Ты мне - навсегда

Динка.       Светка была в институте, а я сидела дома над конспектами, вдруг телефон разорвал своим звуком тишину, которая стояла в комнате, я вздрогнула, стало почему-то так тревожно, взяла трубку и трубка заголосила голосом Голубевой: «Динка, Света в больнице! На физре, за каким-то х…ем, подняла тяжеленную гирю, сознание потеряла, скорая приехала и забрала в больницу». Голубева говорила быстро, я никак не могла вникнуть в смысл сказанного, тело среагировало быстрее. Ноги подкосились, я только смогла спросить: «Где она?» - В Александровской, я сейчас туда, давай, подъезжай.       Я выбежала из дома, в чём была, поймала попутку, потому что совершенно не знала, где находится эта больница. Подъехали мы со Светкой одновременно, вбежали в приёмный покой. В один голос: «К вам девушку привезли, Сурганову, Свету, по скорой».       Нам ответили, что Свету повезли в Городской клинический онкологический диспансер. Как, почему туда? Блядь, что вообще происходит???       Мы рванули в онкодиспансер, хорошо, что Голубева была на мотоцикле. Она гнала так, будто мы уходили от погони, попутно матеря всех и вся. Я думала, что живыми мы до больницы не доберёмся.       В приемном нам сказали, что Свету Сурганову положили в проктологию.       От волнения мы с Голубевой кружили по территории больницы, насилу нашли это отделение, в коридоре уже сидел Валерка Тхай, он и сказал нам, что нужно ждать, ничего не известно. Наконец вышел какой-то врач, пояснил, что Свете сейчас делают операцию и нам лучше пойти домой. - Операция долгая, так что вам молодые люди лучше пойти домой, придёте завтра, если всё будет хорошо, сможете навестить. Да, и сообщите родственникам. У неё родственники есть? - Да, я родственник, - сказала я, и уточнила, - сестра. - Ну, вот вы, сестра, и приходите, остальным здесь делать нечего, здесь всё-таки больница, а не проходной двор.       Мрачные мы вышли на улицу. Валерка попрощался, бросив: «Держите в курсе, попробую по своим каналам что-нибудь разузнать. Позвоню», - и пошёл к метро, а меня Светка отвезла домой.       Когда прощались, я ухватила Светку за край куртки, и прошептала (боялась произносить это громко вслух): - Света, с ней ведь всё будет хорошо? Скажи, что всё будет хорошо! - Я не знаю Дин, - Светка выглядела растерянной. – Деньги у вас есть? Я завтра привезу немного. Да, и Лие Давыдовне скажи, или мне ей позвонить? - Я сама. Вечером схожу к ней. Сейчас не могу, у меня ещё два урока с учениками. - Ну как знаешь, ты давай, не кисни, держись, если что, звони, - попрощалась Светка.       Я побрела домой. Занятия с учениками прошли как в тумане, мне хотелось быстрее всё закончить и остаться одной, никого видеть не хотелось. Потом вспомнила, что вечером нужно пойти в ресторан, нельзя было бросать Светкину работу, деньги нам сейчас нужны, как никогда. Лие Давыдовне решила ничего пока не говорить, не переговорив со Светкой.       В ресторане я просто тупо отработала смену, мыла посуду, стараясь ни о чём не думать, хозяину сказала, что Света заболела, и я пока буду её заменять, ему было абсолютно плевать, лишь бы работа работалась.       Из ресторана пошла пешком, и всю дорогу думала, почему это произошло с нами? Ответа не было, хотелось выть.       Дома меня встретила тишина, но не такая, которая успокаивает, умиротворяет, а та, другая, которая вызывает тревогу и страх. Липкий страх, который покалывает кончики пальцев, забирается под одежду, обволакивает район груди, мешая дышать. А ещё нашептывает на ухо: «Динка, а если….»? Стоп, прочь, пошёл на х..й, никаких «если». Как мантру повторяла: «Всё будет хорошо! Всё будет хорошо!»       Я свернулась клубочком на диване, подтянула к себе Светкину футболку, уткнулась в неё лицом и тихонько заскулила: «Светка, Светка, - как будто она могла меня услышать, - пожалуйста, пожалуйста, пусть всё будет хорошо, ты только живи, Света-а-а-а»! Света.       Пробуждение было резким, вот я ещё в чем-то розовом и вязком, оно обволакивает меня со всех сторон, я не знаю что это, но страха нет, значит здесь безопасно. А ещё очень красиво, ярко, и мне кажется, что я даже ощущаю какие-то приторно-сладкие запахи. Всё заканчивается сразу - цвета, приятные запахи, начинает быстро сворачиваться, как в мультике «Пластилиновая ворона», предъявляя моему взору новые и новые картинки, и вот я уже - на жесткой больничной койке корчусь от резкой боли в животе. Отовсюду торчат трубки. Какой-то сюр. Сознание возвращает в реальность, услужливо подсказывая мне, что произошло. Да, эта чертова гиря, боль, потеря сознания, скорая, операция, реанимация. Надо же, даже рифма получилась.       