Амулет для шамана

Минхо разрывает поцелуй, отстраняясь. Хёнджин открывает глаза и выдыхает с облегчением — вокруг привычное биолюминесцентное свечение леса, а грудь наполняется родным запахом колдовства. Он ощущает на себе взгляд нескольких глазных яблок, но чувство постоянного пристального наблюдения распускается бутоном нежности в пламенном сердце. Ветер в венах знакомо свистит, будто приветствуя. Волчий хвост неосознанно начинает вилять из стороны в сторону. Хван встречается взглядом с горящими в темноте кошачьими глазами. Те смотрят на него с неприкрытым волнением и осторожностью. — Всё нормально, — спешит успокоить духа Хёнджин, чувствуя тревогу, буквально струящуюся из него, — со мной всё хорошо. Минхо подаётся вперёд, невесомо целуя в лоб. Волчьи уши на макушке тут же прижимаются, а на пухлых губах появляется улыбка. Ли прижимается своим лбом ко лбу шамана. — Я боялся не успеть, — шепчет Минхо, а Хвану кажется, что он никогда раньше не слышал столько страха в голосе старшего. Страха за него. В голове вдруг всплывают слова духа, сказанные верховному шаману. Сердце предательски вспыхивает с силой, нагревая кожу на груди — до сих пор в пыли и грязи. — Я звал тебя, — в ответ шепчет Хёнджин. Он пытается скрыть укоризну в голосе, однако, она всё равно находит путь, словно вода через камни. — И я пришёл, — без обиды говорит Ли. А затем отстраняется, заглядывая в глаза Хвана. — Прости, что не смог прийти сразу. Шаману хватает этого. Он окольцовывает шею духа, притягивая к себе, обнимая. Прижимается всем телом, чувствуя, как парень-пантера утыкается носом ему в шею, обнимая в ответ. Руки Минхо слегка дрожат. — Тебе нужно искупаться, — тихо говорит Ли, — ты воняешь чужой силой. Минхо морщит нос, отстраняясь. Это заставляет Хвана рассмеяться. Его смех подхватывает дух ветра, вознося к небесам. Мелкие духи кружат вокруг юного шамана: целуют в щёки, ластятся к груди, играются с ракушками в светлых волосах, звенят амулетами. Они тянут его своими многочисленными руками и лапами, фантомами прикосновений поднимая с травы, которая прежде любовно обвивалась вокруг его ног. Минхо протягивает свою руку, улыбаясь нежно и мягко. Хёнджин без раздумий вкладывает свою руку в руку духа. Вечный союз. Минхо приводит его к небольшому озеру. Водная гладь прозрачна и неподвижна, она отражает всё растущее на своих берегах. Завораживает своей таинственностью. Травы, стелющиеся по всему периметру, душисты и заполняют лёгкие Хвана своей пряностью. Мелкие духи спешат нырнуть вглубь, резвясь, нарушая совершенную неподвижность воды. Рябь на поверхности становится больше, распространяя круги по воде волнами. Из глубин поднимается дух озера, представая перед Хёнджином и Минхо в обличии лошади. Тело является озёрной водой, смешанной с песком, а грива и хвост — водоросли и камыши. Она выдыхает каплями воды, стучит одним копытом по поверхности. Ли улыбается и делает несколько шагов к берегу. Входит по колено в озеро, позволяя воде окутать его ноги. Он поднимает одну руку, протягивая. Лошадь, словно приручённый зверь, склоняет к нему голову. Пальцы Ли аккуратно касаются широкого лба духа озера. Он что-то шепчет ей на древнем языке, а та ластится к руке. Через несколько мгновений Минхо отнимает руку и отступает на шаг. Лошадь наблюдает за ним с интересом во взгляде. — Хёнджин, — зовёт его Ли, — подойди ко мне. Хван незамедлительно выполняет просьбу духа, заходя в воду. Минхо поворачивается к нему, на губах играет лёгкая усмешка. — Это Кайнико, — поясняет дух, — она хозяйка этого озера. Она хотела познакомиться с тобой перед тем, как пустить тебя в свой дом. Хёнджин понимающе кивает, протягивая ладонь к морде лошади. Та фыркает — капли воды попадают Хвану на волчьи уши, заставляя их дёрнуться — а потом и вовсе исчезает, ныряя обратно на глубину, вновь становясь лишь частью водоёма. Шаман непонимающе смотрит на Минхо. Тот лишь усмехается, подходя ближе. Тёплые ладони опускаются на тонкие плечи Хвана, невесомыми прикосновениями струятся вниз, подныривают под грязную рубашку. Хван задерживает дыхание, когда пальцы стремятся вверх по коже, перебирая рёбра, словно струны. Утягивают