Монолог чужой жены

Жизнь изменилась так быстро, что я этого не заметила. Скрип-скрип. Где-то на втором этаже прошел Кричер. Я знаю, ты гордишься тем, что в моей семье есть свой домовик, пусть даже такой ненормальный. Но ты никогда этого не говорила. Жаль, что тебя здесь нет. Кажется, стены этого дома сдавливают меня изнутри. Я пустая. Остались в прошлом мечты о нем - обеспеченном, любящем муже и милых, прекрасных детях. Вот и все. Теперь у меня это есть. А толку? Глупые мечты остались в прошлом. Я верила тебе, мама, а ты хотела сделать дочь по-своему счастливой. И ты, самая добрая, любящая женщина из всех, которых я знала, не виновата, что сама загнала меня в ту клетку одиночества, в которой я уже столько лет. В которой я живу – и не могу жить спокойно. Я не могу даже смотреть на своих сыновей – в их ярких, лучащихся светом глазах вижу только его – своего мужа. Нет, не своего – он никогда мне не принадлежал. Может быть, только тогда, еще в детстве, когда я смотрела на него широко открытыми, влюбленными глазами. Но мы выросли. Хотя продолжили жить по привычке: заботливая сестра лучшего друга, заботливая подруга, девушка, жена… Беда была в том, что он принадлежал не мне одной – как и подобает примерному герою, маленький взъерошенный мальчишка отдавал себя всем. Нет, я не жалуюсь. Ты слышишь, мама? Твоя дочь никогда не жалуется! Пожалуйста, скажи, что гордишься мной! Просто скажи – и все. Ну? Но тебя здесь нет. Ты не думай, я это помню. Честно. Наша жизнь была обманом. Теперь же все стало еще хуже. Так страшно – вечером встречать с работы того, с кем связала себя вечными узами и понимать, что между вами нет ничего. Совсем – ни любви, ни дружбы, ни ненависти. Только двое сыновей. А они скоро вырастут и поймут, почему родители не могут долго быть в комнате наедине. Да, тебе нравятся наши сыновья. Конечно, ты бы хотела внучку… но ты же никогда мне об этом не скажешь, правда? Не скажешь. Хорошо, что тебя здесь нет. Кажется, в последнее время он еще дальше уходит от меня. Ему тяжело находиться рядом – такому честному не моему мужу. Кап-кап. Рядом со мной плачет даже кран. В руки до крови врезаются осколки разбитой посуды, и это приводит меня в сознание. Как много мыслей! Мамочка, ты воспитала меня честной, и я не буду врать себе. Всем – да, а себе – не стану. Я не достойна. Это та непреложная истина, которая пришла вместе с болью от порезов. Гордись – ты же этого хотела? Я одна и мне страшно. Страшно то, что я все еще люблю его – любого, пусть даже чужого. И не могу отпустить. Совсем. А он, похоже, любит кого-то. Но не уйдет, я знаю – вот такой у меня верный, благородный муж. И снова, каждый вечер ко мне, как к тяжелобольной, будет возвращаться любимый человек, неизменно пахнущий чужими духами. Старый и темный дом пронзает громкий, болезненный смех. Кричер на чердаке начинает неразборчиво ругаться, но тут же замолкает. Ах, черта с два я поступлю по совести! Решение, самое правильное из возможных давно зрело внутри и вырвалось в воспаленный мозг только вместе с исступленным хохотом. Да, мама, ты прекрасно воспитала свою малышку Джинни. Но ее уже нет. Она, как и ты, всего лишь горстка невесомого пепла. Джинни давно нет – но есть я. А я… я никогда не смогу отпустить его. Это – мой злой рок, моя карма и вечное наказание. Пусть. Пусть я останусь такой до смерти. Чужой женой. Пустой и надоевшей, как этот старый дом с давно слетевшим с катушек домовиком. Да, чужой. Но, все-таки, женой.