Волго-Дон

Колян вернулся домой в одиннадцать часов ночи. Юлька была дома и выглядела немного обеспокоенной. — Я думала, с тобой что-то случилось. Ты же вроде у Светы не собирался оставаться? Я тебе звоню, а ты трубку не берешь! — вывалила она сходу. — С твоим отцом коньяк пил, — спокойно признался Колян. Они с Донцовым договорились, что не будут скрывать свое общение от Юльки. Только природу этого общения озвучивать не станут. Юлька вытаращилась на него: — Вас не поймешь. То кидаетесь друг на друга, то игнорите… а теперь лучшие друзья, блин. — Ну, ты сама хотела, чтоб мы помирились, — усмехнулся Колян и пошел в душ, он чувствовал на себе запах донцовского одеколона и не хотел, чтобы и Юлька его учуяла. Наутро она предложила: — Пошли с нами на лыжах кататься. Папа на турбазе на прокат возьмет. — Это без меня, — Колян покачал головой. Зимние виды спорта, как, впрочем, и летние его никогда не манили. Его максимумом были турник и старые советские гантели, которые он уже много лет пользовал по утрам и брал с собой в рейсы. К вечеру Колян получил от Донцова сообщение: «Зря не поехал. Ночью тебя ждать?» Ну и что было на это ответить? Он дождался, пока Юлька уснет, и направился в сторону турбазы. Донцов его встретил коньяком и минетом. Колян понимал, что они ходят по краю, но уже ничего не мог с собой поделать. И Донцов, было видно, тоже чувствовал, что их несет. У него на телефоне рингтоном стояла песня из «Титаника», и, когда он звонил, они с Коляном как-то многозначительно переглядывались. Вчера и этой ночью Донцов трубку не брал. Только сообщения читал с каким-то странным, застывшим выражением лица. — Любовник звонит? — Нет, — односложно ответил Донцов и просто выключил телефон, а потом повернулся на бок и посмотрел на Коляна долгим взглядом. Они лежали в кровати, и по-хорошему, надо было уже разбегаться, чтобы не запалиться перед Юлькой. Но идти никуда не хотелось. Этот полупустой коттедж на зимней турбазе стал для них пристанищем, будто они были какие-то бесприютные, не имеющие своего жилья. — Я хотел обсудить с тобой кое-что, — сказал Донцов, глядя на Коляна в свете тусклого ночника, едва освещавшего спальню. — Ты и я — для тебя это… серьезно? — Глупый вопрос. — Вовсе нет. Потому что для меня это очень серьезно. И если это так для нас обоих, мы должны договориться на берегу, как будем встречаться. — Как раньше, а как же еще? — Колян сел на кровати и посмотрел ему в лицо. — Ты можешь приезжать ко мне домой. Если ты об этом. — Спасибо за приглашение, но я не об этом. Я про то, кто мы друг для друга. Знаешь, я уже влипал в отношения, которые воспринимались совершенно по-разному мной… и моим партнером. И это всегда заканчивалось плохо, — сказал Донцов и нервно прижал пальцы к губам. Словно хотел сказать больше, но не знал как. — Дай угадаю, ты ебался с кем-то на стороне? — с мрачной усмешкой спросил Колян. — Нет… не всегда, — Донцов встал и прошелся по темной комнате. Коляна всегда озадачивала его привычка вскакивать и куда-то уходить. Обычно это означало, что ему не хочется говорить о чем-то. Но в этот раз он сам начал разговор, и Колян решил больше не вставлять своих реплик. Пусть скажет все сам. Раз уж начал. — Я предлагаю тебе открытые отношения. Чтобы мы были вместе, но не отягощали друг друга. У меня есть такой опыт, и это было не самым плохим вариантом… — Донцов нервно убрал волосы за уши и воззрился на Коляна. — Ты же не ждешь, что я буду дрочить всю дорогу, пока ты в навигации? Колян только нервно заржал, встал и начал одеваться. — Что смешного?! — взбесился Донцов и схватил его за руку. — А чем это отличается от того, как мы встречались раньше? Мы ебемся по субботам, а в остальное время ты ебешься с кем