Амулет для шамана

Хёнджин приходит в себя на мягком полу, покрытым различными шкурами и тряпками. Помещение знатно прокурено, а костёр посередине тлеет. Хван невольно тянется к груди, чувствуя, как под кожей бьётся вполне обычное, человеческое сердце. Внутреннее пламя не лижет ладонь, не нагревает кожу. Бан Чан сидит, словно каменная статуя, на том же месте, как и в начале транса. Кажется, он не двигался вовсе, прирастая к земле. Хёнджину он отдалённо напоминает вековой дуб — могучий и сильный, непоколебимый. Светлые глаза шамана пристально наблюдают за юношей. — Как ты себя чувствуешь, Хёнджин? — Мягко спрашивает Чан, всё же отмирая. Хван кряхтит старым дедом, поднимаясь, принимая вертикальное сидячее положение. — Вымотанным и выжатым, — отвечает молодой шаман, и это действительно так. Настолько уставшим Хёнджин никогда прежде себя не чувствовал. Конечности ломит, а суставы ноют. Бан Чан понимающе улыбается, и в этой улыбке Хван читает почти отцовскую гордость. — После перерождения на той стороне всегда ломает, — поясняет старший мужчина, протягивая Хёнджин кружку с каким-то благо пахнущим настоем из трав, — некоторых даже рвёт. Ты ещё хорошо отделался. Хван мысленно смеётся с иронии, ведь буквально пару часов назад, на той стороне, он думал то же самое. Он отпивает настой, чувствуя сладко-пряный привкус чабреца, смешанного с другими травами. Теплота оглаживает горло, распускаясь нежным цветком в груди. — Как всё прошло? — Задаёт ещё вопрос Бан Чан. — Ты встретился со своим тотемом? Хёнджин поднимает взгляд. Хмурится. — С тотемом? — Переспрашивает, выглядя крайне сконфужено. — Да, — кивает шаман, — все шаманы, племенам которых покровительствует тот или иной тотем должны проходить инициацию через дух этого тотема. Это первое, чему я вас учил, разве ты не помнишь? Хёнджин чувствует, как человеческое сердце дробью заходится в груди. Его сковывает паника, ведь Ли Минхо уж точно не является его тотемом, он очень далёк от великих духов волков. Он что-то более древнее, более коренное. Что-то страшное. Неужели Хван мог забыть самое простое наставление? Можно ли винить самого Минхо? Ведь он точно знал, что неопытный шаман совершает большую ошибку, прося его о помощи. — Хёнджин? — Окликает его Бан Чан, вырывая из хаотичных мыслей. Хван моргает пару раз, а затем натягивает на губы улыбку. — Да, — нагло врёт, — да, конечно. Чан смеривает его строгим взглядом, но Хёнджин смотрит в упор, поэтому старший шаман отступает, веря. Губы покрывает мягкая отцовская улыбка. — Ступай, отдохни, Хёнджин, — заботливо говорит Чан, — теперь, ты вправе путешествовать на ту сторону без меня. Ты должен подобрать способ, который подходит тебе, чтобы общаться с той стороной и духами, но увы, это всё строго индивидуально, поэтому тут я тебе не помощник. Однако не забивай этим свою светлую голову. Сейчас тебе нужен перерыв. От той стороны в том числе. Бан Чан наставляет и предупреждает, а Хван не вслушивается. Его мысли далеко, на той стороне. Он размышляет, если всё настолько плохо, если это можно поправить. Ему не нужен отдых. Всё, что ему сейчас нужно — найти способ исправить то, как сильно он ошибся. Хёнджин покидает палатку Бан Чана в глубоких раздумьях. Свежий утренний воздух пробирается глубоко в лёгкие, вытесняя сгустившийся дым сгоревших трав, который Хван вдыхал на протяжении последнего дня. Горизонт загорается красками раннего восхода, но молодой шаман, впервые, не обращает на него внимания. Он не замечает, как к нему навстречу вприпрыжку, отвечающую за слишком радостное, волнительное состояние, идёт Феликс. Ему следующему предстоит пройти полную инициацию. — Джинни, — зовёт его мальчик-солнышко, — ну как? Как всё прошло? Хёнджин поднимает задумчивый взгляд. Правда рвётся наружу, скребётся в горле, чешется на языке. Хвану хочется рассказать лучшему другу правду, хочется поведать всю занимательную историю, быть может, он даже сможет посоветовать что-нибудь. Хёнджин открывает рот, слова формируются на языке, и… — Всё отлично, — и выливаются в очередное враньё, — всё прошло просто замечательно. Глаза Феликса загораются детским восторгом, и с этим блеском он так похож на само солнце. — Ты встретил его? — Вдохновенно спрашивает Ли. — Кого «его»? — Переспрашивает Хван. — Ну, великого духа нашего тотема? — Уточняет Феликс. — А, — тянет Хёнджин, кивая, — да. Он действительно могуч. Лучезарная улыбка озаряет аккуратные губы Феликса. Он звонко смеётся, а затем приспускается прямиком к палатке старшего шамана. Ему не терпится наконец стать единым с той стороной и с тотемом. Хёнджин провожает его взглядом. Внутри просыпается злость и раздражение к самому себе. Он сворачивает с тропинки, ведущей в поселение, держа путь в лес. — Лучший ученик, — кривится Хван, практически выплёвывая слова, — как бы не так. Внезапно становится тошно от самого себя, а в мыслях всплывает мягкий кошачий голос, мурлыкающий «глупый шаман» ему на ухо. Хёнджин не может не согласиться. Он