Амулет для шамана

Хёнджин просыпается на рассвете, когда мокрая травинка, покрытая росой, нежно оглаживает его скулу. Он сонно разлепляет глаза, смаргивая остатки сновидений. Небо над ним разгорается нежными пастельными цветами, приветствуя пробудившийся мир. Светящиеся крапинки вокруг стволов и вдоль листьев начинают постепенно угасать, а ночные цветы сворачиваются обратно в свои бутоны. Духи вокруг начинают стрекотать, оповещая, что новый день настал. На смертной стороне лето уже давно подошло к концу, а осень вступила на престол, однако здесь, на стороне духов — вечное лето. Сезоны сливаются воедино, а лес сам выбирает самое приятное время для себя и своих обитателей. Хёнджин безусловно любит лес, каким бы он ни был, однако, ему всё же хотелось бы посмотреть на то, как снег поблёскивает на ветвях вековых деревьев. Холодное дуновение ветра удивляет. Лес, будто повинуясь желанием своего дитя, приносит вместе с ветром несколько снежинок. Они тихим танцем опадают на волосы шамана, покрывают его плечи, приземляются прямо в открытую ладонь. Хван дивится ребёнком, на пухлых губах вырисовывается довольная улыбка. Пламенное сердце разгорается сильнее, нагревает берегущие его рёбра, отдавая дань лесу. Хёнджин заинтересованно наблюдает за тем, как снежника на ладони превращается в маленького белого зверька. Непонятного, слегка нелепого, но до жути милого. Длинный хвостик обвивается вокруг тонкого запястья шамана, а сам Хёнджин наклоняется ближе, чтобы лучше разглядеть причудливое создание. Он замечает замудренные узоры на белой шкурке и то, как они блестят, переливаясь, в лучах солнца, словно кристаллики снега. Зверёк выдыхает морозцем на скулы Хвана, а затем растворяется в воздухе, подхватываемый ветром, который стал привычно тёплым. Шаман мысленно благодарит лес за такой подарок. Хёнджину кажется, что лес улыбается ему в ответ — склоняет вершины сосен совсем немного. Он чувствует тепло рядом с собой и наконец поворачивается, чтобы встретиться взглядом с большим телом спящей пантеры. Сердце щемит от любви к великому духу. Шерсть Минхо, иссиня-чёрная на солнце, кажется богатейшим бархатом; лёгкий ветерок треплет вороньи перья вдоль позвоночника, зарываясь в них невидимыми руками; мелкие духи вьются вокруг рогов, вдыхая аромат цветков, прорастающих из них. Хёнджин давно не видел Минхо в его естественном обличии и позабыл насколько величественным и красивым тот выглядит. Молодой шаман рискует протянуть руку к широкому кошачьему лбу, аккуратно опуская, поглаживая меж рогов, чувствуя, как приятно-бархатисто ощущается чёрная шерсть под ладонью. Дух распахивает зелёные глаза почти сразу же. Хван одёргивает руку, чувствуя неуверенность и некий стыд за то, что его поймали. Он не знает разрешил бы ему Минхо гладить себя, словно кота, если бы не спал. Впрочем, Ли ничего не говорит, лишь смотрит на шамана своими выразительными кошачьими глазами несколько секунда, что-то решая для себя, а затем, не раздумывая, укладывает большую голову прямо Хвану на колени, чуть не задевая его рогами. Хёнджин успевает быстро отклониться назад, сохраняя свои глаза. — Не выколи мне глаза раньше времени, — с напускной укоризной говорит он, посмеиваясь. Пантера смотрит на него одним глазом, фыркая. «Больно нужны мне твои глазные яблоки.» Это заставляет Хёнджина лишь сильнее рассмеяться. Он вновь укладывает ладонь на чужую макушку, начиная медленно и аккуратно поглаживать. Мелкие духи подлезает под руки, мешая, за что Хван на них шикает. Земля под ним