Ты мне - навсегда

Диана.       Чтобы жить самостоятельно, мы подрабатывали, брались за всё, что подворачивалось. Я репетиторствовала - занималась английским со школьниками, Светка делала массаж детям, а по вечерам мыла посуду в ресторане «Граф Суворов». С едой нам иногда помогала Лия Давыдовна, подкармливала разными домашними вкусностями. Иногда тятя приводил к нам в гости Антошку, и подкидывал деньжат и продукты, с матерью я не общалась. В общем, более-менее на жизнь хватало.       Жили мы, в общем-то, хорошо и дружно. Я, правда, иногда маялась сомнениями, ну там по поводу, что Светка во мне нашла, и боялась, что рано или поздно она всё-таки меня бросит. Может быть, по этому иногда была с ней нарочито грубой.       Первая ссора, да даже не ссора, а чудовищная вспышка моей неуёмной ревности случилась через полгода нашей совместной жизни.       Костик Арбенин пригласил выступить на «Могучей кучке», там было много музыкантов – в том числе Светка Голубева, Женька Венлиг, Маришка Чен. Всё было чудесно, пока в конце мероприятия Костик не позвал нас всех на сцену, он исполнял финальную песню, и тут, моя Светуля, пустилась в пляс, вытанцовывая с Арбениным и ещё каким то музыкантом, забыла, как его зовут.       Я злобно шипела, звала её стать рядом со мной, так эта бл@ть демонстративно взяла со столика, который стоял на сцене, сигарету, прикурила от зажигалки, и вот так, с сигаретой продолжала дрыгаться в такт музыке. Я посмотрела на Голубеву, взглядом умоляя повлиять, но та, в ответ только пожала плечами и развела руки, жестами поясняя мне, что ничего не может сделать.       Ещё раз попросила: « Сурганова перестань, выброси сигарету», - но она даже не реагировала на меня. И тогда я ушла со сцены, а потом и вообще из клуба на улицу. Бродила там одна до поздней ночи, и только когда совсем замерзла, ночи в августе уже холодные, вернулась домой. Пошла на кухню, поставила чайник, и так мне стало обидно, что я, сама того не ожидая заплакала. Начала придумывать всякие ужасы, которые могли бы со мной произойти, и пусть бы тогда Светочка поплакала, казнила бы себя, какая она была дура.       Я открыла окно, залезла на подоконник, свесила ноги вниз с 4 этажа, закурила, и продолжала себя накручивать ужастиками. Вот сейчас бы шагнуть вниз, раз совсем ей не нужна, пусть живет одна, улыбается там всяким Женечкам, Валерочкам, Петечкам, Светочке своей Голубевой.       Конечно, она вся такая красивая, тонкая, изящная, и я замухрышка, в огромных очках, тощей задницей, ни кожи, ни рожи, зачем я ей, когда вокруг вьётся столько прекрасных и баб, и мужиков. Я плакала, жалела себя, и так хотела, чтобы она сейчас вошла сюда и увидела, сволочь, до чего меня довела.       Я уже почти рыдала, когда она тихонько подошла сзади, крепко ухватила меня за талию и втянула в комнату. - Ну-ка, ты, чего, Динка, что такое, почему плачем? Ну-ка тихо, тихо, – прижимала меня к себе, гладила вдоль спины, и целовала - шею, макушку, за ухом.       Я всхлипывала, цеплялась за неё и пыталась ответить, но у меня плохо получалось: «Я, я , я такая несуразная вся, как можно меня такую люби-и-и-ть, ты меня броси-и-и-и-шь, и я останусь совсем одна, без тебя. А я без тебя не могу-у-у, - завывала я. - Динка, Динечка, девочка моя родная, поверь, мне никто кроме тебя не нужен, глупыш, мой маленький, - продолжала целовать и прижимать крепко к себе. - Пойдём в кроватку, ты дрожишь вся, замёрзла, заболеешь ещё. - Но ты же доктор, ты же меня вылечишь? - я попыталась улыбнуться сквозь слёзы. - Вылечу, конечно, но ещё раз так сделаешь, высеку ремнём, - сказала Светка так серьёзно и строго, что я ей поверила. Я дала ей уложить меня на диван и накрыть. Она подоткнула одеяло со всех сторон, легла рядом. Но я выпуталась из кокона, обвила Светку руками и ногами, прижалась, впечатывая себя в её тело, и уснула, уткнувшись ей в плечо. ***       Моя гадкая натура не давала мне покоя, и через некоторое время уже я пьяная извивалась на сцене лектория зоопарка. В меня как будто бес вселился, я обнимала Сашку Егорова, прижимаясь всем телом, краем глаза наблюдая за Светкиной реакцией, она стояла с непроницаемым лицом сжатыми в тонкую полоску губами и смотрела на нас, не отрываясь. А в конце, в каком- то пьяном кураже мы еще и поцеловались с Сашкой.       Света развернулась и вышла из зала, а я продолжила гулянку, завертелись потом к кому-то домой, пели, пили, короче было весело, и я почему-то мстительно думала: «Вот пусть побегает, поищет меня, пусть знает, как мне было тогда смотреть на неё и сходить с ума от ревности!»       Зависала я там трое суток, немножко протрезвев, поняла какая я дура, и что натворила. Вышла, шатаясь из подъезда, и увидела стоявшую возле детской песочницы Светку, скользя по тонкому льду, подошла к ней. Хлёсткая пощёчина обожгла моё лицо, я поскользнулась, но не упала, меня поймали её крепкие руки. Она схватила меня за ворот куртки, встряхнула, и… обняла, прижав к себе. - Забери меня, пожалуйста, домой, - тихо попросила я.       Дома Светка отмывала меня в ванной, тёрла жесткой мочалкой, и не произнесла при этом ни слова. Я накрылась с головой одеялом, надеясь уснуть, пока Света была на кухне, но не получилось, она пришла, легла рядом, но на расстоянии от меня. Я подползла к ней ближе, обняла, зашептала в шею: «Прости, прости, прости, я очень люблю тебя, и так боюсь потерять, что от страха начинаю творить всякую херню. Света, мне очень важно, можешь не разговаривать со мной потом хоть целую неделю, но только сейчас ответь, ты всё еще любишь меня, хоть чуточку?» – я с надеждой смотрела на неё и ждала приговора, так боялась услышать в ответ – нет. - Я люблю тебя, Динь. Всегда.       И я мягко касаюсь ладонями её тела, и она невольно отвечает мне шумным сдержанным выдохом. Конечно же, она чувствует бешеное биение моего сердца. Утыкаюсь носом куда-то за ухо, и намеренно тяжело выдыхаю, целую венку на шее, я знаю — это её слабое место. Всё меркнет вокруг, только - она и я, и это сейчас самое важное. Она резко разворачивает меня спиной к себе, и без всяких церемоний входит сзади.       Я взрываюсь буквально через пару толчков. Переворачиваюсь на спину, кладу её на себя, она трётся как кошка, ласковая и нежная. Я очень люблю её такую. Вру! Любую люблю - грубую, жёсткую, податливую, неприступную. Но всегда мою. Она всегда отдаётся мне, как в последний раз. Из дневниковых записей Светы. «…» февраля 1995 года. Всякий раз, когда я думаю о тебе, душа моя переполняется нежностью. Мы врозь, мы вместе, мы словно чужие, мы родные, мы понимаем друг друга с полувзгляда, мы не можем докричаться. Как всё просто, и как всё непреодолимо трудно.