас кажется. Но он уверен, что Нин Гуан не позволит этому зайти далеко. К тому же, это не похоже на то, что они пытаются вытянуть из него информацию. Нет надобности вспоминать, как выдерживать пытки. Верно же? Чайльда начинает раздражать, когда миллелиты продолжают свою безжалостную трепку. Отчаяние вспыхивает в его сознании при каждом контакте с хлыстом, при каждой вспышке боли, которая отзывается во всем теле. Но он не издаст ни звука. Он сильный. Его сила — это все, что у него есть. Он сталкивался с гораздо худшим, чем это. Отговорки постепенно заканчиваются. Но как только он начинает думать, что больше не выдержит, они останавливаются. — Мы должны к-как-нибудь п-повторить... — Чайльд впервые открывает рот с гортанным смехом. Пока он еще может шутить... Миллелиты не смотрят на него, когда поднимают тело и бросают обратно на стол. Ему приходится прикусить язык, чтобы не закричать, когда его покрытая синяками кожа жестко соприкасается с деревом. Они привязывают его к столу и уходят, по-прежнему не говоря ни слова. Он вдыхает холодный воздух, пытаясь восстановить самообладание. Все — сплошная боль. Острые покалывания. Глубокая пульсация. Головная боль, которая заставляет его морщиться с каждым точным ударом пульса. Это огромное количество сенсорной информации, и все, что он может сделать, это пережидать пока она утихнет. По крайней мере, сейчас он один. Но Чайльд быстро понимает, что это не очень хорошо. Впервые с тех пор, как он покинул Золотую Палату, он остается наедине с одной сокрушительной мыслью: — Я подвел Царицу. Эмоциональная боль легче физической, поэтому он позволяет ей задержаться. Она верила в меня. Она поручила мне важную миссию. Важнейшую миссию. Остался без гнозиса Рекса Ляписа... как они теперь могут бросить вызов Селестии? Как теперь они должны спасти мир от тирании Небес? Царица ясно дала понять, что скорость необходима в этом деле. Это только вопрос времени, когда боги Селестии заметят, что происходит в Снежной: весь тот обман, их сверх достижения в области технологий, не говоря уже об их махинациях в других местах Тейвата. Царице нужны все гнозисы как можно скорее, и ему было поручено забрать его у Гео Архонта.... Чудовищность их положения не ускользает от Чайльда. Хотя он и другие Предвестники не посвящены во все планы Царицы, он понимает важность того, что они делают. Важность того, что ему не удалось сделать. Он посвятил свою жизнь тому, чтобы положить мир к ее ногам. И теперь... он в плену у людей, которых должен был обмануть. Чайльд гораздо меньше боится Нин Гуан, чем гнева своей богини, когда она узнает, что он потерпел неудачу. Он не может сердиться на Цисин и адептов за то, что они защищают свой город, но... будь ты проклят, Моракс! Что это за бог, который оставляет свой народ защищаться самостоятельно во время такой напасти? Конечно, сухо думает он, если я так легко проиграл Чжун Ли, как бы я выглядел, встретившись лицом к лицу с богом камня? Даже если бы Рекс Ляпис появился, Чайльд был не в той форме, чтобы сражаться с ним. Архонт уничтожал целые войска, стирая их с земли, много жизней погибло бы впустую в новой войне... Его собственное безрассудство привело его сюда. Он потерял контроль, перенапрягся, привел собственное тело в беспомощное состояние. Он был глуп и высокомерен, и он проиграл. Я все еще в состоянии служить моей Царице? Может быть, это и хорошо, что Чжун Ли остановил его. Если бы он сбежал домой, то столкнулся бы с гневом своего архонта. Чжун Ли... это еще один источник его боли. Чайльд не знает, чувствовать ли себя жертвой или виноватым в том, что произошло. Возможно, и то, и другое. Чжун Ли был просто преданным гражданином, защищающим свой город; конечно, он пытался остановить Чайльда. Но он выглядел таким грустным, искренне старался