Не то, чем кажется-2

Петр Червинский-младший (господи, как же он ненавидел, когда его так называли, будто нельзя без этого идиотского уточнения) оставил машину на парковке и направился к лифту. Голова просто разламывалась, будто отбойными молотками там, внутри, орудовали. Кажется, он все же перебрал вчера с коктейлями… А потом они еще и коньяк пили. Собственно, поэтому Петр и поехал утром на свою, как он называл ее, холостяцкую квартиру, которую снимал уже несколько лет, дабы иметь возможность время от времени пожить вдали от милых своих родителей и всех прочих родственников. Иногда он уставал от них ото всех, даже от своего дорогого дядюшки, чтоб ему пропасть. Нет, Петр, конечно же, любил Льва, они же с самого дня рождения фактически вместе. Лёва защищал его в детстве, если какие-то слишком уж задиристые приятели по детским играм пытались обижать его. В школе он также оберегал Петю, не позволял никому и слова плохого сказать, и его, на удивление, слушались. Петр не знал, в чем дело, но Лёва всегда умел постоять за себя, и отстаивать собственное мнение, если это требовалось. Честно признаться, Петру всегда хотелось быть в этом похожим на него. Он старался, разумеется, но у него почему-то не всегда получалось. Это неимоверно раздражало, и потому-то Петр временами злился и на самого себя, и на Лёву заодно. Наверное, все дело в том, что Льву достались более умные и понимающие родители, нежели ему. Он прекрасно помнил, как, начиная где-то лет с десяти-одиннадцати, стал ловить себя на мысли, что ему тоже хотелось бы быть родным сыном деда, а не своего папочки. Потому что дед всегда находил время его выслушать и помочь, в отличие от некоторых.

***

Петр помнил, пусть несколько смутно, что когда он был маленьким, мать с отцом часто ругались, выясняли отношения, бог их уж знает, по какой причине. Иногда они попросту разъезжались по разным домам, а его оставляли у деда. Петя любил оставаться у него, потому что, во-первых, они с Лёвой могли играть вдвоём целый день напролёт, во-вторых, обеды и ужины в доме деда всегда казались ему гораздо вкуснее, в-третьих, Лара всегда готовила им вкусные десерты вроде крем-брюле, ну и наконец, они с дедом разрешали потом им с Лёвой посидеть подольше в детской и не ложиться рано спать, а летом отпускали на прогулку в саду. Петру нравилось, когда выдавался подобный вечер, поскольку дома у Лёвы всегда было спокойно и уютно. Помнится, один раз Петя попросил у деда остаться у него навсегда… А еще он прекрасно помнил, как мать однажды ушла от отца и перевезла Петю на свою старую квартиру. Петя устраивал ей ежедневные истерики, требуя отвезти его обратно, а потом и вовсе убежал, вернулся в посёлок, но до дома деда так и не доехал, заблудился. Дед сам забрал его с автобусной остановки, а после, кажется, серьезно отругал мать и отца… Потом, слава богу, родители помирились и особо не скандалили. Это случилось после того жуткого случая, когда какой-то ужасный человек пытался похитить Петю и требовал у деда огромный выкуп за него. Сейчас те события практически стёрлись уже из памяти, Петр помнил лишь небольшую полутемную комнату в каком-то заброшенном доме и низкий, чуть с хрипотцой голос человека, который велел ему сидеть молча. Потом приехал дед вместе с их шофером Игорем, и последний увёз Петю с той квартиры. А дальше он помнил лишь как мать сидела рядом с ним в его комнате и рассказывала смешные сказки. Кажется, у него тогда начался жар… Еще приходили отец, Лёва, бабушка Аня и даже Мила, а ему больше всего хотелось, чтобы пришел дед, однако же его всё не было. Спустя некоторое время Пете сказали, что дед заболел, и его отправили в больницу. Лара пропадала там целыми днями, а с ним и с Лёвой сидели отец и мать. Когда же дед поправился и вернулся домой, отец с матерью уже совсем помирились, будто бы и не было у них никаких разногласий.

