Волго-Дон

Стоя у дверей галереи, Колян долго курил и видел, как туда подтягиваются опоздавшие. По их разговорам Колян понял, что к Донцову тут относятся серьезно. Словно он и вправду какой известный человек. Через какое-то время в зале заиграла музыка, судя по звуку, исполняемая вживую. Звучала скрипка и еще какой-то инструмент, но играли не классику, а что-то современное. Колян понял, что Юлька выходить не собирается. Он докурил вторую, прошел к расположенной неподалеку детской площадке и сел на скамейку. Оттуда были видны двери галереи, так что пропустить ее он не боялся. К тому же, она обещала позвонить. Он просидел там больше часа, глядел на детей в песочнице, проходящих мимо людей — пенсионеров с пакетами из «Пятерочки», мужиков с собаками, женщин с колясками, праздно шатающихся подростков. Иногда кто-то бросал на него взгляд — скорее тревожный, чем любопытный. Видимо, Колян в своей тельняшке в день ВМФ представлялся потенциальной угрозой. Но поскольку он сидел один и был трезв, к нему быстро теряли интерес. Пару раз Колян вставал и уходил курить к дверям галереи. Там тоже периодически появлялись курильщики, и по их разговорам он понял, что концерт и тусовка в самом разгаре. Колян позвонил Юльке, но трубку она не взяла. Видимо, просто не слышала из-за музыки. Он еще какое-то время поторчал у дверей и зашел внутрь. Народу тут даже прибавилось. Вокруг столов с напитками было людно. В воздухе пахло алкоголем и парфюмерией. Колян зашел во второй зал и увидел, что Юльки рядом со сценой уже нет. Там на нескольких рядах стульев сидели люди и слушали концерт прямо с бокалами в руках. Остальные тусовались по периметру. Музыка была громкой, она перекрывала подвыпившую публику, которая, очевидно, уже утратила интерес к творениям Донцова и просто приятно проводила время. Колян снова набрал Юльку, и снова она трубку не взяла. Он почувствовал поднимающуюся со дна души тревогу и злость. Шаря глазами туда-сюда, он видел только всех этих праздных кичливо одетых мудаков, но ни Юльки, ни Донцова видно не было. — Какая натура ходит, ты посмотри! — послышался за спиной гнусавый голос какого-то подвыпившего мужика. Колян обернулся и уставился на него в упор. — Кого-то ищешь, морячок? Может быть, меня? — мужик заржал пьяным блядским смехом, но его тут же утянул в сторону такой же разряженный в цветные тряпки пидор. Тот посмотрел на Коляна с опаской и даже попытался извиниться. Потом он зашипел на первого: «Ты, блядь, давно пиздюлей не получал?» Колян и не думал никого тут бить. Ну разве что Донцова. Он вообще на слова пьяных не реагировал, эта привычка, усвоенная с молодости, позволила ему сохранить в целости зубы и ни разу не попасть в крупные неприятности. А на флоте пьяные драки были самым стандартным их началом. Колян обратил гораздо большее внимание на то, что эти пидоры говорили между собой на том же мате, которым общались портовые грузчики. Интеллигенция, называется. Пройдя по периметру все два зала галереи, Колян понял, что Юльки и Донцова тут нет. И тогда он решил позвонить ему. Тот ответил не сразу, но зато начал с главного. — Юля со мной. Я ее спать уложил. — В смысле?! В девять вечера? — проорал в трубку Колян. — Она тут шампанского перебрала немного. — Сука… а какого хрена ты ей наливал?! Колян рванул на воздух, подальше от громкой музыки и пьяной толпы. — Когда ты успел ее увести?! Я на улице всю дорогу ждал. — Тут над галереей квартира, — пояснил Донцов, игнорируя его возмущенные вопросы. — Не переживай, с ней все в порядке. Завтра ее к тебе могу подвезти. — Мозги себе подвези, мудак! — крикнул в трубку Колян. — Я ее сейчас заберу. — Зачем? Пусть спит, — спокойно возразил Донцов. — Если тебе так будет спокойнее, поднимись в квартиру. Давай