Амулет для шамана

Хёнджин просыпается от мягкого шёпота ветра на ухо, который заставляет его обнажённое тело покрыться мурашками. Разлепляя глаза, он обнаруживает себя одного. Его одежда валяется смятой кучкой рядом с ним. Сердце в груди сжимается с грустью, которая улетучивается в момент, когда Хван обнаруживает венок из ромашек, аккуратно лежащий на траве. Шаман чувствует нити энергии, исходящие от него, безошибочно принадлежащие Ли Минхо. Он бережно поднимает оставленный для него подарок — несомненное извинение за то, что молодому парню пришлось проснуться одному. Негласный жест внимания греет душу, заставляя мягкую улыбку прокрасться на губы. Он надевает свои штаны и тунику обратно, слегка поёживаясь, когда холодная материя одежды касается кожи. Ночью Хёнджина согревали тепло и магия Минхо, которые струились из груди духа с каждым его выдохом, однако сейчас, когда волшебная пелена ночи сменилась яркой реальностью дня, Хван остро чувствует, как сильно ему не хватает Ли. Он обещает себе поскорее вернуться на ту сторону, закрепляя это обещание жестом — надевая венок, словно корону, на голову. На входе в деревню его встречает Джисон. Тёмные глаза парня смотрят на него с недоверием, что вводит молодого шамана в ступор. — Ты чего такой хмурый, Хан? Неужто опять выпил настойку горьких трав? — Спрашивает Хёнджин, пытаясь перевести всё в шутку. Уголки губ на лице напротив даже не дёргаются. Вместо этого, тёмные глаза оценивающе поднимаются вверх, щурясь, когда натыкаются на венок. — Увлёкся плетением венков? — Вопросом на вопрос отвечает Джисон. Голос его звучит отрешенно, даже слегка агрессивно, заставляя Хвана хмуриться. — Нет, это подарок, — поясняет Хёнджин, до сих пор не понимая, почему давний друг так враждебно настроен к нему. Шаман задумывается над тем, что Хан мог просто обидеться на то, что он перестал так часто видеться с ним, проводя всё свободное время на той стороне с Минхо. Однако должен же Джисон, как никто другой, понимать почему так происходит. — От твоего духа? Вопрос звучит ещё более ядовито, чем все слова до этого. Джисон буквально выплёвывает его. Хёнджин хмурится сильнее, слегка отступая назад. Откуда Джисон знает про Минхо? Хёнджин не помнит, чтобы за последнее время, когда-либо упоминал о том, что нашёл себе духа-союзника. Сердце слегка ускоряет ритм. Хан не должен знать то, во что Хёнджин его не посвящал. — Во-первых, это не твоё дело, — твёрдо отвечает Хван, — а во-вторых, что за муха тебя укусила, Джи? Заканчивай прокуривать свою палатку каждую ночь, кажется, это плохо на тебя влияет. Хёнджин замечает, как желваки заходятся на чужом лице, однако, Хан не говорит ничего, просто смотрит на него взглядом полным презрения. Хёнджин качает головой, намереваясь уходить. — Предатель, — выплёвывает ему в спину Джисон. Хван разворачивается, чтобы посмотреть другому шаману в глаза, но встречается лишь с удаляющейся в лес спиной. Ему становится слегка не по себе, однако, он отгоняет тревожные мысли, продолжая свой путь вглубь поселения. Хан Джисон не может знать про Минхо, про нарушенную инициацию и пожизненный договор между шаманом и высшим духом. Просто не может. В противном случае, жизнь не только Хёнджина, но и самого Минхо окажется под угрозой в виде Бан Чана и его духа-союзника.

