Волго-Дон

В самом конце августа Колян отвез Юльку в город. В общежитие ей места не дали, и потому пришлось везти ее в квартиру Донцова. Колян с этим смирился. Раньше он принципиально не хотел, чтобы она у него жила, а теперь думал, что так даже лучше. Донцов, если она опять напьется, хотя бы ее спать уложит и с утра йогуртом напоит, а в общежитии кто о ней позаботится? Донцов жил в старой части города в девятиэтажке, которая торчала посреди исторической застройки, как хрен посреди укропа. Колян выгрузил Юлькины сумки из багажника, и их тут же подхватил Донцов, появившийся из подъезда. — Зайдешь? — спокойно спросил он. Его взгляд из-под упавшей на лицо челки был внимательным, даже настороженным, но вовсе не демоническим. Колян посмотрел на Юльку, которая сейчас писала что-то в телефоне и не обращала на них внимания, и молча кивнул. Он вынул из багажника пластиковое ведро с яблоками, которые сегодня с утра рвал прямо с дерева. Сорт «Спартак». Юлька любила их есть даже недозрелыми. А Колян был равнодушен к фруктам вообще. И мысль, что они будут гнить в его саду, упав, как те самые мелкие груши, заставила собрать их и привезти в город. Донцовский дом был советской постройки, но недавно обновленный. Подъезд сверкал свежим ремонтом, лифт был тоже новый. Коляна посетило дежавю, когда он увидел в нем Донцова. Тот сразу повернулся к стене, как тогда в Питере. Странная привычка, если ты едешь в лифте с родной дочерью. Но та продолжала пялиться в телефон, а Колян продолжал пялиться на Донцова. И понял это только, когда тот посмотрел ему прямо в лицо. Пришлось отвести взгляд. Вышли на восьмом этаже. — Ты давно сюда въехал? — спросила Юлька, подняв глаза от экрана. — Пару недель назад, когда из Питера вернулся, — ответил Донцов и открыл ключом старую советскую дверь. Внутри пахло акриловой краской и штукатуркой. Было видно, что совсем недавно тут все ободрали до бетона и сделали свежий ремонт. Стены были серо-голубыми, полы — цвета асфальта, пластиковые окна — без штор. Квартира была светлая и просторная, очевидно, перепланированная, поскольку в центре нее была кухня-гостиная, из которой выходило три двери. — Юль, поставь чайник, пожалуйста, — распорядился Донцов, отнес ее сумки в комнату и быстро вернулся. Юлька, которая сроду не слушала Коляновы команды, тут же метнулась к кухонному гарнитуру. Колян почувствовал новый укол ревности и тупо стоял посреди полупустого помещения как сигнальный буек посреди Волги. — Садись, Колян, — Донцов отодвинул стул у белого обеденного стола. Почему-то собственное имя в его устах как-то резануло. Раньше он обращался к нему «Николай», но после той вылазки к севшему на мель Омику, стал звать так, как все мужики, с которыми он общался. Он никогда так не представлялся, но практически всегда становился Коляном буквально в первый день. Лишь подчиненные при обращении называли его Николаем Ильичом, но за глаза звали не по фамилии, а по той же форме имени, что и все. Колян не обижался, но сейчас от Донцова его слышать было неприятно. Так тот как будто указывал ему на его место в мире. И Колян, который раньше никогда не считал это место плохим, сейчас вдруг осознал, что ему там стало тесно. Донцов доставал из холодильника какую-то еду, командовал Юлькой, а Колян осматривался. Здесь было чисто, пусто и еще не обжито. Но в целом это была удобная современная квартира. Мебели было мало, но все необходимое имелось и не особенно лезло в глаз. Только удивляло, что Донцов, будучи художником, не повесил свои картины, и стены оставались голыми. Колян, к своему удивлению, в квартире Донцова даже расслабился, хотя по дороге, понятное дело, психовал. Он пытался представить их встречу, но у него не получалось. Донцов был тем, чье поведение он не мог предсказать. Хотя ничего особенно необычного тот никогда не делал. Если не считать странной манеры одеваться и любви к хуям. Сегодня Донцов выглядел на редкость обычно — на нем были прямые синие джинсы и серая футболка. Примерно так же был одет и Колян. Только он выглядел при этом как простой мужик, а Донцов, как какой-нибудь артист театра и кино в образе простого