Серый

Скр-р-рз-з-зь...

Мерзкий, протяжный звук бьёт со всей силы по барабанным перепонкам, вызывая гулкий звон то в одном, то в другом ухе. Чуть дыша, Оля лежит под одеялом в оцепенении и непроизвольно дрожит, слушая, как по стеклу что-то водит своими острыми когтями. Откуда она знает, что это не облезлые от холода деревья стучатся в её окно своими непослушными ветвями? Потому что она неоднократно видела тех чудовищ, приходящих к ней вновь и вновь.

Скр-р-р-р-рз-з-з-зь...

Родители говорят, что это враки, а брат уж тем более не верит во всё это - мальчику уже было семнадцать лет, и ему точно было не до детских сказок, ведь его голову заполнили взрослый скептицизм и рациональное мышление. Каждую ночь окно в её комнате подвергается нападению большой чёрной тени, сочетающей в себе черты совы и самого дьявола, но на утро следы нападения будто бы таинственным образом исчезают. Только на подоконнике под тонким слоем снега можно увидеть едва различимые очертания птичьих лап. Сколько ночей это уже продолжается? Наверное, с тех пор, как они переехали в этот дом где-то на самом краю мира. Возможно, ранее стены этого дома источали приятную сырость и старость, вызывающие чувство ностальгии по временам, которые они с братом ещё не застали. Сейчас же из всех щелей меж подержанных временем досок сочился холодный сквозняк. Здесь больше не было безопасно. Оля чувствовала себя запертой в клетке на дне ледяного океана. Она не рискует подойти, задвинуть блеклую штору, чтобы никакая злая сила не подглядывала за её сном. Вдруг чудовища специально дожидаются её там, в темноте? Ждут, пока девочка сделает один неловкий шаг им навстречу, чтобы схватить ее и утащить в чащу леса? Всё, что сейчас было у Оли в качестве защиты - тонкое одеяло да плюшевая игрушка в виде мишки, совершенно не выполняющая свои функции по защите хозяйки от различных злых сущностей. Со стороны окна послышались тихие постукивания. Тук-тук... Тук-тук... Сердце забилось быстрее. Шестиклассница в ужасе таращилась в стену, никак не находя в себе сил повернуться к источнику шума. А вдруг это нечто уже проникло в её комнату..?

Тук-тук-тук... Бах!

