Разрушенное королевство: Глас стража || Destroyed Kingdom: Voice of the guardian

      Лотта стояла перед Дворцом, возвышающимся над краем горного утёса, в своём могуществе одновременно неприступном и величественном. Внешнее убранство украшали мраморные колонны, арки, балюстрады, узорчатые карнизы и вимперги, которые переливаются в свете северного солнца, отражаясь на заснеженных склонах. На первый взгляд, дворец казался монолитным, укрытым только тонким слоем инея, словно нет ничего, кроме его изящного фасада. Но для Лотты это было местом воспоминаний.       Каждый день зимнего солнцестояния они проводили здесь всей семьей, пока Лотта не нашла друзей и не решила, что будет праздновать с ними в городе. В Доме в Горах не было слуг, поэтому украшать все приходилось своими руками, либо с помощью магии. Зачастую этим занимались Лотта с Виваной и ее подругами, пока Каллиас поздравлял свой народ, толкал речи и следил, чтоб праздник был устроен как надо.       День зимнего солнцестояния — важнейшее торжество для Двора Зимы. Чтоб почтить Верховного Правителя, в этот день появлялись даже Верховные Правители других Дворов — союзники Каллиаса. Но Лотта никогда никого из них не видела. В такие моменты ей велели сидеть в комнате и украшать венки из еловых веток. Лотта не противилась — такое занятие было ей по душе. Зато потом всегда можно было поиграть с Авин — сестрой Виваны — и Морриганой — подругой Виваны.       Авин была как две капли воды похожа на Вивану. Но за все время Лотта привыкла их различать. Они прожили втроем в Скрытой Деревне, но как только Амаранта потерпела поражение, Авин покинула деревню и ускакала на поиски возлюбленного. Он не пришел с Каллиасом и она боялась, что тот погиб. Позднее Вивана уведомила Лотту о том, что Авин нашла его и сейчас выхаживает после нескольких лет заключения в темнице Подгорья.       Лотта обрадовалась, услышав эту новость, но тоска заскреблась где-то меж ребер. Когда Эйрлис переживал то же самое, Лотты не было рядом. У него не было никого. Даже Эйры. Оставались только гнойные шрамы на теле, душе и разуме. И пока Лотта сетовала на скуку в деревне, даже не задумываясь, через что проходил ее друг, он вел борьбу с собой, горем по сестре и ненавистью к ней. Лотта понимала, что не должна ощущать вину, но ничего не могла с собой поделать. Жалела, что не была с ним рядом, не смогла помочь, поддержать, поговорить, обнять, сказать, что он не один. Как она могла звать себя другом после этого?       — Благодарю, — сказала Лотта Капитану гвардии, убирая руки от его плеч. Переброс не занял и секунды. Лотта в который раз уверилась, что должна будет научиться этому мастерству.       Капитан также быстро исчез, оставив Лотту стоять на мостовой среди двух гор, охранявших Дом. Впереди — дубовая массивная дверь, а под ногами припорошенный снегом камень. Здесь даже пахло иначе, чем в городе. Из жаровен шел древесный дым, распылявший свой аромат по округе, мешался с запахом хвои и мокрого булыжника. Лотта вдохнула полной грудью и направилась по мосту, под которым не было ничего, кроме снега, безжизненных кустов и молодых хвойных деревьев.       Из дома тут же пахнуло теплом, стоило Лотте открыть дверь. Она струсила снег с сапог в вестибюле. Из широких окон заливался яркий дневной свет. Времена, когда зал для приемов прямо за вестибюлем использовался, Лотта не застала. И даже сейчас там было тихо, а сквозь занавешенные окна не пробивался свет. Она поднялась по винтовой лестнице наверх и уже на подступах ко второму этажу, где располагалась уютная гостиная, услышала сладкий запах сдобной выпечки, имбиря, корицы и глазури.       