***

Несколько лет все было просто замечательно, но потом родился… этот. Так называемый и любимый младший братец. Петя, честно сказать, напрочь не понимал радости Лёвы, когда у того родилась сестра. Будто бы ему по душе, что отец с матерью стали возиться с младенцем, а сам он мог с той минуты позабыть и о прогулках в обществе родителей, и об их присутствии на школьных праздниках, и о подарках. Все теперь будет доставаться маленькой Ларочке. Правда, Лёва на это неизменно отвечал ему, чтобы он не болтал глупостей. Он рассказывал иногда, как Лара укладывает сестрёнку спать, а он ей помогает, как они переодевают Ларочку, как дед сам вывозит коляску с малышкой в сад, а потом разрешает Лёве покатать ее немного, или как они ездили выбирать малышке новую одежду, а потом Лёве, за компанию, купили новую игру. Когда Ларочка чуть подросла, она сделалась довольно забавной девчушкой, которая сначала училась ходить, смешно переваливаясь, что-то лопотала на своем языке, и с ней временами бывало довольно-таки занимательно повозиться минут пять. Впрочем, Лёвку вот хлебом было не корми, только дай покатать ее на качелях, чтобы она заливисто смеялась при этом от удовольствия, строить ей из кубиков дом, и рисовать ей котят (почему-то ей очень нравились нарисованные кошки). Именно в то самое время отцу с матерью тоже втемяшилось завести второго. Когда Серёжку привезли из роддома, тут-то, можно сказать, и окончилась прежняя привольная жизнь. Отец вновь принялся «воспитывать» Петра, говоря, что он теперь старший брат, и его долг якобы заботиться о младшем. Однако же его почти не допускали в детскую, говоря, что малыша нельзя волновать. Мать, правда, просила иногда помочь выкупать брата, уложить его спать, но отец заявлял, что Петька еще слишком мал для этого. После чего его отсылали к себе делать уроки, а родители продолжали самозабвенно возиться с ребенком. Когда же братец подрос, тут и вовсе никакого житья не стало. Отец цеплялся к Петру по любому поводу: то не отдал малышу раскраску, то отобрал у него железную дорогу. Между прочим, дорогу ту дед ему подарил на новый год, точно такую же, какая была, к слову и у Лёвы. И Петр о ней мечтал столько времени! А тут вдруг папочка велел отдать ее брату безо всяких разговоров, потому что «младшим надо уступать». Когда же этот малолетний поганец пошел в школу, то любимым его занятием сделалось шпионить за Петей и доносить родителям, что он сбежал с уроков, курил в классе химии и надавал младшенькому подзатыльников, чтобы не грубил. Отец тут же начинал орать на него, грозился выпороть и пару раз выполнял свои угрозы. Мать же укоризненно качала головой и говорила, что нужно, дескать, быть терпимым. — Я не собираюсь с ним сюсюкать! — повысил голос Петр. — А я, — не остался в долгу отец, — если еще раз узнаю, что ты над Сережкой издеваешься, так тебя отхожу — год сидеть не сможешь, понял? Мне надоели твои выкрутасы. Тебе уже скоро семнадцать лет, идиоту, а ты с семилетним братом силами меряешься! Нашел себе противника, равного по уму! Лучше бы подумал, чем заниматься будешь, куда поступать: выпускные экзамены на носу! — А я давно уже решил, что пойду с Лёвкой в театральный! — выпалил Петя, и отец схватился за голову. — Ты совсем, что ли, последние крохи мозгов растерял? Ладно, Лёвка, он вон с малолетства на этой вашей школьной сцене «звездил», мать его по театрам своим таскала, да и вообще, она в этом деле, как ни крути, соображает, и может ему подсказать, если что. А ты-то куда лезешь?! Стихотворение прочитать и то не можешь без запинки! Вечно спотыкался, позорился перед всем классом! — А вот мы еще и посмотрим! — огрызнулся Петя. Вообще говоря, он ляпнул это просто так, чтобы позлить отца, однако же его слова Петю больно задели. Он решил, что назло отцу поступит и станет знаменитым. Правда, ни Лёве, ни Ларе, ни деду он ничего не сказал, просто подал документы в театральный институт, пришел на первый тур, прочитал басню «Свинья под дубом», после чего председатель комиссии сказал ему: — Спасибо, молодой человек, вы можете идти! Когда же вывесили списки тех, кто прошел на второй тур, то Петя с удивлением увидел свою фамилию, но в день экзамена он просто-напросто поехал в бар, чтобы немного отдохнуть. А вечером забрал документы из института. В самом-то деле, кой черт ему это сдалось? Отцу нервишки пощекотал да и будет. На том актёрская карьера Пети и завершилась. Да и черт бы с ней! Отец, конечно, злорадствовал, что Петька слишком много на себя взял, да вот не по нем оказался этот груз. И пошел он к чёртовой матери! На юридический Петр также не горел желанием идти, просто вспомнил вдруг, что бабкин второй муж — довольно успешный адвокат и зарабатывает неплохие деньги. Увы, он не прошел по конкурсу, поэтому пришлось идти работать. Ну, как: стать мальчиком на побегушках на семейном предприятии. Отец говорил, ему это пойдет на пользу: — Труд, знаешь ли, облагораживает человека! — Пошёл ты! — ругался про себя Петя. Курсы рекламы подвернулись ему совершенно случайно, но как ни странно, он увлекся. И с той поры ему стало казаться, что он нашел любимое дело. Правда, в последнее время, Петя смертельно устал ото всего… Ему хотелось чего-то нового: новых эмоций, переживаний…

