На коротком поводке

      Первое, что сделал Ёнджун, когда клятва главнокомандующего прозвучала, — отослал нескольких гвардейцев во все закутки королевства, дабы разнести один простой слух: когда старейшины желали увеличить налоги для людей, что в эльфийском королевстве так или иначе считались низшим классом, требуя по голове скота каждую неделю, то король выступил против. И стоило слухам прозвучать, как по всей стране от одного человека до другого переходили самые разные вести.       «Говорят, король пяти народов, наш король, даже угрожал старейшинам кинжалом за то, что те только посмели произнести такую чепуху. Так или иначе наш король всегда будет на стороне не только эльфов и фей, а ещё и на стороне простых людей. Кажется, кто-то говорил и о том, что те хотели сделать из людей законных рабов! Да это сумасшествие!» — говорили одни.       «Разве вы не слышали? Его Королевское Высочество сцепился со старейшинами не только на словах, но, говорят, дело дошло даже до драки! Я всегда знал, что король будет нас защищать! Не то, что те старейшины, которым вечно мало, и которые чуть ли не детей наших хотели забирать!» — пересказывали другие.       «Не вините меня, но говорят, что старейшины — ужасные монстры. Вы только подумайте: почему они живут так долго? Сколько прошло? Четыре десятка лет, а они так и не изменились! А пропажи людей не уменьшились. Вы понимаете, о чём я говорю? Что если увеличение налогов только для людей было началом? Что если бы дальше они забирали наших дочерей и сыновей, дабы питаться их кровью? А кто знает как оно на самом деле? Может, Его Королевское Высочество принадлежит к высшей расе, эльфийской, однако он относится ко всем своим подданым одинаково!» — в страхе говорили друг другу остальные.       И всё сработало до ужаса идеально! Никто даже не стал разбираться в правде. И пусть Ёнджун врал собственному народу (ведь на самом же деле ничего из того, что было сказано в слухах, правдой не было. Однако ложью тоже назвать сказанное было невозможно. Никому же не известно, что эти ублюдки могли выкинуть), он был уверен в том, что, пока это помогало ему избавиться от источника большинства проблем для королевства, всё будет в порядке.       Вторым его шагом было влияние на средний класс — эльфов, фей, что не имели связи с королевской семьёй. Ёнджун действовал осторожно, порой выжидая несколько месяцев и недель, чтобы приступить к следующему шагу. Именно тогда, в начале зимы, стоило деревьям Золотой Чащи выпустить последние лечебные цветы и замениться на отравляющие, Его Королевское Высочество выпустил указ: отныне все эльфыи феи будут проходить отбор, а после обучаться, когда же самые лучшие ученики будут попадать во дворей Алой Луны на службу (хорошо оплачиваемую службу) королю и народу.       Что же было в этом для эльфийского короля? Изначально, предложение главнокомандующего звучало довольно глупо: поделить всех на классы по их способностям, обучать, а самых лучших подпускать во дворец. Однако стоило Ёнджуну поразмыслить над словами главнокомандующего, как в его предложении нашлось сразу несколько положительных сторон. Во-первых, это нововведение позволит всем, не смотря на статус, получать образование по использованию собственных сил, что уже возвышало короля в глазах его народа, а во-вторых, один указ позволял заменить людей во дворце на тех, кому Ёнджун мог бы доверять. Этот указ поможет Джуну не только сделать для своего народа больше, чем сделали старейшины, а и заменить всех тех, — стражу, советников, главнокомандующих — кто был верен этим ублюдкам, на новых людей, что будут верны только ему.       Если это не было удачным ходом, тогда Ёнджун не занял как по-другому описать это.       Тем не менее, насколько бы удачными не были влияния на первые два класса, с последним возникли трудности. Ёнджуну ещё предстояло разобраться с тем, как переманить на свою сторону высший класс — людей близких к королевской семье, слишком разочаровавшихся в Ёнджуне семь лет назад и слишком верных старейшинам. На самом деле эльфийскому королю не было необходимости в том, чтобы от старейшин отреклись все. Так или иначе, он был достаточно умён, чтобы понимать, что как бы там ни было на стороне старейшин всё равно останутся люди. Вопрос был в том, что их должно было остаться меньшинство. Только тогда он смог бы разрушить указ, а после и расправиться с надоедливыми ублюдками.       И пока, как на зло, выхода не находилось.       Когда же было публично объявлено о том, что отряд Белого Лотоса, некогда независимый от короля отряд, принял зависимость от правителя, армия за спиной Ёнджуна увеличилась. К концу зимы за его спиной стояло около трёх сотен тысяч солдат, готовые противостоять старейшинам. Очередной ёнджуновой головной болью стало предотвращения внутреннего конфликта. Постепенно уменьшать влияние старейшин — это одно, но развязывать гражданскую войну — совсем другое. И только этого Джуну не хватало. Особенно, когда пришли вести от главнокомандующего о том, что самопровозглашенное королевство на юге во главе с королём, поглощенным демоном, собирало армию, что была вполне готова бороться, вот только никто не понимал за что.       Так или иначе, Ёнджун был готов. Был готов к нападению, к разрушению самопровозглашенного королевства. После долгих обговоров с главнокомандующими основной стратегии, эльфийскому королю оставалось лишь ждать. Тогда же ответ, как переманить на себе высший класс, появился сам собой. Выиграть войну — вот, что помогло бы вернуть веру в него тех, кто раньше разочаровался в нём. Казалось, это было довольно хорошим ходом.       Ёнджун выдвинулся с десятитысячной армией на юг, стоило всему в эльфийском королевстве расцвести. Только спустя несколько месяцев, как всё было распланировано и готово, наступил удачный момент, чтобы нанести удар. Так или иначе, люди, что собирались в битву против эльфийской армии были напуганы. Вероятно, именно поэтому за всё это время они так и не сделали первого шага, глядя на то, как с каждым днём их короля поглощала тьма.       И как бы рьяно главнокомандующий не выступал против нахождения Субина подле короля во время экспедиции, Ёнджун не слушал. Всё дело было в желании показать кронпринцу, как он собственноручно разрушит королевство, построенное на лжи и крови. Вот только казалось, что Субин напуган не был. Не был и удивлён кронпринц, когда эльфийский король, приказав приодеть парня, снял того с цепи (не снимая ошейника) и, покинув покои, потащил за собой.       Оружия Субин не получил. Так же как не получил и доступа к ёнджуновому клинку. Всё, что ему оставалось — схватиться за седло коня, верхом на котором они отправились, чувствуя, как эльфийская рука обвивалась змей вокруг его талии, обжигая кожу и заставляя самые интересные места тереться друг о друга каждый раз, когда лошадь перескакивала с одной ноги на другую.       И только это заставляло всю дорогу, что они проделали за первый день, мириться Субина с нарастающей болью не только в пояснице из-за неудобной позы, а и с колющей болью где-то внутри живота. Ёнджун был молчалив, и Субин не знал было ли это вызвано приближающейся битвой или чем-то другим. Тем не менее, когда день сменился ночью, и продвигаться через Золотую Чащу стало опасно, эльфийский король приказал устроить привал. Палаток было всего несколько: для главнокомандующих и эльфийского короля. Солдаты, поделившись на группы для патруля, ночевали на земле, держа оружие наготове.       