От сильного удара окно распахнулась, и комнату окатило холодным воздухом. Оля с громким вскриком резко вскочила со своей постели, заставляя пружины койки неприятно звякнуть друг об друга. Бежать! Бежать! Она чуть ли не выбила дверь в комнату своего брата своим слабым тельцем, совершенно забыв о боли. На лицо ранее мирно спящего Антона закапали горячие слезы. Юноша недовольно скривил лицо и с громким мычанием начал протирать глаза, ища свободной рукой на тумбочке очки. — Тошенька, Тоша... У-у меня в комнате... Антон, п-помоги, там... снова... там... Сова-а-а! Оля тараторила так сильно, что главная мысль всего сказанной ею тарабарщины пролетела мимо ушей брата. Достав аксессуар, Антон Борисович надел их на себя и с прищуром посмотрел на сестру. В темноте расплывалось её покрасневшее от непрекращающихся всю ночь рыданий лицо. Теперь он готов выслушать все жалобы сестры. Относительно. — Оля, который вообще час? — Антон зажёг у настольной лампы свет и зажмурился, — Что у тебя конкретно случилось? — Сова-а... Она снова с-с-скребётся ко мне! Пожалуйста, з-закрой окно, Тоша... — Оля шмыгнула носом и посмотрела себе в ноги, тревожно перебирая в руках шнурки толстовки. Из-за слёз дощатый пол расплывался в разные стороны. Девочка прищурилась, и несколько капелек упало на обнажённые ноги. — Оль... Опять? Ну что ты как маленькая! Разве ты всё ещё веришь в эти дурные сказки? Антону было почти восемнадцать лет, значит он уже мог вести себя по-взрослому. Он отрицал мистику и все её проявления, а выходки сестры считал не более, чем детской боязнью темноты, от чрезмерной опеки пробывшей вместе с ней вплоть до одиннадцати лет, а любой проблеме он находил логическое объяснение. Потому каждый день, когда Оля приходила к нему с этой же проблемой, он глубоко вздыхал и чеканил следующую фразу, возможно, за несколько дней уже выученную им наизусть: "Это всё из-за разности температур внутри дома и снаружи. Доски сжимаются и разжимаются, из-за чего и появляется этот звук." Всегда это объяснение не угождало Оле, она всегда стояла на своём, будто Сова действительно вновь прилетела к ней и хотела её украсть, на что Антон цокал языком и покачивал головой. "Тебе снова снятся кошмары, давай я рядом с тобой посижу, а ты заснёшь спокойно.". На этом всё, обычно, и кончалось. Но не сейчас. — Подожди. Окно тебе закрыть? — Глаза Антона округлились, едва не повторяя форму очков. Разве ночные кошмары могуть принимать физические обличия? Нет, исключено. Сестрёнка кивнула головой и начала переминаться с одной ноги на другую. — Сквозняк. Пойдём, закрою. Взяв Оленьку за руку, очкарик поплёлся в сторону её комнаты. Игнорировать проблемы своей сестры он точно не мог, совесть не позволяла. Да что тут говорить, даже человека с каменным сердцем может растрогать Олина слезоточивая речь. Пол неприятно заскрипел под ногами, из-за чего Антон зашагал чуть медленнее. Совершенно не хотелось, чтобы просыпались родители, ведь очередная порция криков была для них совсем некстати, и так с лихвой хватает... С приходом брата в комнате Оли стуки прекратились, и единственный шум создавало громкое всхлипывание и дыхание Петровой, да биение запутавшегося во многослойных шторах окна об стенку. Ветер утих. Антон приподнял бровь, присаживаясь на край скрипучей койки, и посмотрел на Олю. — Слушай, а зачем вообще ты открыла окно, если там эта твоя... сова? — Это она! Она открыла! — Девочка надула губки и отвернулась, лишь бы не смотреть в пугающую чащобу. — Т-ты мне не веришь. Я так и знала. Ты думаешь, что я веду себя как маленькая, а я говорю тебе правду. — Допустим, верю. Всё для Антона стало кристаллически ясно: его сестричка проснулась посреди ночи в бреду от недостатка кислорода, а как решилась открыть окно, так сразу же и испугалась. Или может, так на неё влияет жуткая атмосфера расстилающегося на многие гектары леса? Или же всё сразу? Антон нервно сглотнул, подойдя ближе к окну. Откуда-то сзади послышалось тихое "аккуратнее, Тоша...". А что, если это не детская фантазия, и к ней каждую ночь действительно прилетает гигантская хищная птица? Антон отогнал от себя подобные мысли и, несмотря на оханье и аханье сестры, поднырнул под занавески, погружая свой взор во тьму. Ничего. За пару секунд нахождения лица вне тёплого дома в его белоснежных волосах уже успели заплясать снежинки, а нос слегка подморозился. Захотелось чихнуть. Антон рассматривал покрытые, как одеялом, густыми сугробами снега нагие деревья. Взгляд переходил всё выше и выше, - граница между деревьями и чёрным небом стёрлась - пока не дошёл до луны. Полная и бесподобная, она освящала лишь малую часть своих необъятных территорий. Блаженную тишину созерцания нарушил звериный вопль. Его сразу же начали подхватывать и другие дикие создания. В какофонии звуков слышались хохот, игривые взрыки и душещипательные стоны. Позади Антона раздался сдавленный писк. — Ч-что там, Антош?.. — Оля хлопала огромными ресницами, будто это поможет ей