Лотта зависла у двери не в силах пошевелиться. По ту сторону слышался заливистый смех. Она шла сюда, чтоб выяснять отношения и искать какие-то сведения, о которых может никто и не знал. Но кому это сейчас нужно? Ворваться на праздник, начать задавать вопросы, испортить всем настроение, поднять бучу — разве это было бы благородно с ее стороны? Каллиас и Вивана праздновали принятие парных уз — теперь они стали истинной парой, а Вивана — Первой леди Двора Зимы. И, наверняка, меньше всего им хотелось сейчас решать проблемы Лотты.       Да, верно, это были не их проблемы. Они даже не обязаны предоставлять свою помощь. Лотта чувствовала, как все больше отрезает себя от их семьи. Как будто она имела право считаться ее частью только пока была мала. Именно поэтому так сильно хотелось узнать, почему именно они пеклись о ней все это время. Почему не могли просто отослать в приют и забыть? Что стояло за этой заботой?        Из мыслей Лотту вырвала распахнувшаяся дверь. На всегда ровном лице Каллиаса промелькнуло, едва различимое, удивление. Наверняка учуял ее присутствие и не мог понять, чего она не заходит. Лотта тут же ощутила потребность оправдаться. Она ведь не подслушивала. Просто не могла решиться наконец открыть эту дверь. Потому что и сама не знала, что здесь делала. Она была полна уверенности, что все узнает, как только увидит Каллиаса, но все это куда-то делось, стоило заслышать смех Виваны за дверью.       — Проходи, — наконец сказал Каллиас, заметив, как замялась Лотта, принявшись заламывать пальцы.       Ничего не ответив, девушка прошла внутрь. В комнате стояла тишина, только треск поленьев из жаровни нарушал ее. Вивана и Авин сидели на мягких светлых диванах, держа кружки с горячими отварами в руках. Еще одна такая же стояла на столе. Сквозь широкие окна, достигавшие потолка, пробивались солнечные лучи с ясного неба. На стеклянном столике, украшенном еловыми ветками и серебряным канделябром, стояли пиалы с домашней выпечкой. Лотта цеплялась глазами за алебастровые колонны, амазонитовые арки, за сияющую хрусталем люстру со свечами — за что угодно, лишь бы не выдать своего смущения.       — Как ты сюда добралась? — опомнившись, поинтересовалась Вивана, отставляя кружку в сторону.       — Хорошо, — сразу ответила Лотта и тут же едва не стукнула себя по лбу. Вопрос явно был не о благополучии поездки. — То есть, с Ллиром. Капитаном Ллиром. Он перебросил меня сюда и уже ушел.       Вивана и Авин крайне удивленно переглянулись. Каллиас сложил руки на груди, сбоку глядя на Лотту. Она редко видела его в домашней одежде. Сейчас же Верховный Правитель стоял в домашней сорочке и едва ли не спальных брюках. Лотта старалась на него не смотреть. Что если Каллиас спровадит ее, перебросит обратно во Дворец и прикажет больше не портить их праздники своими внезапными появлениями?       Во всем этом белоснежном царстве Лотта чувствовала себя темным пятном, черной вороной или овцой, кляксой на пергаменте или на фартуке служанки. А под пристальными непонимающими взглядами хотелось провалиться под снег и укрыться лавиной, позволить вкатать себя в продрогшую землю.       — Ты оторвала Капитана от дел и заставила перебросить тебя сюда, я правильно понимаю? — спросил Каллиас, строго глядя на Лотту.       Из его уст это звучало еще более безрассудно, чем было на самом деле.       — Да, — тихо выдавила из себя Лотта и поспешила оправдаться: — Услуга за услугу, мы договорились, что я тоже помогу ему!       — К чему такая спешка? Мы собирались вернуться через пару дней, что-то случилось при Дворе? — отозвалась Вивана, все еще недоумевающая, что побудило Лотту внезапно поменять свое решение и отправиться к ним.       Авин, до этого молча сидевшая, поджав ноги под себя, отпила из кружки и мягко улыбнулась.       — Садись к нам, — пригласила она, — Уверена, Лотта сейчас все нам расскажет.       