Амулет для шамана

Когда Бан Чан всё-таки попадает на ту сторону, разрушая выстроенные преграды, об этом узнают все. Земля вибрирует жестокой магией, а лес сам разносит её, чтобы предупредить своих детей. Хёнджин, который прежде сидел, перешёптываясь со своим посохом, настраивая его, тут же вскидывает взгляд, сталкиваясь с уже смотрящим на него Минхо. Он, наверняка, раньше всех узнал, когда чужаки вторглись на его территорию. В кошачьих глазах искрится древняя, дикая магия, которая так и рвётся наружу, чтобы защитить своего хозяина и его территорию. Хёнджин чувствует её отголоски в самом себе — пламенное сердце горит вечным огнём, полыхая, желая поскорее избавить и себя, и Минхо от опасности. Хван тянется к руке духа, сжимая чужие пальцы в своей ладони. Он ощущает прилив силы и нежности, чувствуя тепло. Всё тело пробивает мелкой дрожью. Ли тянет его к себе, прижимая к груди, обвивая руки вокруг тонких плеч. Волчьи уши мягко прижимаются к макушке. — Всё будет хорошо, мой милый, — обещает дух, бегло целуя в лоб. — Я знаю, — кивает Хёнджин, поднимая взгляд, — я не боюсь. Это Бан Чану стоит бояться. Лукавая, слегка жестокая, оголяющая острые клыки, совсем кошачья ухмылка покрывает тонкие губы духа. Изумруд в глазах темнеет, напоминая трясину болота. Хёнджину кажется, что вот-вот и из глаз напротив полезут черти. Однако этого не происходит — поверхность остаётся непоколебимой. Хван знает, что то, что находится непременно под ней, похуже любых чертей. То, что живёт внутри самого Минхо буквально самое страшное, что есть в этом лесу. И это самое страшное подчиняется только ему. Шаман целует своего духа несдержанно, почти животно, несомненно отчаянно. Он вкладывает в этот поцелуй всё, что только может, отдаёт свою любовь по максимуму. Минхо сжимает его в своих руках, держит крепко, но аккуратно, будто боится отпустить. Потерять. Хёнджин готов скулить о своей преданности, ощущая, как метка на плече слегка покалывает, чувствуя столь близкое присутствие духа. Он клянётся себе, что будет защищать Ли Минхо до последнего. Минхо же взывает к своему лесу, обещая, что они с Хёнджином вернутся. Вдвоём. Лес послушно и любовно обволакивает их своими призрачными руками, сохраняя момент двух влюблённых в стволе каждого дерева, на лепестках каждого цветка. Минхо отстраняется первым, смотрит на слегка запыхавшегося шамана. Вбирает в себя аристократичные черты лица, румянец на высоких скулах, пшеничные волосы. Всматривается в светлые глаза, которые блестят надеждой и упорством. Смелый, милый, родной мальчик. — Это не будет последним нашим поцелуем, — говорит Минхо. Голос его низкий, а через него рычит дух пантеры. — Я не позволю ему оказаться последним, слышишь? Хёнджин улыбается мягко, слегка грустно. Под рёбрами скребёт нечто подобное тревоге. — Это один из многих, — подтверждает Хван, аккуратно кладя ладонь на чужую щёку, поглаживая бледную скулу. Минхо мурчит котом. Над головой, каркая, пролетает трёхглазый ворон, а затем приземляется на ветку сосны. Минхо еле заметно кивает ему в знак признания и благодарности. — Пора. В этом слове Хёнджин слышит раскат грома и то, как бушующие морские волны с силой бьются о камень скалы; он чувствует металлический привкус крови и раздробленных костей; ощущает всё самое древнее, злость всего своего рода на своей шкуре. Зов крови, предков-волков и предвкушение битвы играют под кожей, разносясь по телу ветром. Мелкие духи вьются вокруг головы, шепча слова напутствия в уши, оставляя невесомые поцелуи на щеках и лбу. Лес желает молодому шаману удачи, зарываясь ветром в его светлые волосы, проводя по волчьим ушам и