Не то, чем кажется-2

Ларочка отложила свой смартфон в сторону и потянулась за тостом. Спустившись к завтраку, она заявила, что еще не до конца «изучила прессу», поэтому ей де нужно пару минут, дабы удостовериться в том, что все в полном порядке. Лариса лишь слегка покачала головой, но ничего не сказала дочери. Впрочем, ничего удивительного, Ларочка упряма и всегда умела настоять на своём. — Ну, мне кажется, что Лёва мог бы быть менее зажатым, — наконец вынесла она вердикт, намазывая масло на хлеб. — А ты, мамуль, шикарна, ну вот просто лучше всех! — Ах ты Лиса Патрикеевна! — усмехнулся Лев. — Вчера ты мне говорила, что я был лучше всех. — Я и не отказываюсь, — смешно наморщив нос, проговорила Ларочка, — но ты же сам не можешь не признать, что наша мамочка была, прямо скажем, неотразимой. — А я тут вообще, что ли, пустое место? — нахмурив брови и старательно пряча улыбку, спросил Петр. Ларочка рассмеялась, послала отцу через стол воздушный поцелуй, уверив его в том, что он — вне конкуренции и всегда был и останется лучше всех на свете. — Ты просто подлиза-гений! — вновь поддел сестру Лёва, а она в ответ показала ему язык.

***

Во время этой небольшой шутливой перебранки Пётр с Ларисой переглядывались, еле заметно усмехаясь при этом. Вчера на банкете в честь премьеры фильма Лариса сказала ему, что наверняка во все издания завтра попадут фото Лёвы вместе со своей партнёршей по фильму, поскольку она заметила, как тщательно фотограф выстраивал кадр и без конца повторял, что они де превосходно смотрятся вместе. Сам Пётр фотографироваться терпеть не мог, но он дал, так скажем, уговорить себя попозировать, причем только вдвоём с Ларисой. — Безусловно! — улыбнулась ему девушка-фотограф. — Лариса Викторовна ведь всегда появляется в обществе исключительно вместе со своим супругом. Они сделали несколько снимков на фоне постеров фильма, а после Лариса, сдержанно поблагодарив ту вертлявую девицу, утащила его за столик. — Ларис, — улыбнулся он ей, — ну ты чего? Опять, да? — Ей-богу, в следующий раз я буду специально просить, чтобы аккредитовали исключительно фотографов-мужчин! — пробормотала она. — Ой, я не могу! — тут же рассмеялся Пётр. — Лариса! Ты хоть заметила, что та деваха ну, чуть постарше нашей Ларочки, а я же не… какой-то там! Да и она, поди, меня считает старым, трухлявым пнём, ровесником ее прадедушки. Всё, Лисичка, — вздохнул он, — я уже, если так можно выразиться, сошёл с дистанции, и ты можешь быть спокойна в этом отношении. — Не прибедняйтесь, милый мой Пётр Иванович, не прибедняйтесь! — усмехнулась Лариса, озорно блеснув глазами. — Ты у меня лучше всех, как любит повторять наша дочь. Мужчина хоть куда! — Это потому что твой, — прошептал он ей на ухо, после чего рассмеялись уже оба. Честно говоря, Пётр не то чтобы горел желанием идти на какой-то там дурацкий банкет, но это было важно для Лёвы в первую очередь, ну и разумеется, для Ларисы. Правда, когда она, несколько, как показалось Петру, смущаясь, объявила, что ее зовут сниматься вместе с сыном, и к тому же берут на одну из центральных ролей, он несколько… растерялся. — Мне просто очень нужен твой совет, — сказала она. — А еще… необходимо знать, как ты к этому отнесёшься — Это твоя работа, Лариса, — пожал он плечами. — Я же в этих ваших театрах ничего почти не понимаю, что я могу посоветовать? Если ты знаешь, что справишься, и будет результат… — Ой, Петь, — вздохнула она, — дело тут все в том, что у Лёвы это, можно сказать, дебютная работа в кино. Они во многом там своими силами стараются обойтись. Им трудно будет, а тут еще никого найти на эту самую роль не могут. Долгих экспедиций у нас быть не должно, так что если и уедем, то недалеко, они в пригороде будут натуру выбирать в основном. Ну и в городе тоже… — Если для Лёвки — так тем более! — отозвался Пётр. — Какие еще могут быть вопросы! Пётр усмехнулся, вспомнив, как однажды утром, Лев как раз только-только сдал все выпускные экзамены, он пришел завтракать и молчал практически все время, что они сидели за столом. Изредка сын поднимал глаза на мать, указывал ей взглядом на Петра, а после вновь утыкался в свою тарелку. Лариса же лишь неопределенно пожимала плечами в ответ. — Пап, — наконец решился Лев, — тут… маме нужно тебе кое-что сообщить! — выпалил он. Лариса покачала головой, взглянув на сына с ласковой полуулыбкой: — Дело в том, Петенька, что наш Лёвушка решил поступать в театральную академию. — А родного отца наш Лёвушка считает огнедышащим драконом, что ли? — с преувеличенной строгостью взглянул Пётр сначала на сына, а потом на жену. — И поэтому он чуть не под стол от меня сейчас хочет спрятаться, а тебя заслал, так сказать, парламентёром? — Пап, ну… — не выдержал Лев, — извини! Я просто не знал, как ты к этому отнесешься. Мне, правда, очень хотелось бы, чтоб ты понял меня правильно! — Лев, — Пётр протянул руку и накрыл ладонь сына своей, — я тебя понимаю. И очень хорошо, поверь мне. Это твоя жизнь, и если ты отдаешь себе отчет в том, что хочешь заниматься именно этим… Очень важно, чтобы ты выбрал свою, так сказать, стезю правильно. Чтобы не жалеть потом. — Нет, пап, — лицо сына расплылось в улыбке, — вряд ли я пожалею. — Я ему говорю, что эта профессия… скажем так, во многом как лотерея, — серьёзно проговорила Лариса. — Если тебе повезёт с режиссерами, с коллективом, то толк выйдет. Если нет… — А если нет, мам, — беспечно отозвался Лев, — то я, как Гриша мне всю жизнь предрекал, пойду трудиться в наше «сладкое королевство». — Дерзай! — хмыкнул Пётр. — В конце концов зря, что ли, ты в своих драмкружках гробился столько лет.