вибрирует слегка, и Хван догадывается, что дух мурчит. Это умиляет, но шаман не смеет об этом даже думать, чтобы не дай боги не упустить столь хрупкий и важный момент. Впрочем, он продолжается недолго. Чужие шаги, раздающиеся довольно близко, заставляют волчьи уши встать торчком. Минхо резко поднимает голову с коленей Хвана, тут же вскакивая на лапы. Перья вдоль позвоночника встают дыбом, а длинный хвост начинает агрессивно ходить из стороны в сторону. Мелкие духи шебуршат и подносят Хёнджину его шаманский посох. Тот удивляется, ведь был уверен, что оставил его далеко в поселении, в своей палатке. Однако сейчас не время размышлять над тем, как маленькие проказники смогли добраться до его самого главного атрибута силы. Он лишь благодарит их, принимая посох. Как только дерево касается его ладони, его пробивает шоком — сила духа, заключённого в посохе бьёт наотмашь. Хёнджин быстро справляется с ней, заставляя повиноваться. «Встань за мной,» слышится встревоженный голос Минхо в голове. Хёнджин хмурится, вставая рядом. — Мы союзники, Минхо, — напоминает Хван, — я твой шаман, а ты мой дух. Я вправе защищать эту сторону с тобой наравне. Более того, если это Бан Чан, я не стану прятаться за спиной своего духа-союзника. Минхо поворачивается, смотрит пристальным, слегка осуждающим взглядом изумрудных глаз. Затем фыркает, принимая правила упрямого шамана. Из горла духа вырывается утробное рычание, когда в поле зрения появляются две фигуры. Минхо чувствует, как напрягаются мышцы, готовя тело к прыжку. Хёнджин аккумулирует силу, готовый в любой момент направить её во врага. Их взору предстаёт никто иной, как Ли Феликс и идущий рядом с ним незнакомый парень. По тому, как естественно он вписывается в антураж леса, Хёнджин догадывается, что он — дух. Феликс не рассказывал, что нашёл себе наставника на этой стороне. Хотя, Хёнджин вряд ли может осуждать его, когда сам проводил всё своё время на этой стороне, отдаляясь от своих друзей. Может ли он ещё называть их своими друзьями? — Хёнджин, — зовёт его Феликс. В голосе читается дружелюбие и некое облегчение. — Ты в порядке? Хван щурится в недоверии, вопреки пламенному сердцу в груди, которое вспыхивает сладкой ностальгией. Минхо, в отличии от Хёнджина, не терзается душевными сомнениями, ступая вперёд, рыча, предупреждая. — Неужели не узнаёшь старого друга, кошак? — С усмешкой спрашивает парень, стоящий рядом с Феликсом. Он выходит вперёд лишь на шаг, а враждебно настроенный Минхо тут же меняет свой стан. Мышцы под шерстью расслабляются, тело заволакивает привычная Хёнджину дымка. Он пропадает буквально на несколько мгновений, а когда вновь появляется — предстаёт в человеческом обличии. Тень вуалью спадает с него, исчезая в никуда. Хван замечает лёгкую улыбку на тонких губах. — Как звёзды рисуют в небе созвездия, так и наши судьбы вновь сливаются воедино, — отвечает Ли, вместо приветствия. Он поворачивается к Хёнджину, который до сих пор сжимает свой посох. — Это Со Чанбин, — поясняет дух, — я не видел его уже несколько столетий. Названный Чанбин кивает Хвану в знак приветствия. Феликс, стоящий рядом, мягко, слегка виновато улыбается. — Мы лишь пришли тебя предупредить, — говорит младший шаман, делая неуверенный шаг вперёд. Минхо не реагирует, что позволяет Хёнджину расслабиться немного. Светлые глаза, буквально сияющие солнцем, смотрят на него с добром. Хван впервые видит истинный облик своего друга на этой стороне. Он облачён во всё белое, словно ангел. Впрочем, сравнение с