***

Эта Софи, что подсела к нему в баре, оказалась горяченькой штучкой. Правда, ему показалось, что она любезничала с Лёвой, но тот вынужден был ее оставить, потому что журналисты попросили его об интервью. — Ваш брат очень талантлив, верно? — улыбнулась Софи, доставая сигарету. — Неимоверно! — кисло отозвался Петр и протянул ей зажигалку. — Но кино… скучновато. Как мне показалось. Актриса же, которая играла невесту, и вовсе… страшна, как смертный грех. — Да, пожалуй. Слово за слово, и они уехали с вечеринки вместе, стараясь, чтобы никто их не заметил. Она уговорила его поехать в гостиницу. Они сняли номер в четырехзвездочном отеле, заказали себе коньяку и… В общем, ночь была бурной. Утром Софи быстро собралась, поцеловала его в щеку, попросила телефон и пообещала звякнуть как-нибудь на днях. После чего они распрощались, и Петр подумал, что не надо наверное было бы отпускать ее так запросто. Впрочем, телефон-то у него остался… Кстати, о телефоне! Петр прошел в комнату, плюхнулся на диван и включил автоответчик. Мобильный у него валялся где-то полностью разряженный, и это было спасением, иначе никуда бы не спрятаться от звонков и нравоучений. — Петенька, дорогой, — раздался голос матери, — срочно перезвони домой, мы все волнуемся! — Петр Григорьевич, — это была Галина, секретарша деда, — Григорий Петрович просили вам напомнить о совещании с отделом рекламы. Сегодня в десять. — Чёрт! — Петр застонал. Он совсем забыл об этом кретинском совещании! Да и материалов не было путных. Ничего не готово, поскольку работать ему приходится с тупыми школьниками! Ну да и чёрт с этим совещанием, все равно ведь уже почти полдень. — Петенька, что случилось? — снова мать. — Почему ты не отвечаешь? Срочно перезвони мне, солнышко! — Петь, у тебя совесть есть? — это Наташка, его помощница в отделе рекламы. — Григорий Петрович три раза уже звонил, грозился всех то ли поубивать, то ли поувольнять. Куда ты, мать твою, задевал все материалы по новому проекту?! — Тебе кирдык! — еще одно сообщение от Наташи. — Только что мне звонил сам Петр Иванович. И, знаешь ли, его тон также не предвещал ничего хорошего! — Петенька, родной, мы все извелись, срочно позвони мне! — и как матери не надоест? — Значит так, поганец! — о, а вот и папочка прорезался! — Если ты через час не соизволишь хотя бы позвонить на работу, ты там больше не работаешь! И весь твой отдел тоже, у нас не богадельня, и я не намерен платить зарплату целой роте идиотов просто так! Что ж, кажется, придётся всё же тащиться на работу. Куда же, черт его раздери, подевался этот проклятый отчет? Петр судорожно перебирал папки на своем, порядком заваленном столе. Ах, да! Кажется, он оставил его на кухне. Ну, да, так и есть! Вчера за ужином он вносил туда кое-какие правки… Да, конечно, там еще, как говорят, и конь не валялся, но лучше уж так, чем ничего. Вздохнув с облегчением, Петр направился обратно в комнату. Следует, хоть это ему ну просто нож острый, перезвонить папочке и выслушать еще одну порцию возмущенных воплей. А потом, наверное, стоит перезвонить красотке Софи.