***

Лёва и вправду пошел в драмкружок сразу же, как перешел в пятый класс. С седьмого по десятый класс Лёвушка только что ночевать домой приходил. Они ставили инсценировки к отрывкам из школьной программы, вроде «Ревизора» или «Бесприданницы», в честь какого-то очередного праздника в школе подготовили несколько сцен из «Много шума из ничего» на английском языке, и даже писали сами пьесы, пусть и простые, но все же весьма занимательные. Не желая обижать сына, Пётр практически неизменно присутствовал на каждом спектакле, где был занят Лёвушка, и постепенно, чем больше он смотрел, тем больше, чёрт возьми, ему нравилось. По крайней мере, он ясно видел, что сын по-настоящему увлечен этим, а значит, мешать ему не следовало. Иногда Лёва принимался задавать матери вопросы о том, как бы лучше сыграть какую-то сцену, как произнести такую-то реплику, как будет выглядеть со со сцены тот или иной исполнитель, если встанет вот так, а не вот эдак. — О, началось! — закатывала глаза Ларочка. — Станиславский и Немирович-Данченко! — Малая, помолчи, а! — ласково щелкнув ее по носу, отзывался Лёвушка. — Когда старшие разговаривают, — наставительно прибавлял он, — малышам лучше не вмешиваться! — Пап, — живо поворачивалась к Петру Ларочка, — скажи ему, что он дурак! И не лечится! — Так, всё, хватит! — смеялся он в ответ. — Ты, Лев, ее не задирай, а ты, моя красавица… — … лучше доедай быстро, а то, во-первых, остынет, — подхватывала Лариса, — а во-вторых, опоздаешь на занятия. Тебя, Лев, это тоже касается!