ангелом ему безумно подходит — за спиной красуются белоснежные крылья. Они срывают удивлённый вдох с губ Хёнджина. Его завораживает красота перьев. Шаман еле-еле замечает небольшие волчьи ушки, проглядывающие из светлых прядей. Каждый шаман, которому покровительствует тот или иной тотем, на этой стороне будет принимать облик этого тотема. Однако у каждого, несомненно, будут свои уникальные атрибуты, подходящие под человеческие качества. Феликс всегда был настойчивым и правильным, ведущим к небесам. Отсюда и крылья. Огонь в груди сжимается от желания обнять друга. Впрочем, шаман наконец потакает ему — срывается с места, в несколько шагов достигая удивлённого Феликса, и прижимает его к себе, аккуратно, стараясь не задеть наверняка чувствительные крылья. Хван чувствует на своей спине тёплый взгляд, несомненно принадлежащий Минхо. Феликс обнимает его в ответ и всё становится чуточку лучше. — Прости, что не сказал тебе, — шепчет Хван, — я просто боялся. Феликс поглаживает его по спине, а из его ладони стремится тёплая и мягкая энергия, успокаивая. — Всё нормально, я понимаю, — говорит Ли, а затем чуть отстраняет старшего шамана от себя. — Бан Чан объявил на тебя охоту. — Этого стояло ожидать, — вздыхает Хёнджин, — но спасибо, что подтвердил догадки. — Что делать будем? Хван удивляется коллективному «мы». Феликс улыбается лучезарно, слегка усмехается. — Ну ты же не думал, что мы пришли сюда лишь для того, чтобы рассказать это? Хёнджин отрицательно мотает головой, отступая от друга на шаг. — Нет, — отрезает он, — я не позволю тебя вступать в битву, которая не является твоей. Феликс закатывает глаза, чуть хмуря брови. — А я у тебя даже спрашивать не буду, — фыркает Ли, — мы с Чанбином уже всё решили. Глаза Хвана падают на духа-союзника своего друга, подмечая широкие плечи и сильную грудь. Если стан Минхо даже в человеческом обличии напоминает кота — поджарый и гибкий, то Чанбин больше смахивает на гору — неподвижную и могучую. Хёнджин понимает, что дух вполне способен защитить другого шамана, однако, риск всё ещё велик. Он переводит взгляд на своего духа, смотря жалобно. — Минхо, — зовёт Хёнджин, почти просяще. Дух-пантера лишь усмехается, пожимая плечами, скрещивая руки на груди. — Ничем не могу тебе помочь, мой милый, — с некой издёвкой произносит старший Ли, — я не вправе решать за других духов. Если Чанбин согласился на битву, значит он и твой друг будут в ней участвовать с нами наравне. Возможно, у них есть свои причины на эту схватку. Хёнджин вздыхает, закатывая глаза. Он невольно принимает поражение. Пламенное сердце в груди горит волнением за сохранность мальчика-ангела. — Сколько у нас времени прежде, чем Чан придёт за мной? — Спрашивает Хван, меняя тему. Уж если он не в силах отгородить своих любимых от неизбежного, то хотя бы нужно подготовиться. — Несколько дней, не больше, — пожимает плечами Феликс, — вряд ли Чан пойдёт на тебя с пустыми руками. Он захочет хорошенько зарядить свою силу. — Я смогу отсрочить эти пару дней, растянув их в неделю, — предлагает Минхо. Глаза Хёнджина горят благодарностью и надеждой. — Я не смогу полностью заставить лес отречься от него, однако, смогу закрыть несколько очевидных дверей на эту сторону. Ему понадобиться время, чтобы понять, в какую войти. Хван кивает, чувствуя вселенскую любовь к своему духу. Он не знает, чем сможет когда-либо отплатить Минхо. Хёнджину вспоминается его обещание отдать свою душу Ли. Ему вдруг кажется, что это самое малое, что он может дать высшему духу.