***

Беда настигает Хёнджина тем же вечером. Проведя весь день в состоянии лёгкой паники, он успокаивается под вечер, когда понимает, что вряд ли кто-то придёт за ним. Однако несколько мужчин буквально врываются в его палатку на закате, пугая молодого парня. Хёнджин даже пикнуть не успевает, как его хватают под руки и силой вытаскивают из места, которое служило ему домом. Он выкрикивает с болью, когда мужчины — всего лишь местные жители, служащие верховным шаманам племени стражами — закручивают его руки за спину, связывая тугими верёвками. — Что вы творите? — Кричит Хёнджин, пытаясь вырваться из мёртвой хватки. — Я ученик верховного шамана! Вы не имеете права так со мной обращаться! Мужчины лишь посмеиваются, их грудные голоса звенят похоронными колоколами в сознании Хёнджина. Сердце сковывает страхом. Он взвывает к Минхо, пытается попасть на ту сторону, пытается сделать всё, что в его силах, лишь бы Минхо его услышал. Грань той стороны ощущается рябью на задворках сознания, но так и не впускает отчаянно просящего о помощи шамана. Мужчины тащат его через всё поселение, на глазах у любознательных жителей, которые вышли на шум. Хёнджин спотыкается, сдирая босые ступни в кровь, но продолжает бороться, дёргаться, пытаясь высвободиться из оков. Верёвки держат крепко, а узел на них делается всё туже при каждом движении, впиваясь в нежную кожу на запястьях. Хёнджин шипит, но не перестаёт дёргать руками. Минхо учил его не сдаваться. Его приводят к палатке Бан Чана, толкая вперёд с такой силой, что он падает на колени. Венок, который всё это время держался на его голове лишь благодаря тому, что один из цветков зацепился за светлую прядь, падает на землю. Белые лепестки тут же покрываются пылью и грязью. Хёнджин смотрит на него, не отрывая взгляд. Он цепляется за каждую деталь, увлечённо рассматривая замудрённое сплетение стебельков. Молодой шаман пытается сосредоточиться, абстрагироваться от гула вокруг. Он пытается медитировать, чувствуя сырую землю под коленями. Стучится в дверь той стороны. — Вы посмотрите, — издевается один из мужчин, — с нашего принца наконец-то спала его корона. — Глупцы, — на периферии сознания слышится спокойный, но строгий голос Бан Чана, — он использует этот венок, как портал прямо перед вашими глазами, а вы, слабоумки, ему позволяете. Грубая рука тут же толкает Хвана в плечо, заставляя оторвать взгляд от венка. Он заваливается на бок, тут же теряя какую-либо нить с той стороной. Тихо материться себе под нос, вздыхая. Хёнджин кое-как поднимается с земли, вставая ровно, расправляя плечи и слегка поднимая подбородок. — Сбрось этот фасад, Хёнджин, — до этого всегда родной и тёплый, почти отцовский голос, теперь звучит искажённо и чуждо, — я вижу тебя насквозь. Хван поднимает глаза, встречаясь с холодным взглядом Бан Чана. Молодой шаман щурится, а внутренний волк, натренированный Минхо, ощетинивается. — Зачем тогда ты велел притащить меня сюда, словно заключённого, хён? — Спрашивает Хван. Ему не удаётся полностью скрыть горечь обиды и предательства в голосе. — Ты же знаешь, что мог просто позвать, и я бы пришёл. На губах верховного шамана появляется улыбка, однако, она далеко не дружелюбная — это оскал хищника, а Хёнджин в момент чувствует себя загнанным в угол зверем. Волк внутри поджимает хвост, чувствуя силу, исходящую из мужчины напротив. — Не хотел рисковать тем, что ты призовёшь своего духа, — отвечает Бан Чан. — Духи-союзники, особенно те, через которых шаман проходит инициацию, бывают весьма склонны к защите и агрессии, а я не собираюсь жертвовать половиной поселения. Хёнджин мысленно закатывает глаза. Если бы Минхо знал, что Хвана буквально держат на цепи, он бы разнёс не только половину поселения — он бы выжег землю под ногами каждого стоящего здесь, и этот огонь распространился бы на половину мира. Но раз Бан Чан настолько недооценивает Минхо, значит, он просто не знает, с кем именно связан Хёнджин нитями договора. — Ты нарушил слишком много правил нашего племени, Хван Хёнджин, — продолжает Бан Чан. — У меня были большие надежды на тебя, ты был лучшим моим учеником, который должен был занять моё место, став верховным шаманом, но ты выбрал путь тьмы. От тебя