не причинить ему боль. Чайльд все еще считает его другом после многих месяцев, которые они провели вместе. Чайльд все это время знал, что в конечном итоге ему придется действовать против Ли Юэ и, следовательно, против его народа. Включая Чжун Ли. Он старался не привязываться. Но Чайльду нравится этот город, он не может этого отрицать. Люди здесь интересные, достопримечательности красивые, а кухня изысканная. Предвестник не может не наслаждаться жизнью здесь, своим времяпрепровождением, в котором Чжун Ли, к сожалению, принимал большое участие. Чайльд не знает сожаления. Освободить Осиала было правильным решением, несмотря на хаос, несмотря на то, что сейчас он привязан к столу и весь в синяках. Но он остро чувствует укол вины и сожаления из-за печали Чжун Ли. Это не имеет значения, говорит он себе. Он никогда больше не увидит Чжун Ли. Ничто из того, что произошло во время их делового партнерства, больше не имеет значения. Чайльд поранился по своей глупости, а Рекс Ляпис так и не появился, так что миссия окончена. Он потерпел неудачу, и теперь ему придется столкнуться с последствиями. Замирающий, стискивающий ужас в груди только усиливается с течением минут. Нечего делать, не о чем думать, некуда бежать от боли в теле и разуме. Проходит по меньшей мере час, хотя он не может точно определить время. Головная боль усиливается, и теперь он начинает испытывать жажду. Будут ли его кормить? Этот вопрос с приступом паники вспыхивает в голове. Конечно, они не зайдут так далеко, чтобы лишить его предметов первой необходимости. Его мучительные мысли прерывает неожиданный лязг металлической двери. Все его тело вздрагивает. Нет, только не снова, я не готов. Но в дверь входит последний человек, которого он ожидает увидеть здесь. Ее ледяные голубые глаза соответствуют острой ухмылке на губах. Она с важным видом входит в комнату, как будто она здесь хозяйка, женщина, способная превзойти даже Нин Гуан. Один взгляд по комнате, и ее глаза останавливаются на нем. Его лицо краснеет, когда он представляет, как выглядит: побежденный, измученный, полуголый и весь в отметинах, кровоподтеках. Привязанный к столу, как какой-то простой преступник. Это точно последний человек в Тейвате, которого он хотел бы видеть здесь. — О боже, и это Одиннадцатый Предвестник, — Синьора прищелкивает языком. — Во что ты вляпался? Чайльд все еще слишком потрясен, чтобы произнести что-нибудь, кроме сдавленного: — Какого хрена ты здесь делаешь. — Не нужно быть таким грубым. В конце концов, я союзник, — выражение ее глаз слишком ясно показывает, что это доставляет ей удовольствие. — Я пыталась договориться с Волей Небес, но она очень настаивает, чтобы ты остался здесь, пока твой приговор не будет исполнен. Конечно, она не сказала мне, что именно это за приговор, — она смотрит на стул, но, кажется, решает, что сесть на него ниже ее достоинства. — Я поговорю с Царицей, когда вернусь в Снежную, но, скорее всего, нам придется позволить Цисин делать с тобой все, что они захотят, пока не будут удовлетворены. — Я все еще не понимаю, — говорит он сквозь стиснутые зубы, — какого ты здесь делаешь. — О, Тарталья, ты действительно настолько глупый? — Обычно она старается не так явно ненавидеть его, но сейчас она давит, смеясь и звеня льдом наигранной жалости. — Не волнуйся, Царица будет очень гордиться тобой. Ты хорошо сыграл свою роль. Каждое ее слово — пощечина наотмашь. Достаточно трудно думать из-за головокружения и общего дискомфорта, но теперь его мысли окончательно погружаются в хаос. — Но я... я потерпел неудачу, — его голос тихий. — Я не смог получить гнозис. — Ты и не должен был его получить, — резко улыбается Синьора. — Это сделала я. Было много вещей, о которых Рекс Ляпис и я тебе не рассказывали. Чайльд думает, что его может