Рассказывать ничего не хотелось. То, зачем она пришла, заставляло кожу алеть до кончиков ушей. Каллиас, наверняка, прикроет лицо, покачает ладонью и взмолится Матери, что не ниспослала Лотте разума. И от этого становилось лишь поганей. Рядом с ними все проблемы становились какими-то мелочными, ребяческими, наивными и недостойными внимания. Сколько бы Лотта не убеждала себя, что в этом есть смысл, он каждый раз терялся, стоило завидеть Верховного Правителя. Бросив на него короткий взгляд, Лотта взяла себя в руки и села рядом с Авин, ощутив некую поддержку от нее.       — Я хотела вас поздравить, — соврала Лотта, напряженно поглаживая ноготки подушечками пальцев. Для убедительности добавила: — Первой.       Не поверили. Они не поверили. Лотта ощущала это, каждой частичкой своего бытия. Она и сама не поверила бы. Слишком неубедительно звучали слова.       — Что ж, я тебя опередила, — поддержала Авин, словно купилась на ее ложь. Ее лисьи хитрые глаза говорили об обратном. Хотелось спросить, почему она одна, но язык не поворачивался. — Я удивлена, что Ллир так просто согласился.       — Он попросил помочь ему с дочерью, — ответила Лотта. По крайней мере это была самая простая часть разговора, не требующая лжи.       — Ах, да, Пия, если не ошибаюсь, — подхватила Вивана. — Бедная девочка. С самого рождения почти не видела родителей.       Лотта едва не вскинула бровями, заслышав слова Виваны. Она ведь и вовсе не знала своих родителей. Пие посчастливилось хотя бы иметь заботливого отца. Родного отца.       — Что случилось с ее матерью? — спросила Лотта, решив не перетягивать на себя одеяло.       — Амарантовы ублюдки замордовали ее, пока она пыталась защитить дочь. Пия — последнее, что осталось у Ллира, — ответила Вивана, глянув на супруга, вернувшегося на место рядом с ней. Каллиас все не сводил глаз с Лотты. Подозревал в чем-то? Или уже обо всем догадался и ждал, когда она озвучит?       — Жаль, — только и сказала Лотта, потупив взгляд в сторону. Плечи никак не хотели расслабляться под прицелом холодных глаз. Верховный Правитель внушал страх, о котором порой забываешь, когда живешь подле него слишком долго. Начинаешь считать таким же обычным фэйцем. А затем приходит осознание, что по его воле могли содрогаться горы, а по щелчку пальцев Лотта легко превратилась бы в ледышку. — Я, кажется, видела ее в приюте…       — Часто там бываешь? — спросила Авин, потянувшись за кружкой. — Ах, точно! Мы сварили отвар из дуба и мелиссы. Давай я налью тебе.       Авин подскочила со своего места и, не дождавшись ответа, потрусила за еще одной кружкой. Лотта хотела остановить ее, но так и не раскрыла рта, онемело глядя ей вслед. Тишина витала под потолком, Лотта покусывала губы, пряча руки под бедрами и глядя в окно. Авин вернулась достаточно скоро и налила отвар из глиняного чайничка. Лотте не так хотелось пить, как занять чем-то беспокойные руки.       — Они с Эйрлисом часто помогают в приюте, — ответила за нее Вивана, глядя на сестру. — Даже отнесли туда скользарии для каждого ребенка.       — Да, я помню. В Грюндалисе Лотта часто сидела с детьми, пока мы подыскивали им дома, — поделилась Авин, раскосыми глазами глядя прямо в душу. Губы Лотты дрогнули в неуверенной улыбке.       — У нее и правда хорошо получается ладить с детьми, — сказала Вивана и отпила из кружки. — Лотта, ты не думала поработать в приюте? Умелые руки там нужны всегда.       Так вот для чего они завели этот разговор. Лотта едва не застонала от беспомощности. Ну, неужели она была настолько разбалована, что не могла даже думать о работе? Все только об этом и твердили. Словно на этом приюте свет клином сошелся, и только туда ей дорога.       — Да чему я смогу их научить, — смущенно пожала она плечами, разглядывая столик и коврик под цвет диванам под ним.       — Не обязательно научать. Главное — подарить им заботу и чувство нужности, — тут же ответила Вивана.       — Я подумаю над этим, — пообещала Лотта, надеясь, что этот вопрос закроется еще на несколько лет прежде, чем она повторит свой ответ.       