шурша амулетами на груди. Минхо смотрит на него серьёзно, сверкая зелёными глазами. — Если тебе в любой момент понадобится моя сила, — говорит Ли, — тяни из амулета, не задумываясь. В этот раз она не закончится, ведь амулет будет связан со мной напрямую. Хёнджин хмурится. — Я не стану брать у тебя силу во время боя, — качает головой Хван, — это опасно для нас обоих. Вдруг тебе её не хватит? Усмешка вырисовывается на чужих губах. — Ты действительно настолько сильно сомневаешься во мне? — Нет, — отрицает шаман, — я бы слепо доверил тебе свою душу, но мне просто кажется это неразумным. Минхо фыркает котом, закатывая глаза. — Если ты не хочешь отдать мне свою душу преждевременно, то, прошу тебя, делай, как я говорю, глупый шаман. Обращение в конце заставляет сердце в груди шамана сжаться с приятной горечью. Хёнджину вспоминается начало их пути. То, как Минхо вечно задирал его, называя глупым. Это греет нежную душу ламы и заставляет наконец-то кивнуть, соглашаясь с тем, что говорит ему высший дух. — Вот и отлично, — с лёгкой улыбкой говорит Минхо. Он вновь тянется за поцелуем. Этот выходит быстрым, немного смазанным. Их прерывают Феликс и Чанбин, вышедшие из чащи. Довольно длинные волосы Феликса убраны назад в небольшую косу. Она украшена тёмными перьями, которые так сильно контрастируют с его светлыми волосами, что сразу бросаются в глаза. На высоких скулах смолой вычерчены руны, а в глазах горит непоколебимое пламя уверенности. Тонкие запястья увешаны различными амулетами. Белые крылья за спиной тоже слегка окрашены в тёмный. Хёнджин впервые видит Феликса не как милого мальчика, с которым они проходили обучение, а как полноценного шамана — полноправного жителя этой стороны. Он благодарит лес за то, что Феликс выбрал бороться вместе с ними. Он мысленно просит эту сторону защищать очередное своё дитя. Чанбин выглядит таким же, как Хёнджин видел его раньше. Разве что аура у него более резкая, явно настроенная к атаке. Хван не чувствует прилив адреналина, которого ожидал. Наоборот, ветер разносит лишь спокойствие по венам, вместе с практически ощутимым желанием стоять за себя, своих любимых, свои решения и свой дом.

***

Они сами выходят на Бан Чана, который, словно ищейка, выслеживал их. По левую сторону от него, облачённый во всё чёрное, стоит Джисон. Некое сумасшествие, видимое даже невооружённым взглядом, поблёскивает в тёмных глазах. По правую сторону от верховного шамана стоит юный парень, на вид младше даже Феликса. Невинное личико обрамляют тёмные волосы, а свободная рубаха, светло-серого цвета, висит на его теле мешком. Хёнджину сперва кажется, что его бывший учитель совсем выжил из ума и притащил своего нового ученика, совсем ещё ребёнка, на войну. Однако сила, исходящая волнами из паренька, опровергает догадки Хвана. Мальчишка, которому на вид не может быть больше семнадцати, неоспоримо является духом-союзником Бан Чана. Минхо же реагирует на присутствие другого духа практически моментально — из горла вырывается низкий звериный рык. Хёнджин замечает то, как напрягается и Чанбин, сжимая большие ладони в кулаки. Это немного настораживает. — Предатели явились, — со злобной усмешкой вещает Джисон. Хёнджин гадает, что с ним стало. Является ли это результатом манипуляций Бан Чана, или же тьма жила внутри шамана всегда, а Хван её просто не замечал? Поменяла ли Хана эта сторона, превращая его в оболочку гнева и зависти? Хёнджину жаль бывшего друга. Он уверен, что тот достиг бы намного большего, не будь он так категоричен в выборе сторон. Впрочем, гадания ни к чему не приведут. Хван отгоняет от себя ненужные мысли. Перед ним