Ночи были морозные. Несмотря на то, что Субин и лежал внутри палатки, что скрывала его тело от ветров, легче от этого не становилось. Первую ночь принц провёл трясясь от холода, обнимая себя руками, в тщетных попытках сохранить хоть какое-то тепло. Уснул он только тогда, когда, скрываясь в темноте, рядом опустилось довольно тёплое тело. Согрелся Чхве только тогда, когда тело обхватили сильные руки, прижимая субинову спину к тёплой груди. Субин так и не смог ничего сказать, когда сверху на него легла тёплая накидка, что хранила в себе ёнджунов запах. В первую ночь Субин заснул, твердя себе, что не должен был нервничать.       Наутро Ёнджун выглядел невыспавшимся. И тем не менее, ничего не сказав, они продолжили путь. Пробираясь по Золотой Чаще, эльфийский король словно не думал ни о чём и обо всём одновременно. По крайней мере Ёнджун посчитал, что время в пути было довольно подходящим для того, чтобы обдумать то, что он чувствовал к Субину. Эльфийский король был зол. Ярость запускала в него свои острые когти каждый раз, стоило принцу оказаться рядом. Забыть предательство Джун не мог. Однако вместе с яростью, приходило и иное чувство: что-то тёплое разливалось в груди, когда эльфийский король касался человеческого тела, отбросив все мысли о прошлом. Ёнджун лишь убеждал себя, что становится нежнее к принцу только потому, что скоро с самопровозглашённым королевством будет покончено. Но так ли то было на самом деле? Ответа Ёнджун до сих пор не получил.       Однако знал Джун точно, что даже когда с королевством на юге будет покончено, Субина он не отпустит. И плевать было на то, что подумают другие. Субин был его игрушкой (по крайней мере король пытался сам поверить в это утверждение), а значит и распоряжаться его жизнью будет тоже он.       Тем не менее, сидеть так близко и ничего не делать, было почти невыносимо. Большую часть дороги, которую они проехали, голова короля только и была забита тем, насколько неправильно было бы то, если он остановит идущих за ним солдат, схватит принца за ошейник и заставит избавить его от давящего на него возбуждения. Однако, пусть порой эльфийский король и думал только одним местом, место и время для того, чтобы пользоваться принцем было не подходящим. Именно поэтому Джуну только и оставалось, что питаться фантазиями, прикусывая губы.       И эльфийский король молчал, когда жеребец под ними перебирал ногами, перепрыгивая толстые корни, торчащие из земли. Однако, когда тишина стала буквально давить на Ёнджуна, поддавшись вперёд, вдыхая сладкий аромат, исходящий от Субина, эльфийский король зашептал в человеческое ухо:       — Разве это не забавно?       — Что именно? — так же шепотом отозвался Субин, шумно вдыхая. Тени вновь стали сгущаться над лесом, однако очередного привала позволить они себе не могли. Они будут идти ночь, дабы остановиться под утро, наконец покинув Золотую Чащу. — То, что принц идёт разрушать собственное королевство, сидя на поводке у эльфийского короля, или то, как твоё возбуждение давит мне на спину?       Казалось, Ёнджун услышал, как парень захохотал, и пусть лица принца он не видел, он вполне представил то, как лёгкая улыбка появилась на его губах, как цвета воронового крыла брови взлетели вверх по лбу, представил и то, каким расслабленным выглядело человеческое лицо.       — И что же волнует тебя сейчас больше, милый жалкий принц? — вдавливая пальцы в кожу субиновых боков, дёргая бёдрами, спросил Джун.       Принцу потребовалось всё его самообладание, дабы стон, что норовил сорваться с губ, так и остался в груди. Он только и сделал, что прикусил нижнюю губу до крови, когда эльфийская рука, точно змея, поползла вниз по его животу, а большой палец стал вырисовывать круги. И грубая кожа ёнджуновых пальцев вызывала жжение на субиновой коже, что прекрасным образом опускалось ниже.       — Я правда должен отвечать? — откинув голову назад, упираясь затылком в эльфийское плечо, Субин не заметил, как прикрыл глаза, концентрируясь на опускающейся всё ниже руке.       Ёнджун огляделся вокруг, кивнул главнокомандующим, что ехали верхом рядом, и, сжав ногами бока лошади, вырвался чуть вперёд, находясь в поле зрения главнокомандующих, однако довольно далеко, чтобы те слышали хоть что-то. И пусть одно только ёнджуново поведение говорило само за себя, король думать об этом не стал.       — Я задал вопрос, а значит ожидаю ответа, — прошипел король, проводя пальцами по плоскому животу принца, опускаясь ниже, гладя пальцем предательски близко к возбуждённой плоти.       — И то и другое волнует меня в одинаковой степени, — задыхаясь, пролепетал Субин, так и не найдя в себе сил оттолкнуть парня.       — Вот оно что, — прошептал Джун, смеясь в субиново ухо, убирая руку.       И стоило эльфийскому королю поступить так, как уста принца покинул стон разочарования, однако, вопреки ожиданиям эльфа, тот протянул руку, схватил ёнджунову ладонь, чтобы после опустить ту на свой член.       — Можешь лгать себе сколько угодно, но меня не обманешь, — захохотал эльфийский король, проведя ладонью по всей длине. Медленно. Желая мучить парня.       Эльфийские губы опустились на субиново плечо, осторожно целуя, оставляя дорожку поцелуев, ведущую к шее лишь для того, чтобы найти пульсирующую на шее вену и примкнуть к ней, оставляя яркие синие отметины. Субин не успел среагировать, когда рука, что держала узды, резким движением коснулась его лица, схватила за челюсть, поворачивая голову принца, не заметил, и как на губы его обрушился жадный поцелуй. Ёнджун целовал грубо, проникая языком в субинов рот, кусая за губы, надавливая на челюсть парня так сильно, что, скорее всего, останутся следы от его пальцев.       Когда конь под ними дёрнулся попятившись назад. Ёнджун, не разрывая поцелуя, продолжая дразняще порхать пальцами над субиновым членом, сжал ногами бока коня, схватился за уздечку направляя животное. Эльфийское дыхание сбилось. Ёнджун тяжело горячо дышал, сминая губы принца, оттягивая кожу у влажной розовой головки возбуждённого члена.       Ёнджун засмеялся, — и Субин больше ощутил это вибрацией в чужой груди, чем услышал — отстраняясь от манящих губ кронпринца. Субин упёрся руками в седло, а из горла вырывались гулкие стоны, стоило эльфу надавить на эрегированную плоть, и парень лишь надеялся, что главнокомандующие и десятитысячная армия ничего не слышали. Он сгорел бы со стыда, вспоми, что у эльфов слух был куда лучше человеческого, а это значило только то, что, возможно, солдаты ничего и не слышали, но вот главнокомандующие — в полной мере. Однако ощущение ёнджуновой руки на собственном члене, а его опаляющее дыхание и губы — на пульсирующих венах шеи было слишком прекрасно, чтобы принц мог вспомнить об этом.       Оттягивая кожу, водя вверх-вниз, то усиливая давление то ослабляя, Ёнджун сводил Субина с ума.       — Тебе нравится, когда я прикасаюсь вот так? — не скрывая издёвки в голосе, спросил Джун, кусая мочку красного человеческого уха. То, как выгнулась спина принца, то, как задёргался член в его руке, то, как жар окрасил лицо Субина, — всё это заставило давлению в эльфийских штанах лишь увеличиться.       Принц задёргал бёдрами, что-то мыча, а после вновь накрыл своей ладонью ладонь парня, ведя ту вниз по всей длине, трясь бёдрами о ёнджуново возбуждение.       — И откуда только такое поведение? — засмеялся эльф, а Субин ахнул, когда рука, что всего мгновение назад обхватывала в кольцо его член, переместилась на его бёдра подняла в воздух, разворачивая его тело так, что теперь лицо эльфа было прямо перед ним. — Видимо, мне срочно стоит проучить наглеца, — заламывая бровь, прошипел Джун, а черты его лица были расслаблены. Казалось, впервые за долгое время.       Всё ещё одной рукой направляя лошадь, король протянул вторую лишь для того, чтобы схватить парня за шею и соединить их губы в очередном влажном поцелуе. Когда ночь опустилась на Чащу, такой же холодной, как прошлая, она больше не казалась. Всё дело было в жаре, что окутывал обоих; в желании, что туманило сознание.       — Если ты сейчас же не начнёшь ничего делать, помяни моё слово, вряд ли ты увидишь своего драгоценного папочку в последний раз, — вдавливая пальцы в субинову шею, прошипел Ёнджун, опуская взгляд на выпуклость в штанах.       Дважды просить принца не пришлось. Трясущимися руками тот потянулся к пуговице, а расстегнув ту, высвободил эрегированную плоть, не отрывая взгляда от красной головки и вздувшихся вен, что паутиной замысловатых узоров расходились по всему органу. Поддаваясь бёдрами вперёд, пододвигаясь ещё ближе к Ёнджуну, принц заставил их члены соприкоснуться, а после, обвив оба рукой, стал водить вверх-вниз, запрокидывая голову назад. Рука Джуна легла на субинову поясницу и обжигала точно клеймом, пока сам парень, закатывая глаза и заглушая стоны, рвавшие глотку, сжимал свой и ёнджунов член, чувствуя, как желанная разрядка вот-вот и накроет его с головой.       И когда ёнджунова ладонь с поясницы опустилась ниже и сжала одну из упругих ягодиц, из горла принца вырвалось что-то мало похожее на человеческое.       — Разве ты и раньше был столь чувствительным, Субинн-и? — засмеялся король, потирая скрытые за слоями одежд субиновы ягодицы.       Принц не ответил, однако ответа и не требовалось. Всё, что касалось Ёнджуна было буквально обжигающим. Особенно такое его поведение. И кронпринц был достаточно честен с собой, чтобы признаться, что такое поведение эльфа путь и могло показаться неприятным, однако взывало к чему-то внутри самого Субина, что оставаться равнодушным было просто невозможно.       — П-перестать дразнить меня, — заикаясь, путаясь в мыслях и словах, прохрипел Субин.       — Вот оно как? — опуская губы на рваный шрам, Ёнджун и не думал прекращать. Казалось, он мог дразнить Субина вечность. И в этом он охотно готов был сознаться. — Чего же ты тогда хочешь, бедный принц?       Надавливая на возбуждённую плоть, разнося прозрачные капли прэядекулята по обоим членам, Субин мог думать только об одном:       — Я хочу почувствовать твой член в себе, — задыхаясь, вспыхивая от желания, прошипел принц, утыкаясь носом в ёнджуново плечо.       Чхве засмеялся, и, казалось, этот звук эхом разнёсся по всей Чаще.       — Ну, тогда придётся подождать до следующего раза, Субинн-и.       — Мне нравится, когда ты произносишь моё имя так, — застонал Чхве, стараясь контролировать темп и давление своих движений, откидывая голову назад, совсем не обращая внимание на яркие взгляды главнокомандующих. Субин был слишком разгорячён, чтобы думать о том, как они с королём выглядели со стороны; он был слишком возбуждён, чтобы брать во внимание то, что могли подумать другие.       Ёнджун подтолкнул парня ближе к себе, впиваясь зубами в его плечо, заставляя стон вырваться из груди, звуча для эльфийских ушей музыкой. Субин задрожал, и эта дрожь словно передалась самому Ёнджуну, затрагивая и всё его тело.       — Незаконно хорошо… это слишком, — и не сумел принц закончить фразу, как все мысли перемешались, а тело сотряс экстаз.       Субин кончил на ёнджунов живот, эльфийский король сделал то же самое. Кронпринц задрожал уже от холода, когда, не обращая внимания на липкое пятно на своём плоском животе, обвил руками ёнджунову шею, притягивая его голову, дабы после накрыть эльфийские губы своими. И это было впервые, когда Ёнджун позволил принцу сделать это.       Когда главнокомандующие нагнали их, ночь в Золотой Чаще стала непроглядной, а субиново тело было одето и укутано в плащ, когда же сам парень, сидя боком, покрыв глаза, лежал на плече короля, размеренно дыша. Тогда никто из главнокомандующих ничего не сказал. Тем не менее это не значило, что никто ничего не понял. Однако и осуждать они не осуждали. Может, у них и были свои мысли по поводу отношений эльфийского короля с кронпринцем самопровозглашенного королевства, разрушить которое было основной целью, все единогласно оставили свои мысли при себе.       И Ёнджун, так или иначе, ценил это. По крайней мере со своей жизнью он в силах разобраться и сам.       Когда ночь окрасилась кровавыми лучами солнца, они добрались до последнего поселения, что граничило с самопровозглашённым королевством. Устроив привал, приказав накормить всех солдат и обеспечить местом для отдыха, Ёнджун занял один из ветхих домиков, из которого в спешке были эвакуированы жители. Лежать на тонкой циновке было неудобно. Эльфийский король ворочался, то утыкаясь носом в отвратительную на запах подушку, то в спину принца, что наспех принял душ и пах теперь цветочным мылом. В конце концов, просунув руку под субинову талию, захватив тело принца в кольцо, Ёнджун смог отдохнуть.       Однако отдых долгим не был. Кажется, прошло всего несколько часов, прежде чем главнокомандующие завалились внутрь дома, крича что-то о том, что некогда до смерти напуганное войско самопровозглашенного королевства стало действовать. Поэтому королю и пришлось подорваться с места, выудить цветочный клинок из-под подушки, и, схватив кронпринца за кольцо в ошейнике, вылететь из ветхого домишко, оседлать коня, и, несмотря на растекающуюся по его венам усталость, отправиться к границе. Когда жеребец остановился на расстоянии напротив выстроившегося в ряд войска, которое тянулось так далеко, что, казалось, словно король самопровозглашенного королевства собрал всех своих подданых (кто знает, возможно так и было), Ёнджун поднял руку, приказывая эльфам остановиться.       Это было впервые за семь лет, когда Ёнджун увидел советника. Однако то, каким он его помнил кардинально разнилось с тем, что он видел перед собой сейчас. Когда Субин сказал об одержимом демоном, Ёнджун переставил советника таким, каким тот и был семь лет назад, просто напоминал себе о том, что тот, очевидно, был не в своём уме. Кто же мог подумать, что его предположения никак не будут описывать истинный порядок вещей.       От человеческой плоти не осталось и следа. Когда Джун спешился с коня, он видел перед собой монстра, по-другому и не скажешь. Демон, кем бы он ни был, забрал не только разум короля самопровозглашённого королевства, но и его тело. Ёнджун удивления не показал, когда уставился на сгусток тёмной энергии, что поглотил тело, когда смотрел в чёрные глаза. Не показал он своего удивления и тогда, когда увидел длинные когти и острые зубы, что были выкованы точно из железа.       