хочешь. Разве не так все было? — Ты будешь моим парнем, а не просто любовником. — По-моему, я староват, чтобы быть чьим-то парнем, — заметил Колян, вывернул и надел майку. — Ты все равно будешь трахаться у меня за спиной. И как ты это ни назови, это будет обычным блядством. — Неправда. Я хочу, чтобы мы стали близкими людьми. Мы уже не сможем быть просто любовниками. Ты же это понимаешь? — Донцов остановил Коляна на пути к очередной брошенной на полу вещи. — Я никогда не встречался с мужиками, — признался тот. — Я вообще ни с кем, кроме Наташи, всерьез не начинал никогда… При упоминании бывшей жены Донцов изменился в лице и отвернулся к окну. Там было пасмурно, лес прятался в туманной дымке, вокруг фонарей кружился мелкий снег. — У меня тоже опыта отношений не так много. Я был с одним мужчиной… а потом… Словом, у меня были только одни отношения… в смысле нормальные… Ну, относительно. Колян сделал над собой усилие, чтобы снова не хмыкнуть. Эти паузы в словах Донцова как будто намекали на количество и качество пробелов в его биографии, рассказа о которых он хотел бы избежать. Будто его кто-то за язык тянул. Коляну эти подробности были не особенно нужны, они только разжигали в нем ревность, которая и так разъедала его, как приступы изжоги после еды. Но отношения с Донцовым и были той необходимой для души и тела пищей, без которой он почти год откровенно голодал. И повторять опыт такой голодовки совсем не хотелось. Но Донцов все же хотел поговорить, даже со спины было видно, как он нервно сжимает руки, ожидая от Коляна какой-то реакции. — И как его звали? — спросил тот. — Микки. — Маус? — Колян все-таки заржал. — Нет. Дитриксон. Он был наполовину американец. Мы были вместе, когда я жил в Москве, — Донцов не отреагировал на шутку, так и пялился в окно. — И почему вы расстались? — Потому же, почему я решил уехать из Москвы насовсем. Слишком много вечеринок, наркотиков, алкоголя… и секса. — Н-да? — удивленно спросил Колян. Было трудно себе представить, что значит «слишком много секса» для Донцова. Оргии с утра до вечера? Тот не ответил, и тогда Колян подошел и обнял его за плечи. — Я понял, что либо сопьюсь там, либо ВИЧ по угару подхвачу, — глухо сказал Донцов. — Еще не подхватил, значит? — Нет. Я регулярно проверяюсь. А ты? — спокойно ответил Донцов и повернулся к нему лицом. Колян мотнул головой. — Ты хотел трахаться без гандона. А ты уверен, что сам меня ничем не наградишь? Я в целом не против, но только после одновременного теста. И с уговором, что без резины ни с кем другим мы не трахаемся. — Это и значит — быть твоим парнем? Ты мне это предлагаешь? — уточнил Колян, глядя ему в глаза. — В том числе. Но ведь дело не только в сексе, разве нет, Коля? Колян просто сжал его в своих объятиях и поцеловал в губы. Донцов ответил, а потом прижался к его груди. Сегодня он был какой-то особенно нервный, его как будто трясло изнутри, и иногда эта дрожь прорывалась наружу. Колян зарылся рукой в его волосы, ему всегда нравилось это делать, но он этого почему-то стеснялся. Они были жесткие и прохладные на ощупь, как будто всегда слегка влажные, блестели и отливали в синеву. — Давай просто любить друг друга? Как получается… — тихо сказал Колян. — Мы друг друга все равно не переделаем. — Ты мне нужен, Коль. Не хочу, чтобы ты уходил. — Я завтра еще приду. Хочешь, прямо днем? — Нет, — Донцов помотал головой. — Я завтра в Москву улетаю. — Зачем? По вечеринкам соскучился? — невесело хмыкнул Колян. — Отца хоронить еду. Колян отстранился и уставился ему в глаза. Там не было скорби, но было что-то другое, даже более пугающее. Донцов провел тыльной стороной ладони по лицу, будто утирал слезы, которых не было, и сказал: — Это сестра мне