мужика. Наверное, это в нем Коляна изначально и бесило. То, что он никогда и ни в чем не был простым. Что в нем всегда было что-то еще, какое-то двойное дно. — Это твоя квартира? — спросил Колян, когда Донцов поставил на стол три прозрачных чашки и вазу с печеньем. — Да. Разъяснений не последовало. Донцов вернулся к кухонному столу и достал из полупустого шкафа заварку. Юлька, утратив хозяйственный запал, опять глядела в телефон. — Тебе с молоком? — уточнил Донцов. Колян мотнул головой и отвернулся к окну. На мгновение покинувшая его неловкость вернулась вновь. Квартира Донцова окнами выходила на Волгу, но ее почти не было видно за деревьями старого парка, который был неподалеку. Колян не любил город, но это место ему странным образом понравилось. Оторвавшись от телефона, Юлька села за стол и рассказала, что ее ждет в ближайшие дни в колледже. Поступила она на фельдшера, а не на медсестру, как хотела изначально. Донцов настоял, и она поддалась. Колян в этот вопрос не лез, но внутренне с ним согласился — если уж идти потом в институт, то на то же лечебное дело. Из Юлькиного рассказа следовало, что в ближайшее время Колян ей в городе будет не нужен. Медицинскую одежду и все необходимое для учебы они ей уже купили. Донцов пообещал держать руку на пульсе, и, как ни странно, Колян ему поверил. Вид его питерской выставки и городской квартиры убеждал в том, что Донцов все-таки не совсем оторванный от реальности сумасшедший художник. К тому же было видно, что Юлька посвящает его в курс своей предстоящей учебы охотнее, чем Коляна. Он, конечно, ревновал, но опять же за прошедший месяц смирился с тем, что Донцов эту битву выиграл. К тому же Колян и раньше ничего не понимал в ее учебе, а сейчас, когда она будет жить вдали от него, в этом и не было особого смысла. Он дал ей с собой деньги на расходы и сказал, что будет привозить их и впредь. Это был едва ли не единственный вклад в ее будущее от Коляна, который Юлька охотно бы сейчас приняла. Там, в их доме на улице Приморской, она, встав со своих чемоданов, на которые села согласно примете «на дорожку», крепко его обняла и долго не отпускала. И это был лучший момент Коляна за все лето. Допив крепкий чай, он поднялся и засобирался домой. Донцов останавливать его не стал, а Юлька пошла проводить до двери. — Не переживай за меня, — сказала она на прощанье. — Звони и бери трубку, — отозвался Колян и толкнул оббитую старым дерматином дверь донцовской квартиры. Видимо, ее он не успел еще поменять. Выйдя во двор, Колян закурил и отошел от детской площадки к зарослям сирени. Начинался вечер, еще по-летнему теплый. И только в воздухе уже пахло сухой травой и гарью, как бывает в начале осени. Домой ехать не хотелось — его там никто не ждал, кроме призраков прошлого и собственных тяжелых мыслей. Но и здесь ему делать было нечего, и он, докурив вторую, сел в машину и поехал в Речпоселок. На следующий день Колян зашел в контору к Сергеичу и сказал, что готов пойти в рейс, как только будет место в графике. Конечно, все было расписано до конца навигации, но всегда была вероятность форс-мажоров. Сергеич поцокал языком и сказал, что в этом году вряд ли что сможет для него сделать. А в следующем будет иметь ввиду. Колян и не рассчитывал ни на что большее. И все-таки надежда на возвращение на борт помогала ему держаться на плаву и не скатиться на самое дно тоски. Придя домой, он собрал валявшийся по дому мусор — обертки и банки, просроченные продукты, старые счета и полиэтиленовые пакеты из «Магнита». Что смог, сжег в железном баке, остальное отнес на помойку. Потом сорвал с окон шторы, которые за год без стирки стали сероватыми от местной песчаной пыли. Они ему никогда не нравились, но Наташа считала, что без них неуютно. Дом их стоял в глубине сада, в окна к ним никто бы не заглянул, и потому весь смысл штор было только в этом вот «уюте». Но Колян больше не хотел жить по Наташиным правилам без самой Наташи. И потому порвал их на тряпки и отнес в гараж. Совершив этот трудовой подвиг, Колян упал на диван и включил телевизор. На его любимом канале показывали почему-то не полицейский