***

Хёнджин наблюдает за тем, как Минхо колдует. Как взмахивает кистями, разрезая воздух иного пространства, рисуя незнакомые руны. Хван смотрит, словно заворожённый и приворожённый, за быстрым движением губ, которые нашёптывают, договариваясь с лесом. Аура вокруг духа то и дело движется — то сгущается, то тончает, становясь полупрозрачной. Переливается параллельными мирами. Говорят, что кошки живут всегда в двух мирах одновременно, маяча на границе. Хёнджину же кажется, что Минхо, прямо перед его глазами прыгает между тысячами сторон, миров, вселенных. Он не знает, какие именно чары насылает на него Ли, но истинная сущность шамана сходит с ума. Волк рвётся с цепей, словно бешеный, а в его глазах отражаются небеса. Пламенное сердце обжигает плоть на груди, нагревая амулеты и талисманы, повязанные вокруг шеи. Минхо кажется Хвану чем-то совершенно внеземным, лишь слегка запретным. Впрочем, он таким и является. Хёнджин не понимает, если так на него влияют силы духа, или же виной всему горький ком, застрявший в горле, символизирующий острую нужду проводить всё оставшееся время рядом с тем, с кем его связала сама судьба и эта сторона. Потребность касаться Минхо буквально сжирает юношу изнутри, а он больше не в силах противиться своим желаниям. — Минхо, — зовёт Хёнджин. Голос его слегка дрожит, а горячий ветер в венах ничуть не помогает. Ли оборачивается, опуская руки. Смотрит вопросительно, слегка сконфужено. Он сразу замечает вид младшего — розоватые скулы, чуть взъерошенные волосы, стеклянный взгляд, да частое дыхание. Духу даже не приходится напрягаться, чтобы до чуткого кошачьего слуха дошёл треск костра в чужой груди. Он виновато улыбается, подходя ближе. — Чёрт, — тихо бормочет Ли себе под нос, — прости меня, Джинни, я совсем забыл предупредить тебя о том, что лучше возводить энергетические барьеры, когда я настолько сильно колдую. Дух останавливается напротив своего союзника, и в нос Хёнджина бьёт родной запах леса и дождей. Затуманенный разум еле-еле формирует слова. Язык вдруг становится тяжёлым. — Что? — Единственное, что успешно выскальзывает изо рта шамана. Присутствие Минхо дурманит ещё больше. Тот лишь вздыхает, усмехаясь. Дух поднимает руку к чужому лбу, чувствуя насколько горяча кожа. Ладонь Ли, которая обычно и так ощущается довольно тёплой, сейчас приятно холодит кожу. Хван прикрывает глаза в удовольствие. — Моя магия так действует на твоё тело, — поясняет Ли, а затем дует на грудь младшего, тут же укрощая разбушевавшийся огонь в груди. Становится немного легче, приходит какое-никакое, но прозрение. Хёнджин моргает пару раз, избавляясь от горячего тумана в голове. Слова регистрируются в сознании. Он щурит глаза, смотря на духа. — Значит, твоя магия действует таким образом на всех? — С нотками раздражения и ревности спрашивает шаман. Минхо улавливает тон сразу же, и хитрая улыбка вырисовывается на его тонких губах. — Ты ревнуешь? — С усмешкой спрашивает Ли. — Ещё чего, — фыркает Хван, показушно скрещивая руки на груди, взращивая своеобразный барьер. Дух посмеивается мягко, а затем берёт руки Хёнджина в свои, переплетая пальцы, нежно поглаживая большими пальцами. — Она действует таким образом, потому что мы с тобой связаны, глупый шаман, — поясняет Минхо. — То есть…— Начинает Хван, но за него с радостью заканчивает Ли. — То есть, если бы другие не закрылись от воздействия моей силы, — говорит дух, — их бы не стало вовсе. Младший смотрит удивлённо, моргает, а затем улыбается так искренно и совсем по-детски счастливо. Минхо не удерживается от того, чтобы наклониться, оставив беглый поцелуй на пухлых губах. — Ты действительно настолько могуч? — С лёгкой издёвкой в голосе спрашивает Хёнджин. Минхо щурится, а в кошачьих глазах изумруд загорается искрами азарта. — А ты сомневаешься во мне? — Минхо отражает играющий тон шамана. Хван подходит ближе, прижимаясь к телу старшего. Смотрит в глаза напротив, наклоняется к губам. — Никогда, — шёпотом прямо в губы отвечает Хёнджин. Шаман целует своего духа, прижимая к себе, чувствуя тёплые ладони на своей пояснице. Минхо лижет нижнюю губу, а затем проникает в рот Хвана, отвечая настырно и пылко. Клыки наверняка царапают губы и язык младшего, потому что привкус металла дополняет их поцелуй почти мгновенно. Хёнджин