бредёт по лесу, погружаясь всё глубже в чащу. Ноги болят и ноют, но он продолжает идти. У него нет определённого пункта назначения, он просто идёт. Вперёд, дальше от своего провала, от роковой ошибки и позора, который, несомненно, нагонит его. Такое невозможно скрывать долгое время. Правда, рано или поздно, всплывёт на поверхность. Бан Чан непременно узнает, что из трёх его учеников, правильно прошли инициацию только двое, а что будет после этого Хёнджин даже знать не хочет. Изгнание, презрение — самые лёгкие наказания из возможных. — Что же я натворил? — В ужасе выдыхает Хван. Колени всё-таки подкашиваются, и он падает на землю. Она твёрдая, не такая, как на той стороне. Хёнджин устал, однако паника, засевшая глубоко внутри, придаёт сил. Он опирается спиной о ствол дерева, скрещивая ноги. Медитация даётся сложнее, чем обычно. Звуки леса, которые прежде всегда успокаивали и помогали сосредоточиться, сейчас только мешают. Он передёргивает плечами, пытаясь найти баланс, успокоить разум. Он чувствует другую сторону, отчётливо ощущает её на периферии разума, но что-то не даёт ему пройти сквозь. Если представить вход на ту сторону, как закрытую дверь, то Хёнджин видит её, у него даже есть ключ от этой двери и он, безусловно, подходит, однако, дверь слишком тяжела — он просто не в силах её открыть. Он маячит на грани, словно круги на воде. Впервые он пробует попасть на ту сторону без пения Бан Чана и его трав. Он был уверен, что у него получится. — Хватит биться головой о стену. Знакомый тягучий голос вырывает Хвана из его сознания. Он открывает глаза, взгляд падает на фигуру перед собой. Знакомые очертания и раскосые глаза, что смотрят снисходительно и немного раздражённо. Хёнджин удивлённо моргает, непонимающе смотря на Минхо. На парня-духа, который стоит перед ним в вполне себе материальной человеческой оболочке. В глазах юного шамана читается немой вопрос. — Ну ты же не думал, что я не могу путешествовать на эту сторону, правда? — Усмешка покрывает тонкие губы, а затем спадает. — Я же говорил тебе не пытаться пройти на ту сторону, пока не восстановишь силы. Ты не только глупый, но и, кажется, глухой. Слова режут слух. Внутри разгорается злость на духа. Хёнджин вскакивает на ноги, в глазах полыхают костры. — Ты, — плюётся Хван, — ты знал! Ты знал и всё равно согласился! — То, что ты должен проходить инициацию со своим тотемным духом? — Тонкие губы покрывает лёгкая, кошачья улыбка. — Конечно, знал. А до тебя, видимо, только дошло. Я гадал, когда ты всё же вспомнишь самое базовое правило. — Почему ты не сказал мне? Почему не отказался? — Недоумевает Хёнджин. Пальцы сами складываются в кулаки. Минхо лишь фыркает в ответ. В глазах мелькает что-то тёмное. — Я говорил, что не терплю глупость. — Голос его спокойный, но, отнюдь, не мягкий. — Ты так сильно хотел духа-союзника, что позабыл обо всём. Теперь мы связаны. Я твой наставник, учитель, а ты мой ученик, этого не изменить. Более того, — зелёные искорки в тёмных глазах загораются ярче, пестрят и причудливо переливаются, — я смогу дать тебе гораздо больше, чем любой верховный дух твоего тотема. Разве не этого ты жаждешь — знаний, силы? Хёнджину вспоминается не до конца доведённая сделка. Он щурится. — Какую плату ты хочешь? Минхо улыбается, загадочно и совсем по-звериному. — Я назову тебе её, когда решу, — а потом добавляет, слегка обнажая клыки, — когда придёт время. Хёнджин видит в этом жесте истину — дикую магию, заключённую в человеческое обличие. Сердце в груди заходится быстрым ритмом, однако, это не страх, далеко от этого. Это что-то неосязаемое, как чувство дежавю, как ностальгия по чему-то, что сам Хван пока не в силах понять, не в силах должно воспринять и описать. Возможно, это и есть та самая связь, которая теперь невидимыми потоками энергии, серебряными нитками, переливаясь, струится между ними. И молодого шамана вдруг отпускает. Шторм в сознании успокаивается, подчиняясь могучему лесному духу, покоряясь ему. Хёнджин облегчённо вздыхает, наконец, успокаиваясь. Быть может, Минхо насылает на него какие-то чары, первородную магию, однако, Хван не задумывается об этом. Он лишь вновь оседает на землю, прислоняясь к стволу. Запрокидывает голову, не обращая внимания на то, как светлые волосы путаются в коре. На губах играет лёгкая улыбка, он прикрывает глаза, позволяя усталости наконец взять своё. Минхо стоит над юным шаманом, всматриваясь в расслабленное лицо и застывшую улыбку на губах. Он дивится человеческой способности так быстро переключать эмоции. — Глупое дитё, — бормочет себе под нос древний дух, садясь рядом с заснувшим парнем. Не гоже оставлять своих подопечных посередине леса. Ли Минхо, в принципе, плевать, однако, он ненавидит невоспитанность и поэтому остаётся сидеть рядом с Хёнджином ради приличия. Он исчезнет, растворившись во мгле, как только Хван откроет глаза. А пока, он задумчиво поглаживает мох, разросшийся у корней дерева, охраняя сон молодого шамана.