На коротком поводке

      Всё произошедшее семь лет назад должно было оставаться в прошлом.       Вероятно, так бы и было, не заявись принц самопровозглашенного королевства на бал и не попадись бы он королю, который желал и ненавидел его в одинаковой степени. Субин знал, что сделал. Ёнджун отчаянно старался забыть. Однако стоило тому появиться, как игнорировать воспоминания и похороненные вместе с ними чувства стало невыносимо.       Когда Ёнджун покинул темницы, сжимая эфес клинка в своей руке так сильно, что стоило удивиться его прочности, он и слушать не желал наставлений и упрёков старейшин. Даже если те знали, что происходило за дверьми темницы, высказаться им шанса никто не дал. Ёнджун ввалился в свои покои, завалившись на кровать, накрыв лицо ладонями. Как бы громко король не кричал о том, что того, что случилось в темнице, не должно было произойти, отрицать того, что это было настолько желанно, лишь потому что запретно, было довольно глупо.       Его Королевское Высочество так и не разобрался с проблемами, навалившиеся на него одна за другой, как появление Субина принесло очередную головную боль. А старая рана на сердце, казалось, стала кровоточить. Однако как бы Ёнджун не желал игнорировать воспоминания семилетней давности, вспомнить всё происходившее тогда не составило большого труда. Эти воспоминания, сколько бы он не игнорировал их, лежали словно на поверхности. А стоило юноше прикрыть глаза и погрузиться в них с головой, как шагу назад сделать больше было невозможно.       Тогда он ещё не был официально коронован. Тогда он был несчастным семнадцатилетним принцем, внешний мир для которого был под запретом. В то время королевство было едино. В то время у него была цель, но не было власти.       Семь лет назад, кажется, в день праздника Золотого Пламени, Ёнджун не сидел взаперти, как желали того старейшины. Возможно, именно в тот момент он стал сопротивляться. Вероятно, именно тогда он был готов показать, что больше не будет марионеткой, несмотря на то, чтобы понять кем он был всё это время — игрушкой старейшин — ушло ещё несколько лет. В тот день, ворвавшись в банкетный зал он был встречен удивлёнными радостными лицами людей его народа и неодобрительными взглядами старейшин. И пусть тогда Ёнджун совсем не понимал, чем те были так недовольны, вскоре правда стала резать острее меча. Однако тогда это было не столь важно.       Ёнджуну точно и не вспомнить как проходил тот вечер, но он довольно хорошо помнил ту встречу. Чхве Субин, сын одного из советников, как Ёнджун узнал после, налетел на него, и, с просьбой спасти его от дамочек, что желали повиснуть на нём, закрутил принца в танце. Вероятно, знай бы Субин того, кто был перед ним, не действовал бы парень так решительно, не прикасался бы так к Ёнджуну и не был бы столь откровенным. Вот только дело было в том, что сын советника знал кто был перед ним. Хорошо знал, так как раньше изучал его. Вот только молодой король был слеп; ослеплён вниманием, что ему уделили, и, с бешено колотящимся в груди сердцем, подпустил парня слишком близко. Настолько, что одно действие, одно слово правды, могло сломить его.       Ёнджун чувствовал себя живым в тот день. Он не был ничей марионеткой, делал то, что желал, когда схватил кувшин крепкого вина, когда скрылся в садах дворца с новым знакомым. Как после будет говорить сам король: этой встречи не должно было быть. Однако тогда всё казалось настолько реальным и было так желанно принцем, что обратить внимание на поведение Субина и на его интерес к делам, о которых знать ему положено не было Ёнджун просто не мог.       Любовь делает из людей дураков — вот что усвоил юный король с той встречи.       В тот год старейшины позволили Ёнджуну покинуть дворец. Это случилось тогда, когда королевство впервые встретилось с повстанием. Люди желали быть свободными, однако юный король так и не смог их понять: зачем им своё королевство, если здесь они живут на тех же правах, что и чистокровные эльфы и феи? Однако ответа тогда не нашлось. Не нашлось и сейчас. Вместо этого юный король был отправлен в горы практиковать магию, и старейшины были крайне наивны, надеясь, что только этим он и будет заниматься.       Поначалу сын советника появлялся у Ёнджуна через день. Они проводили вечера за беседами, разными историями и практикой битвы на мечах. Однако стоило парню приходить каждый день, а порой даже оставаться подле Джуна на ночь, как всё ушло куда дальше простых осторожных поцелуев. Тогда, став одним целым с Субином, Ёнджун думал, наивно полагал, что связался с тем и душой.       Каждый миг, прожитый вместе с Субином, семь лет назад был ценен. Но не теперь.       Юный король надеялся, что любовь, которую он видел своими глазами, будет вечна. Тем не менее Ёнджун был слеп, и после он сам это признает. Он был наивен, и это его и погубило.       Той холодной ночью в горах Ёнджун проснулся один. Субин обещал не уходить, но вот его не было. Ёнджуну многое следовало заметить раньше. Так же, как и тогда не надеяться, что парень лишь не мог уснуть. В ту ночь, протерев сонные глаза, Ёнджун покинул дом в горах, надеясь увидеть Субина за дверьми. Однако там его не оказалось. Парня не было не на качелях, которые они смастерили вместе, не за небольшим уличным столиком, за которым распивали вино, что Чхве приносил из города. Однако то, что было видно невооруженным глазом — пятна крови, по запаху выдававшие человека. Ёнджун, сконцентрировавшись на том куда вела кровь, и где её запах резал его нюх сильнее, схватив эфес своего цветочного меча, — реликвию королевской семьи — вынув тот из ножен, хотел было напасть на того, кто причинил боль тому, кем дорожил король. Однако слова, звучавшие так грубо и, на первый взгляд, неуместно, заставили эльфийское тело застыть в оцепенении и слушать.       «Когда? — прошипел тогда мужчина, скрывая лицо в глубоком капюшоне. — Когда ты, никчёмный сын, дашь своему отцу то, чего он просит? — казалось, когда пощёчина опустилась на субиново лицо, Ёнджун почувствовал ту тоже. — Той информации, которую ты дал, хватит только на то, чтобы развязать войну. Нам же нужно другое. Что-то, что не оставит им шанса, — мужчина ударил под субинову ногу, вынудив того опуститься перед ним на колени. Тогда это выглядело неправильно. Однако Ёнджун стоял в оцепенении, осознавая о чём они говорили, глядя на то как с каждым выплюнутым словом мужчина опускал хаотичные удары, что приходились как по телу Чхве, так и по его лицу. — Что ты готов сделать для своего отца?»       И Ёнджун всем сердцем, всем своим нутром желал, чтобы Субин не отвечал тогда. Он желал, чтобы эти слова никогда не покидали его рта, режа ёнджуново сердце сильнее меча.       «Я сделаю всё для него. Пойду на что угодно», — склонив голову, сплёвывая смешавшуюся с кровью слюну, шепотом ответил Субин.       «Тогда как долго нам ждать? Сколько ещё их терпеть?» — не унимался мужчина, хватая парня за воротник.       Ёнджун затаил дыхание.       «Больше не придётся, — на одном дыхание выпалил Субин, закашлявшись. — Всё, что вам нужно чтобы сломить это чёртово королевство…» А дальше слова парня звучали для Ёнджуна точно через толщу воды. Что-то неприятно ныло в груди, а с губ вот-вот и грозился сорваться вопль. Однако Ёнджун так и стоял, замерев, до тех пор, пока мужчина не скрылся, а Субин не нашел в себе сил подняться на ноги. И стоило тому сделать это, как глаза сфокусировались только на фигуре вдалеке. Субиново сердце пропустило удар.       Казалось, то же самое случилось и тогда, когда юный принц, замахнувшись мечом, подлетел к парню, подняв из земли толстые корни, что обвили его лодыжки, не позволяя двигаться. Острие клинка замерло у субиновой шеи. И тот хорошо знал, что делало это лезвие: как быстро и легко сносило головы, как оставляло раны, которые если и затягивались, то отравленные цветы, появлявшееся вокруг раны, медленно и мучительно убивали носителя такого рисунка. Из ёнджуновой груди вырвался не человеческий и даже не животный звук. Его грудь тяжело вздымалась и опадала, когда он смотрел в глаза, видя своё отражение, борясь с тем, чтобы запустить в те свои когти.       «Почему? — только и спросил тогда он, прекрасно осознавая, что теряет драгоценное в такой ситуации время. — Почему нужно было опускаться до такого, Чхве Субин? Ты готов сделать для отца что угодно? Это то, что ты сказал только что! Значит всё это было игрой? Чьим-то планом? С самого начала это было так, ведь так? — и когда Субин, закованный по рукам и ногам ничего не ответил, Ёнджун контролировать ярость больше не мог. — Тогда ты заслуживаешь смерти».       И тогда, занеся клинок по широкой дуге, он опустил тот на субинову шею, и рана, тянувшаяся от кадыка до плеча, раскрывшаяся кровавым бутоном, должна была стать смертельной. Тогда же, видя, как слабеет субиново тело, Ёнджун развернулся на одних пятках, чувствуя, как дыра в его груди становиться больше и то, как удушающее чувство вонзало свои когти в его шею. Он бежал так быстро, как только мог. Не из-за страха. Не из-за того, что желал сбежать от того, что сделал. А только потому, что, зная, что его королевство в опасности, медлить он не мог себе позволить. Он и без того потерял достаточно ценного времени, питаясь надеждой, что мог что-то исправить в их с Субином отношениях.       Тем не менее, как быстро тогда он не бежал, оказаться во дворце вовремя, рассказать о том, что знает, он не смог. Юг был захвачен советником королевской семьи — тем, кто хотел высоко летать, уничтожив истинных правителей. Советник именовал себя королём, а своего сына — принцем, призывая всех представителей рода человеческого принять его сторону. Кто-то так и сделал, а кто-то остался в королевстве, королём которого всё ещё был Ёнджун.       Однако ни для кого, среди тех, кто был хоть как-то связан с королевской семьёй, секретом больше не было как юный король чуть не лишился своего королевства. В день своей коронации, когда старейшины были уверены, что Ёнджун отрекнётся от короны, передав власть им, Чхве этого не сделал. Он взошёл на престол полон решимости разгромить сначала самопровозглашенное королевство на юге, которое, как предполагалось, потеряло своего принца, а после и лишить власти старейшин, которые только и ждали его проступка.       Тем не менее ничего из того, что он пообещал себе на той коронации, так и не произошло. А принц, игнорировать которого было невыносимо, грозился стать очередной проблемой. Внезапно появившись вот так, не только добавляя слухов внутри дворца, а ещё и сотрясая ёнджуново и без того совсем не беззаботное существование.       Субиново появление грозилось стать не только новой ёнджуновой головной болью, но и болью в других местах. И, к сожалению или счастью, эльф это осознавал, не зная как доложен был реагировать.       