After the storm

Прямо здесь и сейчас, в этом богом забытом месте мир, который Микки Милкович выстраивал долгое время рухнул. Мир без любви, тепла, доверия. Мир без Йена Галлагера. Тело отказывалось слушаться. Парень стоял посередине аллеи, силясь не поднимать головы. Все окружение будто поставили на беззвучный режим. Только не смотри на него, только не смотри — твердил ему разум. Эти слова эхом раздавались в голове. Но в самом деле, что значил холодный рассудок, когда сердце готово разорвать грудную клетку? Микки всё же поднял глаза. До последнего он надеялся, что это ошибка, ему показалась, просто его воображение выдумывает все более изощренный способ разорвать старую рану еще сильнее. Но нет. Огненно рыжие волосы, которые, вроде бы, теперь еще больше кучерявились из-за местной влажности, ниспадали на лоб. Точеные скулы, ярко-изумрудные глаза… Все тот же идеальный Йен. А веснушки, казалось, стали совсем такими же яркими как в юности, образовывая на теле причудливые созвездия. Видимо, палящее прибрежное солнце сделало свое дело. Большие руки нежно перебирали струны старенькой, потрепанной гитары. Да, он помнил ее. Гул в голове Микки стал испарятся, и слух постепенно начал возвращаться. Отголосками начали доходить ритм и слова песни, что Йен сейчас самозабвенно пел и играл. Стало опять не хватать воздуха. Этого не может быть…

***

Старая продавленная кровать, казалось, должна была с минуты на минуту совсем сломаться под весом двух подростков, что бесцеремонно со всего разгона плюхнулись на нее. Однако, она стойко выдержала такое испытание, лишь громко и протяжно скрипнув. — Так, рыжий пиздюк, моя очередь раздавать сегодня подарки — звонко посмеявшись Микки потянулся к карману валявшейся рядом куртки. Достав оттуда пару косяков, он произнес — теперь давай, блять, расслабимся по настоящему. И намути по-быстрому зажигалку, в душе не ебу где найти её среди всего этого блядского барахла. Йен коротко улыбнулся, потянувшись к комоду. Нащупав в ящике то, что было нужно, он с хрустом закрыл его, слегла поморщась. — Держи, долбоеб. Мог бы и сам взять, чтобы я через три пизды не тянулся — с уст рыжего сорвался смешок Старший ничего не ответил на такой выпад парня, лишь молча поджег самокрутку. Сделав пару глубоких тяг и закашливавшись, он передал косяк рыжему. — Жёсткая тема. Самое то — Микки широко улыбнулся, посмотрев на рыжего. Его взгляд бегло пробежался по идеальным рукам парня. Он внимательно наблюдал, как младший глубоко затягивается. Смотрел, как смыкаются его губы вокруг свёртка, и как почти в ту же секунду изо рта выходит облако белого тяжелого дыма. Разум явно затуманивался под действием убийственной чуйки, но черт возьми, это было слишком сексуально. Комнату быстро заволокла белая дымка. Забрав косяк из рук соседа, Микки все-таки вспомнил причину их нахождения в доме Галлагеров. — Так что такого дохуя важного ты хотел мне показать? — Микки в очередной раз глубоко затянутся и продолжил — ради это ты заставил перекроить свои планы с братьями, и в твоих интересах блять, как можно быстрее утолить мое любопытство Йен на это лишь усмехнулся, слегка покраснев. Внимательно оглядев брюнета, он помолчал еще несколько секунд, и наконец заговорил: — Мик. — его тон был серьезным — Если ты блять щас будешь угорать или что-то типо того, то я…. не знаю, но ради Господа Бога, просто постарайся помолчать, окей? — он окончательно превратился в красный помидор — Блять, Галлагер, не мни яйца. Я жду — голубоглазый сменил тон на более жесткий. Буквально вырвав из рук Микки косяк, он затянулся и начал медленно вставать с кровати, направляясь в другой конец комнаты. Он подошел к кровати брата, и спустя недолгие копошения где-то под ней наконец достал то, что заставило брови Микки подняться чуть ли не до уровня Бурдж-Халифа. Йен держал старую, видавшую всякое дерьмо гитару — Воооот.- неловко протянул рыжик — Мик, все хорошо? Даже не придумаешь какой-то остроумный подъёб? — Йен выглядел действительно удивленным, опускаясь обратно на кровать — Блять, Йен, ты серьезно? Что за бюджетный косплей на Дэйва Мастейна? — усмехнувшись, все-таки съязвил старший, но быстро осекся, увидев как эти слова немного задели Галлагера — хочешь мне спеть какую то сопливую песенку? — он внимательно взглянул на парня, что сидел и сверлил взглядом музыкальный инструмент — Блять, да иди ты нахуй. Еще раз я решу хоть что-то тебе рассказать… — в голосе рыжего чувствовалась обида. — в пизду тебя, Мик — Да ладно тебе, рыжий лобок, — парень толкнул его в бок.— валяй, мне стало даже интересно — затянулся Милкович, внимательно смотря на своего собеседника. Он заметил, как плечи Йена потихоньку опускаются, а лицо опять заливается краской. Ему это безумно нравилось, и пусть хоть кто-то скажет об этом вслух. — В общем, я тут разучил одну песню. Знаешь, она у меня с тобой ассоциируется и все такое дерьмо. — он легко улыбнулся и посмотрел на Микки — только не перебивай, я все еще плох в этом дерьме Йен опустил руку на струны, сделал пару каких-то неизвестных манипуляций с инструментом и последний раз выглянув в голубые глаза, внимательно его изучавшие, начал играть. Сначала получалось неуверенно, пару раз он зацепил соседние струны, но потом будто волнение испарилось и дела пошли складно. Парниша начал медленно петь неизвестную Микки песню. Брюнет смотрел на все это сначала абсолютно скептически, но потом все-таки его оборона пала, и в голубых глазах, казалось, отражалась такая нежность, какой никто не был удостоен до этого дня. Он изучал сосредоточенное лицо Йена, который безумно внимательно смотрел на свои руки, заставляя их слушаться. Иногда Микки искренне поражался, сколько талантов скрывал в себе этот, казалось бы, застенчивый подросток. Обычно, людей, подобных Галлагеру, называли простым словом «ёбненькие». Знаете, такие немного не от мира сего. Но, хоть сто раз идите нахуй, Милковичу это безумно нравилось. И, не сомневайтесь, он никогда в жизни не признает это, но на душе у него разливалось приятное чувство. Никто никогда не играл и не просвещал ему песни. Это было в новинку. Да и в целом все вещи, которые вытворял этот подросток превращали внутренности Микки в сладкую вату. Ни одна живая душа не относился к нему так с момента смерти матери, которая была лучиком света в этом гнилом мире Саутсайда. Песня лилась из уст Йена, и его голос окутывал словно пуховое одеяло. Но все хорошее заканчивается, так? Рыжий сделал последний взмах рукой и повернулся на Микки. Они молчали около минуты, прежде чем брюнет посмотрел в глаза Йену и нарушил хрупкую тишину — Чувак. Это было ахуеено, честно. Без пиздежа, слово Милковича. — он видел, как с каждым словом Галлагер будто расцветал, а его улыбка расширялась до небывалых размеров. — смотри ебало от радости не порви. — Спасибо, Мик. Спасибо что не послал нахуй и выслушал, мне это правда важно, — Йен отложил гитару, сделав пару тяг и продолжил. — может, когда-то буду уличным музыкантом, меня заметит старый виагроид продюсер и я съебусь из этой дыры… — парень усмехнулся. — кто знает, кто знает — Бля, только давай без старых сморщенных хуев — Микки издал недовольный смешок и откинулся на подушку. Закатное солнце заливало задымленную комнату, пробираясь сквозь старые поломанные жалюзи. Двое парней лежали на кровати, беззаботно потягивая откуда-то взявшееся пиво и мечтали о лучшей жизни.