Казалось, король собирался пойти против эльфийской армии обезоруженным, и тем не менее с силой, которую Ёнджун видел, шанс победить даже тысячу эльфов всё ещё был велик. Однако Ёнджун сомнений не выдал.       Пора бы ему было прийти в себя и понять, что сражение лёгким не будет.       Эльфийский король, прежде чем заговорить, бросил на Субина угрюмый взгляд и одними губами отдал приказ «оставайся на месте», прочистил горло и заголосил:       — Кажется, вам не здоровится, советник, — высмеивал Ёнджун, глядя на то, как вспыхнули тени вокруг советника. Только тогда эльф заметил насколько неестественно были удлинены конечности короля. Чхве только и сделал, что замотал головой, подавив тревогу.       Он справится. Он должен.       — Позаботился бы о себе! — выплюнул тот, а голос его звучал слишком злобно и неестественно, словно разносился эхом, которого никак не могло быть. В ответ Джун лишь наклонил голову, изогнув бровь, тогда же король самопровозглашённого королевства продолжил: — Нравится мой подарок? — со смехом, разводя руки в стороны, спросил советник, повторяя тот же тон, с каким ранее говорил эльфийский король.       — Подарок? — эхом отозвался Джун. Неприятное предчувствие чего-то отвратительного (если даже не унизительного) обжигало грудь. Однако король виду не подал.       — Конечно! — советник на мгновение замолчал, а после, выпрямив указательный палец, показал на лошадь, поводья которой всё ещё держал эльфийский король, и продолжил: — Думал, этого будет достаточно, чтобы притупить вашу бдительность. Стоило мне вспомнить о вашем романе, как обмануть собственного сына, запугать его и в конце концов позволить сбежать — было довольно просто. Думал, эльфийский король оценит мой дар по достоинству.       Ёнджун почти задохнулся. Так вот в чем было дело! Всё это изначально было холодным расчётом сумасшедшего отца Субина. И хотел бы Ёнджун не винить во всем этом самого кронпринца.       Тем не менее, это больше было не важно. План советника с треском провалился, и это было главное.       — Вот как, — поднося палец к губам, прикусывая кожу, Ёнджун смотрел прямо, не желая глядеть на то, как Субин заёрзал на своём месте, также как и не желал знать, что тот чувствовал, узнав о предательстве отца, которому тот сам был предан. — Интересно получается. Ты, советник, хотел использовать своего драгоценного сынишку против меня, я же желал обратить его против тебя. В конце концов мы оба не правы, ведь так?       Что-то ядовитое прожигало грудь, ощущалось горечью на кончике языка. Ёнджун хотел бы не чувствовать себя виноватым. Вероятно, именно поэтому он постарался избавиться от всех чувств, закрыть сознание и сосредоточится на битве.       И тем не менее, эльфийский король знал: его ярость могла стать оружием. Однако ему нужно было время.       — Получилось, как получилось, — отмахнулся советник, а его нетерпение, казалось, витало в воздухе и ощущалось на коже чем-то тяжелым. — В конце концов мы здесь: стоим друг на против друга, не желая проигрывать. Грядут перемены, Ёнджун. Хочешь знать какие? — спросил король, разминая шею. Несмотря на то, что тот находился довольно далеко, создавалось ощущение, от которого эльфийский король отделаться не мог, что голос советника звучал рядом с ним, если и не в его голове. В ответ Чхве замотал головой не потому, что не знал ответа и желал его услышать, а как раз наоборот, желал наконец закончить эти бессмысленные разговоры и покончить с очередной головной болью, что мучила его на протяжении семи лет. — Тогда с радостью тебе отвечу, — Ёнджун сделал шаг назад, остановился рядом с субиновой ногой, просовывая кинжал ему в ботинок лишь с одной мыслью: «пусть борется за того, за кого считает нужным. В крайнем случае, если не сможет защитить себя, сломя голову бежать в его защиту я не стану». И эльфийский король не знал: оправдывал он себя или пытался убедиться в том, что сделал всё правильно. — Эльфийское королевство падёт, и мир, ваш мир, если быть точным, перевернётся с ног на голову. Человеческие жизни будут свободны, а вы примерите на себе нашу шкуру — тех, кого всегда использовали, запугивали и истребляли. Вот каким будет порядок вещей после этой битвы, Чхве Ёнджун.       Эльфийский король почти задохнулся из-за собственной ярости, что запекла не только лёгкие, а, казалось, зажгла каждую клеточку в его теле. Король самопровозглашённого королевства позволил себе наглость! Позволил себе запугивать. И этого было достаточно, чтобы Ёнджун, подняв руку в жесте, означавшем солдатам подготовится, заголосил:       — Довольно! Распинаешься тут в речах, а что на деле? Будешь прятаться за спинами всего твоего народа? — обводя острием клинка, который был мгновенно вынут из ножен на его поясе, людей из королевской армии самопровозглашенного королевства, что старались держаться уверенно, задал вопрос Ёнджун, не нуждаясь в ответе. — Или выйдешь и будешь сражаться, советник? — тот замотал головой, и эльфийский король отчётливо видел, как заблестели острые зубы в пасти советника.       Ответа не последовало. Ёнджун подал сигнал. Советник сделал то же самое. Сотня Солдатов, что входили в отряд Белого Лотоса, взмыли в воздух, создали формирование двенадцати сторон и, немедля и секунды, обрушили на первую линию обороны. Главнокомандующие со свистом выудили свои клинки, призвали силу внутренних ядер (первородную силу эльфов) и бросились в самый центр хаоса.       Ёнджун не искал Субина, когда кинулся в схватку с напуганными людишками. Он видел перед собой только цель — советника. Его гнев поднимался из глубин души, заставляя резать и отравлять цветочным клинком каждого, кто оказывался у него на пути. Эльфийский король прерывисто дышал, ощущая то, как кровь стучала в его ушах, однако не смел останавливаться даже на мгновение. Занося меч по широкой дуге, выдёргивая из земли толстые корни, что обвивали конечности солдат самопровозглашённого королевства и утаскивали под землю, Ёнджун блокировал удары, выбивал клинки из человеческих рук, не смея оборачиваться. Он убеждал себя, что с таким раскладом вещей ему не было дела до того чью сторону выбрал кронпринц, и был ли тот вообще жив. И у эльфийского короля почти получилось поверить в это.       Оказавшись в самом центре битвы, когда уши заполняли вопли и лязг метала, Ёнджун оказался за спиной короля самопровозглашённого королевства, который, встав на четыре конечности, вгрызался в шею одному из солдату отряда Белого Лотоса. У Джуна не было времени, чтобы всё хорошо обдумать. Именно поэтому он решил плыть по течению, занося клинок по широкой дуге.       И было бы крайне удивительно, позволь советник одолеть его так просто. В последний момент, когда лезвие цветочного клинка оказалось так близко к шее советника, тот развернулся с солдатом в зубах и подставил эльфийскую голову под ёнджунов клинок. Эльфийский король старался не думать о том, как неприятно ощущался укол вины, что поразил его сердце. Советник, каким бы животным он сейчас не выглядел, ухмыльнулся, и, что поразило Ёнджуна, растворился в воздухе. Словно его тут никогда и не было.       