На утро голова Ёнджуна болела, точно провёл он вечер за несколькими кувшинами крепкого вина. А стоило ему подойти к зеркалу, как собственный вид ужаснул его до глубины души: глаза налиты кровью, без того бледная эльфийская кожа казалась прозрачной, волосы растрёпаны и запутаны, а корона, державшаяся на них, чуть покосилась и съехала. Потребовалось какое-то время, чтобы привести себя в порядок.       Попросив служанок набрать ему горячей ванны, Ёнджун желал лишь немного расслабиться. Оказавшись в воде, что пахла цветами (из-за соли, которую служанки любезно растворили в ване), юноша откинул голову, разминая затёкшую шею. Ёнджун точно не знает сколько просидел в ване, думая обо всём и ни о чём одновременно, однако вылез он только тогда, когда вода совсем остыла, а его тело, покрывшись узорами, стало замерзать.       И натянув на себя одежды, оставляя рубашку не застёгнутой, Ёнджун точно знал где должен был быть. Старейшины ожидали, что он явится к ним. Ожидали что король будет объясняться перед ними. И если с тем, чтобы прийти к ним, только с той целью, чтобы заткнуть их поганые рты, Ёнджун согласен, то вот объясняться перед ними он не станет. Не станет делиться с ними и тем, что будет делать дальше. Старейшины были бы крайне глупы, если бы надеялись, что Ёнджун собирался играть по их правилам. Однако они надеялись, потому что слишком горды. А, в конце концов, именно это Ёнджун собирался обернуть против них. И пусть сейчас, с появлением Субина в эльфийском королевстве, время для этого было не подходящим, Ёнджун уверен, что оно скоро настанет, и тогда всему, что было так ненавистно самим Джуном, придёт конец.       Ёнджун покинул покои только тогда, когда посчитал, что время для этого пришло. Он не собирался бежать к старейшинам по первому зову, словно жалкая собачонка, не собирался делать и того, что те от него ожидали. Его Королевское Высочество, нацепив маску безразличия, шагнул в тронный зал стараясь не расхохотаться от гримас, застывших на лицах старых ублюдков. Казалось, не было ничего лучше, чем видеть то, как те пытались скрыть своё удивление. И это заставило Ёнджуна думать, что, быть может, появление Субина ещё сыграет ему на руку.       Чхве опустился на своё место, высокомерно глядя на лица старейшин. Эти люди последние семь лет только и взывали к ёнджунову отвращению. Его Королевское Высочество молчал, с вызовом глядя в лицо того, кто жил дольше всех, а на нём это почти никак не отразилось.       — Ваше Королевское Высочество, вы не думаете, что вам стоит объясниться? — склонившись в поклоне и быстро выпрямившись, прошипел старейшина, и только тон, с которым тот посмел разговаривать с королём, разжигал огонь гнева в ёнджуновом сердце.       — С какой стати я должен это делать, скажите мне на милость? — Ёнджун своего раздражения не скрывал. Он закинул ногу на ногу, а поддавшись чуть назад, прислонившись спиной к спинке трона, продолжил: — Вы пожелали устроить тот чёртовый бал, и вот что из этого вышло. И раз уж вы не предвидели всего, — словно это вообще было возможно, — то с незваными гостями и проблемами, что следуют за этим, я буду разбираться сам.       — Но разве это правильно? — подал голос один из старейшин. Ёнджун не знал чего хотел больше: разойтись нервным смехом или оторвать ублюдку голову. — Я имею ввиду, что разве вы не должны посоветоваться с нами? Ваш покойный отец подписал указ именно с таким намерением: чтобы, когда он скончается, мы наставляли вас, Ваше Королевское Высочество.       Смех застрял в ёнджуновом горле, заставляя задохнуться. Чхве не был в силах сдерживать гнева, что резал кожу. Он мог бы обуздать это чувство, запрятать как можно дальше, не показывать того. Однако он не стал, и поэтому, срываясь на крик, заголосил:       — Мой отец мёртв! И я не он! Никогда не буду! И если он и посчитал, что мне нужны советники, так я его решения не поддерживаю. Хотите услышать правду? — Ёнджун поддался вперёд, и, упираясь локтями в бёдра, подпирая лицо руками, нацепив нахальный вид и заломив одну бровь, с удушающим спокойствием прошептал: — Я разрушу вас. Превращу в пепел и не пожалею. А вы будете глядеть как всё, что вы строили, рушится, однако ничего не сможете поделать. Вы бессильны. Сейчас. Завтра. И это не изменится, — Чхве прожигал взглядом дыру в голове одного из старейшин, не сдерживая улыбки, что расплылась на губах, когда лица старейшин выдавали страх. Если этот момент не был самым прекрасным за последние семь лет, тогда можно было считать, что в ёнджуновой жизни не было ничего прекрасного. — Я уничтожу вас одного за другим. Раскрою ваши истинные лица и обращу в прах.       Возможно, Ёнджуну стоило подумать дважды, прежде чем говорить это. Однако Его Королевское Высочество не жалел и пообещал себе, что никогда не пожалеет об этом моменте. Появление Субина должно было сыграть королю на руку. Он сделает всё, чтобы это было так. Он не позволит принцу стать его уязвимостью. Не позволит случится этому вновь.       — А теперь убирайтесь!       И Ёнджун был крайне удивлён, когда те, склонившись, не слишком низко, развернулись кругом и, кипя от злости, так просто покинули тронный зал. Когда двери закрылись, невесёлый смех вырвался из ёнджунового горла. Парень накрыл лицо руками, надавливая пальцами на глаза.       Ему следовало бы выдохнуть и перевести дух. Однако времени на это больше не было.       