ведёт ладонями вверх по сильной груди, оглаживает плечи и слегка давит на них, заставляя их обоих опуститься на мягкую траву. Она стелится одеялом под ними. Хван усаживается на бёдра старшего, продолжая целовать его, забываясь в небытии — уж слишком нравится ему целовать духа. У него привкус ритуалов и жертвоприношений — что-то убийственно красивое. Хёнджину вдруг хочется вспороть свою грудь, достать окровавленными руками пылающее сердце и поднести Минхо в подарок. Ему представляется то, как оно будет вечным проводником для Ли, горящим лишь для него. Он отстраняется, запыхавшись. Смотрит в светящиеся кошачьи глаза. Смотрит и не может насмотреться, видя в них отражение себя. — Ты сделал меня своим на моей стороне, — шепчет Хёнджин только потому, что кажется не способен на что-то более, — теперь, я хочу отдаться тебе на твоей. В изумрудных глазах на мгновение мелькает что-то тёмное. Оно совсем не страшит Хвана, лишь отзывается копошением магии в венах — ветер разносит древнее колдовство по всему телу. — Ты замечательный, — с придыханием говорит Минхо, наклоняясь вперёд, осыпая тонкую шею поцелуями, — просто восхитительный. С каждым словом, с каждым поцелуем Ли чувствует, как первородная сущность в нём наполняется энергией. Рядом с шаманом его силы растут, ведь они оба из света во тьму. Хёнджин тоже чувствует это, выгибая шею, подставляясь под прикосновения губ и клыков. Он не возражает, когда Минхо откровенно кусает его в место над ключицей. Горячий, слегка шершавый язык быстро слизывает голубую кровь, наполняя своё горло жидким кислородом. Раскосые глаза загораются ярче. Они вместе гораздо сильнее, каждый ощущает это на собственной коже и под ней. Это граничит с безумием — кровожадным и божественным. Душа Хвана чуть ли не рвётся наружу, желая отдаться своему законному владельцу. Шаман чувствует возбуждение духа под собой, как и становится болезненно осведомлён о своём собственном. Пламенное сердце слишком сильно нагревает изнутри, поэтому он, не задумываясь, стягивает с себя рубаху. Лесной воздух ничуть не охлаждает. Зато деревья движутся почти незаметно, сгущаясь над двумя возлюбленными, укрывая. Минхо следует примеру Хвана, снимаю собственную тунику. Они вновь целуются, и Хёнджин толкает старшего в оголённую грудь, заставляя уложится на траву. Он нависает сверху, лукаво улыбаясь, а затем поцелуями ведёт дорожку вниз от губ и до кромки свободных штанов. Ли приподнимается на локтях, смотрит на него вопросительно, однако, ничего не говорит, лишь наблюдая за действиями младшего. Когда Хёнджин успешно расправляется с чужими штанами, то вновь наклоняется, облизывая головку члена. Минхо прикрывает глаза лишь на секунду. Хван действует слегка неумело, явно опираясь на то, что ему самому нравится. Однако это не делает процесс менее приятным для самого Ли. Он не удерживает себя от того, чтобы толкнуться навстречу горячему рту, заставляя младшего закашляться. Минхо зарывается пальцами в пшеничные пряди, поглаживает волчьи уши, молчаливо извиняясь. Затем тянет на себя, заставляя вновь нависнуть над собой. — Тебе не понравилось, да? — Тихо, с досадой спрашивает Хван. Минхо мягко смеётся, кладя ладонь на горящую щёку. — Ты не можешь мне не понравится, мой милый, — говорит он, — что бы ты ни делал. Это, кажется, совсем не успокаивает Хёнджина. Ли вздыхает и в одно ловкое движения переворачивает их, подминая юношу под себя. — Я с ума от тебя схожу, — приговаривает Ли, выцеловывая и раздевая догола юное тело шамана, — от твоего тела, от твоей души. Хван растворяется в сильных руках, плавится под горячими поцелуями. Позволяет мягкому голосу, растягивающемуся на кошачий лад, заслонить собой всё в его сознании. — Боги, — выдыхает Хёнджин, когда Минхо толкается в него. Боли нет, есть только какое-то совсем животное желание полностью принадлежать духу. Волчьи уши прижимаются к светлой макушке, а глаза сами прикрываются от обилия ощущений. — К какому именно ты взываешь, маленький шаман? — Голос Минхо мурчанием звучит прямо в ухо. — Потому что здесь только ты и я, а я своим делиться не люблю. Ли выходит и толкается снова, чуть грубее, проникая глубже, срывая с уст Хвана приглушённый стон. — К тебе, — на выдохе отвечает шаман, — я всегда взываю только к тебе. Слова ошейником вешаются