воняет дикой магией и надеждой, — пренебрежительно фыркает он. Хёнджин замечает, как тени танцуют вокруг большого костра, разведённого рядом со входом в палатку верховного шамана. Они настроены враждебно — движения острые, отточенные, агрессивные. Дух огня, приручённый Бан Чаном, возмущается не меньше своего хозяина. А было время, когда лепестки пламени казались Хёнджину самыми родными. — У твари, которую ты приручил и которой ты позволил вкусить свою душу, нет души вовсе. Никогда не было. Тебя обманули, Хёнджин, тобой пользуются, — говорит Чан, подходя ближе к Хвану. — Этому духу от тебя нужно лишь одно. Он не остановится, пока не получит твою душу полностью, ты ведь понимаешь это? Хёнджин по-прежнему молчит. Амулет на груди греет и успокаивает, утверждая обратное. Юный шаман чувствует мелкую вибрацию, исходящую от него. Изумруд в центре поблёскивает кошачьим глазом, напоминая, что Минхо всегда рядом, даже если сам Хван не может до него докричаться. — Можешь отрицать сколько хочешь, — вздыхает Чан. В его голосе звучит что-то кроме разочарования. Сожаление? — Тебе придётся призвать эту тварь, чтобы мы могли с ней покончить. Хёнджин вскидывает взгляд, смотрит непонимающе, будто бы не верит. Сердце щемит даже от одной мысли о предательстве. Волк внутри вновь оскаливается. Шерсть встаёт дыбом, хвост поднимается. Он не позволит Бан Чану навредить Минхо. Даже ценой собственной жизни. — Нет, — отрезает Хван, щурится, буквально выплёвывает слово, — я не стану этого делать. Бан Чан смотрит на него пристально, а в тёмных глазах читается злость. — Лучше бы ты был настолько предан нашим обычаям, — слова ядом льются с языка верховного шамана. — Но этого стояло ожидать, — вздыхает он, поворачиваясь куда-то в сторону. Хёнджин не видит, куда смотрит старший, ему засвечивает огонь. — Джисон, — зовёт Чан. Джисон сначала тенью показывается на фоне языков пламени, а потом выходит на свет. Он выглядит устрашающе — облачённый во всё чёрное, словно в трауре. Высокие скулы украшают нарисованные смолой руны. — Вы не смеете убивать духов, — с презрением и неким высокомерием говорит Хёнджин. Он смотрит на всех свысока, давно растеряв весь свой прежний страх. В какой-то момент, он понимает, что является сильнее всех здесь присутствующих. Он сможет выбраться без помощи Минхо. Он сможет защитить своего возлюбленного, даже если тому совершенно не требуется его защита. Хван чувствует тепло на своей груди — негласное напоминание. Он достаточно сильный. — Он не дух. Он — паразит, — плюётся Джисон, подходя ближе, вставая напротив Хёнджина. Хван смотрит на того, кого раньше смел называть лучшим другом. Хёнджин бегло осматривает всех собравшихся — добрая половина поселения пришла поглядеть на разборки шаманов и потрепать себе нервишки. Он не замечает в толпе светлой макушки Феликса, что рождает слабую надежду в груди, однако, он не смеет позволить ей разрастись. — Он — мой возлюбленный, — заявляет Хёнджин, чувствуя, как гордость пульсациями льётся прямо в подаренный амулет. Джисон морщит нос в отвращении, но ничего не говорит. Он вытягивает руку в сторону, а один из помощников Бан Чана спешит подать молодому шаману бубен. Как только Хан начинает стучать в него, Хёнджин концентрирует всё своё внимание на тепле, исходящем из амулета. Он приземляет себя, чувствуя, как энергия мелкими потоками струится из фетиша прямо ему в грудь, растекаясь по венам приятными пульсациями. Хван спешит расслабиться, открыв свой разум потоку силы. Та сторона хочет ему помочь, взывает к нему, отзывается волчьим воем в груди, пытается достучаться. Всё вокруг него — чистая сила и энергия. Если Джисон тянет силу непосредственно с помощью своего бубна и из их тотема, то Хвана учили работать со всем, что есть вокруг. Он решает начать с земли, мысленно благодаря её, когда она позволяя черпать из себя силу. Этого вполне хватает, чтобы возвести не самую прочную, но всё же защитную оболочку вокруг своего энергетического поля. Первый удар Джисона ощущается сильнее, чем Хёнджин ожидал. Защита даёт трещину, однако, Хван быстро подпитывает щит. Джисон хмурится, вливая ещё больше силы в свою атаку, пытаясь пробить броню Хвана. Тот расслаблен, глаза прикрыты, а