Король поднялся с места, поправляя одежды, озвучивая приказ назначить встречу с главнокомандующим Белого Лотоса. А после, отклонив предложение стражи проследовать за ним, держал путь в темницы. Так или иначе, ему всё ещё нужно было разобраться с Субином. Ёнджун лишь на мгновение задержался в своих покоях, дабы найти то, что обещал. Король спустился в темницы, предвкушая того, что собирался сделать. Желание превратилось в жар, растекающийся по телу, стоило парню закрыть за собой тяжелые двери темницы и продвинуться вглубь по коридору. И Ёнджун не противился этому ощущению, оправдывая себя тем, что слишком устал, чтобы думать ещё о том, что чувствует.       Король остановился на том же месте, на котором стоял вчера. Заставив ветви, что служили решеткой, опуститься, Ёнджун глядел на сидящего на полу Субина. Казалось, Чхве покинул темницы лишь на мгновение, потому что ничего не изменилось: принц сидел на полу, прикрытый его же рубашкой, тяжело дышал и всё ещё был неудовлетворен. Ёнджун улыбки не сдерживал. А стоило принцу поднять голову и встретиться взглядом с королём, а после с удивлением уставиться на то, что было зажато в его руках, как Ёнджун, казалось, окончательно потерял самообладание.       — Бедный жалкий принц, — пролепетал Ёнджун, делая несколько шагов вперёд. Субин не пошелохнулся, однако Джун может поклясться, что слышал, как сильно колотилось человеческое сердце в груди. — Как думаешь, что будет дальше? — склонив голову, прошептал король, опускаясь рядом с растянувшимся на полу принцем. А как ответа не последовало, а сам парень отвернулся, точно присутствие эльфа было для него выносимо, Ёнджун схватил того за челюсть, вдавливая пальцы в кожу, вынуждая принца глядеть ему в глаза, и прошептал прямо в субиново ухо, обжигая кожу шеи дыханием: — Что я говорил тебе вчера? Скажи это!       Однако Субин не ответил. Лишь стиснул челюсти, взывая к ёнджунову гневу. Тогда же тот и выпалил:       — Я обещал, что ты станешь здесь шлюшкой. Им ты и станешь, Чхве Субин! — голос Ёнджуна эхом разносился по темнице, а кожу почти разъедала ярость, смешавшаяся с жаром. Хотел бы Ёнджун не испытывать того, что чувствовал, глядя на парня перед ним и находясь с тем рядом. Но, казалось, когда дело касалось Субина, принца самопровозглашённого королевства, контролировать себя для Джуна возможным не представлялось.       — И что дальше? Что будет дальше, Чхве Ёнджун, Его Королевское Высочество? — голос принца звучал довольно хрипло.       Гнев эльфа никуда не делся; его движения нежнее не стали. Ёнджун вдавливал пальцы в кожу так сильно, насколько это было возможно, почти желая оставить на такой белой коже синие отметины от его пальцев. Одна только эта картина главным образом взывала к ёнджуновому восхищению. Поэтому он больше не медлил, так и не ответив на субинов вопрос (в основном потому, что ответа он и сам до сих пор не нашел). Ёнджун сделал всё довольно быстро: отпустил лицо принца, переместил руки на шею, а после одним движением закрепил тонкий лоскут чёрной кожи, который, Ёнджун уверен, неприятно тёрся о человеческую плоть.       Эльф сделал то, о чём говорил раньше. Закрепив на субиновой шее ошейник, схватил за кольцо на нём, притягивая лицо принца так близко к своему, что дыхания их смешивались. А после, натягивая ряд небольших звений цепи, позволяя ветвям, что сдерживали руки принца распутаться и исчезнуть под землёй, он прошипел прямо в субиново лицо:       — Вот каким будет порядок вещей, милый жалкий принц, — начал эльф, ухмыляясь. Ему было почти противно от самого себя. И как же они пришли к такому отношению? Однако король сделал всё, чтобы отмахнуться от этого резкого чувства и продолжить: — Если думал отсидеться в темнице, то можешь забыть об этом. Раз уж ты здесь, то я буду использовать твоё присутствие в своих целях. Я буду использовать тебя так же, как ты когда-то воспользовался мной. Вот только нежен я не буду. Уж прости, — Ёнджун пожал плечами, невесело смеясь. — Есть вещи, которые ты не можешь изменить, и твоё заключение здесь — одна из них. Захочешь сбежать, знай, что я найду тебя, потому что с этого момента только я могу забрать твою жалкую жизнь. Это понятно?       Вопрос повис в, казалось, наэлектризованном воздухе. Ёнджунова грудь тяжело вздымалась и опускалась, а запах человеческого тела забился в эльфийский нос, туманя разум. Так не должно было быть, Ёнджун знает, однако изменить ничего не мог. По крайней мере сейчас.       — Предельно, — слабо вымолвил Субин, чувствуя, как кожаный ошейник тёрся о кожу, вызывая жжение и дискомфорт.       И тем не менее принц был удивлён, когда Ёнджун, поднявшись с пола и вместе с тем заставив самого парня подняться следом, накинул на его плечи накидку, завязав ту узлом не только на шее, но и на талии, скрывая его оголённое тело от чужих глаз. Эльф стискивал цепь, которая тянулась к субиновой шее, и, волоча парня за собой, почти не встречая сопротивления, покинул темницы, размеренно шагая коридорами.       Субин поднял голову только тогда, когда Ёнджун остановился у больших тяжелых дверей одной из множества жилых комнат. Кто же мог подумать, что оказались они у королевских покоев.       Так или иначе, принцу нужно было держать в голове, что король перед ним был полон загадок. Загадок, к которым Субин отчаянно желал подобрать правильный ключ.       Ёнджун не замешкался и на мгновение, когда развёл двери перед ними и ввёл принца внутрь. Что-то неприятно заныло в эльфийской груди, когда тот надавил на юношеские плечи, заставив того сесть на кровать; и ощущение это стало лишь острее, стоило тому закрепить цепь над субиновой головой, обвивая ту вокруг одной из четырёх колон. Вероятно, именно поэтому, он оставил парня одного, ничего не говоря. Ему следовало бы разобраться с тем, что он на самом деле чувствовал к Субину, однако время для этого было не подходящим.       