материю за собой, снимая через голову, оставляя Хёнджина краснеть и обжигаться пламенем своего собственного сердца. Минхо в одно движение избавляется и от своей рубашки. Грация кошки проглядывается даже таком, казалось бы, простом и обыденном жесте. Следом он тянет повязки на штанах шамана, раздевая юношу, оставляя полностью голым, как и прошлой ночью. Смущение Хёнджина никуда не девается, а волчий хвост сам по себе спешит прикрыть тело хозяина, обвиваясь вокруг бёдер. Ли замечает, и лёгкий смешок срывается с его губ, заставляя Хёнджина краснеть. Впрочем, это не останавливает духа от того, чтобы самому избавиться от последнего предмета одежды. Они стоят полностью обнажённые, полностью открытые друг перед другом. И смотрят. Просто смотрят в глаза друг друга, читая в них все слова, целые поэмы, посвящённые друг другу. Пламенное сердце Хёнджина отбивает имя духа, выжигая его у шамана на груди. Лес, живущий внутри Минхо, корнями впивается в душу Хвана. Он для Ли — парагон совершенства и идеала. Парень-пантера берёт руку Хёнджина в свою, переплетая их пальцы, и тянет за собой в воду. Она оказывается на удивление тёплой, и юный шаман прикрывает глаза в блаженстве. Привычные звуки леса вокруг откликаются чувством полного умиротворения в груди. Мелкие духи нашёптывают ему на ухо на старом языке, где-то вдали воет дух. Хёнджин чувствует руку вокруг своей талии, а тело само собой поддаётся прикосновению, прижимаясь ближе к тому, кто дарует его. Минхо смотрит на него с кровавой нежностью. Карканье трёхглазого ворона, пролетающего над головой, привлекает внимание Хвана лишь на секунду. — Они приветствуют тебя, — говорит Ли, улыбаясь, — эта сторона скучала по тебе. Я скучал по тебе. Слова вызывают улыбку у Хёнджина. Он окольцовывает шею старшего руками, чувствуя тёплую, почти горячую кожу под пальцами. — Не думал, что когда-нибудь услышу от тебя эти слова, — шутит Хёнджин, — так же, как не думал, что услышу и другие… Он замолкает, закусывая губу. Смотрит с опаской на духа, будто боясь, что тот может испариться, исчезнуть в любую секунду. Однако Минхо не бежит от немого вопроса. Он лишь поднимают одну руку, заправляя влажную светлую прядь Хёнджину за ухо. — Если ты думаешь, что там, на поляне, тебе послышалось, — усмехается Ли, — то ты не прав. Я склонюсь лишь перед тобой, я подвластен только тебе. Потому что я люблю тебя, Хван Хёнджин. — Он накрывает Хванову щёку мокрой ладонью. — Нет верности больше, чем у вод, небес и камней. Так вот, я буду любить тебя больше, чем вода любит биться о камни; больше, чем небо любит сиять звёздами. Минхо целует его аккуратно, почти невесомо прикасаясь губами. Хёнджин отвечает незамедлительно, вкладывая в этот поцелуй всё, что только в нём осталось. Всю нежность, всю преданность, всю любовь. Распарывает себя по швам, позволяя всему живому вытекать из груди, собираясь большой красной лужицей, благодаря которой большая чёрная пантера может утолить свою жажду. Он отдаёт себя целиком и полностью, словно жертва ритуала. А Минхо принимает подношение. Урчит котом в поцелуй, притягивает ближе к себе, собственнически расцеловывает доверчиво подставленную шею. Упивается вседозволенностью. Его сводит с ума юное тело шамана, затуманивая сознание получше любой дурман-травы. Хёнджин отстраняется первым, когда чувствует, что воздуха перестаёт хватать — огонь в груди съедает слишком много. Дух смотрит на него блестящими изумрудными глазами. Амулет на груди пульсирует, отражая кошачьи глаза с вертикальным зрачком. Шаман засматривается на своего возлюбленного. Сердце щемит от красоты духа. Биолюминесценция делает и так бледную кожу фарфоровой, особенно на фоне чёрных волос. — Я люблю тебя, Минхо, — вырывается у Хвана. Он совсем не жалеет об этом. — Кажется, я полюбил тебя ещё тогда, когда ты меня спас в первый раз. Глаза напротив сверкают крапинками звёзд, будто бы все звёзды вселенной внезапно попадали с небес, приземляясь прямо в глаза высшего духа-пантеры. — Помнишь, ты обещал отдать мне самое дорогое, что у тебя есть? — Вдруг спрашивает Минхо, напоминая о давнейшей сделке. Хёнджин кивает. — Я решил. Я желаю твою душу. 