***

Воспоминание всплыло голове яркой вспышкой, будто солнце на секунду выглянуло в суровую грозу, и так же стремительно пропало. Теперь Мики был уверен. Да, это была та самая песня. Он все также смотрел на Йена, который казалось, был совершенно не здесь — настолько он был увлечен игрой. Cigarette daydreams You were only seventeen Soft speak with a mean streak Nearly brought me to my knees Слова эхом отдавались в голове Микки. Он вглядывался в лицо Йена, как будто под гипнозом, стараясь найти ответы. Брюнет сначала не поверил в реальность просходящего, когда заметил пару одиноких слез, стремительно стекавшим по бархатным щекам рыжего. Неужели он правда помнит? Незаметно для Микки песня закончилась, толпа разразилась аплодисментами. Послышался звон монет, летевших в старый выцветший чехол из-под инструмента. Йен, еще пару секунд смотрел в пол-пытался совладать с эмоциями. Он наконец поднял взгляд на толпу, ослепляя всех своей улыбкой. Но, мгновение спустя улыбка от лица пропала, и новая порция одиноких слезинок скатилась по веснушчатой щеке. Пара изумрудных глаз смотрела на Микки. И в этот момент будто все, что осталось на чертовой планете — два парня, которые будто вернулись на 5 лет назад, в день их последней встречи. — Микки? — сухими губами произнес Йен, и вся толпа с непониманием уставилась на парня, что стоял поодаль от всех. Нет, нет, нет. Это не должно быть правдой. Нет. Один мысли быстро сменяли другие, и внутренний голос твердил лишь одно — Беги, иначе потом будет слишком поздно. И пусть остальные посчитают его идиотом, ебанутым, да хоть психом — у парня не было выбора. Мик сорвался с места, быстро рванув восвояси от этого места. Оставляя позади все прошлое. Он убегал от своей самой большой, и, скорее всего, единственной за всю жизнь любви. Той, что сидела на лавочке с старой гитарой и пела их песню…