Эльфийская голова шла кругом, а за глазами что-то затрещало, когда он покинул дворец, дабы встретиться с главнокомандующим. Скрываясь в глубоком капюшоне, что был частью накидки, Ёнджун двигался по ночному городу, словно тень. Его шаги были почти не слышны, а движения столь плавными, что казалось, словно эльф парил в воздухе, а не пропирался через толпы людей, что желали посетить публичный дом. Если Ёнджуна увидят здесь, к хорошему это, очевидно, не приведёт. И дело совсем не в осуждении со стороны народа. Чхве привык, что у старейшин везде свои глаза и уши, и если они узнают с кем говорил король и какова была цель разговора — то непременно разрушат его планы. Потому он крался ночным городом, желая скрыться пусть и в отвратительном месте, однако только что-то настолько непривычное могло послужить Ёнджуну прикрытием на этот вечер.       Эльф протиснулся между потными телами, наконец оказываясь внутри. Ему, может, и хотелось покончить с этим как можно скорее, однако король так же предельно ясно осознавал, что стоит ему поторопиться, как все его планы будут разрушены. Ёнджун прерывисто дышал, оглядываясь по сторонам, выискивая знакомую фигуру. Главнокомандующий занял место на верхнем этаже, и только двери его комнаты были открыты. И плевать король хотел на то, как это выглядело со стороны, когда он отправился прямиком на верхний этаж. Пока никто не знает кто скрывался за капюшоном и что это за мужчина, скрытый за маской, всё было под ёнджуновым контролем.       — Я прошу прощения, что пришлось втянуть вас в такое место, — пролепетал эльф, закрывая за собой двери.       Главнокомандующий откинул ткань, ранее скрывающую его лицо, и стоило королю опуститься на место напротив, как тот, приложив руку к сердцу и склонившись в поклоне, ответил:       — Вам не стоит извиняться. Я всё понимаю. Лишняя осторожность никогда не помешает.       — Благодарю, — Ёнджун откинул капюшон, стараясь выровнять дыхание. — У нас вчера так и не вышло поговорить. Экстренная ситуация требовала моего вмешательства, — начал Джун, подбирая правильные слова. Главнокомандующий махнул головой, наполняя чарку вином сначала королю, а после и себе. Эльф опрокинул ту залпом, не беспокоясь ни о чём. Крепкое вино обожгло язык полилось вниз по горлу, согревая тело. — Думаю, сначала было бы правильно объяснить всё, — и как бы Джун ненавидел делать это, — объясняться перед другими — сейчас это было необходимо. — Тот, кого мы задержали вчера на балу — принц самопровозглашенного королевства на юге. Мне до сих пор не известны все детали, поэтому я могу лишь надеяться, что эта информация останется между нами. Я знал его раньше. И несмотря на то, что у нас есть своя история, к его появлению здесь это никак не относится, — главнокомандующий понимающе закивал, отпивая вина. Ёнджунов стакан вновь был наполнен. — Однако это не то, что я хотел обсудить с вами.       Ёнджун замолчал на мгновение, заставив себя не нервничать. Ведь стоит главнокомандующему отказаться о того, что тот собирался предложить, как всему его плану только и останется, что кануть в Лету.       — Прошу, продолжайте, — то, как звучал голос главнокомандующего давало Ёнджуну понять, что тот был заинтересован. Поэтому, отбросив бессмысленные переживания, эльф продолжил:       — Ваш отряд стал независимым ещё тогда, когда мой отец был жив. Именно вы были теми, кто направлял его, если он был близок к тому, чтобы совершить ошибку. Вероятно, мне никогда не заменить его, однако я хочу попытаться исправить положение дел. Вам ведь известно о замыслах старейшин? — прошептал Джун, наклоняясь чуть вперёд. Главнокомандующий ответил коротким «да». — Я был молод, неопытен и очень наивен, когда позволим им забрать у меня власть. Однако они разрушат это королевство, гонясь за славой и деньгами. А я не могу допустить этого, — Ёнджун прикрыл глаза, шумно выдыхая. А выпив ещё одну чарку вина, продолжил: — К сожалению, я не мой отец, и мне никогда не стать настолько великим королём, каким был он, однако мне невыносимо видеть то, во что старейшины превращают моё королевство. Это неправильно. Но сам их остановить я не смогу.       Было что-то по-своему прекрасное в том, чтобы говорить с кем-то без утайки. Казалось, это впервые за долгое время, когда Ёнджун говорил то, что думал и о том, что чувствовал. Парень запустил пальцы в волосы, распутывая узлы, оттягивая пряди у корней, уставившись на совсем не удивлённое лицо главнокомандующего. Как реагировать Ёнджун не знал. Поэтому всё, что ему оставалось — глядеть на мужчину перед ним, ожидая, когда тот заговорит.       И главнокомандующий долго ждать не заставил. Выпрямившись, он зашептал:       — Я ждал этого момента, Ваше Королевское Высочество, — эти слова резали ёнджуново сердце на удивление прекрасным образом. Ёнджун задрожал от предвкушения. — Ждал и не переставал верить в вас, как верил когда-то в вашего отца. Я и мой отряд никогда не признали бы старейшин владыками. И пусть раньше не было шанса показать нашу преданность, кажется, мы можем сделать это сейчас.       