Вивана с Авин переключились на другую тему, больше не возвращаясь к приюту и работе Лотты. Они ударились в воспоминания о жизни в Грюндалисе, упоминая лишь приятные моменты, о которых еще не слышал Каллиас. Позднее даже он подключился к беседе. Лотта молча слушала, иногда дополняя своими умозаключениями. Когда Каллиас и Вивана ушли отдыхать в свои покои, Лотта осталась с Авин.       Приложив палец к губам, девушка прислушалась и соскочила с дивана, беззвучно ступая в сторону выхода. Лотта не поняла, куда та направилась, но, когда Авин вернулась с бутылкой, все стало предельно понятно.       — Вечер благоволит на бутылочку вина из Двора Лета, — хохотнула она и, выплеснув остатки отвара из кружек, в жаровню, разлила напиток. — Последний раз мы пили вино в Грюндалисе.       — Я не пила, — напомнила Лотта и грустно улыбнулась, припоминая вечер, когда Вивана и Авин позволили себе расслабиться и погорланить песни. Тот вечер закончился слезами и тоской Виваны по Каллиасу.       — Никогда? — удивилась Авин.       — Никогда, — ответила Лотта и подобрала ноги, скидывая с них тяжелые сапоги, спрятала под собой, повернувшись к девушке.       — Пора начинать. Вино — лучшее лекарство от тоски, — воодушевленно произнесла Авин, поднимая бокал повыше. — Кроме тех случаев, когда оно коварно в нее вгоняет. Но это случается только потому, что на душе не спокойно.       Лотта поднесла кружку к губам и сделала мелкий глоточек. Сначала она ощутила прохладу жидкости, но сразу после этого на языке стал разворачиваться вкус. Мягкий и ненавязчивый, словно легкая кислинка ягод или чуть зеленоватого яблока, от которого не сводило скулы, но и сладким назвать его было сложно. Потом вкус стал расцветать — добавились чуть сладкие ноты, немного терпкие, но где-то в глубине мелькнуло нечто напоминающее запах дерева или сухой травы. Вино скользнуло ниже и разлилось теплом во внутренностях. Даже самый горячий чай не согревал так изнутри. Чем дольше Лотта держала его во рту, тем больше вкусов начинала ощущать: слегка чувствовалась вишня, немного горчило, как кусочек темного шоколада. А в конце осталось легкое приятное послевкусие. Так ощущалось лето?       Авин наблюдала, как Лотта молча пробует вино, пытаясь понять, почему многие так сильно его любят.       — Понравилось? — спросила она и сделала глоток из кружки.       — Да, что-то в нем есть, — ответила Лотта и покрутила вино по стенкам.       — А теперь рассказывай.       Авин подперла голову рукой, положив локоть на мягкую спинку дивана. Лотта уставилась на нее, не понимая, что должна рассказывать. Зачем пришла сюда? Так она сказала.       — Что ты хочешь услышать? — напряглась Лотта.       — Почему на душе у тебя неспокойно? — мягко спросила она, потянулась и взяла руку Лотты в свою. — Ты же знаешь, что можешь поделиться со мной всем, что у тебя случилось.       Лотта постаралась натянуть улыбку, глядя на их ладони. Правда ли Авин могла помочь? Сомнительно, но что еще оставалось.       — Мои проблемы по сравнению с твоими — детские капризы, — ответила Лотта, покивав головой. Улыбка на лице Авин притихла, а хватка размякла.       — Но твои проблемы от того не становятся менее значимыми. И хотя слова должны были оказать на нее другое влияние, Лотта ощутила еще большую незначительность своих переживаний. Возлюбленный Авин, должно быть, все еще страдал от пережитого безумия в Подгорье. Эйрлис вырвался оттуда куда раньше и все еще изводился кошмарными сновидениями. Имела ли Лотта право жаловаться? Нет, не имела, но ведь и не собиралась. Попытаться выведать нужные для себя знания — не преступление.       «Ты не боишься смерти, потому что ты была рождена благодаря ей.»       — Я пытаюсь выяснить, кем были мои родители, — призналась Лотта. — Во мне нет ничего от Двора Зимы.       