Чхве потребовалось время, чтобы оглядеться и заметить по меньшей мере десяток марионеток, что выглядели точь-в-точь, каким представал перед ним советник. И это добавляло Джуну неудобств. Наличие марионеток означало лишь то, что настоящий король самопровозглашенного королевства где-то прятался. И выследить его становилось ёнджуновой основной задачей.       Поражая одну марионетку за другой, Ёнджун видел, как люди отступали. Всё же, его суждения о том, что те не знали с какой целью идут против эльфийского королевства, боясь короля собственного, были верны. Однако легче от этого не становилось. Когда очередная кровь окропила ёнджуново лицо, а клинок поразил ещё одну марионетку, что-то схватило парня за доспехи и потнуло назад. Эльфийский король не медлил. Схватил эфес клинка покрепче и был готов снести голову тому, кто оказался за его спиной, однако остановился как раз вовремя, прежде чем острое лезвие разрубило субиново тело пополам.       — Никогда так не делай! В следующий раз снесу голову к чертям собачьим! — делая выпад вперёд, эльфийский король поразил солдата, чьё тело после обмякло, соскользнувши с ёнджунового клинка.       — Я уже испытывал силу твоего клинка однажды, — засмеялся Субин, раскручиваясь, отражая удары, а цепь, что всё ещё была прикреплена к его ошейнику звенела и доставляла неудобств, делая того уязвимым. Однако Ёнджун об этом не думал. — Я знаю, как найти отца. Он может играть марионетками сколько ему угодно, однако именно тогда он будет уязвим. Пока его разум контролирует их всех, тело становится уязвимым, — тяжело дыша, стирая с лица кровь и не останавливаясь в своих движениях и на мгновение, пояснил Субин.       И Ёнджун услышал то, что ему нужно было. И плевать он хотел из каких соображений кронпринц поражал одного человека за другим, что шёл на него с оружием. Может, парень и выбрал сторону, однако Ёнджуна это не волновало (ещё как волновало).       — Где? — только и спросил эльфийский король, встромив клинок в землю. Не прошло и мгновения, как землю вокруг них застелили чёрные цветы, которые не только поражали своим ядом, а и тянули под землю своими корнями.       — Красивый ход, — завороженно пролепетал главнокомандующий, проносившийся мимо. Ёнджун лишь ухмыльнулся, схватив Субина за локоть, затаскивая того в укромное место, которое, пусть и не долго, но могло послужить им укрытием.       Проскользнув меж двух колон, скрываясь в небольшом выступе, Ёнджун пристально глядел на Субина, ожидая ответов. Эльфийский король решил: он разберётся Субином позже, когда сражение окончится, когда самопровозглашённому королевству придёт конец. Только после всего этого он будет думать о том, что делать с парнем дальше — оставить при себе или отпустить. И не хотел эльфийский король даже знать из каких соображений кронпринц помогал ему разрушить то, что сотворил его отец. Для Ёнджуна правильным это не казалось, в той же степени, как и не правильным не казалось.       — Думаю, мы изначально имели дело с марионеткой, — прикусив указательный палец, вертя в другой руке цепь собственного ошейника, сказал Субин, а после продолжил: — Он не настолько силён, чтобы контролировать их с большого расстояния, а поэтому, отец будет где-то по близости. Прячется у всех на виду, играет с нами, — последняя фраза была сказана с ядовитой горечью в голосе. Ёнджун уверил себя, что ему не было дело до того, что думал и чувствовал парень. — Только подумай, если он собрал такое большое войско, не было бы лучше прячься он за спинами тысяч? — спросил Чхве, и Ёнджун закивал. — Зная своего отца он бы так и сделал.       И стоило словам прозвучать, а ёнджуновой уверенности в победе — возрасти, как ответ пришел в голову сам собой:       — Стоит нам взять их в кольцо, обмануть, а после поразить советника прямо в сердце, как победа будет за нами, — тяжело дыша, раскручивая клинок в руке, Ёнджун прикрыл глаза лишь на мгновение, решая, как следовало поступить.       — Это займёт слишком много времени, — прошептал Субин, мотая головой.       — Тогда же что ты предлагаешь? — сквозь зубы прошипел Джун, стараясь изо всех сил контролировать бурлящий под кожей гнев.       — Достаточно просто будет обмануть. Если он подумает, что ты смертельно ранен, он придёт лично, — пояснил парень, а глаза его засветились.       Ёнджун не стал уточнять кто должен был его ранить. Не стал так же и акцентировать внимание на том, насколько сильно Субину нравилась эта идея. Всё о чём он мог думать, так это о том, что этот план мог сработать. И куда быстрее чем тот, к которому пришёл сам Джун.       Оставалось только согласиться.       Когда они вновь вышли в самый центр хаоса, в которое превратилось поле боя, им пришлось разделиться. Для того, чтобы всё выглядело убедительно, Субин скрылся среди мёртвых человеческих тел, выжидая нужного момента. Принц знал: его удар не должен был выбить Ёнджуна из колеи, однако его ненависть должна была выглядеть убедительно. Сделать это было не сложно.       Кажется, прошло не больше получаса с того момента, как они с Субином разделились. Ёнджун в своих движениях не останавливался. Получая порезы, блокируя удары и нанося смертельные, эльфийский король ощущал, как ныла рука, крепко сжимающая эфес. Поразив несколько марионеток, Ёнджун спокойствия не ощущал. Он потерял кронпринца в толпе и ему оставалось только надеяться на то, что парень сделает всё правильно. В противном случае, выбери он вновь сторону отца (что было вполне возможно) Ёнджуну придётся сделать то, на что он не решился семь лет назад — снести Субинову голову с плеч.       Когда Ёнджун спросил почему должен верить парню, почему не должен сомневаться в том, что тот не нанесёт смертельный удар, тот ответил: «Я могу умереть через несколько дней. Не из-за ранения, а из-за цветов. Через три дня отравленные бутоны распустятся под кожей, и у меня нет гарантий того, что я выживу после этого. Выбрав помочь эльфийскому королю, у меня появляется шанс, пусть и ничтожный, что ты вытащишь меня с того света, если (когда) наступит время». И это почти убедило Ёнджуна. Однако осторожность ещё никогда не играла против него.       Находясь в окружении людей, блокируя их удары, Ёнджун подал сигнал. Именно после этого Субин поднялся на ноги, подлетел к эльфу со спины и вонзил кинжал, который вначале дал ему сам Джун, прямо в ёнджуново сердце. Брызнула кровь. С губ эльфийского короля сорвался нечеловеческий крик. Казалось, на мгновение всё замерло. Заваливаясь на спину, эльфийский король видел, как повернулись головы марионеток в их сторону. Слышал и то, как те завыли. Отдавая мысленный приказ главнокомандующим продолжать битву, Ёнджун не думал ни о чём и обо всём одновременно.       Люди, недавно окружавшие эльфийского короля, попятились назад, а после заликовали, глядя на кронпринца. Однако к их большому удивлению, Субин сделал выпад, выхватил толстый меч из рук одного, а после не оставил живого места ни от кого, кто был рядом. Субин наблюдал, как марионетки испарились. Видел парень и то, как словно из неоткуда появился его отец.       