***

Словом, сыну безумно нравилось это занятие, и потому Петр почти не удивился, когда тот объявил о своем решении. Да, конечно, было время, когда Петру мечталось, что именно Лев займёт его место в семейном предприятии, но… что поделать. Поступать подобно своему собственному отцу и, фигурально выражаясь, подрезать сыну крылья он не хотел. Пусть попробует, решил он. Лев поступил, причем, он наотрез оказался идти в тот институт, где преподавала, а теперь еще и заведовала кафедрой актерского мастерства Лариса, потому что, видите ли, могли подумать, будто мать его «по блату пропихнула». Впрочем, поначалу о нём все равно говорили именно так, дескать, и мать свои связи задействовала, и отец, разумеется, денег дал, это уж как водится. Но… собаки лают, а караван идёт. После дипломного спектакля, и тем более после дебюта Льва в «Разбойниках» в драматическом театре, куда он поступил после окончания института, замолчали даже самые злостные недоброжелатели. Лариса буквально рыдала в день премьеры, когда Карл Моор, роль которого, понятное дело, играл Лев, бросал под ноги своим бывшим соратникам оружие и восклицал: «Они получат меня живым! Я сам отдамся в руки правосудия!» — Надо было просто взять и наподдать им всем! — буркнул Пётр, когда закрыли занавес, и публика стала подниматься со своих мест. — Чего, спрашивается, он с ними без толку лясы точил? Теперь вон поймали его и посадили, а то и вздернули, дурака. — Петь, — тут же рассмеялась Лариса, — ну это же автор так написал. А если говорить о герое, то он сам принял решение, потому что понял: весь его путь был ошибкой. — Вот я говорю — дурак. Не надо было верить брату и цацкаться с ним почем зря! С самого начала надавал бы ему по голове, и всё! — Вот именно! — поддакнула ему дочь, которая до этого момента сосредоточенно молчала, обдумывая увиденное. — Лёва, — воскликнула Лариса чуть позже, когда они, дождавшись сына у выхода, направились к своей машине, — ты у нас стал, кажется, по-настоящему выдающимся актером, поскольку тебе удалось невероятное: приобщить собственного отца к театру, заставить его проникнуться, так сказать, этим искусством. — Сдаюсь! — вскинул ладони Пётр. — Но это и впрямь было… грандиозно. А теперь вот этот фильм. Честное слово, Петру казалось иногда, что его второй раз инфаркт хватит, когда он смотрел на экран. Да, он понимал, разумеется, что все это — не по-настоящему, игра и все такое, но… Когда Левушка, ну точнее, его герой с презрительной усмешкой говорил, что ему все равно, на какие деньги будет доживать его отец, у которого он отнял дом и все состояние, руки сами собой сжимались в кулаки, и хотелось накостылять парню как следует. Когда он обманул девицу и подставил ее, а она, любя и жалея его, взяла вину на себя и отправилась в тюрьму, его хотелось стукнуть еще больнее. А когда он издевался над матерью, то и вовсе хотелось придушить. Тем более, что в эти минуты оператор демонстрировал крупным планом лицо Ларисы и ее глаза, полные невысказанной боли. Но потом, когда непутёвый главный герой просил у нее прощения и клялся начать новую жизнь, на этом моменте просто дух захватывало, и Пётр сидел, вцепившись в подлокотники, точно в самолете при прохождении зоны турбулентности. Когда же машина, где ехал главный герой упала с обрыва, он и вовсе ахнул в голос, и по-детски зажмурился, чтобы не видеть этого ужаса. — Ты бы хоть предупредила, — сказал он Ларисе после окончания сеанса, — что там у вас все умерли. Я бы и не пошел, наверное. — Пап, да ты чего, — трогательно улыбнулся ему Лев, — это ж не по-настоящему. — А то я не понимаю! Но все равно… Ладно уж, — добродушно усмехнулся он, — к чему тут скрывать, ты был на высоте. Как и ты, дорогая, — тут же повернулся он к Ларисе.