 Хван расплывается в улыбке, а потом и вовсе заливается звонким смехом, запрокидывая голову. Ли засматривается на тонкую кожу шеи и её безупречность. Ему хочется оставить следы своих клыков на ней, чтобы все знали, кому принадлежит этот шаман. Чтобы, отныне и навеки, никто не посмел касаться его. — Она и так твоя, Минхо, — наконец отвечает младший, вдоволь насмеявшись, — с самого первого дня и до моего последнего вдоха — она принадлежит тебе. Весь я принадлежу тебе. Внутри Минхо просыпается что-то совсем звериное — то первородное и первобытное, которое, обычно, он прячет глубоко внутри, когда он рядом с шаманом. Дикий, древний зверь внутри принюхивается, одобряюще ластясь к нежной душе ламы. Мягкой, широкой, словно воздух. — Я никому не позволю делать тебе больно, мой милый Джинни, — голос духа звучит слегка искажённо. Через него наружу льётся самый настоящий зверь, что-то иное: опасное, смертельное, но несомненно самое родное. — Я сожгу до праха любого, кто хоть пальцем коснётся тебя, сотру их в порошок. Я оставлю любые поселения в руинах, любые города. Уничтожу весь мир, от него ничего не останется, если только он тебе навредит. Хёнджин видит зелёное пламя, горящее в кошачьих глазах напротив. Они пылают диким колдовством, неподвластным никому, кроме Хвана. Он понимает это. Принимает, как старого друга. — Когда я умру, будешь ли ты ждать меня на этой стороне? — Спрашивает шаман. — Я буду считать дни до этого момента, — обещает дух, — словно верный пёс у дверей. Хёнджин целует Минхо. Жадно, грубо, чувственно и отчаянно. Кажется, они были созданы друг для друга. Шаман и высший дух, которых связали судьбоносные нити договора. Обещание любить, которое связывает крепче клятв на крови.

***

— Ты звал меня, хён? — Спрашивает Феликс, вошедший в палатку верховного шамана. Блики разведённого костра играют тёплой тенью на лице Бан Чана. — Да, Ликс, проходи, — кивает старший, приглашая сесть. Феликс кивает в ответ, усаживаясь на уже подготовленную подушку из меха оленя. Вытягивает ладони к костру, чувствуя, как языки пламени приветственно лижут его теплом. Дух огня рад его видеть. — Вы с Хёнджином были хорошими друзьями, верно? — Задаёт вопрос Бан Чан, не отводя взгляд от талисмана в своей руке. Феликс прищуривает глаза. — Нет, хён, — качает головой, — я не стану помогать тебе с охотой на него. Пускай он оступился, но он сделал свой выбор, и мы не вправе его судить. Если его принял высший дух, значит так решила та сторона. Мы не в силах противиться тому, что было предначертано. Старший шаман опускает талисман на землю перед собой, поднимая глаза на своего бывшего ученика. — Он нарушил наши самые святые законы, — говорит Чан, — те, которые были заложены нашими предками. В голосе верховного шамана читается плохо прикрытое осуждение. Феликс вздыхает, слегка наклоняясь вперёд. — Может, стоит переписать обычаи? Он буквально отскакивает назад, когда особо большая искра от костра прилетает ему прямо на скулу, больно обжигая нежную кожу. Он шипит, тут же прикладывая ладонь к щеке. Смотрит в недоумении, слегка обиженно. Глаза Бан Чана кажутся ему тёмными, практически пустыми. — Духам не нравится, когда их законы нарушают, — опасно-тихим тоном говорит старший шаман. — Спрошу последний раз, будешь ли ты и твой дух-союзник помогать нам с истреблением этой плесени? В груди Феликса зарождается что-то вязкое и тягучее, что окутывает сердце. Страх. Впервые, за многие годы обучения у Бан Чана, он чувствует себя небезопасно рядом со старшим. Палатка, которая прежде служила чуть ли не домом, кажется чужой и враждебной. Феликс аккуратно открывает дверь той стороны, взвывая к своему духу-союзнику. Феликс встретил Со Чанбина уже после своей инициации, когда по неопытности случайно разбудил мирно дремавшего духа. Тот оказался слишком агрессивным и набросился на тогда ещё совсем зелёного шамана. Если бы Чанбин тогда не спас его, Феликса бы просто не существовало. Умерев в людском мире, душа шамана по определению попадает на ту сторону, становясь полноценным её обитателем. Однако, если шаман умрёт уже находясь на той стороне — исчезает насовсем. Ли по сей день безумно благодарен своему духу, с которым связан и который теперь выступает для него в роли защитника. Молодой шаман в считанные секунды чувствует нить силы Чанбина, которую он не спутает ни с чем. Присутствие Со слегка расслабляет, помогая почувствовать