Как и ожидалось — Авин не хотела обсуждать этот вопрос. Как и все остальные. Не удивительно. Немного обидно, разочаровывающе, но ничего удивительного. Лотта будто бродила по комнате полной битого стекла и пыталась не порезать стопы. Но каждый шаг отдавал болью, все больше крови разливалось по полу, а раны не успевали затягиваться. И скоро она поскользнется, грохнется на спину, и изрежет кожу на мелкие лоскуты. Все в этой комнате кричало: «Не двигайся, стой там и не поранишь ногу, стой на месте и будешь счастлива.». Но как можно быть счастливой в комнате полной битых надежд?       — Когда придет время, Каллиас сам все тебе расскажет, — наконец нарушила молчание Авин. — Что у вас с Эйрлисом? В деревне ты только про него и говорила.       Она так быстро перевела тему, что Лотта едва сдержалась, чтоб не закатить глаза. Чего и следовало ожидать. Авин выбирала удобные для себя темы, Лотта старалась делать вид, что не придавала этому значения. Что внутри на долю мгновения не поселилась надежда, что она нашла, с кем поговорить. Но она поддалась. Позволила утянуть ее в беззаботное обсуждение ее унылых будней при дворе. А позже они распрощались до ужина.       Лотта отправилась на поиски своей комнаты. Все же она не была там больше пятидесяти лет. Придется встряхнуть пыль и припугнуть пригревшихся по углам пауков. Свое пристанище она нашла на пятом этаже дома. Все здесь когда-то принадлежало только маленькой ей. Широкий зал, со все еще разбросанными игрушками. Тут и там валялись тряпичные куклы. Одну из них для нее когда-то сшила Вивана. Лотта подобрала ее на лазурном лежаке с мягким подголовником. Когда-то она засыпала на нем, теряясь в строках очередной книги сказок. Это место Лотта облюбовала для чтения. Лежа головой к окну и задрав ноги на спинку лежака, она поглощала детские рассказы один за другим. А потом засыпала в обнимку с куклой. Видела сны, в которых борется с диковинными тварями и всегда побеждает.       На невысоком столике все еще лежали некоторые из тех книг. Про принцесс, воительниц, храбрых валькирий и бравых женщины с черными крыльями. Лотта подобрала одну книжечку, открыла на последней странице.       «… и тогда отважная Видалия подняла свой меч. И солнце осветило его лезвие. Неведомая доселе сила струилась из него, ярким светом озаряя тьму, тянувшую свои когти. Никто не мог оспорить силу Ведалии, никто не смел усомниться. И враги бежали от благого света ее. Но не могли убежать далеко. Ведалия сокрушила их еще на подступах к Жевальвиру…»       Лотта улыбнулась и захлопнула книгу. Со страниц поднялся клуб пыли. Имя Ведалии давно выветрилось из памяти. Но чувства, которые оно когда-то вызывало, все еще теплились внутри. Лотта открыла дверь в свою спальню. Кровать была ровно застелена. Солнечные лучи подсвечивали витающую пыль. А в воздухе стоял тяжелый затхлый запах, похожий на то, как пахнет старая бумага или переплеты древних книг. Лотта поспешила распахнуть окна и впустить свежесть. Не теряя времени, принялась за уборку. Она не знала точно, когда вернется сюда в следующий раз, но ночевать в грязи точно не сможет. Лотта вытащила все книги из книжного шкафа, чихнула от очередного пыльного облака и потерла зачесавшийся изнутри нос. Принялась перетирать все книги и заново выставлять на полки. Некоторые рассказы откладывала в отдельную стопку, чтоб забрать с собой и отнести в приют.       Ближе к вечеру Лотта смогла расправиться с книжным шкафом, но работы предстояло еще много. А живот напоминал о том, что с утра в него еще ничего не попадало.       За обеденным столом Вивана, Каллиас и Авин оживленно обсуждали сложившееся положение при Дворе после смерти Амаранты. Иногда затрагивали Правителей других Дворов, кого-то осуждали, кого-то хвалили. Лотте было неинтересно. Она то и дело ловила на себе взгляды Авин, но не придавала им значения.       