за сценой встретимся, я тебя проведу. Сказав это, он повесил трубку, видимо, чтобы не слышать матных слов в свой адрес. И Коляну пришлось их орать самому себе. Кто-то из прохожих на него обернулся, но ему уже было похуй. Он рванул обратно внутрь, едва не сшибая на ходу пьяную публику. У сцены было шумно, там теперь не было скрипок, а стоял диджей и включал на пульте какой-то клубняк. Донцов появился не сразу. Он выплыл из незаметной двери, которую Колян даже не распознал, — та сливалась со стеной, разрисованной на манер уличных граффити. — Пошли за мной, — позвал Донцов и сразу развернулся, чтобы не сталкиваться с ним взглядом. Колян был этому даже рад, потому что влепить ему промеж глаз очень сейчас хотелось. Они прошли во внутреннее помещение галереи, заставленное рамами и большими картинами, завернутыми в оберточную бумагу и полиэтилен. Пройдя по узкому коридору, Донцов открыл дверь в подъезд и сразу вызвал лифт. Колян встал с ним рядом и почему-то молчал. Хотя сказать много что хотелось. Зайдя в лифт, Донцов нажал на кнопку последнего этажа и отвернулся к стене. Глядя на свое искаженное отражение в хромированной поверхности, он сказал: — Я не думал, что ее так быстро развезет. Колян отвечать не стал. Пытался держать себя в руках, чтобы не врезать. Да и присутствие Донцова так близко, в этом узком закрытом помещении почему-то заставляло дышать через раз. Сердце как будто подпрыгнуло вверх и колотилось где-то у горла. Донцов тоже нервничал. Кадык на его худой шее ходил вверх-вниз, он кусал губы изнутри и по-прежнему пялился в стену. Коляну показалось, что они ехали наверх минут двадцать, и за это время воздух в кабине лифта нагрелся, словно в печи. Он почувствовал, что тельняшка прилипла к спине, и на лбу выступила испарина. Когда двери открылись, Донцов выпорхнул из лифта настолько стремительно, что Колян понял — не ему одному там было не по себе. Квартира на последнем этаже была огромной и пустой. Из панорамных окон можно было видеть центр Питера и Неву. Стены и потолок были белыми, пол покрыт темным паркетом, мебели — по минимуму. Юлька спала на черном диване, укрытая пледом, подогнув ноги под себя. Рядом на стуле висело ее голубое платье, поверх него — смятая бескозырка. Колян уставился в ее лицо и думал, что ему делать. Будить ее не хотелось, было видно, что спит она крепко и проспит до утра. Оставлять ее здесь не хотелось еще больше. — Оставайся на ночь, если хочешь, — словно услышав его мысли, предложил Донцов. Он стоял, отвернувшись к окну на безопасном расстоянии от Коляна. Тот тяжело выдохнул и сжал кулаки. — Твоя квартира? — Нет. Хозяина галереи. Мы вместе учились. Он сейчас за границей, — объяснил Донцов, не сводя взгляда с мутного северного заката за окном. — Я если и вернусь, то поздно. Тебя бесить не буду. В гостиной есть телек и диван, в холодильнике — пиво. Не стесняйся. — Ну, спасибо, удружил, — скрипнул зубами Колян. — Прости, если нарушил твои планы, — отозвался Донцов, развернулся, и, не глядя на него, пошел на выход. Колян остался один в чужой квартире. Несколько минут он так же тупо пялился на панораму за окном, а потом пошел искать сортир. Их нашлось два. В одном были унитаз и раковина, в другом — кроме этого еще душ и ванна. Все было с виду просто, но складывалось ощущение, что каждый смеситель тут стоит как мотор от лодки. Колян никогда в таких квартирах не бывал. Впрочем, он вообще предпочитал частные дома, и, осев в Речпоселке, никуда из него уезжать не собирался. Его вполне устраивал его добротный кирпичный дом и восемь соток земли. Эта пустая квартира была по размеру едва ли многим меньше всех его владений. Колян слабо себе представлял, зачем людям такое, если у них не большая семья. А судя по обстановке, тут