Их ставка сыграла.       Субиновы руки тряслись, когда отец остановился рядом. Возможно, всё дело было в ёнджуновой крови на его руках, а, возможно, и в том, что осознание в кого превратился его отец пришло слишком поздно.       — Отличная работа, сынок, — пролепетал советник, а Ёнджун, лежа на земле закряхтел, выплёвывая кровь, смешавшуюся со слюной.       Посмотреть на эльфийского короля Субин не осмелился.       Советник опустился на корточки перед измазанным в крови эльфийским королём, ухмыляясь, позволяя словно железным зубам сверкать. Ёнджун прикрыл глаза, прерывисто дыша.       — Какая жалость, — пролепетал советник, проводя длинными когтями и удлинёнными пальцами по шекам эльфийского короля. Ёнджун не противился.       — Согласен, какая жалость, что ты пришёл только сейчас, — распахивая глаза, шипя, Ёнджун поддался вперёд и вонзил в грудь цветочный клинок. Ядовитые цветы и ветви поползли из груди советника, словно змеи обвились вокруг его шеи. И Ёнджун, глядя в тёмные глаза, видя в них своё отражение, прошептал: — В следующий раз, если захочешь меня убить — целься в голову, — выплюнул напоследок эльфийский король, а после, ядовитые цветы на теле советника распустились, а ветви сжали шею, отделяя ту от головы.       Оставшиеся марионетки рассеялись сами собой. А увидев картину, развернувшуюся на глазах у воинов самопровозглашённого королевства, люди сопротивления не оказывали. Всё затихло. Эльфы и феи, что ранее находились в воздухе, спустились на землю, а люди побросали оружие. Только когда Ёнджун поднялся на ноги, бросил короткий взгляд на Субина, бегло осматривая чёрные цветы, что, казалось, словно рвались из-под кожи его шеи, войны, выдохнув с облегчением, опустились на одно колено, склонили головы, прислонили кулаки к груди и заголосили: — Приветствуем эльфийского короля! Благодарим того за свободу!       И пусть Ёнджун знал, что многие среди тех, кто стояли перед ним на коленях сейчас, на самом деле нового короля не принимали, он надеялся, что потом те будут ему благодарны. Он мог обеспечить им жизнь в королевстве без забот. В его силах было обеспечить им спокойную жизнь, которой те так желали. Поэтому сиюминутных благодарностей он не ждал.       Он лишь был рад, что наконец это закончилось.       Ёнджун склонил голову в ответ, жестом прося людей подняться на ноги. Те так и сделали. А стоило Джуну обернуться, как главнокомандующие, прислонив кулак к сердцу, заликовали. Ёнджун отправил сообщение в королевство сразу же. Тогда же последние звено в плане по уничтожению старейшин запустило механизм.       Уже на обратном пути он получил ответное сообщение, гласившее, что как только большинство из высшего класса узнало о победе короля, освобождении людей и объединении королевств, большая часть знати отвернулась от старейшин, что продолжали голосить во всё горло о ошибках короля. Тогда же указ стал недействительным и двенадцать старейшин превратились в пепел истории. Это было лучшим из возможных раскладов.       Когда конь, на котором Ёнджун ехал вместе с Субином пересёк ворота города, эльфы, феи и люди, что жили в столице, оказались на улицах, кланяясь королю. Ёнджуну оставалось только гадать о чём тогда те думали. Что крутилось в их головах, когда они слышали о едином королевстве. Так или иначе Ёнджун знал, что это значило для него — он был доволен собой. Впервые по-настоящему. И впервые он хотел бы поделиться своими достижениями с покойным отцом. Возможно, у него найдётся время посетить усыпальницу великого эльфийского короля.       А стоило им спешиться и войти во дворец, как Ёнджун вспомнил об одном (о двух, если быть точным) незаконченном деле. Именно поэтому, отпустив главнокомандующих отдыхать и восстанавливаться, назначив встречу на обед следующего дня, Ёнджун схватил субинову цепь, волоча парня за собой в свои покои. А отослав служанок и ввалившись внутрь, закрыв за собой дверь, усадил парня на кровать, выпуская из рук поводок.       — Я буду рядом, когда распустятся цветы на твоей шее, — прошептал Ёнджун, удивляясь мягкости своего голоса.       Обманывать себя дальше он не стал. Только и сделал, что принял факт того, что не собирается никуда отпускать парня. Что бы это не значило.       — Есть только один способ избавить от яда, — осторожно начал эльфийский король, отходя на несколько шагов от парня, подцепляя пальцами корону, дабы после снять и положить на стол и кипу бумаг, что лежала на нём. — Моя кровь. Она остановит действие яда.       Субиново сердце пропустило удар.       — Только не говори, что, — Субин замер на полуслове, когда Ёнджун оказался рядом и, уперевшись руками в матрац рядом с ногами принца, наклонился к его лицу, находясь так близко от розовых губ, что их дыхания смешивались.       — Даже не думай о том, что крутится у тебя в голове, — засмеялся эльфийский король, глядя в блестящие субиновы глаза. — Чтобы остановить действие яда нужна всего капля крови, которая попадёт на отравленные цветы. Этого будет достаточно, — прошептал Ёнджун так, точно раскрывал тайну. Возможно, так и было.       Однако об одном Ёнджун всё же умолчал. Он не был уверен было ли правдой то, что писалось о крови королевской семьи. Казалось, это было как раз хорошим шансом проверить правдивость написанного.       Приступ начался стоило сумеркам охватить пеленой город. Ёнджун думал, у них было больше времени. Когда эльфийский король покинул уже холодную к тому моменту воду в ванне и оказался в коридоре, Субин лежал на полу, свернувшись, всхлипывая, кусая губы, терпя боль от яда. Эльфийскому королю потребовалось время, чтобы увидеть сначала чёрные распустившиеся цветы на шее парня, и наконец вырваться из лап оцепенения. Ёнджун подлетел к лежавшему на полу Субину, поднял того на кровать, придерживая за плечи, глядя в налитые кровью глаза, что блестели от слёз. Ёнджуново сердце сделало кульбит в груди (и знал бы он почему это происходило с ним!), а после заколотилось о рёбра так сильно, что это причиняло боль.       Субин хотел что-то сказать, однако с губ сорвалось лишь что-то невнятное. Ёнджун старался не паниковать. Получалось с трудом. Даже несмотря на то, что он точно знал, что должен был сделать, подавить нервозность, казалось, было почти невозможно. Эльфийский король твердил, что не должен был жалеть о том, что тогда, семь лет назад, оставил шрам на субиновой шее, ведь тогда он заслужил это. Тем не менее сейчас что-то больно кололо грудь, когда он видел, как распускаются ядовитые цветы, как яд пробирается по телу настигая сердца.       Действовать нужно было незамедлительно. Ёнджун прикусил палец до крови, а как красная капля собралась на кончике, уложил Субина на спину, пригвоздил его бёдра к кровати своими, а после, судорожно выдохнув, провёл кровью по чёрным цветам. Ёнджун взмолился, чтобы это сработало как надо. И, к его счастью, так оно и случилось. Стоило капле королевской крови коснуться чёрного цветка, как отравляющие лепестки пожухли, превращаясь в пыль. С каждым умершим цветком яда в субиновом сердце становилось меньше. Ёнджун понял это тогда, когда черты субинового лица стали расслабляться, а дыхание — выравниваться.       