детектив, как обычно, а «Сверхъестественное». От такого совпадения он хмыкнул, но переключать не стал. Серия уже кончалась, и демон, за которым гонялись братья, почти победил. Колян знал, что так не бывает, и перед самыми титрами что-то обязательно поможет преодолеть зло. От телека его отвлек сигнал Вайбера. Написала Юлька: просила привезти ей зарядку для ноута. И почти сразу пришло сообщение от Донцова: «Напиши, когда сможешь приехать в город. Я буду дома». Колян, конечно, понял, что они там сидели рядом и писали ему одновременно. Но послание Донцова отдельно от Юлькиного казалось едва ли не приглашением на свидание. Колян тупо пялился в телефон и даже не заметил, как серия «Сверхъестественного» кончилась. И в его сознании демон так и остался непобежденным. Через пару дней Колян взял отгул и поехал в город. На заднем сиденье его Ниссана валялась забытая Юлькой зарядка, в багажнике — ведро поспевших яблок «Спартак». Припарковав машину во дворе, Колян захотел покурить и отошел к палисаднику, засаженному сиренью. Отвернувшись от детской площадки, он выпускал дым в сторону кустов и с удивлением заметил среди них несколько цветущих бледно-фиолетовых метелок. Раньше он никогда не видел сирень, цветущую в сентябре. Конечно, это был вовсе не такой буйный цвет, как в мае. И, наверное, никакого особого чуда в этом цветении не было, но его вид почему-то поднял Коляну настроение. Словно бы это было каким-то особым знаком. Бросив окурок в урну, Колян позвонил в домофон. С утра он написал Донцову в Вайбер, что приедет и тот просто ответил «ок». Подъездная дверь открылась почти мгновенно. Колян не помнил, как зашел в лифт и доехал до восьмого этажа. Там его встретила распахнутая дверь, хозяина видно не было. Колян шагнул внутрь, поставил ведро с яблоками и закрыл за собой. — Здравствуй, Колян, — тихо сказал Донцов, бесшумно появившийся из гостиной. На нем были старые джинсы, обрезанные на манер шорт, и майка-алкоголичка. — Привет, — Колян протянул ему смотанную в клубок зарядку от Юлькиного ноута. — Юля в колледже. Проходи. Донцов взял у него зарядку, пожал ему руку и зашел в гостиную. Колян на автомате разулся и двинулся за ним. Здесь мало что изменилось, если не считать букета с астрами и бархотками на столе и большой вертикальной картины, висящей между двумя окнами. Чтобы подавить неловкость, Колян уставился на нее. На ней был старик, глядящий на склонившегося обнаженного юношу. В этом не было никакой особой эротики, но Коляну хватило, чтобы покраснеть и отвернуться. — «Диоген и мальчик», — пояснил Донцов и кивнул на картину. — Я ее в училище рисовал. — Понятно, — ответил Колян, все больше чувствуя неловкость. — Это вообще репинское полотно. Я тогда хотел научиться писать цветом, как он. — Научился? — Нет, — Донцов мотнул головой. — Послушай, Коль, я хочу извиниться. — За что? — За то, что было в Питере, — сказал Донцов, отодвинул стул и сел, указав ему на соседний. Колян тоже сел и от его близости чувствовал, что дышит через раз. — Я весь день был на нервах, не уследил за Юлей, а потом и сам напился. — Хочешь сказать, что ты ничего не помнишь? — уточнил Колян, сжимая руки в замок и пряча за ними свой пах, поскольку в его голове уже поплыли картинки из воспоминаний о той ночи. — Нет. Я всегда все хорошо помню, — не сразу отозвался Донцов. — И потому извиняюсь. — Не стоит, — хрипло сказал Колян и поднялся с места. Донцов последовал его примеру, они столкнулись плечами, и Колян вдруг неожиданно для себя притянул его к себе и схватил за задницу. Тот на секунду застыл, но не вырвался. Колян чувствовал, что он тоже тяжело дышит и не смотрит ему в глаза. — Не здесь, — тихо сказал Донцов, когда почувствовал, как колянова рука скользнула ему в джинсы. — А где? — Пошли за мной. Донцов отстранился и направился в прихожую. Колян двинулся за ним. Они обулись и вышли из квартиры. Преодолев четыре пролета лестницы, они оказались на последнем этаже перед железной дверью. — Чердак? — уточнил Колян. — Мастерская, — ответил Донцов и со скрипом открыл замок. Из помещения пахнуло лаком, пылью и масляной краской. Колян шагнул внутрь и