стошнить прямо сейчас. Предательство... Ну, нет, он вряд ли может это так назвать. Скрытность и интриги — это первое счастье других Предвестников, прежде всего Синьоры. Другие уже бесчисленное количество раз подвергали его опасности. Но сейчас все по-другому. Комната кружится, и сейчас Чайльд не может зацепиться ни за один момент жизни, в котором был хоть немного уверен до сегодняшнего дня. — Объясни, — шепчет он. Она вздыхает. — Полагаю, я все же многим тебе обязана. Ты был милой маленькой пешкой в нашей игре. И действовал именно так, как того хотел Рекс Ляпис: вызвал достаточно хаоса, чтобы объединить Цисин и адептов. Освободил Осиал.... — она яростно смеется. — Ну, это было даже немного неожиданно. Странно, что в тебе это есть. Не замечала в тебе жажду к разрушению целых городов. Царица будет впечатлена. Ему становится еще хуже. — Я не... — Все еще не понимаешь? — Ее лицо выражает совершенное самодовольство. — Это была проверка. Рекс Ляпис хотел уйти на покой, поэтому организовал небольшое испытание для Ли Юэ с нашей экспертной помощью. — Он инсценировал свою смерть ради испытания Ли Юэ? — Именно. Он заключил контракт с Царицей о передаче своего гнозиса. Я не знаю всего содержания договора, но мы должны были помочь ему организовать эту проверку. Теперь люди Ли Юэ доказали, что их жизнь может процветать и без их архонта. — Почему... почему ты не сказала мне сразу? Она пожимает плечами. — Тебе и не нужно было знать. Что это значит? Такова была его миссия? — Значит... мы победили? — выдыхает Чайльд, однако любое чувство облегчения перекрывается мучительным предательством. — Да, Тарталья. Мы на еще один шаг приблизились к мировому господству. Ты можешь расслабиться и возликовать, — Синьора ухмыляется, когда ее глаза осматривают все его тело. — Ну, тогда, когда тебе выпадет на это возможность. Почему она получает такое удовольствие от его боли? Они никогда не ладили, но это совершенно другой уровень. Как могут его коллеги ненавидеть его настолько, чтобы намеренно заставлять его так страдать? Они должны быть командой, но с тех пор, как он присоединился к Предвестникам, большинство из них использовали любую возможность, чтобы унизить его. Ответ прост — они ужасные люди. И я тоже ужасный человек, напоминает сам себе Тарталья. Как иначе он бы удостоился чести вступить в их ряды? — В любом случае, ты не имеешь права выдать Цисин ничего из этого. Рекс Ляпис не хочет, чтобы они знали, по очевидным причинам. Он собирается сообщить лидерам, что он все еще жив, но, насколько известно всем жителям Ли Юэ, их бог мертв, и ты был непосредственно вовлечен в его смерть. — Как и ты, — говорит он сквозь стиснутые зубы. — Да, — улыбается она. — Но я действую во тьме. Может быть, тебе тоже стоит научиться быть более деликатным. — Мне был дан приказ. — И ты будешь великолепно вознагражден за свою службу, когда они вернут тебя нам. Не выдавай им ничего, или ты столкнешься с гневом нашей богини, — она начинает поворачиваться к двери. — И постарайся не умереть, хорошо? — Подожди! — Зовет он из последних сил. Из миллиона вопросов, вертящихся у него в голове, один пробивается наружу словно сверло. — Рекс Ляпис, кто он такой? Смех Синьоры сопровождается выражением искреннего недоверия и недоумения на ее лице. — Ты серьезно настолько слепой и несобранный? Чайльд молчит и просто ждет, привыкший к ее замечаниям о его интеллекте. Она так удивлена, что ей требуется время, чтобы заговорить. — Ты столько раз обедал с ним каждый день в течение нескольких месяцев. Безответственно транжирил деньги нашего банка на всякие глупые безделушки для него, — ужас Чайльда растет вместе с ее смехом. — Ты действительно обращался с этим человеком как с богом. И она оставляет Чайльда в покое, вместе с миром рушащимся вокруг него.