сейчас стоит непосредственный исход, так зачем же размышлять над его причинами? — Вам всем был дан выбор, — начинает Бан Чан, — теперь же, вы будете отвечать за него и пожинать плоды своих решений. Слова Бан Чана, словно команда к действию. Воздух вокруг мальчишки движется, окутывая его тело. Оно гнётся, скручивается совсем не по-человечески, являя взору змия. Имуги, если быть точнее. Хёнджину вдруг становится понятно, почему и его дух, и дух Феликса так отреагировали на присутствие паренька. Впрочем, это ничуть не останавливает Минхо от того, чтобы сбросить своё человеческое обличие. Однако он принимает не привычный свой вид, а предстаёт в крылатой ипостаси. Четыре хвоста ходят из стороны в сторону, словно готовящиеся напасть змеи. Массивные крылья, прорастающие из лопаток, подрагивают слегка. «Не исчезай из моего виду, Джинни. И не забывай то, о чём мы говорили. Если тебе нужна сила — тяни,» слышится в сознании Хёнджина знакомый мурчащий голос. Хван клянётся самому себе, что не посмеет забрать и капли силы у Минхо. Она ему явно будет нужнее. Изумрудное болото глаз одаривает его пристальным взглядом, дожидаясь положительного кивка. Прости, что вру тебе. «Помни, что я всегда смогу найти тебя, моя любовь.» Хёнджин позволяет себе буквально несколько секунд, чтобы насладиться истинным видом своего духа перед тем, как вернуть своё внимание верховному шаману. Он смотрит на Хвана с полуулыбкой, которая, отнюдь, не отцовская. Краем глаза Хёнджин замечает движение рядом с Феликсом. Чанбин показывает себя настоящего. Он приобретает вид могучего медведя, лишь слегка уступая Минхо в размере. Одна сторона морды прорастает мхом, грибами и мелкими травами, а вдоль спины играет синее пламя. Над их головами вновь пролетает трёхглазый ворон, делая три круга перед тем, как улететь в чащу. Хёнджин последний раз взывает к могучему лесу, прося о помощи. Минхо бросается вперёд первым, Чанбин следует за ним. Когти Ли впиваются в чешую змия, рога норовят проткнуть чужую плоть. Имуги изворачивается, нанося свой удар по крыльям пантеры. Чанбин вгрызается в плечо противника. Феликс тенью меняет позицию, вставая напротив Джисона. Два бывших друга смотрят друг на друга, не моргая. В этот момент друзья в миг становятся врагами, принимая новые правила игры. Хёнджин не смотрит ни в сторону борющихся духов, ни на шаманов, привязывая всё своё внимание к Бан Чану. Тот сжимает свой посох в ладони, а Хёнджин начинает качать силу из своего. — Ты и вправду думаешь, что достаточно силён, чтобы тягаться со мной? Голос Бан Чана звучит с явной издёвкой, в которой кроется насмешка и провокация. — Ученик всегда превосходит учителя, — отвечает Хёнджин, настраивая защитный барьер. Тонкие, невидимые линии струятся из посоха в его руке, взращивая почти непробиваемую стену вокруг него. — Не всегда, — поправляет его Бан Чан. — Рано или поздно, — говорит Хван, пожимая плечами, — в моём случае — рано. Хёнджин чувствует раздражение старшего мужчины, исходящее волнами от него. Волчий рык вырывается изо рта Бан Чана. Дух тотема возмущается, что его покровительству перечат. Хван скалится в ответ, прижимая волчьи уши к голове. — Ты не достоин носить атрибуты тотема, — рычит Чан. Через него говорит сам тотем, отрекаясь от младшего шамана. Хёнджину плевать, ему покровительствует Минхо, именно он и даровал Хвану волчьи атрибуты. Дух тотема не вправе забирать их у него. Бан Чан ударяет первым. Сила атаки пошатывает защитный барьер Хёнджина, однако, не пробивает его. Хван легко отражает второй удар, тут же нанося и свой. В поле зрения появляется клубок когтей, шерсти, чешуи и стальных