ответы вечернего солнца, или "цветочная лирика"

особенная запись 2, 2 июня. помечена черной звездочкой. после нескольких часов прогулки чонсу и гониль ленятся существовать, джисока загоняют домой родители, а сынмин бежит в любимую круглосуточную кофейню. а у хëнджуна, освещëнного вечерними лучами, блестят бисерные глаза и теплеет кроткая улыбка. он, как думает джуен, превращается в самого волшебного, самого звездного мальчика ночью. когда всходят первые полупрозрачные звезды, похожие на большие фианиты. на бриллианты — пока что — не накопили. а хëнджун и правда похож на первую нереалистичную звëздочку на темном ночном небе, на разливы акварели, на легкий летний дождь, на градиентную тоску в осенней дымке, на самые теплые воспоминания и на маленького котëнка. джуëн уговаривает его взять на прогулку фотоаппарат снова и улыбается. опять улыбается так лучезарно, что по бледной коже мурашки. закат. заворожëнные взгляды, восхищение в больших глазах и счастливые улыбки. о чем еще можно мечтать, если не об этом? мечтать о тысячах часов, дней, лет вместе, о самых теплых переплетениях изящных пальцев и об уютных объятиях. джуëн мечтал, пока солнце не село окончательно. фонари уже включены, но ярче всего в мире блестят глаза хана. несколько часов на пустой детской площадке. несколько миллиардов переглядок. а еще случайные касания. призрачный румянец, словно акварельные разводы, возникающий на лицах от случайных столкновений теплых рук. когда на улице почти никого не остается, они направляются на берег реки, где ночные фонари и луна сверкают, отражаясь в реке, словно маленькие-маленькие и совсем живые светлячки. сейчас на небе прекрасная молодая луна — тонкий месяц, острый серп, собранный из остатков убегающих мгновений мая. есть только хан, ли и луна. и совсем немного шум проезжающих машин. любоваться луной, без сомнений, великолепно, но любоваться хан хëнджуном в тысячи, в миллионы раз лучше. любование его прекрасным профилем, его крохотной улыбкой и сверкающими глазами чувствуется как сонная мечта — соленой слезой в сверкающую реку. на его лице цветут полупрозрачные алые гвоздики, которые перекрывает маленькая вселенная — подарок весеннего солнца, рассыпанная по очаровательным щечкам (которые, к слову, джуëн очень любит, даже больше клубники с сахаром!). ли и хан садятся прямо на свежую траву у берега и подгибают колени, украшенные юношескими синяками и царапинами. если бы джуëн только мог, он бы поклялся, что вылечит каждую царапинку на призрачно-бледной коже и раскрасит его родинки яркими фломастерами. они снова фантомной случайностью молча касаются пальцами, но на этот раз никто не отдëргивает руку. летний воздух действует ежесекундно — в кровь вливается приятно-ядовитое тепло, которое берет контроль над разумом и само переплетает их пальцы между собой. тепло. джуëн осматривается, сам не понимая, зачем. а после переводит взгляд на хëнджуна. а дальше уже не отвести. по его взъерошенным волосам бегают лунно-неоновые зайчики и прыгают звездные пылинки, в его глазах целая вселенная, целое искусство, а на губах следы от произнесëнных когда-то имëн. в его черной футболке падают, разбиваются и рождаются заново три тысячи бабочек и одно маленькое сердце. сами того не замечая, они двигаются друг к другу ближе с все теми же сцепленными пальцами. никто не осмеливается нарушить ночную тишину. но все же через несколько минут прорывается тихо журчащий в унисон реке голос хëнджуна. в его волосы, как точно помнит джуëн, канула еще одна сверкающая бусина из глубин космоса. — джуëн? названный незамедлительно оборачивается к хану. — джуëн, могу я кое-что тебе сказать? — говорит практически уверенно своим теплым голосом до дрожи. — да, что-то случилось? — ли немного даже боится. — знаешь, такое дело… вы мои самые близкие друзья и самые родные люди на планете. только вместе с вами… я чувствую себя дома. — нервно сглатывает и думает, пока тишина угнетает — но ты делаешь мою жизнь ярче. я чувствую себя так хорошо, когда ты рядом. я думаю, что ты мне нравишься. — снова останавливается на невесомую секунду. — я тебя люблю. глаза ли округляются, он словно заглядывает куда-то совсем глубоко в душу старшего, в его сверкающие глаза, в которых пестрит искрами ясный небосвод. — я тоже тебя люблю. и вся планета замирает в ожидании следующего оборота сердца хëнджуна по своей орбите. кажется, его глаза блестят уже немного больше. первая горячая слеза — кристалл их собственной галактики из бесконечных цветов на бьющихся одновременно сердцах. джуëн, видя блестящую каплю, стекающую по щеке хана, не может сдержаться, и вот его собственные слëзы превращаются в те огромные фианиты на небе — на бриллианты еще не накопили. сами не понимая как, они оказываются в теплых объятиях друг друга, и им кажется, они никогда больше не почувствуют ничего более нежного, искреннего и неприкосновенного, чем чистая любовь. — тогда что теперь между нами? — хëнджун заглядывает в слезящиеся глаза. джуëн искренне не знает, как вести себя в таких ситуациях. он любил, но его еще никогда так не любили. он отводит взгляд стыдливо, как маленький ребëнок. — наверное, нам стоит подумать. — снова полушëпотом говорит старший. — стой, — нетерпеливо прерывает. — мне кажется, я знаю, чего я хочу. мне страшно. я надумаю всякого снова. хан дарит озадаченный взгляд. — давай, если хочешь, я буду первым? — заглядывает в лицо снова с неуверенным акварельным румянцем на щеках. — я… хотел бы встречаться с тобой. и снова вершится что-то запредельно высокое, небесное, такое волшебное с маленьким сердцем несчастного ли. — я тоже бы хотел. — уверенно выпаливает почти сразу же. — ну тогда… если мы оба хотим, давай встречаться, джуëн? — на лице хана играет неуверенно-смущенная улыбка с оттенком мечтательности. — давай. молодая луна смотрела на них понимающе и размеренно, пока двое дарили друг другу неимоверную теплоту. после нескольких минут объятий в тишине джуëн берет руку хана в свою и так аккуратно, так бережно и осторожно оставляет крохотные поцелуи, словно бутоны миниатюрных алых гвоздик. осторожно, с дымкой неопытного страха, впервые целует щеки под одобряющий и успокаивающий взгляд. потом, через пересиливание своего волнения — первый настоящий поцелуй. пусть и короткий, но самый искренний.