звонила. Отец в реанимации с обширным инфарктом. Второй день просят, чтобы я приехал. Ну и придется ехать. — А почему ты сказал, что хоронить? — Это третий его инфаркт, — Донцов невесело усмехнулся. — Просто чувствую, что он там сейчас умирает. — Нельзя так говорить, — Колян был сбит с толку таким поведением. Вот уж воистину ебанутый. Донцов поднял с пола телефон, включил, проверил сообщения и задрал голову к потолку. — Что? — Всё. Колян бросился к нему и обнял. Тот не оттолкнул, но как будто застыл, глаза его все еще были сухие. — Почему ты вчера туда не поехал? — Потому что мне было важнее с тобой встретиться. А этому старому мудаку я еще пятнадцать лет назад сказал всё, и мне нечего к этому добавить. — Это не по-людски, — хрипло сказал Колян, отстраняясь. — А по-людски было меня с женой и грудным ребенком на мороз выгонять? — Донцов шмыгнул носом и сел на кровать. — Они на Юлю ни копейки не давали, пока я в Питере учился. А это единственное, о чем я их тогда просил. Не видели Юлю ни разу после развода. Я их типа предал, опозорил, да еще гомиком оказался, и они просто забыли о том, что моя дочь вообще существует. А теперь вдруг я им очень понадобился! — Может, отец хотел проститься с тобой по-человечески… — Надо было жить по-человечески. А помирать мы все будем одинаково, — Донцов махнул рукой и упал спиной на кровать. — Отца я похороню, сестра сама больная вся, без меня не справится. — А мать? — Мама всю жизнь искала себя… то стихи писала, то в пьесах играла… Но по факту всегда была лишь профессорской женой. Она не способна ничего сделать самостоятельно. У нее теперь будет вечный бенефис трагической актрисы… — Тебе их вообще что ли не жалко? — Колян сел рядом с ним и посмотрел ему в лицо. Донцов нервно кусал губы и незряче пялился в потолок. — Жалко. Но мы уже давно чужие люди. И я не хочу ничего менять. — Я тебя в аэропорт отвезу, — сказал Колян. — У тебя во сколько рейс? Донцов поднялся, посмотрел в телефон и ответил: — Уже часа через три надо выдвигаться. Не уходи. Давай просто полежим. Колян молча кивнул и лег рядом. Это странное ночное свидание, во время которого Донцов отсосал ему на кухне, стоя на коленях, а через час вертелся на коляновом члене во всех возможных позах, не давая ему отдышаться, закончилось молчаливыми объятиями на диване. Колян гладил Донцова по волосам, по спине и плечам, а тот иногда судорожно вздыхал, но не плакал. Лежал с закрытыми глазами, поджав под себя ноги и позволяя Коляну себя утешать этими прикосновениями. Тот не был уверен, что Донцов нуждается именно в утешении. Но его уязвимость и боль сейчас были видны, и Колян хотел быть с ним в этот момент и не отворачиваться. Хотя всегда избегал чужой скорби, да и свою проживать не умел. Смерть его собственных родителей была так давно, что напоминала о себе лишь в какие-то дурацкие моменты, вроде тех, когда ему кто-нибудь совал в руку пасхальное яйцо или заговаривал о наступлении морозов. Отец Коляна замерз в сугробе в нескольких метрах от калитки своего дома. Его мать там и нашла, когда выходила с утра на работу. Колян в это время был в боевом дежурстве и узнал о смерти отца только через месяц с лишним. А через год уже был на его поминках вместе с Наташей, они тогда только познакомились. Лежа рядом с Донцовым на кровати, Колян перебирал в памяти эти воспоминания и поражался тому, как много прошло времени с тех пор и что ему практически нечего больше вспомнить о тех днях. Как будто все прошлое заволокло утренним туманом, из которого показывались только слабые очертания прошедших дней. Все, что было до его встречи с Донцовым, сейчас казалось очень далеким и как будто не принадлежащим ему. Разве что Юлька помнилась хорошо. Их