Что со мной что-то не в порядке, я начала догадываться ещё в прошлом году. Низ потягивало, кишки крутило почти уже ото всего, что бы я ни съела. Ощупывая свой живот, я поняла – не ошиблась, хорошо меня учили в институте, с диагнозом я угадала, значит всё-таки – онкология.       Господи, почему именно сейчас? Пф. Как будто, завтра или послезавтра это было бы удобнее и уместнее. Почему я? За что мне это, или для чего? Сотни "почему" и "зачем", скоро взорвут мой мозг!       Вошёл доктор, пытался меня успокоить, объяснил, что мне сделали операцию по Гартману, и что теперь мне придётся жить вот так, с трубкой в животе. Если всё будет нормально, спустя какое-то время, можно будет сделать восстановительную операцию. - Можно не объяснять, доктор, я знаю, что это за операция, я будущий врач, учусь в меде. - Ну, значит, сама всё понимаешь. Я что ещё спросить хотел, там девица одна к тебе бьётся, кто она тебе? Больно дерзкая, ругается со мной, с врачами, с няньками. Говорю, что пока нельзя, она и слушать не хочет.       Я слабо улыбнулась. – Это Динька. - Сестра? Вы похожи. - Нет, не сестра, даже не знаю, как вам объяснить. Она – моя любимая. Пустите её доктор, я без неё умру! - Вот как значит. Я подумаю, что можно сделать, - остановился, и уже возле самой двери сказал, - ты молодец, Света, стойкий оловянный солдатик! Держись, думаю, выкарабкаемся! - Спасибо, доктор, я постараюсь! – пообещала я хирургу.       Динка пришла на следующий день, не обманул доктор, спасибо ему.       Моя бедная девочка стала ещё тоньше и прозрачнее, чёрные круги под огромными глазами. Серьёзная такая, подставила стул, села рядом с моей кроватью. Я откинула одеяло, кивнула на свой изуродованный живот: «Вот такая я теперь».       Она взяла мою руку в свои, целовала каждый пальчик, исколотую иглами от капельниц тыльную сторону ладони, и шептала: - Светик, самое важное – живая, всё остальное ерунда, мы справимся, главное, что мы вместе, - не знаю, кого больше Динка уговаривала меня или себя. - Динь, я так скучаю! Домой хочу, - я старалась не ныть, но получалось плохо, увидела её и расслабилась, захотелось быть маленькой, капризной, и чтобы она меня жалела. - Доктор сказал, что если всё будет нормально, то тебя скоро выпишут, и мы поедем домой. Там заяц тебя заждался… И я.       Динка приходила каждый вечер, а потом от меня бежала в ресторан мыть посуду, измучилась совсем. Господи, она ведь совсем ещё маленькая, а тут на неё такое свалилось. Я должна выкарабкаться. Хотя бы ради неё должна. Я просто не имею право оставить её одну. Ничего, я справлюсь, я смогу.       А через неделю после первой операции я попала в ад! Что-то там плохо почистили, или инфекцию занесли, началось воспаление, и по новой – операция и реанимационное отделение.       Я искусала все губы, кулаки сжимала так, что ногти отпечатывались на ладонях. Хотелось биться о железные прутья кровати, чтобы хоть немножечко унять боль, которая пронизывала всё моё тело. Обезболивающее помогало ненадолго, простыни подо мной – хоть выжимай. Перевязки требуют отдельного рассказа - пытки в концлагере, но я об этом лучше не буду.       Боль обволакивает со всех сторон, затягивает в какой-то чёрный омут, заполняя каждую клеточку моего тела, даже дышать становится тяжело. Как я выжила? Неделя кромешного ада. А ещё от химии стали выпадать волосы, я попросила нянечку, чтобы побрила меня налысо. Динка придёт, испугается меня такую. Часто думаю, а вдруг не придёт? Как дальше мы жить будем? Столько планов было, всё по пизде пошло. Динка.       Зашла в палату, а там, нет Светки. Мысли в голове – одна страшнее другой. Я заметалась, побежала на пост, там никого, в ординаторскую – пусто, потом пришла медсестра, сказала, что Светке сделали вторую операцию, и она снова в реанимации. - Звоните, туда вас всё равно не пустят.       Я поплелась из отделения на выход. Ноги совсем не слушались, в коридоре, по стене сползла прямо на пол. Жутко. Руки дрожат, спазмы тугими жгутами перехватили горло, но это хорошо, крик застрял там, в глубине, и теперь не вырвется наружу, сердце в истерике бьётся о грудную клетку. Ногтями царапаю свои предплечья, глубоко вонзаясь в кожу, физической болью пытаюсь, заглушить всё то, что меня внутри рвёт на части. Нужно прийти в себя, взять в руки, расслабляться нельзя. Как там Светка? Ты только живи, любимая моя девочка!