Ёнджун заворожено глядел на главнокомандующего. Не отводил глаз и тогда, когда тот поднялся со своего места. Словно зачарованный глядел на то, как главнокомандующий опускается на одно колено, как склоняет голову, и после как произносит клятву, которую Ёнджун и не надеялся услышать:       — Отряд Белого Лотоса, готов признать Его Королевское Высочество главой, отрекаясь от независимости. Отряд Белого Лотоса, его люди и главнокомандующий готовы подчиниться приказам короля, действовать ради эльфийского народа и процветания королевства. Мы так же рьяно, как и вы, желаем покончить со старейшинами, что разрушают королевство изнутри. Поэтому отныне и навсегда мы станем вашим оружием, пожалуйста, примите нашу клятву.       Обуздать эмоции для Ёнджуна было трудно, тем не менее он постарался сделать это. Изначально, идя на разговор с главнокомандующим, Чхве лишь надеялся, что сможет создать контакт, а после будет действовать постепенно. Однако он и предположить не смел, что всё обернётся настолько идеально. Клятвы в эльфийском королевстве были нерушимы.       Впервые за долгое время, Ёнджун понял, что всё ещё был способен на спасение собственного королевства.       — Я принимаю вашу клятву, главнокомандующий. Это, в самом деле, многое для меня значит, — пролепетал Джун, осторожно касаясь локтя мужчины, словно в безмолвной просьбе выпрямиться. Тот так и сделал, вновь заняв своё место, а как чарки вновь были наполнены крепким вином, они ударили ими друг об друга, выпивая алкоголь одним глотком, точно закрепляя клятву.       — Так каков ваш план?       Ёнджун откинулся на спинку низкого стула, потирая точку на лбу. Осознать реальность происходящего было довольно сложно. Казалось, всё это было прекрасным сном, однако, как бы там ни было, это была суровая реальность. Возможно, именно из-за этого тепло от удовлетворения разливалось в ёнджуновой груди, затмевая боль и гнев, которые он чувствовал постоянно. И это, главным образом, было замечательно.       — Указ, подписанный моим отцом, не позволяет старейшинам исчезнуть. Не позволит им исчезнуть и большая часть знати. Однако в указе есть одна лазейка, за которую, думаю, стоит ухватиться. Если старейшины потеряют поддержку народа, если в них перестанут верить, тогда исчезнет и указ. Если нам удастся сорвать личину и обнажить их истинные лица, то с ними будет покончено.       Одна только мысль, что всё это может закончиться, приносила Ёнджуну удовлетворение. Однако король не столь глуп, чтобы верить, что с исчезновением старейшин решаться все проблемы. По крайней мере он избавится от источника большинства проблем для эльфийского королевства.       — Остаётся только раскрыть глаза знати. Будет не просто, — накалывая фрукты, прошептал главнокомандующий, задумавшись о чём-то.       — Надежд на лёгкий путь и не было.       Ёнджун не считал сколько опрокинул чарок с вином, не знал так же и сколько времени они провели с главнокомандующим в том публичном доме, обсуждая что должны были сделать. Признание некогда независимого от королевства отряда зависимость от решений короля давало Ёнджуну больше, чем тот мог себе раньше представить. Теперь, когда за его спиной стояла армия, элитный отряд, шанс успеха задуманного ещё семь лет назад, был высок как никогда.       Эльфийский король покинул публичный дом, когда непроглядная тьма опустилась на город. Вновь натягивая на голову капюшон, чувствуя удушение, Ёнджун только и сделал, что напомнил главнокомандующему о своей просьбе: отправить кого-то в сторону самопровозглашенного королевства, дабы проверить или опровергнуть слова Субина. Шатаясь, почти не контролируя свои движения, король вышел на улицу, наслаждаясь холодным ветром. Его лицо горело, а мысли разбегались, превращаясь в один спутанный клубок, ни желания, ни сил распутывать который у Джуна не было.       Эльфийскому королю, определённо, необходимо было перестать столько пить! В конце концов ни к чему хорошему это не приведёт.       Ёнджун вошел во дворец Алой Луны лишь немного протрезвев. Он пробрался в свои покои незамеченным. Так или иначе ему только предстоит узнать кто из стражников и гвардейцев внутри дворца были глазами и ушами старейшин. Чувствуя удушение, Ёнджун скинул капюшон сразу же, как оказался за дверьми своей комнаты. Скидывая плащ, оставив тот валяться на полу, король продвинулся вглубь комнаты, задувая одну свечу за другой, когда обнаружил что играющее на ветру языки пламени режут глаза, вызывая головную боль.       И почти забыл эльфийский король, что оставил в комнате принца, которому, определённо, места здесь не было. Ёнджун хотел завалиться в постель и почти так и сделал, однако остановился прежде, чем упал бы прямо в субиновы объятия. Его лицо, такое спокойное, остановилось в нескольких сантиметрах от человеческого. Юношеское дыхание обжигало и без того раскрасневшееся эльфийское лицо. Ёнджуну потребовались остатки всей силы, что он имел, чтобы не закатить глаза, ощущая непойми откуда взявшееся чувство блаженства, что рвалось из груди, растекаясь по телу словно ядом.       — Ты до сих пор тут, — на выдохе произнёс Джун, упуская момент, что парень, даже если бы сильно хотел, не смог бы сбежать.       Ёнджунова голова шла кругом. Субин же не выглядел напуганным, однако его усталость была слишком заметна. Даже для в стельку пьяного Ёнджуна.       — Это, наверное, так не удобно, — прошептал эльф, касаясь цепочки, что обвивала мёртвой хваткой колону. — Я… Я, наверное, подержу это, — мысли Джуна путались.       