***

Естественно, считал так не один Петр, потому что, как только что сказала Ларочка, пресса восторженно отзывается о кинофильме, и это, вне всяких сомнений, просто прекрасно, поскольку Лёвушке пойдет на пользу. — Так, семейство, — прервала его размышления Ларочка, — вы, гляжу, сегодня никуда не торопитесь? — Мне на репетицию только к четырём, — улыбнулся Лев. — Заодно узнаю и про распределение ролей в «Сирано». Мам, пап и ты, малая, держите кулачки! — После такой премьеры не дать тебе роль — просто наглость! — решил поддержать сына Пётр. — Да, но вопрос в том, дадут ли мне ту роль, какую я хочу! — В общем, мне лично больше некогда с вами болтать, хоть компания и чудесная, — поднялась Ларочка. — Пора в институт! Шофер, наверное, заждался, а если опоздаю… Лектор по экономике меня живьем съест. Всем пока! — она послала воздушный поцелуй брату, быстро чмокнула в щеку мать, которая сидела рядом с ней, после чего обежала стол, обняла Петра и, еще раз пожелав всем удачного дня, умчалась. — Ну, мне пожалуй надо бы тоже собраться, — нехотя поднялся Пётр. — Гришка там… Он не договорил, потому что Григорий, лёгок на помине, как раз вошел в столовую: — Приятного аппетита! — поприветствовал он их. — С нами не желаешь? — кивнул Лев. — Некогда! — буркнул Григорий. — Может быть, хотя бы кофе выпьешь? — предложила Лариса. — Ну, если только, — сменил он гнев на милость. — Потому что от твоего кофе, Ларис, отказаться невозможно. Слушай, пап, — повернулся он к Петру, — тут такое дело… Совещание по поводу запуска рекламной кампании новой сети магазинов пришлось отложить. Пока на неделю. — Что стряслось? — мигом утратил хорошее расположение духа Пётр. Рекламная кампания должна была стартовать уже пару недель тому назад, но… отдел, которому поручено было заняться этим вопросом, уже в который раз подводил все предприятие. — Опять двадцать пять? Гриш, мне это надоело! — начал заводиться Петр. — То у них съемки стоят, потому что, видите ли, не с теми актёрами договорились, а те много запросили, то оборудование сломалось, то еще какой-то бред! — Я тебя очень хорошо понимаю, пап. И если помнишь, то я буквально на днях тебе говорил, что этот… мой сын, одним словом, все сделал. Потому что это, на минуточку, его работа! Вчера он мне пообещал, что они подготовят все должным образом, а сегодня на совещании представят черновой материал и объяснят всю концепцию. И что бы ты думал?! Никогда не догадаешься! Пётр вздохнул: — Где он? — Не ночевал дома! — с видом триумфатора сообщил Григорий. — На новой квартире его так же не было, Катя туда названивала чуть ли не всю ночь. На работе эти его девахи из отдела также знать не знают, куда он подевался, а материалы, он им не оставлял! Идиот. Лев, — обратился он к брату, — ты вчера его когда последний раз видел? — Когда фотограф наша ушла, — пожал плечами Лев, — Петька сидел в баре. Я его еще спросил, не хочет ли он пересесть за столик к Миле и ее молодому человеку, а он ответил, что ему и так хорошо. А потом, кажется, ушел танцевать. Меня же утащили на интервью… — Так. Понятно… Послушай, а… там вот вчера с тобой девушка была какая-то. — Какая-то! — хмыкнул Пётр. — Ты поконкретнее, Гриш, приметы назови, а то он у нас так с ходу вряд ли вспомнит, с кем вчера любезничал. — Папины гены, чего ж ты хочешь, — съехидничала Лариса, и Григорий впервые за утро улыбнулся. — Я ее не разглядывал, но мне бармен сказал, мол, это была знакомая Зинаиды Александровны и Льва Петровича. — Софи? — удивленно приподнял брови Лев. — Да я, собственно, и сам только вчера с ней познакомился… — Шут ее разберет, Софи она там, или кто, но этот раздолбай, он же мой обожаемый сыночек, после банкета якобы уехал с ней. У тебя, Лев, часом ее телефона нет? Лев, несколько погрустнев, встал из-за стола, сказал, что сейчас посмотрит в своей записной книжке, после чего быстрым шагом вышел из столовой.