Острота

В шесть утра Мо Жань просыпается от вкуса соленого тофу с водорослями. Сонно рассматривая трещинки на потолке, думает, что соулмейта надо срочно найти и накормить нормальной едой. Желательно, острой, чтобы понял, какая должна быть жизнь на вкус. Зевает, устраивается поудобнее, вспоминает человека в белом и легкий запах яблони, зарывается носом в подушку, представляя, что это бледная шея с крошечной родинкой. Последняя связная мысль — надо извиниться перед золотцем. *** — Что готовишь? Сюэ Мэн крутится рядом на общей кухне, заглядывая через плечо. Скоро половина этажа сбежится на запах, умоляя поделиться едой и предлагая помощь по учебе взамен. Мо Жань ловко рубит перец чили. — Не твое дело. Он полностью погружается в готовку, привычно делая несколько процессов одновременно. Длинная лапша получается идеальной. В меру упругая, с поджаренным яйцом, мясным фаршем и обжигающе острым соусом сверху. Мо Жань осторожно перекладывает порцию в контейнер, под разочарованными взглядами соседей по общежитию. Очень интересно, каким станет лицо строгого профессора после пробы этого великолепного блюда.

***

Стоя под дверью университетской лаборатории, рассматривает изображение цветка на двери и мысленно называет это помещение «Павильон Алого Лотоса». То, что Ваньнин сейчас там — не более чем догадка, основанная на его расписании. Только неисправимый трудоголик не уедет домой в трехчасовой перерыв между парами. Мо Жань удобнее перехватывает контейнер с лапшой и палочки, стучит. Раздается щелчок открываемого замка. Ваньнин слегка вздрагивает, увидев его, тянется, чтобы закрыть дверь, но Мо Жань с невинной улыбкой теснит его в сторону, заходя в помещение. Осматривает металлическую стружку на полу, разбросанные детали, груды коробок и непонятные конструкции, которые вот-вот обрушатся. Стол, заваленный чертежами, и что-то под кипой бумаг, подозрительно напоминающее раскладушку. Заметив среди бумаг напильник и несколько острых инструментов, искренне надеется, что преподаватель не спит среди этого хлама. Мо Жань подходит к столу, маневрируя между деталями. Делает мысленную пометку предложить помощь с уборкой. Осторожно отодвигает чертеж и записную книжку с расчетами, ставит на освободившееся место открытый контейнер, кладет рядом палочки. Оборачивается, рассматривая смущенного Ваньнина. Бесстрастное лицо не изменилось, но кончики ушей слегка покраснели, а пальцы нервно вцепились в манжеты светлой рубашки. Мо Жань отстраненно думает, что такие дорогие рубашки, конечно, смотрятся отлично, но вот его собственная, — мягкая и на несколько размеров больше, — выглядела бы на золотце еще очаровательней, подчеркивая стройность и гибкость тела. Он прикрывает глаза, пряча подобные мысли, и слегка опускает голову, демонстрируя покорность. — Чу-лаоши, я бы хотел извиниться. Мы неправильно начали наше знакомство. Ваньнин — как тонко натянутая струна. Он маленькими шагами приближается к столу, смотрит на содержимое контейнера и бледнеет. Спрашивает, с плохо скрываемым ужасом: — С помощью острой еды? Словно ему предложили отраву, а не блюдо ресторанного качества. Такая реакция сбивает с толку: — А что не так? Мо Жань растерянно смотрит на лапшу. Неужели он ошибся с рецептом? Берет палочки, подхватывает лапшу, кладет в рот и тщательно жует. Даже остывшая, она восхитительна. Перец идеально сочетается со специями и приятно пощипывает на языке. В этот момент Чу Ваньнин перестает дышать. Его уголки глаз и нос слегка краснеют. Он начинает хватать ртом воздух, слегка высунув язык. Зрелище, от которого в штанах становится тесно. Так легко представить, как этот язык проходится по всей длине, а губы, сейчас раскрасневшиеся, нежно обхватывают головку. Следом приходит осознание: каждый раз, когда он ел острую еду, другие люди могли видеть его соулмейта, задыхающегося от перца. Такого восхитительно беззащитного. Желание схватить золотце и спрятать ото всех становится навязчивой идеей. Мо Жань отодвигает лапшу в сторону. С этого дня — никакой острой пищи. Пока Ваньнин не опомнился, подхватывает его за талию, усаживает на стол. Наклоняется, рассматривая внимательней, впитывая каждую эмоцию этого человека как губка, шепчет: — Попался. Ваньнин сглатывает, проводит кончиком языка по тонким губам, просит: — Воды. Мимолетный жест, от которого в голове пустеет. Мо Жань не пытается найти воду, все силы уходят на то, чтобы сдержаться. Хочется положить ладони на стройные бедра, провести вверх, подцепить ремень и ловко его вытащить, чтобы было проще задрать рубашку, добраться до нежной кожи и твердого, горячего тела. Он прикрывает глаза, сажая внутреннего зверя на цепь, сжимает пальцы, вцепившись в край стола так сильно, что