клыков. Кажется, что три духа и вовсе слились воедино в попытке выйти победителем. Он слышит рычание и грохот содрогающейся земли. Видит то, как Чанбина отбрасывает в сторону, а Минхо взмывает вверх с вцепившимся в его тело когтями и зубами Имуги. Замечает и то, как Джисон и Феликс бьются друг с другом. Феликс выглядит намного более расслабленным, чем Джисон, который наносит удары хаотично и без остановок. Хёнджин чуть не пропускает свой собственный удар, уворачиваясь от горящей сферы силы, летящей прямо в него. Она задевает его лишь слегка, прожигая ощутимую дыру в его защите. Он шипит, чувствуя жар на своей коже. Бан Чан ухмыляется, что буквально выводит юного шамана из себя. Он чувствует, как внутри просыпается что-то тёмное и первородное, заложенное в нём задолго до его появления на свет. Сила предков бушует в нём, ворочаясь, пробуждаясь, готовая защитить своё чадо. Он стукает посохом о землю. Шоковая волна пробивает барьер Бан Чана, толкая его в грудь, роняя вниз. Хёнджин тянет силу одновременно из посоха и из всех амулетов разом. С губ срывается тихое пение, олицетворяя силу того самого духа, который заключён в посохе. Древние слова заставляют Бан Чана впасть в ступор, замирая на месте. Хван читает животный страх в чужом взгляде. Это вызывает улыбку на собственных губах. Воздух вокруг тела Хвана расщепляется, превращаясь в лёгкую дымку, вуалью опадая на плечи шамана. Его очертания плывут, рябятся, искажаются. Он начинает двигаться к застывшему Бан Чану. Отголоски Минхо появляются в его мягкой, почти кошачьей походке, и стальном взгляде. Волчий хвост медленно ходит из стороны в сторону. Лианы прорастают из земли вокруг Чана, туго скручивая его тело, вырывая изо рта лишь жалкий собачий скулёж. Тьма застилает обычно светлые глаза Хёнджина. Он защищает своего возлюбленного, своего друга, свою сторону. Лес прорастает в нём самом, самовольно подбрасывая ветви в полыхающее пламя в груди, подкармливая его. Дарует ещё больше сил. Хван перестаёт тянуть из амулетов, выбирая тянуть из всего вокруг. Лес отдаёт всё без остатка. Кажется, Хёнджин никогда не чувствовал себя настолько сильным. Он уничтожит Бан Чана. Избавится от опасности, которую тот представляет. Земля под телом Бан Чана трескается, начиная расходиться. Хёнджин останавливается перед своим бывшим учителем, смотрит свысока, вбирая в себя весь тот страх, который прорисовывается на чужом лице. — Ну что, хён, — последние слово звучит приторно-сладко, издевательски. Голос Хёнджина слегка искажён, в нём вторым слоем слышится треск веток и вой ветра. — Разве ученик не превзошёл учителя? Бан Чан не отвечает, он и не может ничего ответить — паралич до сих пор сковывает каждый его мускул. Однако Хван не учитывает того, что ментальная связь со своим духом-союзником у верховного шамана до сих пор остаётся. Грохот в стороне привлекает внимание Хёнджина. Он отрывает взгляд от своей жертвы только, чтобы увидеть, как тело Минхо ломает несколько сосен. Страх за сохранность своего возлюбленного тут же прогоняет дымку из глаз шамана. Не смотря на это, земля продолжает распахивать свою могучую пасть, готовая принять Бан Чана целиком. Зелёная тень накрывает Хёнджина, а затем мощная сила бьёт его прямо в грудь. Боль застилает сознание в то же мгновение. На периферии он осознаёт, что дух Имуги впивается огромными когтями в его грудь, легко прорывая кожу, сжимая пламенное сердце, добираясь и до самого сокровенного — царапает душу. На чистом адреналине, собирая все доступные ему силы, Хёнджин направляет огненный шар аккумулированной энергии прямо в морду змия. Сила рикошетит, отбрасывая Хвана