посиделки за пазлами, катания на санках с горки, ее зимние простуды и слезы от Наташиных нотаций. Юлька была чувствительная, видимо, пошла в отца не только внешностью. И мать это знала и как будто всегда хотела ее переделать под себя. Как не смогла когда-то переделать Донцова. Но и тут потерпела поражение. Колян представил, как бы она отреагировала, узнай, что дочь теперь живет с родным отцом. К счастью, она никогда этого не узнает. Колян не верил в загробный мир. Когда они ехали в аэропорт, Донцов держал телефон в руках и периодически слал кому-то послания. — Я написал Юле, что ты меня везешь. — А куда, ты ей сказал? — Да. Она зачем-то теперь хочет увидеться с бабушкой, — с досадой ответил Донцов. Колян повернул к нему голову, тот смотрел в окно. «Зачем-то» его поразило своей абсурдностью, хотя, с учетом всех обстоятельств, Донцов имел право не понимать желания Юльки обрести нового члена семьи. — А ты сам-то ее когда в последний раз видел? — Года три назад. Была какая-то очередная пафосная московская херня. «Черешневый лес», вроде. Я там в выставочном проекте участвовал, — сказал Донцов, продолжая незряче смотреть в окно. — Ну и она пришла. В шляпе и белых перчатках. Прям Раневская. Не Фаина, а та, чеховская. Колян не был уверен, что понял, в чем разница, и спросил: — Хотела на твои картины посмотреть? — Да нет… не думаю. Скорее, просто пришла на фестиваль. Но ей, конечно, польстило, что я там выставился. — И вы после этого не помирились? Донцов неожиданно заржал и чуть не выронил телефон на пол. Колян покосился на него с легкой опаской. — К нам тогда Микки подошел. Обдолбанный в хлам. Он уже плотно на веществах сидел, мы через пару месяцев после того окончательно разбежались. — И твоя мать поняла, что вы вместе? — уточнил Колян, глядя на дорогу. — Да там трудно было не понять. Он меня прилюдно засосал, — продолжал веселиться Донцов. — У нее такое лицо было! Даже не знаю, с чем сравнить. — Ну, понятно, она в шоке была. Я бы тоже… — Мама всю жизнь пыталась прибиться к богеме, — перебил Донцов, продолжая нервно хихикать. — И геев всяко не раз видела, с некоторыми даже пыталась дружить. Но меня в этом качестве терпеть была не готова. Ни в юности, ни даже тогда, когда я более-менее пробился в люди. Я не знаю, как такой вывих у людей в голове происходит. — Родителям всегда кажется, что им виднее, как тебе лучше жить, — заметил Колян. Донцов лишь покачал головой. — Тебе же не все равно, с кем Юлька встречается? Ты ведь знаешь, что у нее парень есть? — Зовут Данил. Работает в барбер-шопе. Институт бросил. Она приводила его в гости несколько раз, — отрапортовал Донцов без всякого выражения. — И как он тебе? Донцов лишь неопределенно махнул рукой. — Главное, чтобы гандонами пользовались. Остальное не так важно. У нее этих Данилов еще дохуя будет, — жестко сказал он, полез за сигаретами, но курить у Коляна в машине не стал. Было понятно, что парень Юльки Донцову не понравился. Интересно, почему. Колян подозревал, что у них с Донцовым могут быть разные критерии «хорошести» парня для дочери. И, конечно, его задело то, что с ним она его так и не познакомила. Это была не ревность, скорее, какая-то детская обида на Юльку. Он молчал всю оставшуюся дорогу и оттаял, лишь когда они курили недалеко от здания аэропорта. — Спасибо, Коль, прости за всю эту херню, — сказал Донцов и обнял его на прощанье. — Напиши, как вернешься. — Я тебе позвоню. Еще оттуда. — Тебя здесь встретить? — Если сможешь, да, — Донцов нервно улыбнулся. — Обещаю тебе сосать всю дорогу. Колян хмыкнул, оглянулся по сторонам и погладил его по волосам. Отпускать его не хотелось, но он сделал над собой усилие, оторвался от Донцова и пошел к парковке, не оглядываясь.