Король потянулся к цепочке и, заставив ту развязаться, осторожно сжал холодные звенья в руке, глядя в тёмные человеческие глаза. Будь свет от зажжённых свеч чуть ярче, казалось, Ёнджун вполне мог увидеть своё отражение в них. Чхве завалился на подушки, потянув парня за собой.       — Давай просто полежим так, — понимай, что парень творит, Субин бы не нервничал так сильно, как это выходило сейчас. В самом деле, ему следовало бы напоминать себе, что он перестал понимать парня перед собой. А он бы отдал многое, лишь за то, чтобы понять о чём тот думает и что чувствует. Так было бы куда проще.       Эльфийская рука клеймом обжигала оголённое субиново бедро, а неровное дыхание щекотало кожу шеи. «Разве всё это было правильно? Разве Ёнджун не должен был быть в ярости, как это было утром?» — вероятно, это были те вопросы, на которые Субин не получит ответа. Ни сегодня, не завтра. Возможно, никогда.       Осторожным движением ёнджуновы пальцы легли на рваный шрам на субиновой шее. Тяжело дыша, приподнимаясь на руке, Ёнджун рассматривал оставленный собственноручно шрам и отравляющие субиново существо цветы. Он не жалел, что нанёс эту рану. Однако довольно часто желание довести дело до конца или вернуться в объятья к возлюбленному, словно устраивали внутреннюю борьбу, вот только признаться, чего же Ёнджун на самом деле хотел больше он не осмеливался. В основном потому, что это могло принести с собой очередную рану на сердце.       — Это, вероятно, довольно хлопотно, — нежно обводя рисунок цветов, что не был полностью закрыт кожаным ошейником, эльфийский король не казался самим собой.       — Каждый год, в день, когда рана была нанесена, цветы распускаются. Однажды я уже был близок к грани. Близок к тому, чтобы умереть от яда внутри моего тела. Поэтому да, это довольно хлопотно, — на одном дыхании прошептал Субин, не совсем осознавая то, что именно происходило в данный момент.       Ёнджун больше ничего не сказал. И стоило Субину выдохнуть с облегчением, как эльфийская рука, круговыми движениями стала ласкать низ живота, опускаясь всё ниже и ниже. Субин не двигался. Только и делал, что уставился на эльфа, на лице которого красовалась улыбка.       — Разве это не хорошо? — растягивая каждое слово, спросил Ёнджун, опуская руку на головку субинового члена. — Разве это то, чего ты желал? Верно, Субин-а? — то, как король звал парня по имени взывало к чему-то давно потаённому в душе, отзываясь жарким, почти ядовитым желанием.       — Хорошо…       Стоило словам сорваться с субиновых губ, а смешку вырваться из ёнджуновой груди, как тот надавил на головку возбужденного члена, оттягивая кожу. Хотел бы Ёнджун, чтобы чувство сожаления встромило в него свои острые когти, однако этого не происходило. И не был эльфийский король настолько не в себе, чтобы не осознавать происходящего. Это был его выбор. Всё это. И пусть принять это было довольно сложно, но парень перед ним волновал его. Куда сильно волновал.       Когда Ёнджун зашел дальше, медленно и до ужаса мучительно водя пальцами по субиновому члену, то усиливая, то ослабляя давление, принц выгнулся в спине, зажмурив глаза. Если всё его заключение в эльфийском дворце будет происходить так, то он не выдержит. Это было слишком, чтобы можно было описать словами.       Субин было разомкнул губы и хотел поддаться вперёд, дабы ощутить влажные ёнджуновы уста, как тот потянул рукой за цепь, что всё ещё крепилась к ошейнику на нём, не позволяя принцу сделать того, чего тот желал. Казалось, Ёнджун в самом деле услышал, как парень заскулил. Тем не менее, стоило его руке надавить на эрегированный член сильнее, больше оттягивая кожу, как хныканья заменились стонами, что звучали прямо в эльфийское ухо.       Король лишь усмехнулся, когда слуха его настигли тихие просьбы продолжить, вероятно, зайти даже дальше. И пусть сейчас, Ёнджун полностью не контролировал то, что делал, давать Субину то, чего тот хотел, так просто король не собирался.       Он поднялся с места, обхватив парня за талию, а когда вновь упал на подушки, тот упирался коленями в матрац пообок от эльфийского тела, лицом почти прижимаясь к ёнджуновой промежности. Принц был выгнут в спине, а его задница торчала вверх, буквально позволяя королю эльфийского народа видеть того слишком открытым. Дыхание Субина сбилось. И не успело прийти в норму, когда влажные губы коснулись комка нервов. Стон вырвался из груди принца криком. И этот крик удивления грозился звучать лишь громче, когда эльф, водя по коже языком, играя на субиновых нервах, точно на струнах, вновь опустил руку на влажный возбуждённый член, усиливая эффект, который производил на парня.       — Разве это не слишком грязно, Ваше Королевское Высочество? — краснея, забываясь в ощущениях, что дарил ёнджунов язык, прошептал Субин, не зная было ли то, что происходило сейчас, для него «слишком». Слишком опасно. Слишком сексуально. Слишком нереально.       Ёнджуново возбуждение давило на ткань узких штанов.       — А разве сейчас это имеет значение? — отвечая вопросом на вопрос, эльф сильнее сжал разгорячённую плоть, надавливая большим пальцем на вздувшиеся вены.       Субин застонал, когда эльфийские губы вновь опустились на тонкую кожу, а рука, ранее обхватывающая его член, словно змея поползла вверх по телу, чтобы остановиться у его груди, зажимая и скручивая один из сосков. Не заметил Чхве, как расправился с пуговицами на штанах короля. Забывшись в желанном наслаждении, не заметил, как обхватил губами розовую головку ёнджунового члена, как надавил на тот языком, как после вобрал тот полностью, заставляя блестеть в тусклом свету от огня свечей.       