на пухлых губах лёгкая улыбка. Два волка, живущих внутри каждого, клацают зубами, бросаясь друга на друга. Волк Хёнджина больше и опытнее. Он в считанные мгновения прижимает волка Джисона, держа уязвимую шею в острых зубах. Хан разрывает нить с той стороной грубо и резко, откидывая бубен в сторону. Хёнджин медленно, почти издевательски, открывает глаза. Они блестят отголосками той стороны. Джисону кажется, что в светлых глазах бывшего друга играет магический лес. Хан опускает глаза на грудь шамана, взгляд цепляется за самый большой амулет. Он кажется вполне обычным, однако, Джисон замечает легкие отблески переливающегося изумруда. — Хён, — зовёт Джисон, поворачиваясь к Чану, — у него на шее фетиш, из которого он черпает силу. Сердце Хёнджина пропускает удар. По венам вместе со страхом льётся злость. Они не посмеют дотронуться до подарка Минхо. Не посмеют забрать его. Хан делает шаг вперёд. — Не смей, — шипит Хван предостерегающе. Джисон напрочь игнорирует его, протягивая руку, намереваясь ухватиться за амулет. — Стой, — голос Бан Чана раскатом грома разлетается над поляной. Заставляет Джисона замереть на месте. — Фетиши нельзя забирать силой, это может призвать духа, — Верховный шаман смеривает Хёнджина пристальным взглядом. — Он сам нам его отдаст. Хван хмыкает, сдерживая смешок. Бан Чан ловит его взгляд — в глазах старшего мужчины нет ничего, кроме неоспоримого желания добиться своего. — Я сломлю его. Когда Бан Чан делает шаг вперёд, Хёнджин мысленно возводит барьеры. Он добавляет больше энергии, ведь знает, что верховный шаман не ровня Джисону, и чтобы уберечься от его натиска понадобиться намного больше силы. Он не спешит использовать амулет. Чан начинает входить в транс, опираясь на свой посох и бормоча себе под нос. Языки пламени играют вокруг него, так и намереваясь преданно лизнуть. Вскоре, шепот превращается в горловое пение. Хёнджин чувствует сначала напряжение, а потом по его защите с силой ударяют. Да так, что сам Хван чуть не падает на колени. Он спешит зачерпнуть ещё больше энергии, но быстро понимает, что сил, которые даёт земля, ему не хватит. Молодой шаман начинает аккуратно тянуть застоявшуюся энергию из амулета. Верховный шаман не даёт и секунды отдыха, продолжая наносить могущественные удары. Защита Хвана трещит по швам, а сам он чувствует, как собственные силы оказываются на исходе. Его волк истекает кровью, но всё же продолжает защищать себя, огрызаясь, клацая зубами, пытаясь ухватиться хоть за что-то. — Сдавайся, Хёнджин, — голос Бан Чана будто окружает его, звуча со всех сторон, — или выгоришь. Хёнджин сжимает челюсть, но продолжает упрямо подпитывать барьер. Впрочем, он чувствует, как силы амулета постепенно начинают опустошаться. Он из последних сил взывает к Минхо, посылая сигнал о помощи по невидимой связи с той стороной. Он надеется лишь на то, что дух успеет его получить. Бан Чан наносит очередной сильный удар и защита Хёнджина окончательно сдаётся под натиском. Она разваливается, словно раздробленные кости, смешанные с залой. Хвана отбрасывает назад ударной волной. Он падает на бок, больно ударяясь головой о землю и неудачно приземляясь на плечо. Боль струится в сознание, заставляя тёмные круги заиграть перед глазами. Он отгоняет их прочь, слегка тряся головой. Пытается подняться, но сил хватает только встать на колени. Верховный шаман стоит над ним с лёгкой улыбкой. — Ты в силах это остановить, Хёнджин, — говорит Бан Чан, его голос звучит менее человечно. Через него говорит тотем. — Отдай амулет, и тебе не придётся больше страдать. Хван смотрит на него снизу-вверх. Умудряется смотреть надменно и слегка нахально. Гордость волка не сломить. Даже Бан Чан знает это — видит в приподнятом подбородке. Хёнджин не отвечает, лишь продолжает смотреть, почти не моргая. — Что ж, — вздыхает шаман, — значит, ты выбрал смерть. Бан Чан тянет руку вперёд, намереваясь дотронуться груди. Хёнджин чувствует бешеную силу, исходящую от чужой ладони. Этот удар, пускай только энергетический, убьёт его. Он думает, что это не такой уж и плохой исход. Хотя бы, умерев здесь и сейчас, он сможет попасть на ту сторону и жить там уже как дух. Он сможет быть с Минхо навсегда. Хван