***

Сердце бешено колотилось, дыхание давно сбилось, но ноги не думали останавливаться, унося Микки все дальше от того места. Когда воздуха стало не хватать катастрофически, он наконец остановился. Осознание ситуации как лавина йога с каждой секундой, и вот-вот собиралось обрушится на Милковича. Только сейчас он оглянулся, не понимая где он находился. На удивление, его временное пристанище находилось в нескольких десятков метров. Все также тяжело дыша и еле перебирая ногами парень преодолел оставшееся расстояние, даже не помня как поднялся на 5 этаж. Он начал судорожно копошиться в кармане своей ветровки, ища ключи от квартиры. Руки дрожали и не слушались, будто вовсе были не во власти владельца. Кое-как открыв старую скрипучую дверь, Микки буквально ввалился в прихожую, медленно сползая по стене вниз. Эмоции, что все это время бурлили в нем, наконец, нашли маленькую пробоину во внутренней броне Милковича и словно шторм, сносящий все на своем пути, захлестнули парня с головой. Он обессилено опустил голову. Все что хотелось сейчас — вернутся в то время, когда тебе без пары дней четыре, оказаться снова в теплых объятиях мамы, которая окутала бы заботой и налила горячий чай. Она бы сказала — «все хорошо, глазастик, ты сильный мальчик, тебе все по плечу. Я люблю тебя». Но реальность такова, что ты уже давно взрослый, а мама покинула этот мир еще раньше. От отчаяния хотелось рвать на себе волосы, кричать до потери голоса. — В пизду всех, в пизду блядского Галлагера! — Микки издал истошный вопль, обессилено разбивая костяшки в кровь об обветшалый паркет. — я ненавижу, ненавижу, ненавижу! Блядские предательские слезы вырвались наружу. Всё, что долгие годы было заперто внутри, все обиды, вся злость — буквально все что было связанно с Йеном нашло выход тогда, на аллее этого чёртово парка. Вся боль вырывалась наружу, разрывая плоть, оставляя тебя истекать кровью. Ему стоило всего раз увидеть его, и манямирок, что Микки строил все эти годы, убеждая себя в том что все это — прошлое, покрытое толстым слоем пыли, рушился на глазах. Как будто кто то чиркнул спичкой, и карточный домик вспыхнул, оставляя от себе только лишь груду пепла и обнажая истину — он блять не мог без Йена Галлагера.

***

Брюнету было все равно, он потерял счет времени. Может он так просидел 10 минут, а может и все 2 часа. Нет, это было невыносимо. Раз боль не уходит, значит надо ее чем-то заглушить. Кое как поднявшись на до сих пор трясущиеся после долгого бега ноги, Микки скинул куда то в край комнаты кроссовки, туда же полетела чертова ветровка. С усилием он доковылял до холодильника. Да, универсальное решение (или временная отсрочка) всех проблем стояло перед ним во всей своей красе. Достав бутылку, он с силой захлопнул дверцу, и также резко открыл бутылку. Чтож, хорошо что в своей первый день в этом ебаном городе парень не забыл купить чего покрепче, на всякий случай. Не особо церемонясь, Мик вливал в себя холодный виски прям с горла. Обжигающее спиртное послевкусие здорово контрастировало с прохладой напитка, только что лежавшего в холодильнике. Он пил почти что залпом, глотая крепкий алкоголь как воду. Ему определенно станет лучше. По крайней мере, он хотел в это верить.

***

На улице светает. Птицы начинают свой день, весело чирикая то там, то тут. Микки допивает бутылку. Голова гудит, движения ощущаются смазанными, а при любом моргании мир кружится как на детской карусели. Он сидит на старом пластиковом стуле на мини-балконе, смотрит вдаль на бескрайнюю водную гладь моря. Достает последнюю сигарету из пачки. Щелчок зажигалки. Теплый дым обволакивает легкие. Держа сигарету в зубах он достает телефон. Не то что бы ему свойственно плакаться кому-то в жилетку, но градус в крови развязывает язык. Он в тупике, а это заставляет решаться на казалось бы несвойственные обычно действия. Набрать номер — задача не из простых, учитывая, сколько промилле сейчас бурлит в крови. Помучившись, все-таки получилось. На том конце — долгие гудки… Автоответчик. Микки давно запомнил — что бы ни было, рано или поздно ты всё равно останешься один на один со своими проблемами. К черту всё. Он не винил никого в этом. Они уже давно не подростки, и у каждого своя жизнь. Но все же ему нужно было услышать сейчас слова поддержки от самого близкого ему человека. Он просто сидел и смотрел вдаль. Последняя капля алкоголя пронзила горло.

«Ты не вытравишь его алкоголем, Микки. Не выйдет…»