Когда ёнджуновы пальцы надавливали на красный сосок, а его язык ласкал комок нервов, Субин оттягивал кожу у основания эльфийского члена, надавливал языком на уретру и обводил вздувшиеся вены, каждый раз с причмокиванием отстраняясь и с протяжным стоном вбирая ёнджунов член заново.       Желание становилось невыносимым. Жар пробирался по телу, разливался по венам, вынуждая желать большего. Ёнджун ввел внутрь сначала один палец, а после и второй, закатывая глаза от того, насколько прекрасным образом стенки Субина давили на его пальцы. Принц застонал, облизывая головку, нарочно зацепляя ту зубами, лишь с одной целью — выбить из эльфийской груди до ужаса прекрасный стон.       Когда же пальцы короля задвигались внутри Субина, думать о чём-то ином для принца возможным больше не представлялось. Он только и представлял, как Джун заменит их на свой член и сделает то, чего желали они оба.       Однако Ёнджун не торопился. И это сводило с ума.       Вязкая сперма потекла по субиновому горлу, и парень вобрал в себя всё, что давал Джун. Словно в их ситуации то, что происходило было в порядке вещей. Тем не менее, когда же и его член задёргался под ёнджуновыми руками, тот выгнулся в спине и уже предвкушал желанной разрядки, как король остановился в своих движениях.       Чёртов король решил повторить сюжет вчерашнего дня!       Субин был в ярости. Принц хотел было сделать что-то, заколотить парня под ним, оставляя синяки похуже, чем те, которые мог бы оставить губами, и хотел было приступить к осуществлению задуманного, не скрывая своего гнева, как эльфийские ладони легли на его бока, и вот его зад упирался в ёнджунов член, а губы были прижаты к эльфийским.       Чхве прикрыл глаза, нарочно задевая возбуждённую плоть, когда кусал эльфа за губы, чувствуя, как как его кровь и остатки спермы смешивались на его губах. Ёнджун провёл языком по нижней губе, рукой надавил на челюсти, пробираясь языком внутрь субинового рта. И когда Субин хотел было начать делать хоть что-то для собственного удовлетворения, не разрывая поцелуя, сминая субиновы губы, Ёнджун поднял парня за бёдра, медленно насаживая на свой член. Из горла принца вырвалось что-то мало похожее на человеческое. Парень стонал в эльфийский рот, зарывался пальцами в мягкие пряди волос короля, когда же тот медленно насаживал парня на свой член и поднимал за бёдра.       — Пожалуйста… слишком хорошо, — мысли разбегались в разные стороны, а слова покидали губы принца смешиваясь с громкими вздохами и стонами.       Ёнджун усмехнулся, вдавив пальцы в молочно-белую кожу.       — Я ведь говорил, — кусая парня за мочку уха, Ёнджун обжигал дыханием кожу. — Из тебя выходит отличная шлюшка, Чхве Субин. И это главным образом сводит меня с ума.       Признание, а именно этим и были ёнджуновы слова, легко слетели с эльфийских губ, заставляя те расплыться в улыбке.       Король надавил на юношеские бёдра, насаживая парня на всю длину, вынуждая выгнуться в спине от нарастающего напряжения. Субин был слишком увлечён движениями Джуна, чтобы заметить в какой момент тот просунул пальцы в его рот; не заметил он так же и того в какой момент стал облизывать их, уделяя внимание, казалось, каждому миллиметру кожи. Ёнджун закатил глаза, увеличивая темп. Субин же дёргал бёдрами в темпе, что задавал король.       Субинов член задёргался, а после на животе короля заблестело довольно большое пятно, за которое Субину стыдно не было. Эльфийский король только и сделал, что ухмыльнулся, вытащил пальцы из субинового рта и притянул юношеское лицо к себе, ухватившись за кольцо на ошейнике. В его движениях внутри принца не было ничего нежного. Король трахал Субина, сминая его губы, задевая пальцами всё ещё возбуждённую плоть субинового члена, когда же жар разлился по всему телу, неся за собой желанную разрядку.       Ёнджун кончал в Субина, откинув голову назад и сжимая член принца в своей руке. Парень упёрся руками в ёнджунову грудь, прикусывая губу с одним лишь желанием сдержать так и рвавшиеся из груди стоны. Эльфийский король, поддаваясь экстазу, кончал в Субина, не останавливаясь в своих движениях, а когда же остановился, то только ради того, чтобы снять с себя принца, уложить того спиной на кровать и заменить свой член пальцами, не позволяя пролиться и капле спермы.       С протяжным стоном имя эльфийского короля сорвалось с субиновых губ, и Джун, нависая над принцем, удовлетворённо засмеялся.       — Тебе следовало бы запомнить этот момент, Чхве Субин, — прошипел Ёнджун, водя рукой вверх-вниз по эрегированному члену. — Милый жалкий принц, может, с этого момента твоя жизнь станет хуже, чем в аду, может, ты даже попытаешься сбежать, однако отныне только я могу распоряжаться твоей жизнью. И с каждым чёртовым разом, отпускать тебя всё сложнее.       Субин почти задохнулся, стоило словам повиснуть в воздухе. Казалось, он больше совсем не знал короля, однако если обещанный королём ад означал остаться рядом с Ёнджуном, Субин готов был сам спуститься в мир мёртвых, признав, что сейчас, нависая над ним с опухшими губами, красными глазами и возбуждённой плотью, Ёнджун выглядел как олицетворение греха.       — Я не уйду, — Чхве протянул руку, касаясь эльфийской шеки, водя пальцами по заострённым ушам, удивляясь, что король это позволил. Он улыбался, а в груди эльфийского короля разливалось тепло.       Им, определённо, стоило разобраться в своих отношениях.