вслушаться в скулёж за окном. — Ты что, "В мире животных" не смотрела? Это волки воют. Петрова в испуге отшатнулась назад, усевшись на кровать. Волки... Вживую их вой звучит гораздо страшнее, чем в шипящем квадратном телевизоре. А ведь они звучат так громко, будто бы под окнами сидят и воют, воют только для того, чтобы Оля боялась выходить из дома. Он обернулся на сестру. Та смотрела на него так, будто он ей страшилки рассказывает. Антона этот сестринский гипнотический взгляд уколол в самое сердце. — Антош, они же нас не съедят?.. "Что за глупые вопросы ты задаёшь? Не будешь в лес ходить - не съедят," - Такой ответ яростно нашёптывал внутренний голос. Антон же отогнал злобные мысли и, прикусив язык, посмотрел во влажные от слёзок изумруды. Ой, как не хочется пугать и так зашуганную сестру - это неправильно и подло. — Конечно же нет. Они к нам не сунутся. Пусть только попробуют, я им... ну... того. — Тошка погрозил кулаком в лесную чернь и глупо улыбнулся. Конечно же, с его уровнем физической подготовки никакого отпора диким зверям он точно дать не сможет, но успокоить сестру же надо. Тем более, что в нём она видит куда бо́льшего защитника, чем тот же Антон видел в отце. Захлопнув дверцу окна, он повернулся к сестре. — Ложись спать, хорошо? А я рядом посижу. Чтоб точно ни один волк до тебя не добрался. — И сова! Девочка от радости аж засветилась, юркая под одеяло. Под боком её кольнул своим гладким коготком практически забытый ею в суматохе плюшевый медведь, подаренный мамой ещё в первом классе. Потапыч, а именно так его Оля и назвала тогда, в присутствии старшего брата всё же начал проецировать девочке чувство защищенности. Он широко разинул свои лапы и "колдовал" девочке магический щит от различной нечисти до самого утра. По крайней мере, в фантазиях шестиклассницы всё было именно так. Помимо него, в ногах ещё завалялась целая куча разных мишек: большие и маленькие, гладкие и пушистые, сидячие и лежачие. Может, Оля и взрослая, но детские привычки она отпускать не желает, по этой причине она взяла их в охапку и крепко-крепко обняла. Вдруг они ночью оживут и дадут отпор внезапно явившемуся в комнату их хозяйки хищнику? Эти мысли казались глупыми, но давали небольшую капельку надежды. Всё в комнате вдруг стало источать такой уют и спокойствие! Оля довольно расплылась, кладя голову на подушку и тепло обнимая коллекцию игрушек. Антон подошёл к кровати и, сев на край, начал спокойно разговаривать с сестрой. — Кстати, а ты давно уже эту сову по ночам встречаешь? — Кивок. — Ясно... А почему это не мышь какая-нибудь? Ну, или не воробушек? — Да потому что это не я всё придумываю! Она сама приходит! — Оля сморщилась и насупила бровки. В такие моменты она особенно была похожа на злого гнома, которому не дали поспать, хотя таковым в данной ситуации являлся Тоша. — Я когда спать ложусь, Сова сразу начинаем стучаться ко мне. Иногда я даже слышу, как она зовёт меня по имени... Бр-р-р-р... Я не маленькая, Антон. Я не хочу тебе врать. Я же сказала, что ты мне не веришь... Юноша прикусил губу. Он знал, что дети никогда не лгут так часто, как взрослые. Как, например, тогда, когда на день рождения шесть лет назад ему обещали поездку в Диснейленд, чего так до сих пор и не случилось. Но в невинных Олиных глазках не проскакивала и доля лжи, а всхлипывания были даже более, чем искренние. Она, конечно, любила фантазировать, но точно не сейчас. — А я сказал, что верю. Ну, по крайней мере стараюсь... Спи спокойно, завтра первый день в школе будет. Петров был бы сейчас совершенно не против вернуться в свою кровать и набраться сил перед тяжёлым днём, но чувство долга перед сестрой будто бы приковало его наручниками к ножке койки. Он прикрыл глаза и опёрся головой на железный бортик. Очки сползли по переносице, так что он аккуратно отложил их в сторонку. Оля же так же легко уснуть не могла - чудовища за окном исчезли только на время, и сейчас, когда Тоша перестал смотреть, они словно обрели силу вновь. Плюшевые игрушки предательски перестали источать чувства безопасности, как будто у них села батарейка. Она вновь оказалась загнанной в ловушку. Силуэты двоились и четверились буквально за мгновения, заполоняя всё пространство окна, искажались за блеклой ширмой, сливались обратно воедино и расформировывались в колючие и пугающие. Там сверкали огоньки, не звёзды, глаза! Хищные и яростные, они прожигали своим светом ткань занавесок. Две, а то и три пары (даже четыре!) выискивали Олю в пространстве комнаты, в какой-то момент останавливаясь и прожигая теперь и её одеяло взглядом. В каждой паре виднелась жажда пробраться внутрь комнатушки и сцапать девочку себе. Гул и вой, ещё более страшный и сковывающий, с каждой секундой становились всё громче и громче, вызывая у неё головную боль. Оля вжалась в матрас под одеялом и жалобно запищала. — То... ша... Когда брат поднял голову, все кошмары мигом растворились. Будто бы их и не было вовсе.

Будто бы ей это всё почудилось.