прижал Донцова к стене, уперевшись членом в его бедро. — В жопу дашь? — очень тихо спросил Колян, дыша ему в ухо. — С гандоном и без поцелуев, — так же тихо ответил Донцов, запуская руку ему в штаны. — Идет. Донцов провел его между рядов стоящих штабелями картин в небольшое темное помещение без окон. Тут были раковина, шкаф и широкий разложенный диван, накрытый старым советским покрывалом. Колян снова притянул Донцова к себе, но тот вырвался. — Я сейчас. Раздевайся. Он нырнул в незаметную крашенную серой краской дверь, зажег свет, и Колян по звукам понял, что там туалет. Отвернувшись, он стал быстро раздеваться, практически ничего не соображая. Член, стоявший всю дорогу сюда, сейчас опал, но Колян знал, что, когда Донцов вернется в комнату, он снова встанет. В голове было пусто, и это даже радовало. Потому что где-то совсем рядом был страх, что придут мрачные мысли и снова утопят Коляна в тоске. Лучше уж блядство, чем тоска. Донцов появился через несколько минут совершенно голый. Он дал себя облапать и утянуть на диван. Колян схватил его за задницу и прижал к себе. Это было классно и ново, сердце в груди бешено билось, и запах донцовского одеколона — что-то морское и древесное — еще больше заводил. — Подожди, — Донцов отпихнул его локтем, привстал, открыл дверцу шкафа, достал оттуда презервативы и флакон лубриканта. Колян придавил его к дивану, упал сверху и лапал все его тело, докуда доставал. Было так приятно лежать на нем, слышать его дыхание, ощущать его гладкую, прохладную кожу. Колян бы не вспомнил, когда последний раз был настолько возбужден. Он просунул руку ему под живот и обхватил член, так же крепко стоящий, как у него самого. Колян вжался лбом в спину Донцова и тяжело дышал, боясь кончить раньше времени. Он привстал и нашарил на диване блистер с гандонами. Привычно надорвав его зубами, он вытащил один и подрагивающими руками начал надевать. Донцов встал на колени, выдавил себе на пальцы смазку. Колян молча ждал, когда он будет готов, и увидев, как тот встал на четвереньки и прогнулся, пристроился сзади. Он обвел головкой вход и чуть надавил. Донцов выдохнул и уронил голову на диван. Колян толкнулся снова, потом еще раз, а потом вошел до конца. Задница у Донцова был податливая, но достаточно тугая. Колян по опыту знал, что надо просто подождать, чтобы партнер расслабился. И потому двигался медленно. И это позволило ему чуть успокоиться, чтобы не кончить сразу. Донцов под ним вскоре пошевелился и подался навстречу. Колян понял, что тому все нравится, и начал ритмично двигаться. Трахались они не долго, но это было достаточно грязно и жестко, как Коляну всегда нравилось. Их тела соприкасались с хлопающим звуком, Донцов под ним постанывал, прогибался и цеплялся руками за покрывало. Колян кончил, захрипел и притянул его к себе, обнимая за талию. Отдышавшись, он вышел из тела Донцова, лег и стянул с себя презерватив. Сердце в груди бешено колотилось, было жарко, от оргазма сладко ныло в паху. Колян ненадолго закрыл глаза, а когда открыл, увидел сидящего к нему спиной Донцова. Тот положил голову на поднятые на диван колени и обнимал их руками. — Эй, — позвал его Колян и притянул к себе. Донцов подчинился и лег рядом. Колян накрыл его пах рукой. Член Донцова был едва возбужденным. — Тебе не понравилось? — Не, все нормально, — коротко ответил Донцов и, видимо, поняв, что Колян ждет каких-то объяснений добавил: — У меня всегда падает, когда я член принимаю. Колян кивнул и продолжил трогать Донцова. Член у него был длинный и обрезанный, волосы в паху побриты, как у мужиков из порнухи. Колян бы не удивился, если бы узнал, что Донцов в ней снимается. У него всегда был порочный вид. Его нельзя было назвать красивым, но что-то артистическое в нем было — то, как он убирал упавшие на лицо волосы, как курил, выворачивая ладонь наружу — заставляло на него смотреть, не отрываясь. — Отсосешь мне? — как-то буднично спросил Донцов. — Нет, — Колян мотнул головой. — Я так и думал, — Донцов скривился в своей обычной усмешке, согнул ноги в коленях и стряхнул руку Коляна с себя. — Подрочить я и сам смогу. Они какое-то время