вообще почти не жили. Блуждая по этим хоромам, он набрел на помещение с телевизором, которое Донцов назвал гостиной. С тем же успехом его можно было назвать ледовой ареной. Из мебели тут был только черный диван, стоящий напротив стены с огромным экраном, и низкий журнальный стол, вырезанный из целого куска сучковатого темного дерева, залитого эпоксидкой. Колян даже не сразу приметил, что одна из стен была оборудована встроенной мебелью белого, как и все стены, цвета. Там нашелся холодильник и пара почти пустых шкафов. Кухня, соединенная с гостиной широким проходом, тоже была огромной, там стоял такой же белый кухонный гарнитур, почти сливающийся со стеной. Вряд ли тут кто-то готовил пищу. Чистота везде была идеальная и безжизненная. Колян открыл холодильник и увидел батарею одинаковых пивных бутылок. Пиво было какое-то импортное, без единого русского слова, судя по длине названия и шрифту — немецкое. Еды тут практически не было. Если не считать за еду стручок красного жгучего перца и початую банку оливок. Колян, немного подумав, взял пару бутылок и пошел к дивану. Пиво оказалось горькое, но приятное. Вливая его в себя под тихий бубнеж телевизора, Колян постепенно расслабился. Здесь было кабельное телевидение, как у него дома, и он сразу включил свой любимый канал с американскими полицейскими сериалами. Почему-то именно это зрелище, не слишком тупое, но достаточно предсказуемое, всегда его успокаивало. Эти сериалы словно помогали Коляну верить в то, что какое бы дерьмо ни случилось, всегда в итоге хорошие парни победят, а мудак будет наказан. Выпив три бутылки пива, Колян стал клевать носом, выключил телек и лег на диван. Потом, повалявшись немного, он решил снять штаны, приволок из шкафа подушку и шерстяной плед, которые там приметил. В голове была приятная пустота, и это мимолетное состояние покоя не хотелось упускать. Колян закрыл глаза и провалился в сон. Проснулся он от звука льющейся воды. Ему бы он не мешал, если бы не пиво, которое «подошло к концу». Колян открыл глаза и несколько секунд пялился в потолок, вспоминая, где находится. Потом он тяжело поднялся и на автомате поплелся на свет, льющийся в коридор из распахнутой двери. Унитаз был рядом с входом, Колян облегчился, глядя мутным взглядом в белую кафельную стену. Потом он развернулся, увидел Донцова и застыл. Тот стоял в душе с открытой шторкой, опираясь руками о стены, низко наклонив голову. Из огромной душевой лейки под самым потолком на него лились ливневые потоки воды. Он просто стоял, не намыливался, не терся, подолгу не меняя позы, лишь иногда переминаясь с ноги на ногу. А Колян на него смотрел в каком-то странном отупении. За это время он успел хорошо его разглядеть. У Донцова были широкие плечи и узкая, как у балерины, талия, а голая задница сейчас призывно торчала из душевой кабины, словно ее хозяин кого-то ею туда заманивал. Ноги были худые, жилистые и почти без волос. На руках было несколько татуировок — с вороном на одном плече и с какими-то буквами и символами на другом. Вода лилась Донцову прямо на голову, и иногда он поднимал лицо и хватал ее ртом. В помещении было душно, Колян весь вспотел и совершенно забыл, зачем сюда пришел и что до сих пор тут делает. Наконец, Донцов выключил воду, поднял голову и обхватил ее руками, выжимая волосы, которые мокрыми казались еще чернее. Будто он и вправду был вороной. — Так и будешь пялиться? — хрипло спросил он. Колян не ответил, но и с места не сдвинулся. Донцов издал нервный смешок, чуть повернул к нему голову, но тут же снова отвел взгляд. — Мне надо уронить мыло, чтобы ты подошел? — Чего? — Видимо, все-таки придется ронять, — Донцов уже откровенно насмехался. Он не успел развернуться, как Колян, сделав пару шагов, впечатал