себя более уверенно. Бан Чан больше не его учитель. Пускай он и является верховным шаманом, но он больше не имеет никакого влияния на младшего. Не может заставить его повиноваться. — Мой дух против насилия, — твёрдо отвечает Феликс, наблюдая за тем, как темнеют глаза старшего, — он считает, что подобные поступки нарушают естественный баланс силы на той стороне. Бан Чан фыркает, явно не довольствуясь ответом. Языки пламени разведённого костра становятся больше, так и намереваясь обжечь юношу. Феликс поднимается с подушки от греха подальше. Он оборачивается на выходе из палатки, в последний раз окидывая взглядом место, где они все проводили добрые половины своего подросткового периода. Раньше всё казалось более красочным, более волшебным. Сейчас же, Феликс видит настоящее перед своими глазами — верховного шамана, который превратился из доброй фигуры отца в чужака, которого Ли практически не узнаёт. Он не понимает, когда всё пошло не так. Ему жалко оставлять то, что было так дорого его сердцу, однако, он понимает, что это к лучшему. Феликс задерживается лишь на мгновение, бросая взгляд на Бан Чана. — Та сторона не подчиняется людским правилам, хён, — напоминает ему Феликс, — а духи сами выбирают каким законам им следовать. Они владельцы той стороны — не мы. Они не подвластны прихотям шаманов. С этими словами Феликс выходит из палаты, радуясь тому, как прохладный воздух бьёт ему в лицо, приятно остужая после прогретой палатки. Он замечает слишком знакомую тень, стоящую у кромки леса за палаткой верховного шамана. Улыбка сама лезет на губы, а изо рта вырывается выдох облегчения. Феликс незамедлительно идёт в сторону ожидающего его духа. Тот встречает его взволнованным взглядом. — Я уж думал мне придётся врываться туда и вызволять тебя, — глубокий голос отзывается учащённым сердцем в груди шамана. — Ты как? Феликс отгоняет от себя совершенно неуместные чувства. Сейчас они не важны. — Я в порядке, — отвечает Ли. Чанбин смеривает его пристальным взглядом, а затем делает небольшой шаг вперёд, протягивает руку к лицу шамана. Феликс замирает, когда большой палец духа предельно аккуратно, почти невесомо дотрагивается до небольшого ожога на скуле. В тёмных глазах напротив играет волнение, смешанное с чем-то ещё. С чем-то более глубоким, более опасным. С чем-то, о чём Феликс запрещает себе думать, в попытке оградить себя от терзаний сердца. Дух наклоняется ближе к нему, беглым касанием губ дотрагиваясь до повреждённого места. Феликс чувствует лёгкое покалывание силы, которая заживляет его ожог. Смущение преследует его покрасневшими скулами. Он встряхивает головой, избавляясь от наваждения. Он почти уверен, что Чанбин незаметно для него колдует. Другого ответа на то, почему он так реагирует на простые жесты духа, Ли не находит. Он прочищает горло. — Нам нужно отыскать Хёнджина, — говорит Феликс,— кажется, Бан Чан решил объявить на него охоту. — Это твой друг? — Спрашивает Чанбин, дожидаясь утвердительного кивка. Феликс оборачивается, с грустью смотря на дым, исходящий из верха палатки. — Я не могу понять, почему Чан так враждебно настроен к нему, — вздыхает Ли, — он ведь не сделал ничего плохого. Чанбин наблюдает за своим шаманом, улавливая нотки обиды и грусти в его голосе. Дух мягко опускает ладонь на чужое тонкое плечо, обращая на себя внимание. — Иногда, верховные шаманы позволяют себе быть одержимыми своим тотемом или духом-союзником, — поясняет Чанбин. — Это очень опасно, и немногие шаманы рискуют таким, однако, те, кто любят испытывать свою собственную силу не раз решаются открыть своё тело духу. — Думаешь, Чан одержим? Чанбин лишь пожимает плечами, грустно улыбаясь. — Я не могу быть уверен, — отвечает он, — но это не особо важно. Разве ты не хотел спасать своего друга? Феликс кивает и улыбается солнечным лучиком, когда дух протягивает ему руку — немое приглашение на ту сторону. Он принимает его, хватаясь пальцами за тёплую ладонь, тут же чувствуя, как земля под ногами движется, меняясь, пересекая миры.

***

— Значит, ты выбрал его сторону, — бормочет себе под нос Бан Чан, с силой сжимая недоделанный талисман в руке. Он чувствует, как гнев заполняет его сознание непроглядной дымкой. Замахивается и кидает талисман прямиком в огонь, заворожённо наблюдая за тем, как пламя тотчас же сжирает его. Джисон заглядывает в палатку. — Собирай амулеты и талисманы, — говорит Чан, — мы выходим на охоту.