Когда Лотта сама потянулась и налила себе вина вместо ягодного чая, глаза Виваны расширились. Каллиас тоже проследил за ее действиями, опустив приборы с едой обратно на тарелку. И только Авин сидела как ни в чем небывало и улыбалась своей привычной слегка коварной улыбкой. — Что? — непонятливо спросила Лотта. — И давно ты прикладываешься к вину? — спросила Вивана. — Вино веселит сердце, — отозвалась Авин. — Так это твоих рук дело? — возмутилась Вивана. — Не могу сказать, что считаю это проступком, — хохотнула девушка и подобрала бутылку после того, как Лотта опустила ее на стол. — Да я же не против. Просто подумала, что что-то пропустила, — оправдалась Вивана.       В отличии от обеденного чаепития, ужин проходил спокойно и умиротворенно. Под действием вина Лотта расслабилась, заулыбалась и даже принялась отвечать на шутки Авин. Они беседовали на общие темы. Лотта с удовольствием принимала в них участие и замолкала, когда речь заходила про войну и другие Дворы. Она не любила эту тему. Потому что всегда "ты еще слишком мала, чтобы что-то в этом понимать", "оставь эти проблемы взрослым", "Лотта, сходи завари чай", "ты не видела настоящую войну".       — Мы все сейчас слишком слабы. И главное для всех — не допустить новых войн, — говорил Каллиас, поглаживая ладонь Виваны. — Мы создаем новый виток истории.       — Для кого-то история начинается из пепла и страха, а для кого-то этим заканчивается, — ни с того ни с сего сказала Лотта. Она не хотела этого говорить. Но слова сами вырвались. Их природа была непонятна и незнакома. Словно, она сама их где-то уже слышала, но не могла вспомнить где. — Как, например, для восьмого Двора Притании.       Зубы сцепились, накрепко закрыв рот. Ей стоило бы прикусить язык. Судя по покрывшимся тенями лицам, то, что она сказала, звучало как полный бред. Но почему-то никто не смеялся. Никто даже не улыбнулся ее глупости. Так может и не глупостью вовсе были ее слова?       В трапезной стало несколько холоднее. Нет, в ней становилось так холодно, что из носа стал выходить пар. Лотта могла поспорить, что Каллиас, нет, Верховный Правитель впадал в ярость. Вивана и Авин молчали. Первая все сильнее сжимала руку супруга, мысленно взывая к благоразумию. Авин подняла внимательный взгляд на Лотту, чье лицо, несмотря на застывший в глазах страх, выражало неотступную решительность и уверенность в своих словах. Боялась, но не отступала. Каллиас и Лотта смотрели друг в другу глаза в немой борьбе.       По стеклу бокала поднимались ледяные узоры. Лотта не понимала, что чувствует. Страх, негодование, обида и злость смешались в один клубок. Облако облизнулось и проглотило его.       «Они ненавидят тебя. Презирают. Боятся. Посмотри в их глаза.»       Лотта слушала нечеловеческий голос. Отмахивалась, но он не уходил. Шептал на ухо, смеялся. Никто больше не слышал его. Кончики пальцев примерзли к бокалу. И тогда Лотта пропустила незначительный разряд молний. Бокал скрипнул и разлетелся на мелкие кусочки, расплескивая багровое вино во все стороны. Светлую скатерть оросило кровавыми пятнами. Несколько капель попали на голубой свитер Авин и на тунику Виваны.       Уголок рта Лотты дрогнул вверх. Каллиас попытался встать, но Вивана тут же остановила его, дернув за ладонь. Лотта встала первой, свысока глядя на Верховного Правителя. Еще одно ее слово и Каллиас заколол бы ее глыбой льда.       Лотта поспешно вернулась в свою комнату. От ярости, внезапно всколыхнувшейся глубоко внутри, по пальцам расходились молнии, плясали на одежде и садились на плечи. И что такого она сказала? Чем заслужила подобное отношение? Каллиас так отчаянно отметал все попытки заговорить с ним про восьмой Двор, что Лотта только сильнее уверялась в правдивости своих догадок. Это она была права. Во всем была права и все попытки замылить глаза теперь были тщетны. Для себя Лотта решила, что больше не заговорит с Каллиасом.       