его в мокрое стекло кабины. — Любишь жестко? — поинтересовался Донцов. — Заткнись, блядь. Я тебе не пидор! — выкрикнул Колян. — Ну раз так, что ты тогда тут делаешь? И кстати, у тебя в трусах банан или мне показалось? — Сука! — Колян отпрянул, шагнул назад и чуть не упал, поскользнувшись на мокром полу. Донцов медленно развернулся, оперся спиной на стеклянную стену и посмотрел ему в лицо. Колян от этого взгляда утратил последнее понимание происходящего, и все дальнейшее было каким-то сном наяву. Он видел лишь этот блядский взгляд, кривую усмешку, прилипшие к бледному лицу черные волосы, и, ниже, большой наполовину вставший член. Донцов шагнул к нему и тихо выдохнул: — Ну, давай, Колян, раздупляйся, иначе я спать пойду. Не получив ответа, он выскользнул из кабины и потянулся за полотенцем, висевшим на крючке. Колян схватил его за эту руку и рванул на себя. — Полегче, руки мне еще пригодятся, — недовольно сказал Донцов так близко к его лицу, что тот почувствовал запах коньяка от его дыхания. Колян только сейчас осознал, что член у него стоит так крепко, что семейные трусы на нем натянулись парусами. Он порывисто их спустил и прижался к бедру Донцова. Тот тут же сжал член Коляна в ладони и уперся лбом в его плечо. Но надрачивал недолго, опустился на колени, хватаясь за его бедра, словно боясь упасть, и посмотрел снизу вверх. Колян ждал, что Донцов скажет что-нибудь, но тот лишь вновь одарил его своим тяжелым и как будто проникающим до самого нутра взглядом, а потом взял его член в рот. Сосал он грубо, но Колян вообще не особенно любил, когда ему слюнявили хуй и называли это минетом. Потому то, что делал сейчас Донцов, ему нравилось. Тот как будто знал, что именно минет в его исполнении Коляна окончательно обезоружит. Смотреть на него сверху вниз, видеть свой член, исчезающий у Донцова во рту и достающий до самой его глотки было особенно сладко. Это было едва ли не приятнее телесных ощущений. Колян глядел на Донцова как завороженный, упирался руками ему в плечи и хрипел от возбуждения. Он даже не сразу понял, что близок к финалу, когда его тело дернулось, и он в несколько толчков кончил ему в рот. Донцов издал какой-то утробный звук, выпустил член Коляна, отшатнулся и сблевал коньяком вперемешку со спермой на кафельный пол. Потом он утер губы рукой, поднялся, опираясь на стены, включил душ и отвернулся. — Блядь, — запоздало и как-то безадресно выругался Донцов, подставил голову под воду и совершенно забыл о Коляне. Тот посмотрел на его задницу, которая сейчас, казалось, не заманивала в царство греха, а напротив, выгоняла оттуда своим безразличием, развернулся и вышел из ванной. Упав на диван, Колян глядел расширенными от потрясения глазами в потолок. В его голове словно взорвали сигнальную ракету, и все мысли и чувства плыли в каком-то мутном красном дыму. Сердце в груди бешено колотилось, бедра сводило легкой судорогой, какая у него иногда бывала после оргазма. — Пиздец, — вслух сказал он и продолжил пялиться в потолок, прислушиваясь к звукам в квартире. Вскоре в гостиной, не включая света, появился Донцов. Его бледное тело на фоне мутной темноты питерской ночи казалось призрачным, пугающе нереальным. — Ты здесь спишь? Тогда я в спальню пойду, — сказал Донцов, шарахнулся от дивана, задел ногой журнальный стол и тихо ругнулся. — Что это, блядь, было?! — спросил Колян. Собственный голос ему показался чужим и каким-то жалким. — А на что похоже? — отозвался из темноты Донцов и вышел вон. Всю оставшуюся ночь Колян едва ли сомкнул глаза. Лишь когда солнце уже вставало, он забылся каким-то дремотным бредом, в котором его покойная жена Наташа стояла на заброшенном причале в окружении ржавых, завалившихся на бок судов и махала ему белым платочком.