лежали в тишине. Полумрак в комнате становился то темнее, то светлее, поскольку от сквозняка дверь в основное помещение мастерской ходила туда-сюда. Колян пялился в давно небеленый высокий потолок и пытался понять, как теперь он будет жить дальше со всем этим. — Хочешь, чтобы я ушел? — наконец спросил он. — Мне кажется, ты сам этого хочешь, — отозвался Донцов, тоже глядя в потолок. — Юлька когда придет? — Может, уже пришла, — Донцов пожал плечами. — У нее нет ключей от этого места? — Колян поднялся на локте и заглянул ему в глаза. — Нет. — Тогда надо спуститься и дождаться ее. Будет странно, если я уеду, не повидавшись. — Как знаешь, — глухо отозвался Донцов и сел. Колян увидел, что он держит руку в паху, обнял его сзади и тоже скользнул ладонью туда. Донцов хмыкнул, но не стал возражать. Колян дрочил ему, упираясь подбородком в его загривок, вдыхая запах его волос и ощущая, что, будь у них еще немного времени, выеб бы Донцова снова. Тот вскоре вырвался, поднялся на ноги и в несколько движений руки кончил в раковину. Какое-то время он постоял над ней, опираясь руками и низко наклонив голову, а потом сказал: — Одевайся. Покажу тебе мастерскую, — с этими словами Донцов смыл сперму под струей воды, скользнул в туалет и вышел оттуда спустя минуту полностью одетым. Колян только трусы успел натянуть. Донцов криво усмехнулся и выпорхнул из этой душной темной комнаты на свет. Одевшись, Колян потянулся за ним следом. Мастерская была небольшой и сильно заставленной. В одной стороне штабелями стояли картины, в основном без рам, в другой громоздились какие-то ящики и мусорные пакеты, у окна было пустое место. Посередине стоял серый подиум, на который был наброшен темно-зеленый кусок ткани. Поверх нее валялись яблоки из Колянова сада, местами уже подгнившие. Видимо, лучшего применения им не нашлось. — Ты их рисуешь, что ли? — вдруг догадался Колян. — Да. Самая благодатная натура — не шевелится, перерыва и денег не просит, — с усмешкой ответил Донцов, не глядя на него. — А людей ты сейчас не рисуешь? — Хочешь быть моделью? — Донцов покосился на него из-под упавшей на лоб челки. — Не, — Колян мотнул головой. — Я так и думал, — спокойно отозвался Донцов, подошел к тумбе рядом с пустым мольбертом, взял пачку сигарет и протянул Коляну. Закурили. Донцов запрыгнул на обляпанный краской табурет и шире открыл форточку. Окна тут были панорамные, выходили на Волгу и старый парк. Но стекла были пыльные, еще советские, годами не мытые. — Я тут еще толком не устроился. Все силы и деньги на ремонт ушли, — пояснил Донцов, глядя в окно и будто слыша мысли Коляна. — Откуда у тебя эта мастерская? — Купил вместе с квартирой у вдовы художника. Еще не все барахло его вывез. — Помощь нужна? — спросил Колян. Донцов повернулся к нему лицом и уставился прямо в глаза тем самым своим сатанинским взглядом, от которого всегда было не по себе. — Ты со мной подружиться теперь захотел? — А мы с тобой не подружились? — попытался в тон ему спросить Колян. — Мы с тобой потрахались. Про дружбу речи не было. — Не хочешь — не надо, — Колян пожал плечами и отвернулся. Повисло молчание. Донцов докурил, задавил окурок в старой стеклянной пепельнице и направился к выходу. Колян сделал то же самое. — Давай этот шкаф отсюда вынесем, — сказал Донцов и указал на грубо покрашенный в какой-то блевотный горчичный цвет старый сервант. Колян слегка растерялся, но почему-то сразу подчинился. И пока они протаскивали эту рухлядь через дверь, подумал, что у Донцова получается командовать не только Юлькой. Почему он, капитан с многолетним стажем, вдруг ведется на этого хмыря, слушает его команды, словно тот и вправду какой-то демон и может им управлять? Зачем он сюда приперся? Неужели только ради его тощей жопы? Колян ведь не пидор, что он на него так запал? Эти мысли проносились короткими вспышками и гасли, пока они тащили сервант на первый этаж — в лифт эта бандура не лезла. И когда они дошли до помойки, прямо на них выплыла из-за поворота Юлька. Увидев их, она сначала встала как вкопанная, а потом радостно рассмеялась. Колян после смерти Наташи ее такой довольной не видел.