принимает смерть, встречая её с распростертыми объятиями. «Рано,» звучит в голове, словно раскат грома, а самого Хёнджина отбрасывает назад волной силы. Она ощущается слишком знакомой, чтобы принадлежать Бан Чану. Слишком любимой, чтобы принадлежать кому-то, кроме Минхо. Хван заставляет себя вновь подняться на колени. Его взору является облако дыма и тьмы. Оно опадает шёлком, струится прямиком к нему, нежно вьётся вокруг бёдер, крадётся вверх по плечам. Прохладным прикосновением фантомных пальцев гладит по скулам. Хёнджин в миг успокаивается, впервые за весь день чувствуя себя в безопасности. Вскоре фигура Минхо прорисовывается через тьму. Кошачьи глаза светятся ярким изумрудом в темноте. Сердце Хёнджина сжимается от прилива облегчения и нежности. Он пришёл к нему. Он услышал и пришёл. Чёрное облако движется и растворяется в воздухе, будто бы его и не было вовсе. Перед взглядом Хвана предстаёт его дух. Он ловит кошачью улыбку перед тем, как Ли поворачивается лицом к Бан Чану. Молодой шаман замечает удивление и искру страха, промелькнувшую в глазах старшего мужчины. — Вы посмели трогать моего шамана? — Голос Минхо струится мёдом из его уст. Сладким и смертельным одновременно. — Разве вас не учили, что трогать чужое карается законом? — Глаза духа обводят притихшую толпу зевак и вновь останавливаются на Бан Чане. — Как ты посмел прикоснуться к моему возлюбленному, верховный шаман? Бан Чан в миг становится в позу атаки, сжимая свой посох до побелевших костяшек. — Возлюбленного? — Яд льётся из уст мужчины. — Такие, как вы, неспособны любить. — Потому что я не человек? — Усмехается Минхо. Его очертания становятся острее, обрамляемые тенями. — Ты ошибаешься, верховный шаман, моя любовь сильнее всего на свете именно потому что она нечеловеческая. Люди могут твердить, что любят друг друга, а затем вонзать ножи друг другу в спину. Я же являюсь заложником и рабом своей любви. Полюбив один раз, дух не сможет разлюбить. Однако вы, люди, самовлюбленные и не знающие ничего, склонны судить нас по себе, приравнивая к роду человеческому. Верховный шаман никак не реагирует на сказанное духом, лишь щурит глаза. Минхо смотрит на него пристально лишь несколько секунд, а затем разворачивается к Хёнджину. На тонких губах вырисовывается мягкая улыбка. Бан Чан решает воспользоваться моментом, прикрывает глаза, настраивается и пускает свой самый сильный поток энергии в спину духа. Хван видит это, и страх сковывает сердце. — Минхо, осторожно! — Вскрикивает он, но уже слишком поздно. Поток силы летит прямо в его возлюбленного. Однако не достигает его. Стена из теней взмывает вверх, строя непробиваемую защиту вокруг них. Хёнджин оказывается в тёмном куполе. Он видит только Ли Минхо. Тот продолжает улыбаться ему, подходя ближе. Дух останавливается в шаге от своего шамана, а затем присаживается на корточки перед ним. Аккуратно поднимает руку, чтобы положить на щёку младшего. Хёнджин ластится к тёплой ладони. Все его тревоги улетучиваются, как только тени за спиной развязывают ему руки. Кровь приливает к пальцам, заставляя их покалывать. Хёнджин подносит руки к груди, потирая саднящие запястья. Минхо нежно забирает одну руку, опуская взгляд. В изумрудных глазах читается что-то мрачное, но оно не пугает Хёнджина. Ли ничего не говорит, лишь целует повреждённую кожу, проходясь по ней быстрым касанием влажного языка. Хван чувствует, как тепло начинает распространяться от запястий вверх по рукам, достигая плеч, а оттуда уже разливается и по всему телу. Юный шаман наблюдает за тем, как покрасневшая, местами содранная кожа, принимает свой прежний вид. Боль уходит. На пухлых губах Хёнджина прорисовывается улыбка. Он встречается с глазами духа, которые блестят вселенским пророчеством любви и нежности. В зелёных водах плавает обожание и преданность. — Пошли домой, Джинни, — шепчет Минхо, и это приглашение никогда не звучало настолько волшебно и нужно, чем сейчас. Хёнджин кивает, позволяя Ли поддаться вперёд, целуя его. Шаман прикрывает глаза, окунаясь в ощущения. На периферии сознания он чувствует, как пространство вокруг рябит и уходит от него, перенося на другую сторону, на изнанку. Он никогда не чувствовал себя более дома.