назад. Шар прожигает толстую чешую, лишая Имуги глаза. Вопль зверя, смешанный со змеиным шипением разносится над лесом. Распахнутая пасть земли сжирает Бан Чана, который так и не успевает выкарабкаться. Повторный рык змия оглушает Хёнджина, закладывая уши. Боль растекается по телу, практически сжигая шамана заживо. Она туманит разум, перед глазами местами всё плывёт. Единственное, что он может сделать, это лишь слегка повернуть голову в сторону, встречаясь с плавающим изумрудом глаз, которые смотрят на него в ужасе. Слабая улыбка прокрадывается на пухлые губы Хёнджина. Минхо жив, цел. С ним всё в порядке. Боль притупляется только потому, что всё тело, кажется, атрофируется. Имуги смеривает полуживого шамана уцелевшим глазом. Голубые воды с узким вертикальным зрачком плещутся сущей ненавистью. Дракон делает шаг к Хвану. Рык, вырывающийся из пасти Минхо, не похож на что-то, что Хёнджину когда-либо приходилось слышать. Это взрыв, извержение вулкана, что-то такое определённо земное, и вместе с этим, как будто не из мира сего — столкновение звёзд, смерть солнца. Чёрная шерсть на спине, между крыльев, прямо поверх позвонков, заходится рябью. Разрывается, расщепляясь с оглушающим треском. Как будто лес внутри духа вырывается с корнем. То, что вытекает наружу — из спины, из пасти, из-под лап — обнажённое, шипящие, неизгладимое в своём ужасе нечто. Глаз торнадо. Минхо вихрем проходится по поляне, оставляя после себя сырую, вспоротую землю. Он отбрасывает Джисона в сторону, тот больно ударяется спиной о ствол дерева, теряя сознание. А затем тенью накрывает Имуги, поглощая непроглядной тьмой, сжирая. Хёнджин слышит лишь звон в ушах, не в силах отвести взгляд от всего происходящего. Гнев высшего духа губит всё на своём пути, расплёскиваясь и по самому лесу. Древние деревья движутся навстречу своему защитнику. Они видали вещи, которые никому даже в голову не приходили, а кольца их стволов хранят тайны, способные сломать этот мир. И то, что происходит сейчас, уж слишком сильно ощущается, как одна из этих тайн. Это чувствует каждый на своей коже. Торнадо успокаивается так же резко, как и началось. Тьма возвращается во свои владения, являя взору привычную человеческую форму Ли Минхо. Он стоит спиной к Хёнджину, но даже так, взгляд, натренированный распознавать даже самые мелкие изменения в стане своего возлюбленного, замечает то, как сильно подрагивают плечи и руки духа. — М-Минхо, — хрипло, совсем слабо вырывается у Хвана. Чуткий кошачий слух улавливает собственное имя, поворачиваясь, тут же подбегая к лежащему на траве шаману. Мелкие духи вьются вокруг, гладят по взмокшему лбу, шепчут на ухо заклинания в попытках исцелить истекающего жидким воздухом, вместо крови, шамана. Минхо падает рядом с ним на колени, смотрит с волнением и отчаянием. Хёнджин замечает глубокий порез слишком близко к кошачьему глазу. Он уверен, что на этом раны Минхо не заканчиваются. Впрочем, дух ведёт себя так, как будто и вовсе их не замечает. — Джинни, — шепчет Ли, — мой милый Джинни. Он аккуратно берёт тонкое запястье в свои дрожащие руки, стараясь не смотреть на практически вывернутую наизнанку грудную клетку младшего. Если присмотреться, можно увидеть искры потухающего пламени, которое так отчаянно пытается вновь разгореться. — Всё будет хорошо, любовь моя, я исцелю тебя, — обещает Минхо, а в его изумрудных глазах поблёскивает что-то безумно похожее на слёзы. Хёнджин хмурится, а затем на его пухлых губах вырисовывается слабая улыбка. — Я полежу тут немного, — хрипло шепчет Хван, прикрывая глаза. Трёхглазый ворон громко каркает множество раз где-то над головой.