вокруг шеи Минхо, привязывая к Хёнджину навечно. — Меня без тебя не существует, — шепчет Ли. Слова сами вырываются из его рта, без воли хозяина. Он и не против. То древнее, обитающее внутри, то, что в одночасье породнилось из тьмы и породило саму тьму, вырывается наружу. Изумруд в глазах плывёт, то темнеет, то светлеет. Минхо, не в силах сдерживать свою истинную сущность, наращивает темп, доводя Хёнджина буквально до небытия. Когти впиваются в чужие бёдра, легко разрезая тонкую плоть. Клыки болезненно зудят. Ли на периферии своего собственного оргазма пытается хоть как-то приструнить звериные порывы, однако изгиб шеи с бледной кожей зазывает его словно тёплое молоко котёнка. Он не в силах противиться своему естеству. Минхо кусает Хвана, оставляя глубокие следы зубов. Сам шаман упивается болью, смешанной с диким, первородным удовольствием. Когда туман сумасшествия спадает с обоих, Минхо ужасается тому, что сам натворил с юным телом. Он прижимается лбом к плечу Хвана, слегка подрагивая. — Прости, Джинни, — чуть ли не всхлипывает парень-пантера, вводя Хёнджина в полнейший ступор. — Я не знаю, что на меня нашло. Я никогда раньше не испытывал такого. За мои бесчисленные столетия существования, я ни разу не чувствовал подобного. Хёнджин ладонью поглаживает макушку высшего духа, который сейчас безумно смахивает на испуганного котёнка, ластящегося к его боку. — Всё нормально, Минхо, — уверяет его Хван, целуя в лоб, — со мной всё хорошо. Это даже не ложь. За исключением жжения на бёдрах и шеи — с ним действительно всё хорошо. Он никогда ещё не чувствовал себя настолько счастливым, настолько цельным. Ли приподнимается, оценивая повреждения младшего. Кривится слегка, когда замечается струйки голубой крови, текущей по молочной коже. Он дует на царапины от когтей. Хёнджин чувствует лишь прохладу, видя как быстро затягиваются раны. Минхо целует над ключицей, куда пришёлся первый, не слишком глубокий укус. Кожу Хёнджина покалывает магия духа. Когда Ли тянется к большому укусу, намереваясь залечить, то Хван останавливает его. — Оставь этот, — просит шаман слегка осевшим голосом. Дух-пантера смотри на него с недоумением. Хёнджин лишь улыбается ему, приподнимаясь, быстро целуя в губы. — Я хочу носить твою метку на себе, — признаётся Хван, наблюдая за тем, как кошачьи глаза напротив расширяются в удивлении. — Ты… — Минхо не может подобрать слов, — ты правда хочешь? Шаман лишь кивает ему в ответ, улыбаясь. Что-то внутри духа ломается к чертям — кажется, спадают разом все оковы, в которые раньше он загонял сам себя. — Если я умру в битве с Чаном— начинает Хёнджин, но Минхо перебивает его, качая головой. — Я запрещаю тебе думать о таком, — отрезает Ли. — Ты не умрёшь. — И всё же, — настаивает Хван, — если я умру, я бы хотел, чтобы на моём теле осталось что-то вечное от тебя. Чтобы потом тебе было легче отыскать меня. Минхо грустно улыбается, наклоняется, целуя самозабвенно и вместе с этим нежно и аккуратно. Это ярко резонирует со всем, что они только что делали. — Мне не нужна метка на теле, чтобы отыскать тебя, Джинни, — говорит Минхо. — Я узнаю тебя по запаху, по тому, как земля шуршит под твоими ногами, по родинке под глазом, которую я так люблю. — Он невесомо поглаживает место под глазом большим пальцем. — Нет места ни на белом свете, ни во тьме, до которого я не доберусь, чтобы быть с тобой. Нет пространства, в котором ты бы потерялся, где я не смог бы тебя найти, мой маленький шаман. А ты, — наклоняется, целуя в лоб, — ты узнавай меня по глазам. Хёнджин укладывается на грудь старшего, вслушиваясь в мелодию леса внутри него. Он чувствует, как Минхо обнимает его, и это ощущается, как объятья тьмы. Она бережно заволакивает его мягкой вуалью, защищая. Минхо — это порождение Самайна, которого Хёнджину удалось приручить. Мысли, непрошеные и неприкаянные, вторгаются в сознание шамана. У меня много врагов, но равных мне нет ни единого. В тени легенд и мифов, они говорили, что мир не сможет быть покорённым. В землях шаманов и пророчеств, они твердили, что та сторона никогда не станет подвластной смертным. В королевстве духов и колдовства, они были уверены, что божество никогда не склонится перед шаманом. Теперь, они молчат в страхе. Хёнджин засыпает в спокойствие. Он больше не боится.