От слепой ярости дрожали пальцы и ломался голос, просыпалось желание бить со всей силы и метать молнии. Облако внутри ликовало. Пелена гнева застилала глаза и разум, заставляя впиваться ногтями в ладонь, дабы кого-нибудь не убить. Она не жила, она существовала, подобно комнатному растению. И всех это устраивало. Всем только и нужно было, чтоб Лотта не высовывалась, не задавала неудобных вопросов, не подвергала спокойную жизнь сомнениям. Не лезла не в свое дело. Но теперь это было ее дело. Один разговор дал бы ответы на все вопросы, и она больше никогда не полезла в это. Но нет. Лотта уже хлебнула яду и пристрастилась к нему.       Неконтролируемые эмоции отравленными лезвиями крошили маску бесчувственности и пробивались слезами вперемешку с откровенной агрессией. Боль заполняла каждую клеточку тела. Ком в горле, дрожь в руках, то в жар, то в холод, больно. Черепная коробка готова была взорваться от того, что Лотта сдерживала себя и приходилось до боли сжимать челюсть. Пока от бессилия не рухнула в собственную постель, так и не успев поменять на ней пыльные простыни. Молнии все еще бегали по волосам, притягивая их к потолку. Лотта погрузилась в беспокойный сон.       Поздно ночью стук в дверь заставил разлепить горящие, зудящие веки. Лотта не сразу подняла голову с подушки. Делала вид, что не заметила, пока стук не повторился. Вивана или Авин? Каллиас бы ни за что не пришел извиниться. Да и извиняться было не за что. Наверное. Кое-как отлепив себя от кровати, Лотта протерла горячее лицо руками. Посмотрев на себя в зеркало, тяжело вздохнула. Выглядела она не самым лучшим образом: волосы распушились, глаза припухли и покраснели, как и кончик носа. Ярость стихла и сейчас ее поступок казался детской истерикой.       Еще один настойчивый стук и Лотта закатила глаза. Она уже поняла, что совершила ошибку, придя сюда. Но кто-то решил напомнить об этом в очередной раз. И этим кем-то оказалась Авин. Девушка приставила палец к губам. Лунный свет подсветил ее волосы цвета свежевыпавшего снега. Лотта оглядела ее лицо. Авин загадочно улыбалась, а в лисьих глазах сверкали мелкие снежинки. Закрыв за собой дверь, они отрезали себя от света. Авин взяла Лотту за руку и, беззвучно ступая по коридорам, повела вниз.       Они шли вглубь дома. В ту часть, где стены врезались в гору, где не было окон и всегда было холодно. В детстве Лотте не разрешали туда ходить, но она и не просилась. Что там делать? Она и сейчас не понимала, но любопытство подстегивало, заставляло быстрее двигать ногами, поспевая за Авин. И что они делали?       Авин открывала перед собой все двери и закрывала их с предельной осторожностью. Лотта лишь наблюдала и шла, держала Авин за руку. Они спустились по винтовой лестнице туда, где давно не было ни одного источника света. Авин не взяла с собой даже свечей. Лотта сжала руку в кулак, плотный мрак холодом дышал на ухо, кусал за костяшки и кончики пальцев, соприкасавшихся с влажным камнем стены. Они шли с осторожно и тихо, чтоб кубарем не покатиться по ступеням. Казалось, что с каждым шагом вниз, каменные стены становились только холоднее.       А не было ли все это сном? Рейвен же не знал, куда она направилась. Значит и здесь его быть не могло. Но Авин выглядела так странно. Улыбка не сходила с ее лица. Ее едва ли можно было заметить, но Лотта чувствовала, знала, что та улыбалась. Что она задумала? Тревога ударила под дых, Лотта надрывно вздохнула. И тогда они преодолели последнюю ступень. Нога скользнула по гладкой ледяной поверхности.       