И тем не менее Ёнджун знал: всё это корень проблемы не уберёт. Яд появится снова в следующем году и будет появляться год за годом, пока носитель не погибнет. Ведь избавится от ядовитых цветов было невозможно. Так или иначе всего одна капля крови для Ёнджуна ничего не стоила, и он готов был отдавать её год за годом столько, сколько потребуется — к этому выводу он пришел, глядя, как рассеивается последний цветок на шее принца.       — Вот так. Так куда лучше, — утешающе заговорил эльфийский король, запуская пальцы в мягкие субиновы волосы, удивив всем этим не только Субина но и себя самого.       Субин откинул голову назад, дёргая бёдрами. Ёнджун лишь сделал вид, что не заметил.       — Спасибо, — только и выдавил кронпринц, прикрывая глаза.       — И это вся твоя искренность? — заламывая бровь, спросил король, и в голосе звучала не скрытая издёвка. Субин задёргался под Ёнджуном, когда тот перенёс вес с колен на субиновы бёдра. Это было слишком!       — Как же Его Величество хочет, чтобы его отблагодарили? Только скажите мне правильный способ как показать свою искренность, и я это сделаю, — пролепетал парень, а язык его стал заплетаться.       Ёнджун захохотал, наклонив голову, упираясь руками в грудь принца. Сразу он ничего не ответил. Только и сделал, что задрал простую рубашку, что скрывала до чего бледную кожу, ведя пальцами от мускулистой груди до рельефного живота, а после опустился ниже, подцепляя края свободных штанов, которые принц одолжил у местных жителей на юге.       — Почему бы сначала тебе просто не поцеловать меня? — спросил Ёнджун, выгибаясь в спине.       И просить Субина дважды не пришлось. Тот поддался вперёд, обвил шею эльфийского короля руками и притянул его лицо к своему, чтобы в их губы наконец слились в жарком жадном поцелуе. Казалось, эти ярко-красные манящие губы — всё, о чём мечтал Ёнджун, с того момента, как самопровозглашённое королевство пало. Именно так оно и было.       Субин целовал жадно, прикусывая пухлые ёнджуновы губы, слизывая выступавшую кровь. Эльфийский король отвечал тем же, ведя руками по субиновой груди, чувствуя, как дрожал парень под ним. И когда одна из рук эльфийского короля схватила край штанов, что так блядски низко сидели на бёдрах принца, тот, не разрывая поцелуя, застонав прямо в ёнджунов рот, обвил его запястье, не позволяя парню избавить его от лишних тряпок.       — Наверно, мне всё же стоит напомнить твоё место, — буквально рыча в субиново ухо, проговорил эльфийский король, и глаза его заблестели.       Субин видел этот блеск раньше. Когда Ёнджун ещё не был эльфийским королём, а он — кронпринцем. И до этого дня, Субину не представлялось возможным заметить этот блеск снова. И только это уже многое значило.       И стоило принцу на мгновение отвлечься, как-то, что Ёнджун, схватив парня за плечи, перевернул его на живот — воззвало к его удивлению. Субин ахнул, когда кожу под тонкой тканью штанов запекло от звонкого удара по ягодицам. Жар, заставляющий кровь закипать, пробирался по телу, заставил уши принца побагроветь, а лицо — вспыхнуть. Парень прикусил губу, когда кровать рядом прогнулась под чужим весом, а горячее эльфийское дыхание опалило кожу его и без того бордового лица.       — Ещё один звук, и игра окончена, — прошептал Джун, проводя пальцем по лини роста волос, зачёсывая пряди, что падали на лицо. Субин закивал, прерывисто дыша.       Когда ёнджунова рука вновь опустилась на субинов зад, поглаживая кожу, принц знал к чему это приведёт. От этого дышать становилось тяжелее. Его сердце выстукивало в груди не известную ему ранее мелодию, а возбуждение, казалось, превратившееся в огонь в его груди, растекалось по всему телу, и в конце концов, когда Ёнджун снова занёс руку и со шлепком опустил на упругую кожу, притворяться, что он мог бы выиграть в этой игре было больше невозможно.       — Знаешь, милый принц, — прошептал Ёнджун, мучительно медленно стягивая ткань штанов с субиновых ног, дабы поглядеть на порозовевшую кожу на чуть приподнятом субиновом заде, — в одних свитках, что когда-то охранялись стражей в библиотеке, я нашёл довольно интересную историю. Хочешь услышать? — спросил эльфийский король, ведя пальцем по позвоночнику принца, наслаждаясь (и не скрывая этого) тем, как дрожал парень, стоило ему всего лишь притронуться к нему. Субин закивал в ответ, прикрыв глаза. — Говорят, когда-то эльфийский король был отравлен. Однако это не только не убило его, но и сделало сильнее. Как? — накручивая прядь волос принца на палец, успокаивающе потирая красную кожу, пролепетал эльфийский король, а после, ухмыльнувшись, обрушив новый удар, продолжил: — Кровь эльфийского короля стала сильным афродизиаком. И вот к чему мы приходим, мой принц. Всего одна капля, не только остановила действие яда от моего клинка, но и заставила твоё тело пылать в огне, частью которого могу стать только я. Только я могу утолить твой голод, — сминая молочно-белую кожу субновых бёдер, ёнджуновы глаза непроизвольно закатились, когда чувствовать собственное возбуждение для эльфийского короля было невыносимо.       Он нуждался в Субине. Здесь и сейчас. Однако он так же желал, чтобы тот понимал: только он, эльфийский король, имеет власть над его телом. И Субин это понимал. Ещё как понимал.       — Докажи это, — прошипел принц, хватая за ворот ёнджунового одеяния.       Эльфийский король засмеялся, прицокивая языком и, мотая головой из стороны в сторону, прошептал:       — Вот как мы заговорили...       — В эту игру могут играть двое, — выплёвывая каждое слово, прильнув губами к припухшим устам Ёнджуна, Субин, казалось, терял себя во всём этом. И плевать!       Принц лишь немного надавил на ёнджуновы плечи, нависая над эльфийским королём. В его движениях не было ничего терпеливого: не в том, как он целовал, не в том, как судорожно пытался разобраться с рядом пуговиц, думая о том, не будет ли куда проще разорви он королевское одеяние в клочья. Контролировать разум и бороться с уносящей сознание бурей чувств для принца было невозможно. Всё, происходящее, казалось настолько нереальным, что только ёнджуновы пальцы, сжимающие слишком чувствительную кожу субиновых ягодиц, стали лучшим из возможных доказательством реальности происходящего.       Когда лёгкие закололо от нехватки кислорода, Субин, устроившись на ёнджуновых бедрах, ёрзая, выбивая из эльфийской груди вздохи не только удивления, развёл края королевского одеяния, опуская губы на эльфийскую шею, проводя дорожку из влажных поцелуев от ключиц до почти затянувшейся раны на ёнджуновом сердце. И стоило субиновым губам задеть розовую кожу, целуя полоску затянувшейся раны, как эльфийский король выгнулся в спине, трясь возбуждённым членом о голую кожу субиновых бёдер.       Ёнджун чертыхнулся, поднял ладонь к лицу принца, и, схватившись пальцами за подбородок, притянул к своему, дабы взять в плен малиновые губы, что только одним своим видом вызывали бурю эмоций в королевском сердце. Эльфийская душа, казалось, спустилась в самую преисподнюю и взлетела к самим небесам, когда холодный субинов палец надавил на головку эрегированного члена, разнося капли прэядекулята по всей длине. Из эльфийского горла вырвалось что-то невнятное, когда Субин чуть сильнее надавил на розовую головку, когда сильнее оттянул кожу. Казалось, Ёнджун сходил с ума, когда пальцы принца запорхали над его животом, осторожно обводя все выпуклости и впадины; и остатки здравого смысла испарились сами собой, когда субиновы пальцы обхватили и скрутили один из сосков.       — Я ведь говорил, — отрываясь от раскрасневшихся ёнджуновых губ, откидывая голову назад, поддаваясь бёдрами вперёд, прерывисто прошептал Чхве, — в эту игру могут играть двое.       Стон, вырвавшийся из горла Ёнджуна, звучал почти оглушительно. Субин только и сделал, что прикрыл глаза, ёрзая на эльфийских бёдрах, распаляя этим не только Ёнджуна но и себя в том числе. Быть рядом с эльфийским королём и оставаться спокойным было невозможно. А седеть на эльфийских бёдрах и желать член эльфийского короля внутри себя пусть в какой-то степени было незаконно, однако оставалось чистейшей правдой.       Субин никогда не сможет быть спокоен ко всему тому, что касалось Ёнджуна.       Когда принц потерял себя в том наслаждении, которое вызывало ощущение ёнджуновых рук на красных ягодицах и его член, касающийся его эрегированной плоти, эльфийский король сделал следующее: надавил на спину парня, а после, отталкиваясь от мягкого матраца рукой, подмял принца под себя. Улыбка растянулась на ёнджуновых губах.       Субин завороженно наблюдал за эльфом, точно тот был произведением чёртового искусства, не меньше.       Желание, достигая приделов, окутывало субиново тело жаром. Принц горел точно в огне и обливался холодным потом в одночасье. А обжигающий взгляд ледяных эльфийских глаз лишь подливал масла в огонь.       Ёнджун согнул одну из субиновых ног в колене, и, впившись в кожу пальцами, закинул на своё плечо, поворачивая голову лишь с целью оставить лёгкий влажный поцелуй на столь мягкой коже бедра принца. Стоны вырывались один за другим из груди парня и становились лишь громче, когда возбуждённый ёнджунов член потёрся о внутреннюю сторону его бедра. Ведя пальцами дорожку от самой шее, на которой остался лишь шрам, никаких цветов, к возбуждённому члену принца, лишь чуть задевая плоть, Ёнджун скользнул влажными пальцами внутрь, и Субин, казалось, задохнулся.       Возможно, всё дело было в эльфийской крови (по крайней мере сейчас Субин охотно верил в это), из-за чего его тело и откликалось таким жаром на действия эльфийского короля. Однако правда была в том, что это был Ёнджун. Когда дело (или вернее сказать было бы тело принца) касалось эльфийсоко короля — а особенно того, что тот делал с Субином — не чувствовать ничего было невозможно. Субин не позволил отпустить ничего из того, что было семь лет назад. Ни своих чувств. Ни Ёнджуна.       Субину только и оставалось, что прикусывать губы, когда Ёнджун вводил и выводил пальцы, периодически сгибая те внутри, заставая принца врасплох. Всё это ощущалось слишком хорошо и крайне неправильно. Однако именно поэтому эти чувства были так желанны как самим Субином, так и эльфийским королём.       Стон застрял где-то в горле, когда Ёнджун опустил губы на плоский живот, когда поднялся выше, вбирая в рот один из сосков. Из горла принца вырвалось что-то неразборчивое, когда эльф зажал острыми зубами сосок принца, облизывая тот языком, целуя. А после что-то словно оборвалось внутри субиновой груди, и его член задёргался, а мокрое липкое пятно разлилось на его животе. Ёнджун засмеялся, отрываясь от тела принца, продолжая вводить пальцы внутрь всё глубже, в попытках наткнуться на простату.       — Так хорошо, Субинн-и? — глядя на липкое пятно на животе принца, склонив голову набок, спросил Ёнджун, а губы его окрасила улыбка.       Субин ничего ответить не смог. Только и сделал, что поднял бёдра, насаживаясь на длинные холодные эльфийские пальцы. Не остановился парень и тогда, когда свободная ёнджунова рука опустилась на его ягодицу с новым шлепком, а и без того розовая кожа, поддавшись, побагровела. Принц ахнул, выгибаясь в спине. Его возбуждение никуда не делось. Совсем наоборот, казалось, становилось лишь сильнее, а жар, которым оно ощущалось, обжигал кости.       Когда Ёнджун вынул пальцы, Субин захныкал и плевать ему хотелось как это выглядело, однако его негодование совсем скоро сменилось громкими стонами, контролировать которые принц был больше не в силах, стоило эльфийскому королю заменить пальцы своим возбуждённым членом. Входя одним рывком, Ёнджун закатывал глаза. Казалось, он никогда не привыкнет к тому каким идеальным образом стенки принца обхватывали его член.       — Этот зад прям-таки и создан для того, чтобы его частенько трахали, не думаешь так, Субинн-и? — издевательски спрашивал Ёнджун, шепча прямо в губы принца. Человеческое сердце сделало кульбит в гуди только от того, как король называл парня.       Даже если бы принц желал что-то ответить, то, вероятно, собрать клубок запутавшихся мыслей и чувств во что-то связное у него не получилось бы. Поэтому, не найдя что ответить, он притянул эльфа за шею, вовлекая в мокрый поцелуй. И Ёнджуну, безусловно, нравилось то, каким способом парень выражал то, что сказать был не в силах. И будь он проклят, если эти губы целовали кого-то другого.       В движениях эльфийского короля не было ничего нежного. Он двигался внутри принца грубыми толчками, выбивая весь кислород из человеческих лёгких, а от места, где ёнджуновы пальцы впивались в податливую кожу запрокинутой ноги, когда руки эльфийского короля подталкивали Чхве навстречу его движениям, бежали мурашки, расходясь по всему субиновому телу.       Ёнджун что-то сказал. Субин не услышал, слушая то, как стук сердца эхом отдаётся в ушах. Обжигающий до костей жар словно превратился в пламя, что охватывало два тела, когда движения стали резче, а темп — быстрее. Субин не помнил, что прошептал в ёнджуновы губы, так же, как и не помнил то, почему те растянулись в улыбке, из-за которой глупое сердце в человеческой груди пропустило удар.       Эльфийский король поддался чуть вперёд, целуя принца в губы, и будь тот проклят, если ему показалось, что король улыбался через поцелуй.       Толчки становились резче и глубже, а комнату заполнили хлюпанья и смешавшиеся друг с другом, совсем не сдерживаемые ни одним из парней, стоны. Ёнджуново тело задрожало, а член внутри Субина — задёргался. Экстаз холодной волной накрыл эльфа с головой, заставляя откинув голову, наклониться вперёд, и, не останавливаясь в своих движениях, ухватиться пальцами за субинов возбуждённый член, надавить на розовую голову, провести пальцами вниз, оттягивая кожу. Ёнджун кончал в Субина, водя по члену парня, и это сводило парня с ума. Принц кончил следом, с громким стоном выгнувшись в спине, запуская пальцы в мягкие эльфийские волосы, оттягивая те у корней.       — В таком виде ты как само воплощение греха, Субинн-и, — пролепетал эльф, целуя губы принца.       Субин задыхался. Терял себя в омуте ёнджуновых чар, зная, что не выберется. Терял себя и вновь находил в руках эльфа, точно так и должно было быть.       Ёнджун запутался. Он, казалось, больше не знал, что было правильно для Субина, а что — нет. Но знал он одно: как бы не противилось его сердце, раны заживают. А поэтому он не позволит принцу ускользнуть из его рук ещё раз.       Больше никогда.