костяшки белеют. Ему нельзя напугать соулмейта своим напором, им еще жить вместе до самой старости. Достает из кармана молочную конфету, разворачивает обертку. — Вот, заешьте. Игнорируя протянутую за сладостью руку, прижимает конфету к тонким губам. Слегка надавливает, заставляя алые лепестки приоткрыться, принимая лакомство. Хрипло спрашивает: — Вкусно? Ваньнин кивает, жует конфету, постепенно приходя в себя. Затуманенный взгляд становится напряженным, он с вызовом поднимает лицо, что-то спрашивая. В этот момент на языке Мо Жаня расцветает приторная сладость с привкусом молока. В легких аромат яблони, а в ушах заполошное биение сердца, поэтому профессору приходится повторить вопрос: — Ты всех преподавателей так кормишь? — Нет, только вас я хочу накормить досыта. Внутренний зверь срывается с цепи, и Мо Жань прижимается к горячим губам. Усиливает напор, углубляя поцелуй, чувствуя сладость конфеты. Ваньнин замирает от неожиданности, пытается оттолкнуть. Оказывается, очень просто перехватить его руки, прижать к столу, переплетя пальцы. С тихим всхлипом золотце сдается. Отвечает неумело, но очень старательно, стараясь повторять за Мо Жанем. От такой неловкости в груди разливается нежность. Проскакивает мысль, что это может быть первый поцелуй профессора. Слишком хорошая, чтобы быть правдой. Мо Жань отрывается от губ, только чтобы оставить несколько алых пятен на тонкой шее, сбивчиво произносит между поцелуями: — Нашел тебя. Ваньнин задыхается, выгибается, подставляясь под прикосновения, облизывает покрасневшие, зацелованные и искусанные губы, говорит хрипло: — Это ничего не значит. Мо Жань застывает, словно его холодной водой окатили. Поднимает голову, недоверчиво рассматривает лицо своего сокровища. Неужели у Ваньнина уже есть вторая половинка? Не родственная душа, но человек, которого он искренне полюбил? В груди закипает раздражение. — Объясни. Небожитель в его руках опускает глаза, его тихий голос звучит уверенно: — Тебе не надо тратить время на старика вроде меня. Подобная связь, — хмурится, отворачивается, — ошибочна и ни к чему тебя не обязывает. У меня ужасный характер. Я старый и некрасивый. Тебе больше подходит кто-то вроде Ши Мэя. Замирает, рассматривает пол. Мо Жань пытается разобраться в его словах сквозь грохот сердца и легкое головокружение. При чем здесь вообще Ши Мэй? Прижимается губами к родинке за ухом, чувствуя, как вздрагивает под руками такое податливое тело. Шепчет: — Можешь заглянуть мне в глаза? Ваньнин растерянно оборачивается, рассматривает свое отражение в темных глазах с расширенными зрачками. — Ты видишь? Это самый красивый человек в мире. Возражения профессора тонут в очередном поцелуе. Мо Жань твердо решил доказать своему сокровищу, что оно желанно, выбить все дурные мысли из головы. Он усиливает напор, прижимая к себе, давая прочувствовать всю силу своего возбуждения, осторожно укладывает Ваньнина на стол. Ваньнин задыхается, отворачивается, закрывает лицо рукой. Мо Жань расстегивает последние пуговицы рубашки слегка дрожащими пальцами. Оглаживает рельефный торс. Кожа светлая, теплая и бархатная. Наклоняется, проводит по ней языком. Не показалось. Действительно с привкусом цветущей яблони. Он слегка сжимает зубы, оставляя легкий укус и вырывая жалобный всхлип. Чувствует, как тонкие пальцы зарываются в волосы, то ли отталкивая, то ли наоборот — притягивая ближе. Поцеловав мышцы пресса рядом с пупком, спускается ниже. Довольно урчит. Золотце возбужден не меньше, чем он сам. В этот момент раздается стук в дверь. — Чу-лаоши, вы здесь? Чу Ваньнин резко приходит в себя и бледнеет. Мо Жань закрывает ему рот ладонью, не позволяя издать ни звука. В глазах феникса возбуждение смешивается со злостью. Зрелище, от которого пересыхает в горле. Мо Жань сглатывает, после чего низким голосом произносит: — Да. Я знаю, что это Сюэ Мэн. Хочешь чтобы он вошел? А как же я? Недвусмысленно толкается бедрами в ногу профессора, чтобы тот осознал, в каком они положении, осторожно убирает ладонь. Ваньнин садится, застегивая рубашку, шепчет: — Кажется, я забыл закрыть дверь, — с ужасом смотрит на дернувшуюся ручку. Сползает со столешницы и на нетвердых ногах огибает стол. Рушится на стул, распускает растрепавшиеся волосы, чтобы они скрыли шею с темнеющими отметинами и алеющие уши. Ему не удается спрятать только лихорадочный блеск в глазах и опухшие губы, спрашивает: — Чего стоишь? Прячься. Мо Жань растерянно осматривает лабораторию. Под раскладушкой слишком мало места, а шкафы забиты инструментами и деталями. — Профессор, я вхожу? Когда дверь начинает открываться, Мо Жань ныряет под стол, устраиваясь между разведенных ног, прижимает палец к губам, взглядом умоляя молчать.