Перед глазами открылся необозримый ледяной зал. Прозрачные стены светились изнутри, переливались разнообразием оттенков голубого и зеленого. Холод почти не ощущался, даже несмотря на ледяные пики, свисающие с потолка и поднимающиеся из земли. Лотта надрывно выдохнула, заметив ледяные фигуры — творения Каллиаса. Здесь их было куда больше, чем она когда-либо видела. Утонченные, изящные, тронь и рассыпятся, но непреклонный лёд Каллиаса всегда отличался неподдельной прочностью.       — Не думала, что вернусь сюда так скоро, — тихо сказала Авин, двинувшись вглубь по скользкому коридору, утягивая Лотту за собой.       — Что мы здесь делаем?       — Никто не в праве скрывать от тебя правду. Как видишь, я бунтую, — ухмыльнулась Авин, явно довольная собой.       Это ничего не объясняло. Она что, хочет разрушить ледяные скульптуры Каллиаса? Лотта хоть и была зла на него, но никогда не пошла бы на это. И в чем заключалась, скрываемая ними, правда? Как ледяные фигуры могли открыть ей глаза на происходящее?       — Пообещай, что не будешь творить глупости, — попросила Авин, прикусила губу, обвела взглядом помещение, — хотя — нет. Не обещай. Не люблю, когда обещания не выполняют.       — Я ничего не понимаю.       Лотта цеплялась взглядом за бесчисленное множество ледяных лиц, которых она никогда не видела, не встречала и даже не слышала о них. Позже они сошли с дорожки, стали лавировать между фигур, уходя все дальше. Лотта несколько раз чуть не поскользнулась и не рухнула на одну из них. Тогда Авин перестала тянуть ее за собой.       — Последний раз я была здесь шестьдесят три года назад. В день, с которого принято отсчитывать года твоей жизни, — начала Авин. Лотта настороженно вслушивалась в ее слова, прокручивая в голове каждое из них. — Тогда мы думали, что жизнь стала налаживаться. Что время пришло. Шестьдесят три года назад мы ошиблись.       Они остановились у невысокого пьедестала, который доходил Лотте до пояса. Ледяная колыбель, разрушенная наполовину одиноко стояла у стены вдали от фигур. Ни одна из них не смела посмотреть в эту сторону. Немые хранители закрывали собой холодное гнездышко, не позволяя никому даже приблизиться к нему. Лотта непонимающе посмотрела на Авин, огляделась вокруг, будто на стенах могла появиться подсказка. Руки сами потянулись обнять озябшие плечи.       — Что это? — покачала головой Лотта, вернув внимание к ледяному нечто. Взгляд Авин разбивал и склеивал. Она смотрела так, словно Лотта была наивным дитям, не способным осмыслить ею сказанное.       — Утроба вечного льда, — тихо сказала Авин, словно ее слова все объясняли. Правда была в том, что Лотта не хотела ничего понимать. Она внезапно оказалась не готова в правде. — Ты спала в ней долгие годы на грани жизни и смерти. Последнее желание твоей матери: пробудить тебя, когда свет мирного солнца развеет грозовые облака. И если ты выживешь, не препятствовать тебе следовать его зову. Мы ошиблись дважды: когда спутали тишину с затишьем и когда слишком привязались к тебе. Это все, что я знаю.       Лотта слушала Авин, не моргая и даже забыв дышать. Сердце набатом билось где-то в ушах. Рассмеяться или плакать, крушить все подряд или самозабвенно танцевать, кричать или лечь на землю и позволить погрести себя под снегом. В горле застрял очередной ком, не дающий здраво мыслить. Из лёгких вышел весь кислород. Лотта не знала, что ей делать. Ногти впивались в плечи, отвлекая от жгучей боли, разъедающей внутренности, пока на лице непроизвольно не растянулась гримаса улыбки, смешанной с неподдельным ужасом.       Лотта рассмеялась.       — Хочешь сказать, моя мать велела похоронить меня заживо в ледяном склепе и проверить выживу ли я? — не унималась она, продолжая крепко хвататься за собственные плечи.       Авин молчала. Молчала до тех пора, пока Лотта не успокоилась. Из глаз исчезло все лукавство, оставив по себе одно лишь смятение. И тогда Лотта поняла, что ничего уже не будет как прежде.       А новый виток истории на вкус показался, как кровь, смешавшаяся со льдом.